Помоги проекту - поделись книгой:
- Она ж мертвая?
- Спит мертвым сном. Есть разница. А у тебя еще есть?
Яга рассмеялась. Это уже относилось к окороку.
— Погоди, — легко вскочила она на ноги и юркнула в избушку. — Принесу.
Вещий Олег в довольном нетерпении заерзал на еловой ветке, но, подумав, одним махом влетел вслед за хозяйкой избушки. Едва не врезался в странное дерево в кадке, метнулся вбок, а там — стена, и вся в каких-то бумажках! Перепуганный вконец Олежка забил крыльями, приземлился на стол, сбив лампу арабскую, обсыпанную бисером зачем-то. Когти скрипнули на тормозном пути по черному длинному столу, гладкому, как мокрый камень, и Вещий Олег едва не разнес костяным клювом в осколки настольное зеркало. Моргнул пару раз. Ворон по ту сторону тоже моргнул. Столько же раз.
Вещий Олег каркнул. Ворон в зеркале молча открыл клюв.
— Яга! — завопил Вещий Олег. — Что это за колдовство такое страшное?!
Седая лохматая голова просунулась в дверную щель. И, узрев беду Вещего Олега, загоготала самым неприличным образом.
— А это для гостей незваных. Говорила ведь тебе «погоди», а не «заходи», как ошибиться-то можно было? Ладно, постой...
Яга протиснулась в дверь, снова закрыв ее на ключ за собой, поставила на стол тарелку с мясной нарезкой. Поставила лампу на место, подушки поправила. Нажала кнопку электрического чайника. Потом сжалилась над съежившимся в углу вороном:
— Это просто зеркало. Не тронет оно тебя.
— Да это я его трону! — вспушил перья отважный Олежка, двигаясь боком на врага.
— Ты видишь свое отражение, Вещий Олег. Как в речке. Вороны — умные птицы, ты разберешься. Смотри...
Следующие минут десять баба Яга и Вещий Олег исследовали возможности зеркала и всего, что в нем отражается, пока птиц не убедился, что это не колдовство, ну, или во всяком случае, более для него не опасное, и не позволил себе умиротворенно смолотить угощение.
— Зря ты так... с гостями незваными... Прежде оно как было — баба Яга и накормит, и напоит, и спать уложит, и в баньку пустит. Советом поможет, опять же. Традиция.
Яга пожала плечами на поднятое вороном указательное перо. Залила на сей раз чаю в кружку побольше. Вещий Олег настороженно проводил взглядом самогреющийся чайник и отодвинулся. Попал в поле зрения зеркала и, занервничав, отлетел на порог.
Яга усмехнулась и пошла вслед за птицем. Уселась, свесив ноги вниз, к курьим ножкам. Посидели, уставившись в туман. Она — сдувая разбухшие чаинки к краю.
— Народ говорит, теряем мы предания народные, баба Яга — и та пропала... — несмело пожаловался Вещий Олег, кося черным глазом.
— Все бы их кто из луж вытаскивал, — вздохнула Яга, отмахиваясь небрежно. — Много дел было в последнее время, но я тоже соскучилась за Тридевятым. Только поить-кормить-укладывать не буду, даже не проси. Зря я что ли отрицательный персонаж? Советом помогу, не вопрос. Это по моей специальности.
Чай был крепкий, горький. С кардамоном и гвоздикой.
— Кого отправила? Царевича? Как же он подвиг совершит, коль ты ему коня богатырского не присоветуешь?
Яга покачала головой.
— Нет, дурак был это. Сказал, ему и жар-птица не нужна — наверное, он про награду и не слышал. Ну, что с него взять, коль дурак. Дурью маялся — счастья искал.
Вещий Олег тихо каркнул себе под клюв. Странная она, эта Яга. Недавно в их краях, но совсем будто неправильная.
— Ты злая. Зачем же за такое в небо отправлять?
Яга хмыкнула и отсалютовала чашкой.
— Ну, искал ведь — пусть и поищет. В другом месте. Там, где приземлился, например. Я ему — не счастье.
И сердито спрятала кривой мясистый нос в чашку. Вещий Олег удивился даже, хотя и жил на свете сто лет без трех недель. За что тут сердиться-то?
