По ложному следу

До города добрались глубокой ночью, не в силах расстаться, сняли комнату в дешевом мотеле и еще двое суток не вылазили из постели. А когда Леночка Устименко села в такси и Роман наклонился ее поцеловать, она уклонилась от его губ, заплакала навзрыд, уткнув лицо в ладошки. Такси умчалось, а у Романа сжалось сердце, на душе стало пусто и тоскливо до полного безразличия. И чтобы не поддаваться тоске и грусти, зашел в соседний с мотелем бар. Хлопнул пару рюмок водки и пошел спать. С утра начнется новый виток этого дела, финал которого до жути не предсказуем.

Скованный оп рукам и ногам Брылов знал – это последний в его жизни день, все для него скоро закончится. Страшно, конечно, но еще более обидно, что это случилось по его, и только его, глупости. Факты прямо кричали и лезли на глаза, и только слепой и глухой Вадик Брылов умудрился их прозевать. И это он, многоопытный чекист, считавший себя чуть ли не суперменом, бездарно проиграл дилетанту, который просчитал свою подлую игру всего – то на полшажка вперед. Казалось, что все под контролем, что до конца дела еще так далеко. Когда придется подтягивать резервы и полностью мобилизоваться. Думал так, а вышло до безобразия наоборот и очень уж плачевно. И вот в итоге проигранная жизнь. Теперь остается только одно, встретить смерть достойно и немного облегчить судьбу женщины, влипшей в трагическую историю только из = за него. За себя все понятно, он всегда предчувствовал и даже был уверен, что до старости не доживет, покинет эту землю молодым и сильным. Это, может, единственная причина по которой он не женился, а ведь как хотел быть отцом сына, продолжателя фамилии. И маленькой говоруньи – дочери. Иметь дочурку, даже двух, хотелось даже больше. Хотелось, не хотелось – все, поздно об этом, предчувствие не обмануло, значит, хоть здесь он сделал все правильно. Но без тяжкого греха на душе уйти не удастся. Почему он не смог защитить женщину, с которой был совсем немного, но счастлив. Он отдаст последний приказ Кравцову, и тот его выполнит обязательно. Выполнит с точностью хорошо отлаженного механизма – вот и очередной грех на душу, не научил подчиненного думать и действовать самостоятельно. Страшная привычка – выполнять чужие приказы, не думая, полагаясь во всем на старшего. Но опять же, Валера верил ему, а он, Брылов, возомнивший себя суперменом, подвел его. И не просто подвел, а подвел в прямом смысле под смертельную черту. Остается маленькая надежда на то, что он будет отомщен, а торжествующее сейчас зло наказано. Он надеется на напарника Кравцова, ведь ему показалось, что Сапрыкина ждет долгая и счастливая жизнь. И практика показала, что в предчувствиях он не ошибается. Парень то сразу сделал не стандартный ход, едва узнав о приезде «братков». Решил выбираться из Штатов чуть пораньше и самостоятельно, об этом полчаса назад сообщил Кравцов. Решил, сделал и выиграл, по крайней мере на этот момент он головная боль Грина. А коли он догадался сделать такой шаг, то вполне возможно сделает и второй, и третий. Его, видимо, насторожил ход дела, что подтверждается нестандартными действиями. Парень не из их системы, привык полагаться только на себя. И скорее всего решать свою дальнейшую судьбу будет сам, ни с кем не советуясь. Да и такой мощный стимул, как семья, заставит его действовать с максимальной осторожностью, но решительно. Дай Бог, чтобы все так и было. Если нет, то уже совсем скоро они встретятся в потусторонней жизни и обсудят все свои просчеты и ошибки. Брылов усмехнулся: если он шутит в такой момент, то остается только гордится собой. Его невеселые мысли прервал, вышедший из кухни Грин.

– Ну что господин майор, будем заканчивать наше и так затянувшееся дело?

– Заканчивать, так заканчивать, но у меня есть одно условие.

– Какие у тебя могут быть условия, ты хоть думай, что мелешь.

– Не переживай, думаю. Дело твое – выполнять, не выполнять. Убить меня можно, а вот заставить что то делать против моей воли невозможно.

– Вот значит какие мы герои. Предлагаешь проверить теорию практикой.

