Грехи и погрешности

Нехорошо получилось. Некрасиво. И осадок остался мутный.

Однако исправить ошибочку всегда можно, не правда ли? Отомстить, как литературный граф Монте-Кристо. С чувством, толком, расстановочкой и гордо поднятой головой. Чтоб запомнили, суки драные, как над культурными людями измываться!

Но подобно инертному ожиданию прихода «денежного времени» Бердялин и способ мести избрал воистину устрашающий. Лежал себе на койке поверх лоскутного тёткиного покрывала и планировал, как пойдёт однажды в спортзал, где быстренько накачает бицепсы с трицепсами, отработает на боксёрской груше апперкот и хук слева, а потом подкараулит в тёмной подворотне мерзкого Леонтия и так отмудохает, что у того разом поломаются и руки, и ноги, и рёбра, и все прочие органы, не обладающие природной эластичностью. Впрочем, дальше мечтаний дело не шло: то спортивную форму надо было думать, какую покупать – красную или, может, чёрную? Или синюю с белыми вставками? То досадные минусы в фитнес-центрах выискивать – в «Атланте» боксёрских груш и перчаток нет, в «Граните» шкафчики не запираются, а в «Юнивёрсуме» вообще бассейн на ремонте. Разве ж сработает зловещий план без бассейна и шкафчиков?!

А тут лихим игом и новая проблемка со свистом подскочила на почве затянувшейся депрессии. Олега Андреевича одолела бессонница…

Если не считать разных побочных средств, предлагаемых нам фармацевтической химией и народно-целительной медициной, существует лишь два проверенных способа бороться с этой напастью. Первый – считать овец или других представителей окультуренной фауны, пока не сомкнутся веки. И второй – читать что-нибудь нудное и тягучее до тех пор, пока не одолеет зевота и не возникнет стойкое желание перебраться в мир грёз.

Химию, да и травы чудодейственные Бердялин отмёл сразу – первую от принципиального неприятия, вторых – из лености готовить отвары, настои и прочую подобную ерунду сомнительной эффективности. Воображаемую скотину в мозгах оцифровывать тоже не возникало желания – на работе Олег Андреевич так насчитывался, что порядковые числительные в домашней обстановке его бесили не меньше воспоминаний о местных олигархах и «настоящем мужике». Оставалась литература.

Ухватившись за нить воспоминаний, какие книги он не смог одолеть во времена освоения школьной программы, Бердялин тут же вытянул на свет Божий увесистый томик жидкобородого игромана. Не откладывая решения проблемы в долгий ящик, Олег Андреевич выдернул с полки интригующую названием книжицу и, раздевшись, нырнул под одеяло. Удивительное дело, но он так увлёкся повествованием, что даже не заметил, как в незашторенное окно скользнул солнечный луч. А через минуту зазвонил будильник.

После бессонной ночи, проведённой в компании ростовщиков, малолетних шлюх и нервических студентов с топорами из века позапрошлого, в столетие нынешнее и на опостылевшую работу выходить желания не возникло. Да и сил, впрочем, не было. Позвонив начальнице и сказавшись больным, Бердялин с лёгкостью взял первый в своей жизни отгул. Из тех, что за долгую и беспорочную у него скопилось, должно быть, не меньше сотни. Спать хотелось неимоверно. Вот и зевота напала, веки сомкнулись… Из-за окна послышалось ритмичное шуршание – вышел на охоту за асфальтовыми нечистотами радивый дворник. Чтоб его! Из форточки в засранца запустить чем-нибудь тяжёлым, что ль? Нет, нехорошо. Грубо…

И тут Олег Андреевич вдруг вспомнил какой-то давний фильм, в котором вполне себе обаятельная дама-психоаналитик учила пациента избавляться от дурных мыслей, мысленно же устраняя людей, эти невесёлые думы вызывающих. Бердялин тут же представил, как он со снайперской винтовкой подходит к открытому окну, передёргивает затвор и, прицелившись, стреляет в дворника… Ах, какой выстрел! Враг повержен, лежит на асфальте в луже собственной крови, а рядом проклятая метла… проклятая метла… проклятая метла…

Олег Андреевич пробудился лишь вечером. И то не по своей воле. Турецким маршем надрывался телефон.

Подняв трубку и прижав её к небритой щеке, он, неузнаваемым спросонья голосом, выдавил из себя тихое:

– Аллё?

– Олег Андреич? – раздалось из динамика.

– Да, он самый, – кивнул книжному шкафу Бердялин.

– Это Пастухова. Как вы себя чувствуете? – звонила начальница.

– Спасибо, Виктория Павловна, лучше, – не стал врать Бердялин, – завтра выйду.

– Вы… это… У меня тут мысль одна возникла, Олег Андреич…

Мысль возникла? У Пастуховой? Бердялина такой поворот событий повеселил, но и заинтриговал. Начальница расчётно-кассового центра острым умом совсем не отличалась. Зато выглядела в свои двадцать пять как Лайза Минелли в лучшие годы. Она и должность-то свою нынешнюю получила… Нет, какое, к чёрту, кабаре?! Проще всё! Через постель Толстогубова, председателя банка. Чего, впрочем, никогда и не скрывала.

– Делитесь вашей мыслью, Виктория Павловна.

– Мы тут сегодня с Толстогубовым насчёт вас говорили… – выдала с придыханием Пастухова. Нет, с таким голосом вовсе не в банке работать надо! – Так вот… вы у нас старейший работник… и… в общем, Григорий Сергеевич решил вас премировать горящей трёхнедельной путёвкой в профилакторий «Белые пещеры». С полным пансионом! Да и я только за. Что-то вы в последнее время неважно выглядите… Ну, как вам сюрприз, Олег Андреич?!

Бердялин не верил собственным ушам. От возмущения у него спёрло в зобу.

– Уж, д…д-да… с-сюрпиз! Па… па… позвольте, но на дворе январь, а я хотел взять отпуск в июне! – брызжа слюной, выкрикнул он в трубку.

– Да успокойтесь вы, Олег Андреич, – даже по голосу можно было понять, что Пастухова довольна произведённым эффектом, – никто на ваш отпуск не покушается. Пойдёте в июне, как и запланировали. Я ж говорю – пре-ми-ру-ем! Мы ваши отгулы посчитали… Так что… Выезд завтра в полдень санаторским автобусом от здания горсобеса. Или вы на своей машине поедете? Сами решайте! Только с утра ко мне забегите. Возьмёте путёвку и заявление на реализацию отгулов напишете…

Реализация отгулов! Придумают же формулировочку.

Впрочем, такого проявления человечности от собственного руководства Бердялин никак не ожидал, посему согласился. А что терять? Тем более, зарплата сохраняется, и отпуск никуда не сдвинется. Надо съездить, развеяться. Надо! Бессонницу опять же подыстребить. А ну как поможет смена обстановки вкупе со свежим лесным воздухом?!

Тем же вечером случилось ещё одно замечательное событие, которому Олег Андреевич, впрочем, не придал совсем никакого значения. Был всецело поглощён сборами.

Часа через два после звонка Пастуховой приходил участковый милиционер, интересовался, не слышал ли гражданин Бердялин утром ничего необычного? А ещё лучше – может, видел что странное? Да, да, из окна. Окна ж во двор выходят? Точно, во двор. Нет, ничего не видел, не слышал. Плохо себя чувствовал. Спал как сурок. А что случилось? Да так, ерунда какая-то. Кто-то дворника местного подстрелил. Из снайперской винтовки, представляете?! Нет, слава богу, не насмерть. Пуля в левое плечо попала. Прошла навылет. Но сам факт… Ужас! В какие времена живём?! Казалось бы, дворник – самая мирная профессия… после библиотекаря…

В «Белых пещерах» Олег Андреевич не бывал лет двадцать. С тех самых пор как профилакторий по наследству от усопшего завода перешёл на баланс города. Правда, спонсором реконструкции выступила та самая жирная нефтегазовая контора, которая ныне владела и бердялинским банком.

Некогда строгое и мрачноватое шестиэтажное здание, построенное в середине шестидесятых в стиле конструктивизма без негодных и никому не нужных изысков, теперь узнать было не просто сложно. Решительно невозможно! Бердялин даже представить не мог, как пансионат выглядел летом, но сейчас, закутавшись в пушистые снежные «пены морские», он, со всеми своими новодельными пошловатыми балкончиками, вычурными, о китайских львах, крылечками, причудливыми, непонятного назначения «буддистскими» ступами на крыше, напоминал огромный британский пароход эпохи безудержного разграбления Востока, налетевший во время стремительного своего бегства на гигантские рифы. Нет! Не на рифы! Скорее, подобно «Титанику», столкнувшийся с айсбергом (дальнее крыло постройки подпирало отвесную известняковую скалу).

Короче, вид Олегу Андреевичу предстал тошнотворно-сногсшибательный. Но весёленький. И так приподнятое настроение нашего кассира совсем не ухудшилось, когда его «волге» нашлось место на отапливаемой подземной парковке. Сервис, бляха-муха!

Номер, прекрасный полулюкс с ванной в мраморе, баром-холодильником и плоским, словно шутки по нему транслируемые, телевизором. Кормёжка в столовой комплексная, но видали б вы те комплексы! Иной провинциальный ресторан позавидует. А ещё – бассейн, сауна, ванны грязевые и ванны минеральные, массаж, душ Шарко, тир, бильярд, боулинг, теннис большой и теннис настольный, лыжи, снегоходы… Трёх недель мало, чтоб всё перепробовать, испытать все возможные и невозможные прелести постсоветского потребительского рая. Ай, спасибо Виктория Павловна! Не такая уж ты и тварь оказывается. И вы, уважаемый Григорий Сергеевич, хоть и козёл редкостный, но порой об этом забываете…

Первую неделю своего неожиданного отпуска Бердялин спал как убитый. Напрочь забыл о мучивших его нехороших мыслях, а вместе с ними и о проклятой бессоннице. Ещё бы! За день уставал так, что сил оставалось разве что посмотреть по телевизору очередную биатлонную гонку (норвежскому «однофамильцу» Бьёрндалену, за которого неизменно болел Олег Андреевич, в этом сезоне, впрочем, как и во всех минувших, несказанно фартило) да перелезть из глубокого, словно Марианская впадина, кресла в широченную, как былинные просторы, кровать. Утро – бассейн, после завтрака ванны и массаж, обед, часок на пищеварение, потом тир, лыжи, после ужина полюбившийся боулинг. Очень нравились тёплые камни, что обаятельная медсестра Варя, хоть и немолодая уже – бердялинская, наверное, ровесница – раскладывала своими нежными пальчиками по искривлённому годами сидячей работы позвоночнику. Не жизнь – волшебная сказка!

Бердялин балдел. Дней семь или восемь. А потом случайно встретил его. «Настоящего мужика» Леонтия. И ледяная глыба ненависти снова обвалилась на его казалось бы оттаявшее сердце.

Леонтий приехал в «Белые пещеры» с бригадой шабашников перекрывать крышу над бассейном. И надо ж было такому случиться, чтобы столик, за которым откушивал изысканные комплексные яства Олег Андреевич, оказался по соседству со столиком ненавистного врага. За ужином, естественно, взгляды их пересеклись.

Бердялин, будучи человеком интеллигентным до мозга костей, не стал отворачиваться от ядовитого прищура неприятеля, наоборот, легонько кивнул тому в знак приветствия. И немедленно получил в ответ:

– Чё, тряпка дешёвая, нервозы лечишь? Давай-давай, правь здоровьишко. Хотя… оно теперь тебе без надобности. Пиписька-то уж три года как работает только на сортир. А без пиписьки на хрен такая жизнь, а?!

И даже не эти слова были самыми обидными, и не гогот троих шабашников, леонтьевских дружков с такими же звериными, как у «настоящего мужика», мордами, а то, что всё это безобразие видели отдыхающие, которые разом заулыбались и с любопытством уставились на Бердялина. Во всяком случае, так Олегу Андреевичу показалось. Ответив обидчику что-то типа: «да вы, сударь, хам!», он лишь вызвал новый приступ хохота и вынужден был из столовой ретироваться. Ладно, перекусить успел.

Естественно, ни в какой кегельбан Бердялин из столовой не пошёл. Вернулся в поганом настроении в номер, включил телевизор, пощёлкав пультом, нашёл какой-то второсортный боевик и, достав из бара бутылку водки, уселся в кресло.

