— Федя? Ты вообще где учился? — спросила Алёна, стоя возле окна.
Кошкин повернулся к следователю.
— В политехническом техникуме, — ответил Кошкин.
В Потерянном было всего одно училище — ПТУ «Потерянный Политехнический Техникум». Многие жители Потерянного, закончив школу, шли именно туда. А после ПТУ кто-то шел по распределению на приборостроительный завод — местное предприятие, из-за которого и существовало Потерянное, а кто-то в различные сферы, где можно было устроиться без конкретного диплома.
— А как же тебя в полицию взяли? — спросила Алёна.
— Так, — вмешался Сергей Петрович, — как взяли, как взяли… так и взяли. Не хватало сотрудников, а Кошкин себя хорошо показал. Вот и взяли. И какая вам разница?
— Да, — подтвердил Федя, — это вообще личная информация.
— Поверхность кожи человека покрыта защитным водно-жировым слоем, — начала Алёна свой “ликбез”, — благодаря этому слою мы и оставляем рельефные отпечатки пальцев на предметах. Если надеть резиновую перчатку (на слове перчатка Алёна сделала акцент), то никакой узор на этой ПЕРЧАТКЕ не перенесётся на поверхность, до которой человек в ПЕРЧАТКЕ прикоснулся. Это ясно, господа полицейские?
— Спасибо, я и без вас это знал, — сказал капитан.
— И я знал, — тихо произнес Федя, снимая перчатку, — просто… просто…
— Следовательно, мы имеем дело с человеком, не имеющим отпечатков на пальцах, — сказал Костя.
— Выходит, что так, — Алёна снова подошла к трупу. Встала от коллег с другой стороны стола.
— А такое бывает? — спросил Федя.
— Бывает, — ответила Алёна, — существуют люди без отпечатков пальцев. Они страдают от редкого генетического заболевания. Называется адерматоглифия. Я с таким сталкивалась однажды. Но это очень редкое явление. Невероятно редкое.
— Значит, в нашем Потерянном есть такой человек? — спросил капитан.
— Возможно, — ответила Алёна.
— Но я честно не помню, чтоб у нас в базе что-то подобное было. Я бы точно запомнил, — сказал капитан.
— И что дальше делаем? — спросил Кошкин.
— Пусть для начала Костя проведет полное исследование трупа, — сказала Алёна, — может, еще что обнаружится.
4. Я знаю, где ты живешь
Полдень. Мишка один покачивался на качелях во дворе возле дома. Отец с этого года начал отпускать парня гулять без присмотра, но только с условием, что тот с детской площадки ни ногой. Ласкин сидел на кухне, возле окна, и парень был у него всегда на виду. Отец заканчивал проверять контрольные работы девятиклассников. Друзья у Миши были, но сегодня сложилось так, что на площадку никто не вышел. Миша размышлял про слова отца — человек может создать что-то из ничего. Ребенок никак не мог понять, что это значит, ведь творчество создается не из ничего, а из слов или из красок.
— А может, папа имел ввиду, что до рождения Пушкина не существовало его стихов, которые нас заставляют учить? — думал Миша, — а потом Пушкин их написал и они появились из ничего? Но как это из ничего? Нет, они тоже из слов. А слова Пушкин выучил в детстве. Рисунок если я рисую, то я его не придумываю, я смотрю на что-то и повторяю.
Миша, держась руками за цепи, к которым крепилась перекладина, откинулся назад, задрав голову к небу.
— А что, если я нарисую что-то, чего еще нет?! — вспыхнула у ребенка мысль, да так ярко, что он аж заулыбался, удивляясь самому себе.
Внимание мальчика привлекла женщина лет пятидесяти, которая незаметно подошла к качелям. Миша вернулся в прежнее положение. Уперевшись ногами в вытоптанную землю, он привстал, продолжая держаться руками за цепи и опираться поясницей на перекладину. Женщина напоминала бездомную. Одета она была так, будто слепого человека запустили в магазин одежды и сказали, чтоб он за короткое время успел нацепить на себя как можно больше разных вещей. На ней были красные туфли на каблуке, спортивные обтягивающие штаны, короткая белая майка, расстегнутая рубашка, а поверх всего этого был накинут серый домашний халат до пола с длинными рукавами, скрывающими кисти рук. Черные волосы ее свисали до плеч, прикрывая уши. Лицо выглядело здоровым, чистым, с подтянутой кожей, что казалось странным в случае, если она бездомная или алкоголичка.
Миша вначале испугался и хотел уйти, но она доброжелательно произнесла:
— Привет.