– Проверяй, ублюдок. На этом наше сотрудничество и закончится.

– ладно, я не садист. Говори, что за условие у тебя такое, подумаю, порешаю.

– Ты хочешь нас отравить. Инсценировка самоубийства двух несчастных влюбленных. Так вот, девчонке даешь яд, она умирает, а я делаю все, как ты скажешь.

– О, мы не только героические, а и очень благородные. Хотим судьбу любимой облегчить. Я тебя понимаю, но она мой главный козырь. Она умрет, а ты замолчишь и времени в обрез, ребята ведь уже в пути, завтра вечером на месте будут. А что самое главное, я тебе верю: не захочешь говорить, не скажешь. У любого человека есть слабое место. Твое – эта проститутка, профессионалка с большим опытом и стажем. Угораздило тебя так влипнуть, на такой ерунде сгореть. Нет, не зря я тебя «пас» днем и ночью, совсем не зря.

– Я сказал, решать тебе. Мой стаж в йоге больше двадцати лет, может, я много не достиг, но выключать боль и чувства научился. Так что смогу перетерпеть и свою, и чужую боль. Я не блефую.

– Как я понимаю, ты человек благородный во всех отношениях. И если поклянешься своей честью, то ни каких проблем. Мне в общем то без разницы кто из вас умрет раньше, кто позже. Только я предупреждаю6 отработаешь назад, получишь все по полной схеме, выключай ты свою боль, не выключай.

– Даю слово офицера. Ты выполняешь мою просьбу, я делаю все, как ты скажешь.

– А нельзя ли чем посолиднее поклясться? Как в детстве, помнишь, клянусь смертью матери, или еще чем подобным. А то я знаю ваше офицерское слово, служил, продадут, не моргнув.

– Откуда ты можешь знать, какие офицеры бывают. И что ты понимаешь в офицерском слове. Ведь ты предатель по жизни, да еще с примесью убийцы – тихушника.

– Все, заткнись. Решение принято. Посмотрю на крепость офицерского слова.

Грин был решительным и быстрым пареньком. Тонко чувствующим, где блефуют, а где нет. Через минуту он внес в комнату кресло с насмерть перепуганной женщиной. Ноги и руки ее были крепко примотаны скотчем к ножкам и подлокотникам. Теперь Брылов и Кристина находились в двух метрах друг от друга, намертво прикрученные к креслам. Все отличие, что Брылова сдерживали наручники, а женщину скотч. Клейкая лента, видно, порешил Грин – не очень надежный замок для такого человека. Вадим Васильевич смотрел на ее такое родное лицо, нисколько не ставшее некрасивым от навалившегося ужаса. Она тоже, не отрываясь, смотрела на своего мужчину, и слезы текли из ее глаз не останавливаясь. Она надеялась, верила, что он ей поможет, спасет. Но, глядя на блестящие наручники, сердце е вновь замирало от ужаса, и женщина начинала плакать с новой силой. Как ему хотелось в этот миг прижаться к ее мокрому от слез лицу, целовать, закрыть собой от нахлынувшей беды. Все, что может сделать для нее, скованный по рукам и ногам, он сделает. Прав он или нет в этом своем непростом решении, он не знает. От удара рукояткой пистолета во время его захвата, страшно болит голова. Боль мешает сосредоточиться, «прокачать» ситуацию, решить, наконец, вправе ли он распорядиться чужой жизнью. Но он уже столько наделал такого, что этот последний грех, если окажется грехом, только добавится к другим, все равно ему не покинуть этот свет с чистой совестью. Будет ему ад по полной схеме за то, что не уберег доверившихся ему людей, как и не будет вечного прощения. А Грин уже действует, ему некогда, ведь надо успеть загубить еще не одну жизнь. Он принес из кухни бутылку коньяка и два фужера, в которые налил до краев. Женщину освободил полностью, а Брылову только правую руку. Ожидал в стороне, глядя, как пленница в бессилии опустилась прямо на пол.

– Давай красавица, выпей божественный напиток, может тебе и полегчает.

