– Не гневи Бога, Ришар! Будь осторожен со словами.
Ришар вдруг взглянул на Филиппа каким-то странным взглядом, в котором проскочила жуткая холодная сталь:
– Это ты, король Филипп Французский, не забывайся и выбирай слова! Я больше не «Уи-Но», я – Ришар Первый Английский!
Филипп и раньше сталкивался с высокомерием и откровенным пренебрежением к своей персоне со стороны кузена Ришара, но сейчас он явно ожидал проявления такой агрессии со стороны английского принца:
– Вот, значит, как ты заговорил. Ладно. Подберу слова. Разрешите поздравить Вас, сир Ришар, с предстоящим помазанием на престол Англии, Нормандии и прочая, прочая! Так сойдет, Ришар? Хотя, подожди, забыл добавить: король умер, да здравствует король!
– Филипп, не зли меня! – начал заводиться Ришар.
– Неужели, Ваше королевское величество, Вы начинаете своё правление с мелких угроз! – В свою очередь начинал сердиться Филипп. – Может быть, Вы забудете и о своих обещаниях, сир Ришар?
Ришар действительно был сильно пьян, в его голове шумело, мысли путались, наскакивая одна на другую:
– О чем это ты, Филу?
– Естественно о том, о чем мы с тобой сговорились перед началом этой военной кампании. О землях части нормандского Вексена, Оверни и Берри.
– Это ты о Жизоре, что ли?
– Жизорский замок только небольшая часть нормандского Вексена. – не унимался Филипп, решив, пока не поздно, забрать хоть что-нибудь из ранее обещанного.
Ришар почесал затылок, немного подумал и сказал:
– Надеюсь, ты уже приготовил бумаги для дарения земель?
Филипп улыбнулся:
– Ну, я бы сказал так: здесь не идет речь о дарении. Больше подходит формулировка «в качестве компенсации за оказанные услуги…», тем более что твой отец уже утвердил сей Ордонанс, приложив свою королевскую печать.
– Ну, спасибо тебе, Филу, за старания по убийству моего отца и расчистке для меня дороги к трону Гильома Завоевателя?
– Побойся Бога, Ришар! Негоже государю разбрасываться такими словами.
– Бог с тобой, Филу. Забирай всё, о чем договорились, кроме Жизора и кастелянства вокруг него, оно мне самому нужно.
– Но, Ришар! Мы же договаривались. Ты же дал слово.
– Я дал слово, когда был принцем в изгнании. Теперь же я – король! Хочу – даю слово, хочу – забираю!
Филипп помрачнел. «Мерзкий ублюдок!» – подумал он, но вслух произнес:
– Конечно, Ришар! Мы, честно сказать, оба были порядком «навеселе», когда решали о компенсациях. Хватит и остального.
«Лишь бы не отказался и от остальных слов, рыжая скотина!» – Нервничал Филипп. – «Этот выродок анжуйских психов и взбалмошной Элеоноры может сотворить что угодно!»
Филипп взял в руку серебряный колокольчик и тихо позвонил. На удивление быстро отворилась крепкая дубовая дверь, на её пороге появился еще один монах, точная копия того, что был в Шиноне. В руках у него был готовый свиток пергамента. Филипп взял пергамент, развернул и, мельком пробежав глазами, протянул его Ришару:
– Ты прозорлив, король Ришар Первый Английский! Твой кузен, король Филипп Второй Французский уже, совершенно случайно подготовил документ.
– Там вычеркнули слово Жизор? – не глядя на бумагу, спросил Ришар.
– Вот, смотри, Ришар, я сам при тебе беру перо, макаю его в тушь и вымарываю слово «Жизор».
Филипп действительно запачкал какое-то слово. Ришар Кёрдельон улыбнулся и спросил:
– Пусть твой слуга подаст сургуч, я приложу свою печатку. – Он указал на резной перстень, крепко сидящий на его указательном пальце левой руки.
Слуги расторопно подали сургуч, разогрели его на свече, капнули на ленту, скрепляющую пергамент, после чего Ришар приложил перстень к документу.
– Дело сделано! – Улыбнулся Ришар. – Теперь я могу отправиться допить вино, заодно помянуть своего усопшего папашу?