— Конечно, не счастье, красна девица ему счастье, Яга! Ты-то при чем?
Яга рассмеялась и пролила чай на курьи ножки. Избушка нервно переступила. До слез Яга рассмеялась.
— Ох, прости, избушка, не удержалась... Прям вспоминаю того психолога...
— Это кто такой?
— М-м... психологи — лекари человеческих душ, что ли. В том, другом мире, их тьма-тьмущая. Говорят, будто психологи — это бывшие ведьмы. Сказал такой психолог мне, будто я — старуха с лицом девочки. А тут наоборот получается... Это даже весело. Нет, Олежка, с добрыми молодцами я завязала не из-за возраста. Перевелись богатыри, понимаешь, по эту сторону от флюгера и по ту. Если, вообще, были. Ну, да это неважно...
И Яга продолжила попивать остатки чая, вглядываясь в туман мечтательно, как ни в чем ни бывало. Вещий Олег отлетел на еловую лапу и взмахнул крыльями, устраиваясь поудобней.
— Кикиморе и Лешему привет передать?
Яга кивнула задумчиво.
— Загляну к ним вечерком. Добрые -- это ж слово только, Олежка. Людям плевать по большому счету — кто злой, а кто добрый. Каждому нужны только его проблемы и радости, а ты не вписываешься, да и как может быть иначе? Ну, может, пара людей еще впишется, но решающий фактор тут вовсе не "добрый/злой". Мораль какова? Функцию социальной ячейки выполняй, и будет тебе счастье. Остальное — туман войны. Функция бабы Яги в Тридевятом царстве какая? Правильно. Пугательная. Ну, еще помочь иногда. Так, время от времени, чтоб не привыкали. Лес беречь, опять же. Есть нарекания?
Вещий Олег ничего не понял, но со знанием дела покрутил своей большой головой с увесистым клювом. Значит "нет нареканий". Яга кивнула победно.
— Так что уровень моей неположительности в пределах нормы. Мой дом — моя крепость, как говорят англичане, и да не войдет в нее нечестивый. Хотя кошка Мег с тобой бы согласилась насчет того, как я зла и плоха.
— Это пятнистое недоразумение? — оживился Вещий Олег. — Когда я летел к тебе, она цеплялась за ветки ивы над рекой Смородиной. Наверно, уже утопла... Зачем тебе такой дурной кот, Яга? Завела бы нормального.
— Эх... если бы... Но своего кота я завести не могу, Мег же не переживет мук ревности, а если она не переживет, то тетя Иоланта не переживет, а этого, в свою очередь, я не переживу, потому что надо будет искать новую комнату на съём, а другого такого дешевого варианта не найти. Значит, придется больше работать, и не видать мне тогда речки Смородины...
Ворон засобирался. Поточил лясы с Ягой, мяска наелся, пора и честь знать.
— Полечу посмотрю, что с твоим котом.
— Бывай, — помахала рукой Яга. — Да ничего с ней не случится, Мег неубиваемая.
так мог выглядеть флюгер-артефакт. примерный принцип его работы: при повороте флюгера дверь, при которой он висит, открывается в другую локацию.
но, так как позднее избушка приобретет собственное сознание, она сможет двери эти менять по собственному усмотрению.
2. Иван-дурак и Иван-царевич
В скрип башмаков и запах дорог.
Иван приземлился почти удачно. Лицом на ветки, правда — теперь так с седмицу бриться не судьба, ну да и не больно хотелось. Все равно он с болот теперь ни ногой, пока до бабы Яги не доберется.
Старушка, конечно — ужас на крыльях ночи: нос крюком, глазки злые, сердце каменное, желудок, видать, луженый, да и про ноги костяные, судя по придавленным пальцам — не врут, а вот избушка до чего ж хороша! Ножки курьи, диво дивное. Не ходит — танцует!
Больше всего на свете белом было Ивану по сердцу на диковинки поглазеть, истории послушать да посказывать, на людей посмотреть и себя показать. Еще непоседой безусым отправился он на поиски счастья, все как полагается. Да еще до первого моря сообразил Иван, что искать его и не нужно вовсе, потому как тут оно, счастье — в груди птахой бьется. Покуда солнышко встает да садится в положенное ему время, покуда за горизонт паруса чайками летят, башмаки по пахучим дорогам поскрипывают да харчевни в дальних землях пылятся, будет Иван счастлив.