Женщина в ответ только мотнула головой, то ли соглашаясь, то ли отказываясь, что Грин принял скорее за отказ. Он достал из нагрудного кармана сигарету, подкурил и сунул ее в губы Кристине. Та жадно затянулась, по комнате пополз ароматный запах хорошего табака. Четыре затяжки и женщина безропотно, даже охотно выпила коньяк до дна. Села на колени к своему мужчине, уронила голову ему на плечо и снова беззвучно заплакала,, упала на пол не докуренная сигарета. И всего через десять минут ее голова безвольно откинулась, а тело сползло бы на пол, не поддерживай его Брылов свободной рукой. Он прижимал ее к себе так сильно, что закаменели мышцы руки, не мог себя заставить отпустить такое родное, еще теплое тело, не замечая что плачет.

– Все, майор, я свое слово сдержал, теперь твоя очередь.

– Подождем час, мне нужны гарантии.

– Какие гарантии, у нее уже пульса нет. – Грин силой забрал тело Кристины и отнес его на диван – час так час, мне сегодня уже спешить некуда.

– Слушай, а ты в предчувствия веришь? Я тебе уже говорил, что занимался хатха – йогой, могу предсказать некоторые жизненные моменты. Я почему не женился, почему детей не заводил? Я знал, что вот так закончу свою жизнь. Это я к чему: у меня предчувствие, что скоро встречусь с тобой на том свете, что то не сложится у тебя в этом деле.

– Сложится, не сложится, встретимся, не встретимся – это не твоя проблема. А сейчас давай звони, держи свое офицерское слово.

Вадим Васильевич передал Кравцову слово в слово все, что написал на бумажке Грин и поменял телефон на фужер с коньяком. Все для него закончилось, утро уже не наступит, как и не наступит сегодняшний вечер. Брылов поднес фужер к губам и задержал его на секунду. Глянул на Грина, внимательно следившего за ним. Дурак, боится, что не выпью отраву, разве это трудно после того, что произошло здесь всего какой то час назад? Он уже был готов выпить, чтобы скорее освободить себя от всего этого, но профессиональный интерес взял верх, он задал палачу вопрос. Хоть и это уже пустое, но все равно хочется знать некоторые детали, выяснить причины, по которым он так бездарно проиграл. И скорее всего не потому, что противник такой уж умный, а оттого, что тот действует абсолютно не человеческими методами. Подтвердится это, будет не обидно умереть, ведь ты не мог знать всех повадок зверя, для которого жизнь, кровь, смерть – просто пустые звуки.

– Слушай Грин, а зачем ты Сергея Берестова убил? Он то тебе, чем помешал? Денег у него не было, в долю не входил. Меньше года, как освободился. Ваши говорят, ни в какие дела не лез.

– А почему ты решил, что это я его прикончил? Ведь все на Стаса показывает. Он у нас был специалистом по холодному оружию, с элементами садизма.

– Убийство слишком уж демонстративное., ловко ты нас по ложному пути послал.

– Сам Бог велел такой случай использовать. А ты знаешь, что Берест нашу хату взял и ребят в расход пустил? А я прикончил Береста, забрал деньги, тот их у себя на квартире держал.

– Врешь, Берест не при чем. Его вся вина, что он это дело наркотическое организовал. Получилось бы все, и тебя могли потеснить уголовные авторитеты.

– Если такой умный, зачем спрашиваешь?

– Понимаю, что глупо, а хочется знать детали, хочется понять, что вы за люди или нелюди?

– Ну что же, грех отказать в последней просьбе приговоренному.

Грин гордился собой. Рассказывал, зная, что еще кому то раскрыть тайну не сможет про свое, так гениально задуманное и так же гениально исполненное, дело. А почему не поделиться с поверженным противником, который через час унесет тайну в могилу.

– Я не вмешивался в дело, но ребят «пас» плотно, слушал все их разговоры. Я ничего специально не готовил, не планировал. Когда сумма в сейфе собралась приличная, стал,«пасти» эту хату. Быть такого не могло, чтобы охрана в чем то не прокололась. И точно, ребятки ночью гонца за пивком снарядили. Я не дал им время на раздумья, только дверь приоткрылась – и сразу двое легли с дырками в головах. Третий на кухне сидел, так за столом и получил «маслину» в затылок. Они не поняли, что произошло, как уже на небесах оказались. Ну и поделом, службу надо четко нести, не в игрушки играем.