– Дело сделано, сир Ришар. Поздравляю Вас, Ваше королевское величество. Но это ещё не всё.
– О чём Мы ещё забыли, милый кузен? – не понял подвоха Ришар.
– Так, о сущей безделице. Надеюсь, ты не станешь отказываться от богоугодного решения твоего покойного батюшки? – спокойным голосом сказал Филипп, сев в кресло.
– О чём это ты, Филу?
– О крестовом походе и сборе с народа и духовенства
Это был очень суровый налог, который мог обобрать и без того нищее население земель Плантажене, измученное военными поборами.
– Нет! Я и сам только о крестовом походе и помышляю! Бог ты мой.. – мечтательно закатил глаза Ришар.
«В точку!» – обрадовался Филипп.
– Значит, мы пойдем с тобой догонять
– Немедленно, кузен! Сразу же после коронации я, как следует, перетрясу всю добрую старую Англию с её шерстью, но добуду денег для похода. Решено! А теперь, разрешите откланяться.
Ришар ушел. Филипп сел в кресло и уставился глазами в пергамент.
ГЛАВА VII Небольшая исповедь короля самому себе
«Получилось!» – обрадовался король. Теперь, для нормального поддержания сообщений между владениями Плантажене на континенте вбит крепкий клин. Земли Берри и Оверни лишают Плантажене возможности прямого прохода через центр Франции. Только через Марш, Лимож и Ангумуа. А там – Лузиньяны, де ла Марши, графы и виконты Лиможские с их взбалмошным епископом, графы Ангулемские! Вот уж подарочек я подготовлю Ришару! Недаром уже вошло в поговорку свойство этих вельмож к непостоянству и неверности! После Берри и они захотят освободиться от крепкой и жесткой руки Плантагенетов и, наверняка (он взглянул на серого монаха, который кивнул ему головой) захотят больше воли. Значит, они попробуют (а они попробуют) перенести оммаж ко мне. Но, воевать с этим буйным Ришаром?»
Филипп повел шеей в тугом воротничке рубахи. Третий сын покойного Генриха – Ришар Кёрдельон обладал еще большими военными талантами, нежели его отец. Это и пугало Филиппа.
– Рыцарство будет любить Ришара Кёрдельона Английского. – Громко вслух сказал король.
– Будет, Ваше величество. Но, по большому счету, вокруг Ришара будут виться только авантюристы, прихлебатели, наемники-маргиналы и прочие проходимцы. Народ и «спокойное дворянство», утомленное постоянными жесткими поборами и налогами Генриха, будет искать повода уйти из-под скипетра Ришара к тому, кто, хотя бы пообещает возврат к былым вольницам, частным войнам и малым налогам. – Тихим голосом произнес монах, всё ещё стоящий рядом с Филиппом.
Король поднял голову. Он удивился тому, как тихо и незаметно всё это время находился с ним поблизости этот человек.
– Спасибо. Тебя зовут брат Гуго, если не ошибаюсь?
– Да, Ваше величество. Ваш верный раб. – Поклонился монах.
– Слава Богу, что покойный дед не мешал Сугерию создать вас. – Вздохнул умиротворённо король. – Без вашей незаметной помощи мне и не помышлять одолеть таких страшных врагов короны.
– Благодарю Вас за оценку нашей скромной работы, Ваше величество. – Еще раз, не поднимая головы, произнес монах.
– Передай, пожалуйста, брату Раулю, чтобы запускал план по созданию паники и истерии в центральном регионе Франции: В Лиможе, Пуату, Ангулеме. Надо отрезать Аквитанию от Нормандии и Анжу, тогда и местные сеньоры взбаламутятся.
– Всё будет исполнено. Лузиньянов аккуратно оповестить, сир?
– Естественно! Пусть надеются на корону графов Маршских, на которую они претендуют уже лет сто с лишним!
Монах ушел также незаметно, как и тогда, когда он находился в комнате короля.