Говорили люди, что дурак он, а не добр молодец — молодцы за счастьем коли идут, знают, что делать.
Счастье — оно ведь как ищется: без красной девицы тут никак. Лучше всего — царевна, но и просто краса-длинная-коса сойдет. И будь она в беде али неволе, так ясно все как божий день: оно это, счастье твое. Хватай, увози, прячь, дерись, не отдавай ни за что — на войне все средства хороши, и добр молодец даже самой смерти не проиграет. Живая вода на то существует и друзья верные. После битвы (для недруга роковой) — домой невесту прекрасную, голову врага и дары судьбы привезти надобно. А после избу поставить. С печью изразцовой, чтоб жена молодая пироги пекла, деток растила да не скучала.
У Ивана же все не как у людей: вон — борода отросла, целый свет за плечи забросил, подметки уже седьмые снова в дырах, а все ему не глянется никто, с кем бы домой воротиться. Куда глаза глядят бредет, и ни кола тебе, ни двора, ни жены, ни врага. Только улыбка блаженная на роже да котомка с краюшкой хлеба за спиной болтается. Ну чем не дурак?
Посмеивался Иван, нахлобучивал кулаком шляпу дорожную да дудел на своей дуде песни задорные: когда по свету ходишь, научаешься, что не ты — самый мудрый, а в том и есть настоящая мудрость. Вот и звание дурака начал он почитать со временем за комплимент.
Люди — мы ведь такие, вечно что-нибудь выдумываем да говариваем. Вот, например, в славном городе Переславле, умник какой залетный ляпнул, будто баба Яга местная в болотах сгинула — с осени ее никто не видал, а уж и май-травник стукнул. Значит это, что мировое равновесие пошатнулось. И переславляне тут же закручинились, к концу света готовятся. А делов-то: пойти на эти самые болота и поискать толком. С чувством, с толком, с расстановкой. Иван так сразу и сказал: найду я вам бабу Ягу, люди добрые, будьте покойны. Пошел на болота, кружил седмицу, но да не иголка в стоге сена — сыскалась. И все с равновесием в порядке. Разве что кроме как в душе этой самой старушки. Но души чужие — потемки, Ивану не по компетенции. Он плотницких и столярных дел мастер. И еще всякое по мелочи.
Услыхал, что переславский дворец царя Берендея починяют, вот и решил приехать. «Мо-дер-ни-зи-ро-вать». Кровлю там, окошки резные. Нет равных в деле плотницком бокорашам на Черной реке — а Иван у них научился, когда лес вместе сплавляли, тыщу лет тому. Вот теперь коль путь его лежал по земле, так людям избы ставил, терема, дворцы — по настроению. Не все ведь умеют, а всякому добру молодцу крыша нужна. Над головой и вообще. И не только молодцу, а и старикам каким. Нравилось Ивану людям дома сотворять. А своего не хотел. Жизнь для Ивана — дорога.
Даже врагов не нажил, да и зачем они ему?
Но против собственной головы не попрешь, а голова говорила, что с крышей все же даже ему, дураку, лучше, чем без. Только чтоб у крыши не было якоря и в любой день можно было в путь отправиться. Чесал репу Иван и шел дальше — не знал он, как такую загадку разрешить. Дом, а чтоб на месте не сидел?
И вот, нате вам — избушка о курьих ножках. Диво дивное, терем ходячий. Слыхивал Иван сказ о замке заколдованном, что ходит по свету, пока волшебник огня ему велит, да не верил, что взаправду бывает такое, пока сам не увидал.
Яга ему зубы жар-птицей заговаривала, но на кой ему жар-птица, когда вот — избушка на курьих ножках, ходячий дом, предел всех мечтаний?
Захочешь к морю — отправляйся к морю, будешь там на солнышко смотреть да бока греть на бережку песчаном. Утречком рыбачить, в обед — уху в тенечке варить. Да шторма слушать. Синдбаду весточку отправить — вместе-де не одну версту под парусом исходили. В лесу потеряться пожелается — так тоже на здоровье. По ягоды, по грибы, чтоб пироги ароматные печь, птичек певчих слушать, на дудочке мавкам речным играть... А и за Горизонт если... Мир смотри, да и дом веди.