– Ты что, в спецназе служил, так четко стреляешь и проводишь спецмероприятия?

– У нас в спортроте тир отличный был, а я мастер спорта по гребле на каноэ. В Забайкалье грести не на чем и негде, вот чтобы в Афган не залететь, пришлось на бокс и стрельбу переквалифицироваться. А оперативная работа мне по жизни интересна, ты не представляешь сколько я литературы по этой теме перелопатил. Так вот, я не спеша отнес сейф в машину, подвесил на дверь килограмм тротила и поджег трехметровый бикфордов шнур с детонатором. Чтобы кто случайно его не притушил, я для верности подъезд обесточил, кто в темноте разберется с «адской штуковиной»? Рвануло, когда я уже довольно прилично отъехал. Встретил рано по утру Береста у девятиэтажки, мимо нее он на стоянку за машиной ходил. Сказал, что хочу ему хату показать, за которой надо приглядеть плотно. Поднялись наверх, я еще загадал, если кто встретиться, значит делу хана, отбой, но никто не встретился. Два удара ножом в печень и все, кранты блатному. Потом импровизация с подвешиванием, чтобы вам, милорд, указать след на Стаса. Чем мутняка больше, чем все запутанней, тем для меня лучше. Да и про подружку Стасову в Америке я в курсе был, догадывался, что они в Штатах «зависнуть» решили. Видишь, как все удачно получилось. И порядок навел, и деньги хорошие взял, хот они и не были главной целью.

– А что, сейф такой легкий был?

– Ну не совсем, килограмм шестьдесят, может чуть больше. Его купили для разовой акции, деньги недельку подержать. Я его завернул в скатерть и на плече снес в машину, даже не запыхался.

– А твоя – то какая цель, если деньги не главное?

– «Зачистить верхушку, надо было. Стас, Берест и еще пара – тройка пацанов, вот тебе и коллектив, способный самостоятельно решать сложные задачки, зачем им Грин и другие? Получись это дело с наркотой, у них вообще крупные деньги бы появились, и начали бы «пацаны» самостоятельную «тему» двигать. А я что, для них «бригаду» собирал, чтобы они на все готовенькое пришли и оттяпали хорошо налаженный бизнес? Вся муть пошла с появлением этого самого Береста, сразу начались сплошные непонятки твориться. Тот видно хотел под себя «бригаду» построить, вот и плел интриги. Не знал, бедолажка, что у меня все под контролем. Как только он дело закрутил с покупкой большой партии наркоты, я сразу въехал – отличный шанс навести в доме порядок. Так и вышло, и парниша получил то, что ему и полагается. В тройке улетевших в Америку еще один есть любитель поиграть в мутные игры.

– Так другие двое не при чем?

– Скажем так, им просто не повезло.

– А ты не боишься столько душ на себя загубленных вешать? Ведь с ума модно сойти от такой жути. Откуда вы повыползали такие, дети социализма, прямо мутанты какие то.

– Может и сойду, но только не сегодня. Мы все, кажется, порешали, осветили непонятные вопросы и все, давай прощаться, твоя подружка уже тебя заждалась. Если я и сойду с ума, то ты об этом точно не узнаешь. Разве только, когда на том свете встретимся.

– Вот и я говорю, у меня предчувствие, что долго этой встречи ждать придется.

– Ну что ты все о плохом, обо мне тема закрыта, и давай ставь точку, выпивай свой коньяк. Сам понимаешь, у меня дела, надо с ребятами созвониться, еще раз их для гарантии проинструктировать. Они то думают, что на отобранные у девчонки деньги бизнес начнут в Штатах. По крайней мере, я их за этим и отправил, пора, мол, расширять сферы влияния за пределами нашей любимой Родины. Но, как говорится, блажен, кто верует.

И то верно, что тянуть, перед смертью, как говорится, не надышишься, прав Грин, надо ставить точку. Смотреть на свою любимую женщину и пить отраву. Эх, Кристина моя любимая, зачем ты своей любовью и горячим телом, растопила бдительность и выработанную годами настороженность, заставила испытать своего мужчину ранее не испытанное, что, конечно, прекрасно. А во т расплата получилась не по чину, ты лежишь, вытянувшись в струнку и тебе уже ничего не надо. Как не надо будет и мне через какие то пятнадцать минут. Прости, девочка, своего мужчину, за то, что не смог оградить и тебя, и себя от подлой жестокости этого мира, не смог защитить свою любовь. Вадим Васильевич глубоко вздохнул, закаменел лицом, прикоснулся губами к фужеру. Грин смотрел во все глаза, затаив дыхание, как пленник, смакуя и явно наслаждаясь, медленно пьет ароматную коричневую отраву……

Домой Роман возвращался через Москву, путая след. Хотя прекрасно понимал, что в дороге его не будут ни ловить, ни перехватывать. Зачем лишняя суета, если у него есть семья, к которой он обязательно вернется. Да и у Грина «золота во рту мало», чтобы организовать дальний поиск и ликвидацию. Каждый день Сапрыкин набирал номер Брылова, и каждый раз тот отзывался долгими гудками, как бы говоря, мол, хозяина нет и уже не будет. Все самое худшее подтверждалось, и он с каждой минутой все ближе к дому, где его поджидают с большим нетерпением. И надо думать и еще раз думать, что предпринять, как распутать этот смертельный узел. Он сорвался с «крючка», когда такси с Кравцовым было выброшено на встречку обгоняющим джипом, прямо под колеса встречного автобуса, ведь он обязан был быть в этой машине. А коли случился такой казус, то извините, господа, не будет вам спокойной жизни, он сделает все, чтобы расставить точки над «i».

Он пока не знает, как выпутается из всего этого, но у него есть голова на плечах и мощный стимул – его дом и семья. Можно, конечно, обратиться к коллегам Брылова, те найдут возможность отомстить за своего. Но это в самом крайнем случае, когда все возможности будут исчерпаны. Как бы оно не было, а он находится на другом краю, и лезть к чекистам все же западло. Вот только если жизнь кончится, а какая то тварь останется безнаказанной.

Наружная охрана самого авторитетного в городе и уголовном мире человека, тормознула Сапрыкина еще на дальнем подступе к дому. Провели двести метров до главного входа, где передали внутренней охране. А те уже сообщили боссу, что его срочно хочет видеть какой то фраер, и хочет говорить только лично. Босс, крепкий мужик, немногим за пятьдесят, всмотрелся через большой монитор в лицо посетителя. То, что он не видел его никогда – это точно. Но если человек в такую рань добивается встречи, то видно, дело у него срочное. Знает же, к кому идет, по пустякам не станет отвлекать. И не в правилах босса пренебрегать людьми, отмахиваться от них, как от надоедливых мух. Он дал добро охране пропустить к нему посетителя. Минутное дело растянулось до обеда. Подъезжали новые люди, уточняли детали, заставляя Романа пересказывать свою страшную историю. И наконец к часу дня отвезли его домой и посоветовали пока носа на улицу не высовывать.

Перелет с кучей пересадок и задержек, тесное самолетное кресло и прибытие в родной город глухой ночью. И, наконец, все это позади, включая и утреннюю аудиенцию. Он переступил порог родного дома, он благодарит Всевышнего, что тот подарил ему радость встречи с детьми и женой. Радость и слезы самых родных людей на свете – что еще надо в этой жизни человеку, какое счастье, что ты кому то нужен. Будь что будет, но этот маленький кусочек счастья у него никто сейчас не отберет. И дай Бог, чтобы оно длилось вечность.

Целую неделю Роман не выходил из дома, отогреваясь в домашнем уюте. Ночами, обнимая такое родное тело жены, он старался забыть недавнее прошлое. Оно казалось ему кошмаром, случившимся не с ним, осталось в сознании как страшный детектив, который совсем не хочется вспоминать. И никто пока не мешает его семейному счастью, никто не звонит, никто им не интересуется. Это очень хороший знак, и дай Бог больше никого не видеть и ни с кем не встречаться из той прошлой жизни.

Безделье начинало надоедать, и все чаще одолевали мысли, что не может все вот так просто закончиться. И чтобы хоть как то отвлечься от тяжкого ожидания плохих вестей, Роман занялся машиной, своей красавицей «Кариной». Поменял масло, летнюю резину на зимнюю, тормозные колодки на ручнике. Менял все по мелочевке, хотя в этом и не было большой нужды. А когда и с этим было покончено, стал выезжать в город, бездумно накручивая десятки километров, изредка подсаживая пассажиров, вернее, исключительно пассажирок. Не из – за денег, не из желания с кем то познакомиться, а чтобы езда имела хоть какой то смысл.