Женщина стояла напротив мальчика в двух метрах.
Миша заметил красную линию на ее лице, которая тянулась от подбородка до уха, будто кто-то провел ей по лицу маркером или, скорее, помадой.
— Здравствуйте, — ответил мальчик.
Кое-как на ватных дрожащих ногах, неумело ступая на высоких каблуках по земле, она сделала несколько шагов в сторону соседних качелей.
— Вы хотите покачаться? — удивленно спросил Миша и оглянулся. В это время сзади по тротуару шел сосед, а ближе к углу дома, метрах в пятидесяти, стояла девушка с коляской. В доме напротив на балконе какая-то старушка вешала белье. Наличие людей вокруг придавало Мишке уверенности. Да и если что, от этой странной женщины всегда можно убежать, ведь, как приметил Миша, она еле ходит в этих туфлях.
Женщина ничего не ответила. Она села на качели справа от Мишки и окинула взглядом ребенка. Потом схватилась руками за цепи и начала распрямлять и сгибать ноги в коленях, при этом, конечно же, раскачаться ей не удавалось. Мишка снова обернулся. Сосед зашел в подъезд, старушка ушла с балкона, а девушка все еще стояла, покачивая в коляске малыша.
— Не выходит, — произнесла женщина без интонации и замерла.
Когда Миша обратил внимание на ее левую руку, страх резко сковал его. Из-за неприязни и брезгливости он сморщил лицо, рассматривая кисть женщины: из основания ее большого пальца торчал еще один большой палец, мизинец был развернут в противоположном направлении и мог загибаться к тыльной стороне ладони, и, судя по всему, пальцев у нее было семь или восемь — сосчитать сходу было сложно, ведь она держала руку в кулаке, сжимая цепь. Указательный палец был явно тоньше остальных раза в два. Будто кто-то наспех слепил человеческую руку, перерисовывая её с оригинала, с настоящего человека, но не стал показывать кисть в деталях, а передал лишь общий смысл, общую концепцию без подробностей.
Миша сглотнул. Вторая рука скрывалась за телом женщины. Мальчик слегка подался вперед и увидел, что там все гораздо хуже: вместо правильно сложенной в кулак кисти была непонятная путаница из пальцев, сосчитать которые так же казалось невозможным. Пальцы были тонкие и неестественно длинные.
— Пойду-ка я домой, — мелькнула здравая мысль у Мишки, но в этот момент женщина снова заговорила:
— Ты хочешь что-то спросить у меня? — она повернула лишь голову, а тело её осталось неподвижно. Сидеть в такой позе со скрученной шеей явно должно быть неудобно.
Миша оглянулся. Женщина с коляской ушла. Теперь двор был пуст, и лишь они вдвоем сидели на этих качелях. Прохожих тоже поблизости не было.
— Сфотографировать бы ее, — подумал Миша. Но фотографировать не чем. Телефон Мишкин отец обещал подарить на ближайший день рождения, через два месяца.
— Кто вы такая? — спросил мальчик, — и что с вашими руками?
— Меня зовут Женя, — сказала она, — мне пятьдесят два года. Я живу в городе Потерянное. А тебя как зовут?
— Миша, — напряженно произнес мальчик.
Она поставила ноги на землю и отпустила цепи. Женя поднесла ладони к своему лицу и принялась рассматривать свои уродливые кривые пальцы, ветвившиеся и загибающиеся в разные стороны, будто фракталы. Миша с ужасом заметил — сбоку из середины последнего фаланга среднего пальцы левой руки у нее торчит еще одна фаланга, перпендикулярно самому пальцу. Приглядевшись, он увидел, что такие ответвления были и на нескольких пальцах правой руки.
— Ты живешь в этом доме? — Женя посмотрела сквозь мальчика в сторону его подъезда. Руки она опустила и длинные рукава халата скрыли её безобразные кисти.
— Нет, — соврал Миша, я вообще не отсюда.
— Тогда почему ты вышел из этого подъезда двадцать три минуты и восемнадцать секунд назад? — спросила она и сфокусировала взгляд на Мише.
— У меня тут друг живет.
— Он как ты?
— Что значит, как я?
— Он такой же мальчик?
— Я не понимаю вас.
— Он мальчик?
— Да.
— Мальчик, как ты?
— Да не знаю! — Миша перепугался не на шутку, — он встал с качелей.
— Я, наверное, пойду, мне пора домой, — произнес Миша и хотел уже развернуться в сторону своего подъезда, но тут же смекнул, что тогда его обман вскроется. Парень замер в нерешительности.
— А ты где живешь? — раздался голос сзади.