Филипп сел, сам налил вина в большой золотой кубок и, отпив большой глоток, стал вспоминать:
«Всю свою небольшую жизнь я только и делаю, что чищу Францию от всякой мерзости, грязи и пороков. Уже лет десять, как я приказал замостить камнем улицы старого Парижа. Народ поворчал, поворчал и утих. Грязь и вонь прекратилась. Теперь приятно ездить и зимой, и летом. Я выгнал торговцев и проституток с
Филипп отпил ещё вина и развернул карту королевства. Карты того времени даже отдаленно не были похожи на современные четкие географические или политические карты Европы. Тем не менее, при желании, можно было разобраться и в ней. Король прижал её с одной стороны кинжалом, с другой – кубком с вином и стал всматриваться:
«Так… Что мне досталось от отца. Только домен, плюс сеньории и кастелянства, разбросанные на северо-востоке королевства. Даже нормального сообщения между ними не было. Надо было полагаться на «благожелание» местных графов и баронов. Особенно крайний север: кастелянство Монтрей-сюр-Мер, окруженное со всех сторон фламандцами, кроме графства Понтьё, испокон века верного короне. Теперь же, после свадьбы с Изабеллой де Эно, её глупый дядя Филипп де Эльзас, граф Фландрии и Эно, разделил свои земли, дав за ней в приданое графства Вермандуа, Артуа, Валуа, графство Амьенское напополам с епископом, кастелянства Мондидье, Руа и Перонну. С Амьенским епископом я разберусь, он, можно сказать, ест с моей руки. Только вот полностью вступить в наследование этими землями я смогу после смерти графа Филиппа. Значит, возьмём его с собой в крестовый поход.
Крестовый поход! Ох, уж мне этот поход, опять столько денег на ветер выбрасывать. Лучше мне остаться здесь и попытаться еще чего-нибудь оторвать от соседей, у кого, что плохо лежит. Но я пойду в этот поход, чего бы мне это мне не стоило. Жаль, что малышу Людовику только три годика… Мал он ещё,
Филипп прервал свои размышления и взглянул в окно башни. Наступила ночь. Тёплая июньская ночь, напоённая ароматами яблонь, вишни, пением ночных птиц, стрекотанием сверчков. Король вдохнул свежего воздуха и вышел на террасу башни. Ночь разлилась перед ним в своём полном великолепии. Где-то слева внизу поблескивала гладь реки, проходившей возле замковых стен, омывая угловую сигнальную башню, на которой ремонтники заканчивали чинить крышу и машикули.
Удивительный 1189 год. С самого начала он складывался крайне удачно для короля. Филипп даже не верил первым донесениям своих агентов и эмиссаров. Англичане и нормандцы, словно крысы с тонущего корабля, толпами покидали островные свои владения и перебирались на континент, подальше от неразберихи, воцарившейся в Англии. Ришар исполнил своё обещание передать часть Вексена, немного отодвинув неспокойную и опасную границу Нормандии от земель Парижа. Отдав Берри, он сам разрубил свои единые владения на две части, скреплённые между собой крайне ненадёжной знатью Пуату, Марша, Ангумуа и Лиможа.
Решив дать себе отдых, Филипп крикнул постельничих и направился отдохнуть. Он честно заслужил небольшой перерыв в делах. Король помолился, лег в постель и проспал два дня кряду.
ГЛАВА VIII Начало всего
Элеонора Аквитанская, шестидесятисемилетняя старуха, с удивительной для своего возраста энергией взялась за организацию коронации своего любимого сына Ришара Кёрдельона. Основная проблема Ришара заключалась в том, что его почти не знал народ Англии, он был в Лондоне всего один раз, мельком, будучи малышом.
– Ничего, ничего, – приговаривала она, немного шамкая своим частично уже беззубым ртом. От некогда былой красоты королевы-герцогини не осталось|, увы, и следов. Лишь иногда в ее голосе проскальзывало что-то едва уловимое, словно из прошлого, но и то, лишь едва и на мгновения. Руки начали медленно дрожать и Алиеноре приходилось очень сильно напрягаться, чтобы не показывать своим придворным, челяди и знатным сеньорам свою слабость. – Ничего, ничего. Мой львёночек еще покажет всем вам зубки..
(Ах, если бы она могла знать, какие «зубищи» позднее покажет ее любимый отпрыск..)
Ришар не знал местный язык, нравы, обычаи, размеренные и степенные на саксонский манер. Новый король был вспыльчив, скор на слова и решения, язык его разил окружающих острыми и, зачастую, крайне язвительными словами, что ранило большинство людей, мало знакомых с ним.