«Стрелок» нервничал, ему надоело торчать в этом городе, но и не выполнить заказ он не мог. Не потому, что был уж таким щепетильным в делах, просто на этих окраинах империи появилось много работы, и не стоило плевать в колодец, из которого, может, придется напиться и не раз. А его специфическая работа просто не шла: то «объект» задержался на неделю, то сам простудился и пять дней трясся от температуры и насморка, какая в таком состоянии работа. То куда то затерялся заказчик, и на звонки не отвечает. Но черт с ним, он деньги выплатил полностью, хотя желательно с ним кое – что подкорректировать. И вот уже заканчивается третья неделя его пребывания в этих краях, и он страшно психует, что за последние дни не выпало ни одной стопроцентно беспроигрышной ситуации, а работать с риском и браком он не привык.

«Объект» часто бывает на улице, много раскатывает по городу, но он осторожен. Иногда кажется, будто он знает, что его «пасут», и играет с «охотником». Ведь никогда не спешит, всегда внимательно и подолгу осматривается, и всегда держит правую руку в кармане. Что у него в этой руке? И хорошо, если не пистолет на боевом взводе. Лучший вариант закончить дело – подловить «объект» на дороге. Максимально прижаться к его машине и разрядить ствол. Идеально подловить на светофоре, их в этом городе вал, но ив общем то на ходу не будет проблем. Желательно уже и примелькавшуюся «тачку» поменять, но заказчик словно сгинул. Скорее всего, он так и запланировал, чтобы работа была выполнена в его отсутствие, не зря деньги выплатил наперед. Значит, продолжать «пасти», ждать момента и постараться не «засветить» тачку.

В этот ноябрьский день, когда мгла из серого тумана и мелкого снега превратила середину дня в тусклый поздний вечер, Сапрыкин, подавленный этой серостью, катил не спеша к одной из окраин. Там с видовой площадки на скалистом утесе, нависшем над самым морем, это самое море видится далеко – далеко. И если не оборачиваться назад, то кажется, что ты один среди серых и крутых волн, один среди этой ревущей массы воды. И глядя на неподвластную никому стихию, Роман успокаивается, и чем дольше смотрит на эту мощь и силу, тем быстрее восстанавливает в душе спокойствие и уверенность. Почти каждый день он приезжает на это место, ему нужна постоянная подзарядка, постоянная уверенность, что он вышел, наконец, на ту единственную правильную дорогу, полностью порвав с прошлым.

Море стало его Богом, он молится ему, находит в нем то, что не может отыскать в серой обыденности. Но в этот тусклый ноябрьский день его свидание с морем не состоялось, и сегодня оно ему надо было, как никогда. Он чувствовал себя просто раздавленным этой холодной слякотью поздней осени. Сплошные пробки, еле ползущий поток машин,. И когда он, наконец, почти вырвался из этого столпотворения грязных машин и уже был готов прижать педаль газа, как светофор мигнул желтым, и тут же засветил красным. Пришлось давить на тормоз, гася в себе желание рвануть по опустевшей впереди полосе. В нетерпении, подавляя раздражение, воткнул первую, чуть – чуть приотпуская сцепление, тронул машину, одновременно по инерции бросив взгляд на крайний правый ряд. Из серых «Жигулей», вставших борт в борт, на него уставился черный глаз пистолетного ствола, показавшегося ему страшно большим. И уже ничего не предпринять, остается только от страха вжаться в кресло, стараясь спрятаться от этой жуткой черной дыры, выплюнувшей огонь и смерть.

Непроизвольное движение, заставившее кресло чуть прогнуться под сильным телом, спасло парню жизнь. Пуля, направленная в висок, прошла чуть ниже, пробила щеки, выбила зубы. Роман не потерял сознание от страшного удара, хотя боль и ослепила молнией. Ярость, затмившая рассудок, заставила резко бросить сцепление, давануть газ, одновременно вывернув руль вправо, на машину, из которой выстрелили. Боль все же «выбила» сознание, упав грудью на руль он не видел, как его «Карина» влепилась в заднюю дверцу «Жигуленка» с такой силой, что просто вытолкнула его на тротуар через высокий бордюр. Двигатель заглох, но и противник не смог уехать со свернутым задним колесом. Из «Жигулей» выскочил мужчина с пистолетом в руке. Крутнул им по сторонам и для острастки два раза стрельнул по колесам ближайших автомобилей. Его и не думал никто преследовать, не то, что задерживать, и уже через секунду он скрылся в боковой улочке, ведущей к морю.

Старшие прапорщики Сергеев и Максютов, из службы вневедомственной охраны, проверили сигнализацию в одной из квартир. Сделали внушение хозяйке, опять запутавшейся с сигнализацией, забывшей выполнить все пункты инструкции. Доложили на базу о выполнено работе, и теперь возвращались к машине, которую оставили в соседнем переулке из – за перекопанной улицы. До машины оставалось двадцать метров, когда они услышали дикий вой автомобильного двигателя на центральной улице, что их мгновенно насторожило. А хлопнувшие там же два выстрела заставили рвануть к месту происшествия. В то же мгновение в переулок выскочил мужчина с пистолетом в руке. Он увидел патрульных, но сворачивать уже было поздно, слишком они близко оказались друг от друга. И бандит, не сбавляя бега, открыл огонь на поражение. Сергеев успел упасть, одновременно выдернув пистолет из кобуры, попытался откатиться в сторону от летевших в него пуль, не смог, поймал две в грудь и одну в руку. Он бежал первым, первым и принял огонь на себя, отвлек на себя три выстрела и пару секунд драгоценного времени. Этого как раз хватило напарнику, чтобы дернуть затвор автомата и всадить длинную очередь в набегавшего противника. Тому не хватило мгновения, ствол пистолета почти сравнялся с автоматчиком,, но семь пуль сделали свое дело. Они просто изорвали нападавшего, откинув его в сторону. Он свалился в пяти метрах от стрелявшего, так и не выпустив из руки пистолет.

Сапрыкин очнулся на операционном столе, когда врач обрабатывал рану, удаляя остатки зубов. Боль так пронзала тело, что сознание снова покинуло его. В следующий раз он уже очнулся в палате, с забинтованной напрочь головой и страшной болью во рту – кончилось действие обезболивающего. Две недели мучений, непрекращающиеся боли, искусственное питание и заплаканная жена у постели. Пуля выбила половину зубов, повредила десны, но челюсти остались целыми. Она прошла точно между верхними и нижними зубами. Неприятность, конечно, большая, но напять сантиметров повыше – и даже не хочется думать про последствия. Чуть – чуть не окончился земной путь Романа Сапрыкина, но чуть – чуть не в счет. Жизнь продолжается, значит, не все еще сделано на этом свете, значит, у судьбы есть виды и планы на него. Милиция и какие то молодые ребята в штатском пытались снять показания, но раненый на их вопросы не реагировал, смотрел ясным взглядом дебила, про себя усмехаясь их потугам. Он ничего знать не знает и знать не хочет, пусть сами разбираются, а его оставят в покое, он им не помощник. Так и написал на листке дрожащей рукой.

Время летит, боль уже отпустила, и Роман свыкается с мыслью, что придется сверкать съемными искусственными зубами. Он уже месяц как дома, и пока никто его не тревожит – ни менты, ни братва. А сам он тем более не рвется с ними на встречу, сидит дома, помогает жене в подготовке к Новому году. Дай Бог встретить его в кругу семьи и больше никогда не покидать ее, никогда не расставаться. Только теперь он в полной мере осознал, в какой непосредственной близости был от разлуки с семьей навсегда. Но коли судьба смилостивилась, то он клянется себе, что в его жизни уже никогда не будет ничего мутного.

Наступил новый год, и весь январь пронесся в легком праздничном опьянении. А в начале февраля пришла бандероль, местная. В толстом плотном конверте лежали доллары и записка: «твоя дол». Может, это очка в деле, которое, слава Богу, закончилось.

Ресторана, который служил штаб – квартирой бригаде Грина, больше нет. Помещение занято магазином – салоном модной женской одежды. А владелец магазина понятия не имеет, кто были прежние владельцы этого помещения.