Миша повернулся к Жене.
— На улице Лесничества, — сказал он.
— А какой дом?
— Тр… три… тридцать эм… пять, — еле выдавил из себя мальчик.
Женя слегка подняла взгляд, чуть выше Миши и произнесла:
— Улица Лесничества в городе Потерянное насчитывает двадцать восемь домов. Ты обманываешь меня?
Лицо Жени слегка съехало в бок — глаза, рот, нос, губы синхронно сместились к левому уху буквально на сантиметр, будто маска, которую немного сдвинули в сторону, но вскоре все вернулось на свое место. Миша раскрыл рот и протер глаза. Продолжил всматриваться в лицо женщине, сделав несколько шагов назад.
— Кто вы такая? — спросил он снова.
— Я Женя.
Миша пятился, а женщина продолжала сидеть на качелях, медленно доворачивая голову в сторону мальчика.
— Тот, кто дает мне неправильную информацию, причиняет мне вред. Ты обманул меня, Миша.
Поняв, что хитрость его раскрыта, мальчик решил дальше ничего не выдумывать.
— Квартиру-то она мою не знает, — подумал он и сделал еще несколько шагов назад. В это время Женщина резко встала с качелей. Она пошатнулась, будто потеряла равновесие. Ноги ее колыхнулись, пуская волну, словно канаты, словно тела змей, а потом застыли, приобретя твердость. Миша развернулся и без оглядки рванул к своему подъезду.
5. Зубы
Кабинет Алёне выделили в отделении полиции, которое представляло из себя небольшое одноэтажное здание, скорее похожее на жилой частный дом, построенный еще при Союзе.
— Ну вот, располагайтесь, — произнес Сергей Петрович, окидывая рукой помещение площадью десять квадратных метров, — это, конечно, не Московские хоромы, но зато окно есть. В случае пожара можно выскочить и не сгореть (смеётся). Из люксовых удобств — стул и стол. Если захотите покурить, можно прям тут в окно.
— Я не курю, — Алёна дошла до стола и повернулась к Сергею Петровичу, тот радостно сиял, как полированный медный таз. Самыми яркими его чертами сейчас были выпуклые щечки и густые седые усы. Казалось, усы и щеки заполняли все его лицо, особенно на фоне маленьких глазок за толстыми линзами квадратных очков. Чего он так радовался, Алёна понять не могла.
Пол в кабинете был выложен древнейшим обшарпанным паркетом, а стены выкрашены в серый цвет. Под окном висел чугунный радиатор старого образца, такой, в виде гармошки, каких уже практически нигде не осталось.
— Ну, как вам? — спросил капитан.
— Что “как мне?” — переспросила Алёна, повернувшись к стеллажу возле стены напротив окна. Стеллаж был заполнен папками, а в центре его стоял хрустальный сервиз.
— Нравится новое место?
Алёна посмотрела в глаза капитану и без эмоций произнесла:
— Нет, не нравится.
Тот сразу перестал сиять.
— Да? А… а что не так? Может, что еще… ну… надо, может, вам еще что?
— У вас моя почта есть? — спросила следователь, положив чехол с ноутбуком на стол.
— Есть.
— Будьте любезны, пришлите мне все контакты родственников пропавших и школьного охранника, — Алёна расстегнула чехол и достала компьютер.
— Прямо сейчас? — капитан почесал затылок.
— Да, сейчас.
— У нас просто интернет отключили еще вчера, там молния ударила возле Родного… это магазин наш, ну… название такое. А мы подключены через него. Я звонил им, сегодня сказали сделают всё к обеду. Как будет связь, я сразу отправлю.
Девушка села на стул, поставила локти на стол, лицо подперла кулаками в щеки и глубоко вздохнула.
— Вы чего? — спросил Сергей Петрович, — расстроились?
— Не… не… ничего, все хорошо.
— А ну тогда, ладно. Может чайку вам налить? У нас баранки есть с маком.
— Кофе есть? — Алёна подняла глаза на капитана.
— Конечно, еще бы в полицейском участке не было кофе, — произнес капитан.
— Не откажусь от чашечки.
Сергей Петрович принес девушке кофе, а та сообщила ему радостную новость, что интернет у них теперь есть — девушка раздала сеть со своего телефона.
Уже через несколько минут Алёна, сидя за ноутбуком, рассматривая имена и фамилии пропавших людей, пыталась понять, есть ли среди этих данных что-то общее?
1. Таня Некрасова. Возраст 11 лет. Пошла гулять на площадку и не вернулась. Время пропажи -14:30, 25 апреля.