А враги завестись решат... Иван потер перешибленную курьей ногой поясницу и посмеялся — так и здесь избушка не промах. Не дом — крепость.
Он построит себе такую. В лепешку разобьется — но построит.
А вприсядку избушка пойти сдюжит?.. Иван задумался. Просвистел частушку, повыкидывал коленца на пробу — коленца сказали, что избушка, глядишь, и справится, а Ивану вот лучше их пока поберечь. Отбились малость. О елки.
Что за диво Ягина избушка!
Нечто он — и не договорится? Там ведь подсмотреть только надобно, что да как устроено. Не собирается Иван у бабушки дом отнимать, он — парень доброй души. Еще и по хозяйству подсобит. Вдруг починить ей чего нужно? Наверняка.
Решено. Хлопнул Иван в ладоши. Достал из котомки матушкину мазь, синяки да ссадины смазать. Служила мазь ему верную службу с тех самых пор, как отправился он в путь-дорогу из дома родительского. И у бокорашей пригодилась, и в путешествиях заморских, и давеча, когда занозу на кровле берендеевой под ноготь вогнал.
И ступа у Яги, должно быть, есть. С помелом. Эх, вот полетать бы. Но старуха вряд ли пустит.
Так весело насвистывал Иван-дурак, замазывал раны мазью целебной, да о избушке Яги мечтал. Но услыхал голоса и ушки навострил.
— Лиходей серый! Ты! Моего коня! Да ты знаешь хоть, кто я?!
— Вижу, Иван-царевич... Нет мне прощения...
— Раньше надо было думать! Я пешком пойду, по-твоему?
Иван-дурак сунул свой любопытный длинный нос в кусты, откуда доносилась перебранка. Сидел на полянке юный царевич — в червленом кафтане с золотом, в уборе чудесном на кудрях златых... Иван-дурак фыркнул весело: добры молодцы-любители, может, и добрые, а о том, как одеваться для странствий и подвигов, понятия не имеют.
Хотя и в доброте их сомневаться впору.
Перед царевичем понурил голову огромный Серый Волк.
И как с другими детьми природы общаться, тоже не обучены. Эх, добры молодцы да красны девицы, вам бы к миру да с уважением, с не велением да хотением...
— Буду я тебя возить, Иван-царевич, лучше любого коня! — предложил радостно Серый Волк.
Натянул свою рубаху дырявую Иван-дурак да и выкатился из своего куста на полянку, утренним солнцем освещенную — распогодилось как.
— Здравия вам, люди добрые, — отвесил Иван поклон царевичу, — и твари божие, — а это уже волку.
Волк — он ведь не «люди добрые».
Царевич задрал нос, волк уши прижал виновато.
— Неудобно на тебе ездить. И несолидно. Тут подумать надобно. Батюшка мой из тебя коврик бы сделал...
— Это вы про царя Берендея? — поинтересовался Иван-дурак.
— А ты что в разговор влезаешь, болезный? — отметил Иван-царевич взъерошенный вид Ивана-дурака.
— Да я ведь поздоровался, ваша милость. Вот вы — забыли, кажись.
Иван-царевич снова задрал нос. Еще выше. Так можно, оказывается. Хотя и был он ниже нашего Ивана, который дурак.
— А тебе меня и так знать должно.
— Да ведь и знаю. Седмицу назад кровлю над вашей горницей тянули, ваша милость. Вы тогда еще золотые яблоки под кровать прятали.
Царевич покраснел.
— Так ведь я...
— Для запасу, понятное дело, — с самым серьезным видом кивнул Иван-дурак. — Все равно жар-птица ворует больше, чем вы, какое тут преступление?.. А позвольте уточнить — это вы сейчас за ней отправляетесь?
— ОтправляЛСЯ, — сложил руки на груди Иван-царевич и холодно кивнул на волка. — А эта вот... тварь божья моего коня съела.
Серый Волк лег и накрыл глаза лапами.
— Век тебе буду служить, царевич... Верой и правдой...
Поделиться книгой: