Люди этого часа

Б о р и с. Еще восемь — вас просим.

П е р в ы й  п а р т н е р. Десять.

В а с я. Давай козырь, не жалей.

Б о р и с. Было б сказано, забыть нетрудно… Еще восемь.

Г о л о с  А н н ы. Боря…

Музычка обрывается. Игроки, кроме Бориса, застывают в неподвижных позах.

Б о р и с. Что? (Смотрит вверх.) Тебя же нету.

Г о л о с  А н н ы. А ведь мы целовались с тобой тогда, прежде… я утром прибежала на вокзал проводить.

Б о р и с. Нет. Я в Озерске первый раз вот теперь. А раньше не был. Перестань!

Г о л о с  А н н ы. Я тебе в гостинице наивной показалась, да? Напоминаю — напоминаю, все стучусь в одну и ту же дверь, а сама будто не вижу, какой ты стал. Но ты понял зачем… Вот для чего ты опять в карты?

Б о р и с. Чтобы время провести.

Г о л о с  А н н ы. Неправда. Ты ведь сам говорил, что если б какой-нибудь сумасшедший гений сумел вдвое увеличить скорость всех физических процессов на земле, мы были бы обворованы. Потому что чувство — это время, и сознание тоже… Ты играешь, чтобы от самого себя спрятаться.

Б о р и с. Не говорил я про гения. Я и слов таких не имею.

Г о л о с  А н н ы. А откуда ты их узнал сейчас? Меня ведь и на самом деле нет.

В а с я (уставший сидеть в неподвижной, неудобной позе). Борька! Борис!..

Б о р и с. Что?

Вступает музычка, игроки начинают бить картами.

В а с я. Чего ты все время вырубаешься? Играет-играет, а потом вырубится. Шестерками ходи. Твой ход.

Б о р и с. Насчет шестерок я уже думал.

В а с я. Ну и что?

Б о р и с. До сих пор думаю.

Г о л о с  А н н ы. Борис, а как у тебя вышло?

Музычка обрывается, колеса не стучат. Тишина.

Б о р и с (смотрит вверх). Обыкновенно. Сделал проект цеха. Хвалили, а потом говорят: «Проект замечательный, только вот сейчас надо поехать в Свердловск, подтолкнуть заказ. С планом горим». И покатилось — из командировки в другую. С одним поболтаешь, другому что-нибудь устроишь, третьему бутылку поставишь. Это ведь легче, чем сидеть над чертежами. А тут еще короткие знакомства, встречи… Водочка, конечно, тоже.

Г о л о с  А н н ы. Значит, ты не виноват?

Б о р и с. Ну… Валить-то можно на все. А кто больше за меня отвечает, чем я сам.

Г о л о с  А н н ы. А что ты теперь можешь делать?.. Ты делай что можешь.

Б о р и с. Слушай, откуда ты взялась? Вот эти твои слова, они что — в воздухе летают, в небе, в эфире?

Г о л о с  А н н ы. Конечно. Они везде. Во всей вселенной. В полях и в шумном городе, где толпы кипят и сталкиваются на перекрестках. И наверху, где трепещут звезды.

Б о р и с. Так и будешь теперь меня преследовать?

Г о л о с  А н н ы. Я охранять тебя буду. Ты разве не догадался, почему я плакала, когда мы прощались. Я тебя люблю. Увидела и поняла, что сейчас люблю.

Б о р и с (встает). Аня!

На миг вступает и обрывается мелодия из «Тоски». Партнеры оживают, начинают было шлепать картами, но Борис садится, и партнеры опять замирают.

Г о л о с  А н н ы. Я ведь не раз могла с той поры замуж выйти, Боря. И люди хорошие ухаживали. Хорошие, но все не ты, не ты… Скажи, почему не написал после того приезда?

Б о р и с. Да хотел! Собирался! Сначала думал, что вот завтра. А на другой день, что в следующее «завтра» обязательно. Но понемногу оно меркло, меркло… Хотя, о чем я говорю? Это не я! Не я!

В а с я (неподвижный, его голос доносится будто бы очень издалека). Боря-а-а!.. Боря-а!..

Г о л о с  А н н ы. Это ты. Но просто заставлял себя забывать, что был такой город, Озерск, была такая девушка и такая любовь. Ведь мы целовались с тобой тогда утром — ты уезжал.

Б о р и с. Да. У тебя губы были холодные и свежие.

Вступают начальные ноты арии Каварадосси, их обрывает рассерженный голос Васи.

В а с я. Ты чего заснул-то?! Давай ходи. У тебя семерки есть.

Б о р и с. Да пошел ты к… (Встает, опрокидывая чемодан, на котором играли.)

Свет меркнет, и в дальнейшем прожектор вырубает из темноты только отдельные маленькие сценки.

Стучат колеса.

Слышен голос: «Разница огромная. В Москве создавать новый институт — чисто административная задача. Было бы помещение и ставки. А в основном — это два десятка договоренностей. Жилплощадью-то не надо снабжать, быт у людей и так налажен. А у нас на окраине может так получиться, что электронный микроскоп в лаборатории есть, но в хорошую парикмахерскую надо лететь за пятьсот километров…»

Стоит  Б о р и с. К нему подходит  В а с я.

В а с я (понизив голос). Ты что психуешь-то? С утра все нервы вытрепал. То не так, это… Ну чего карты бросил?

Б о р и с. Иди отсюда.

В а с я. Люди ждут, ну. Кончай, слышь!

Б о р и с. Что кончать? Ничего не начиналось.

В а с я. Ну вот. И остынь.

Б о р и с. А я и не нагревался.

В а с я (другим тоном). Переживаешь, что с этой не обломилось? Сам же говорил: «Не наши кадры». У меня — я тебе рассказывал. Пойдемте, мол, ко мне домой. Пойдемте. Ну, думаю, домой зовет. Дали кругаля по городу километров на восемь, ей-богу. Причем скорость она держит — спасу нет. Баба такая спортивная, подтянутая. Может, даже в соревнованиях участвует. Подходим к дому, я уже весь мокрый. И — «Давайте поднимемся, Василий Николаевич, чаем вас напою, с мужем познакомлю». Представляешь?..

Б о р и с. Да не в этом дело. Настроение.

В а с я. А почему?

Б о р и с. Настроение не бывает «почему». Просто настроение, и все тут.

В а с я. Не понимаю. Ты чего-то слишком умный стал.

Б о р и с. Это тебе по контрасту кажется… Ладно. Извини, Вася. Иди играй.

В а с я. А ты не будешь? Мы тогда четвертого найдем. Захочешь потом.

Б о р и с (со злобой). Не захочу. Не могу сейчас.

В а с я (тревожно). Ты чего, Борьк, не заболел?

Б о р и с (остывая). Здоров. Что со мной сделается? Покурю в тамбуре.

В а с я  уходит. Резко стучат колеса, свистит ветер.

Играть не хочу, значит, заболел — Васька так полагает. Вообще, есть какой-то фальшивый образ меня. Считается, что мое самое милое дело — карты, «козел», водку пить в компании и трепаться. Что для меня ужасно важно — «Спартак» забьет штуку кому-нибудь там или наоборот. Впрочем, кто, собственно, считает — я же сам. Просто я докатился. И когда «козла» забиваю — это чтобы не думать о том, каким я мог бы стать, о другом, лучшем человеке. Чтобы мозг словно бы работал, а на самом деле нет. (Вытирает ладонью лицо.) По-моему, у меня лицо как-то изменилось! Неужели я несчастлив? Наконец-то, какая радость! И и не надеялся теперь, что мне когда-нибудь станет по-настоящему плохо.

Колеса стучат быстрее. Ревет ветер.

Г о л о с  п е р в о г о  п а р т н е р а. Девять!

Г о л о с  В а с и. Валет!

Г о л о с  п е р в о г о  п а р т н е р а. Валет на валет! Бито!

Ритм движения поезда ускоряется.

Б о р и с. Кому-то целая жизнь удается, а есть такие, которым только молодость или старость. Молодость-то у меня была хорошая… Вот если бы сначала начать, на половине зрелости?

Вступает и обрывается мелодия из «Тоски».

Что это — музыка во мне, что ли?.. Откуда?.. Пить надо бросить — вот. Хотя, с другой стороны, что это даст? Раньше был дураком пьющим, а стану непьющим дураком. Впрочем, неправда. Кем-то стать — надо что-то перестать сначала. Кем-то сделаться — что-то сделать… Точно, что у меня лицо изменилось — честнее стало. А вот брошу ли пить? Домой попадешь — там маршрут налаженный: магазин, бар. Стены в комнате и те по привычке того же потребуют. Даже вот сейчас на узловой разве удержимся с Васей, чтобы бутылку не раздавить? Опять «последний раз», потом «самый последний», за ним «самый-самый», после которого рукой махнешь — и все сначала. Нет, не устоять, где там… Пропал я, пропал…

Ускоряется перестук колес. Сильнее ветер. Слышен голос:

— Решили посмотреть. Приходим в зал, к разновысоким брусьям. А ей двенадцать лет, понимаешь, — вот такая малявка. И мама тут же стоит. Она забирается — сальто назад в группировке, вис на верхнюю жердь. И потом срыв с поворотом!..»

Скрип, шипение, скрежет. Поезд резко остановился. Возникает говор перебивающих друг друга голосов:

— Прыгнул! Я же видела, как прыгнул!

— Тише! Вон начальник поезда.

— Что случилось?.. Проводник! Под поезд у вас кто-нибудь попал?

— Слушайте, вот этот гражданин его знает. Они вместе ехали, в карты играли.

Прожектор на миг высвечивает Васю.