Принесение им клятвы Эдуарда Исповедника, особенно в той ее части, где будущий король обращался к своим подданным на англо-саксонском языке простолюдинов, как любили со смехом говорить нормандцы-завоеватели, едва не превратилось в дикую комедию ошибок.
Ришар, как ни старался выучить текст на уродливом для его понимания языке, его не зазубрил, да и не старался в принципе он его учить. Вот еще! Не государево это дело..
И когда из его рта полилась откровенная абракадабра на непонятной никому смеси полу-слов и недо-звуков, лишь вмешательство одного из стоящих подле него клириков храма, который вовремя сориентировался и, подойдя чуть ближе к Ришару, стал шептать тому на ухо необходимые правильные слова присяги, спасло коронацию.
Он был вылитый житель Пуату – непостоянный, мятущийся, трепетный и жестокий одновременно.
От анжуйской крови, кроме стальных глаз и рыжих волос, Ришару перепало, по большому счету, всё самое плохое: припадки гнева и необъяснимой жестокости, граничащей с трепетностью, фанатизмом и необъяснимой упёртостью. Но, вместе с этим, он унаследовал храбрость, талант полководца, но не стратега, больше тактика, на одно-два сражения, не больше.
Ришар не обладал способностью к стратегическому планированию и постепенному продвижению к своей намеченной цели. Львиное Сердце хотело всё и сразу, и без лишних телодвижений. Как только начинались трудности и сложности, Ришар переключался на что-нибудь другое. Ещё он не отличался злопамятностью, был отходчив и излишне великодушен.
Однажды в бою возле объятого пламенем Мана, преследуя своего отца, короля Генриха, передовой отряд Ришара наткнулся на заслон из рыцарей, которыми командовал образец верности присяге, данной раз и навсегда, мессиром Гильомом де Марешаль, верным слугой его старшего покойного брата Генриха Молодого. Они столкнулись в схватке. Гильом замахнулся копьем на Ришара.
– Марешаль, не убивай меня! Так нельзя! Я безоружен! – испуганно крикнул Ришар Гильому. Он был без копья, кольчуги, только в
– Пусть дьявол Вас убьет! А я убивать не стану. – Рыкнул сквозь прорезь шлема Гильом и прямым мощным ударом убил коня под Ришаром…
Следующая встреча произошла между ними только на коронации в Вестминстере 3 сентября 1189 года, прямо перед началом коронации.
– Марешаль! Ты не узнаёшь меня, своего короля? – спросил Ришар, глядя своими холодными, как сталь клинка, глазами прямо в лицо воина. – В прошлый раз вы хотели меня убить, и убили бы, если бы я не отвел ваше копье!
Гильом де Марешаль с выражением каменного лица ответил:
– Ваше величество! Я не желал вашей смерти. Я достаточно искусно обращаюсь с лансом, это могут подтвердить многие из собравшихся здесь сеньоров, – он обвел глазами знатных рыцарей и вельмож, присутствующих на коронации, – чтобы направить его именно туда, куда пожелаю. Я мог с лёгкостью поразить как и вас, так и вашего коня. Я убил вашего коня, чтобы мой сюзерен, ваш батюшка, смог спокойно спастись из лап льва. Я считаю, что не сделал ничего плохого и не испытываю ни малейшего сожаления о содеянном поступке.
Ришар поразился спокойной храбрости и честности этого рыцаря.
– Я вас прощаю, Гильом де Марешаль, и обещаю, что не буду держать на вас обиду.
Далее Ришар сделал крайне благородный и показушный жест – вручил свой королевский скипетр Гильому, чтобы он нес его во время коронации. Вторым поступком он сделал из Гильома одного из самых богатых людей Англии, женив его на молоденькой наследнице
Ришар умел быть великодушным и щедрым. Он простил своего брата и изменника Жана Сантерра и сделал его одним из самых богатейших людей королевства. Теперь Жан стал графом Мортен от Нормандии, от Англии Жан стал графом Мальборо, Ноттингем, Ланкастер, Уоллингфорд, к тому же его женили на молодой графине Авуазе Глостерской, что ещё более округлило его новые владения. Жан Сантерр так и продолжал сохранять своё прозвище «Безземельный», хотя стал уже одним из богатейших людей Англии и Европы, сиял от счастья, не понимая лишь одного: его мудрая мать Элеонора сосватала ему бездетную жену, не способную принести потомство. Никогда. Ни от кого..
Как ни кривился Ришар, но мать смогла его уговорить облагодетельствовать и двоих бастардов его отца. Старший, Годфруа, волею короля Ришара, стал священником, приняв обет безбрачия в надежде со временем получить титул архиепископа Йоркского. Другого своего незаконнорожденного брата-бастарда, добротного воина Гильома «Длинный Меч», король женил на графине Солсбери.
Агенты короля Франции пристально следили за первыми шагами молодого и опасного короля Англии, отправляя шифрованные депеши Филиппу и действуя на свой страх и риск, повинуясь только одной цели – ослаблению анжуйской династии, этого самого опасного противника короны Франции.
Когда Ришар I Кёрдельон, или Лайонхарт на английский манер(но, поверьте мне – гораздо позднее его так станут называть), принёс тройную присягу у алтаря в день коронации – почитать Бога, святую церковь и её служителей, праведно судить свои народы и почитать обычаи народов королевства, главный агент франкской разведки брат Жиль, известный ранее в миру как третий сын сеньора де Шомон, потомка славного Ангерана, отдал приказ ударить по самому основному источнику наличности королевства – по еврейским общинам Лондона.
Этим же вечером группы молодых людей, явно дворян, судя по одежде и выправке, устроили погром и поджоги синагоги и нескольких ссудных касс, владельцами которых были евреи. Это был точный, а главное – мощный удар по надеждам новоиспеченного короля меньшей кровью добыть денег для вожделенного крестового похода. Дальше пошло, как по накатанной ледяной дорожке.
Ришар, отчаявшись добыть денег, не обирая при этом свой народ, дворян и священников, пустился во все тяжкие. Самым первым шагом на пути к бездне развала страны стал арест всех главных сановников королевства и отпуск их на свободу за большие суммы выкупов, что отвратило от молодого короля многих сеньоров. Вторым шагом, как и рассчитывал король Филипп и брат Рауль, стало объявление торга на продажу всех, более или менее, доходных должностей королевства. Но денег было явно мало. В приступе своего фамильного гнева Ришар как-то обмолвился среди присутствующих сеньоров:
– Жаль, что я не могу продать на корню Лондон! Ей Богу, отдал бы его! Раза три к ряду!!!
Ришар запустил на полную катушку процесс сбора «Саладиновой десятины» с церквей, монастырей и приходов королевства, обобрав священников до нитки и озлобив народ, что не сделал король Филипп, отказавшись от столь обременительного для страны налога. В довершении намеченного плана постепенного развала страны и державы, Ришар решил увести с собой в поход практически всех крупных священнослужителей, управленческие таланты которых могли бы принести большей пользы в стране, а не в походе. К довершению планируемого краха, Ришар оставил всех своих братьев-бастардов и Жана Сантерра, что делать было нельзя! Таким образом, Ришар убывая, возможно даже на верную смерть, оставлял «козлов сторожить капусту».
Франция также готовилась к крестовому походу. Король Филипп решил разом избавиться от многих своих противников, в том числе и от многочисленной родни из Блуа-Шампанского рода, за исключением своего любимого дяди, монсеньора Гильома Белорукого архиепископа Реймсского, и Филиппа Эльзасского графа Фландрского, который увел с собой практически всё своё неспокойное фламандское воинство, облегчив наместникам короля Филиппа управление землями Артуа, Вермандуа и Валуа.
Вот и получалось, что оба короля направлялись в один крестовый поход разными способами. Английский король практически разорил свою державу, приготовив её почву к предстоящей анархии и развалу, а французский король оставлял хорошо управляемую и контролируемую страну, приносящую три раза в год стабильный доход, накапливаемый в Париже, в крепости Тампль у местных тамплиеров, что в те годы являлось аналогичным размещению в одном из швейцарских банков.
Естественно, у Ришара было больше денег и людей, он необдуманно построил большой и медлительный флот, который запустил вокруг Европы и Португалии, попавшись затем на ловкую выдумку о его гибели, еще раз потратив деньги на строительство другого флота.