Он пил белую прямо из горла, не закусывая, почти не пьянея и ничего не чувствуя, кроме ярости, что вздымалась в его израненной душе подобно девятому валу. Толстый китаец из телевизора метелил обрезком трубы какого-то тощего прощелыгу, который в наивной надежде на помилование тянул к нему свои окровавленные руки с изломанными пальцами, отчего изверг лишь сильнее свирепел. Бердялин, отхлебывая из бутылки, представлял себя на месте экзекутура, уложившего на грязный пол киногаража мерзкого Леонтия. Тот орал благим матом, умоляя прекратить, испуганно извинялся, по обезображенной харе его текли жалкие слёзы вперемешку с соплями и кровью. Но Олегу Андреевичу было не до прощений. Он поднимал руку с зажатой в неё трубой и опускал на тело несчастного урки, поднимал и опускал, поднимал и опускал… поднимал и опускал…

Фильм давно кончился. Водка тоже. Воображаемый Леонтий, забитый насмерть, валялся в луже собственных телесных жидкостей на заплёванном бетонном полу.

В дверь постучали.

Олег Андреевич, бросив опустевшую бутылку под тумбочку, с трудом поднялся на затекшие ноги и по стенке двинулся в тамбур. Отперев замок, он широко распахнул дверь. На пороге стоял директор профилактория. Глядя своими искрящимися лицемерной радостью глазами в мутные бердялинские, он громко и отчётливо произнёс:

– Олег Андреевич, дорогой мой, я только что узнал об ужасном происшествии, приключившемся в столовой. Прошу вас, простите нас, пожалуйста, за недогляд. Рабочие больше не будут питаться в общем зале. Мы подумали хорошенько и решили ограничить их передвижение по территории нашего пансионата. Надеюсь на вашу порядочность. Вы ж не станете поднимать скандал? А мы со своей стороны…

– Всё нормально, – резко перебил его Бердялин, – можете ни о чём не беспокоиться. Никаких мер я принимать не собираюсь!

Олег Андреевич захлопнул дверь, из-за которой прозвучало жизнерадостное:

– Спасибо!

– Не за что, – зловеще прошептал Бердялин своему отражению в зеркале и, пройдя в комнату, достал из бара второй пузырь, с которым вновь плюхнулся в кресло.

По спортивному каналу показывали биатлон. Гонку преследования. В жёлтой майке лидера летел к очередному огневому рубежу «великий и ужасный» Оле Айнер. Трибуны неистовствовали, хором выкрикивая имя своего героя:

– Бьёрн-да-лен!.. Бьёрн-да-лен!.. Бер-дя-лин!.. Бер-дя-лин… Бер-дя-а-а-а-а…

Бердялин проснулся затемно. Часы в сотовом показали 02:44. Притихший телевизор светился синим. Башка раскалывалась.

С трудом высвободившись из навязчивых объятий кресла, Олег Андреевич, пошатываясь, прошёл в туалет, где битый час вызывал в фаянсовый рупор неведомого и загадочного ихтиандра. Освободив организм от не до конца переваренного ужина и лишней желчи, он вернулся в комнату и повалился на кровать.

Попытка быстро заснуть окончилась неудачей. Мешала не столько пульсирующая боль в висках, сколь неприятные мысли. Нет, Леонтий отчего-то Бердялина уже не беспокоил. Ну что с него взять? Может, кому и настоящий мужик, но по сути своей – обычное быдло. Пускай живут себе с бывшей, всё равно юношеская любовь давно прошла. Оставалась привычка, от которой, Олег Андреевич теперь точно знал, он окончательно избавился… «Переходящий вымпел достался новому победителю соцсоревнования»… И сына, если тому в тягость, из суворовского можно в любой момент забрать. К себе. Жить, слава богу, есть где. Хоть в тесноте, да не в обиде.

Сейчас заснуть не давала глумливая ухмылка директора профилактория.

Пришёл извиняться, так извиняйся по-человечески. Искренне. Нет же, за жопу свою боишься… Скандал не поднимайте, пожалуйста… Нужен ты мне, лицемер!

Олег Андреевич отчётливо представил себя знаменитым норвежским «однофамильцем» на огневом рубеже. Он бойко снял с плеч снайперскую винтовку, передёрнул затвор и, задержав дыхание, прищурился в прицел. На месте первого чёрного блина красовалась потная от страха рожа директора. Грянул выстрел! В яблочко! В самый центр лобешника…

Веки Бердялина медленно сомкнулись. Пришёл сон…

Бассейн и завтрак Олег Андреевич пропустил. Проснулся лишь в десять. Быстренько освежившись под душем, надел спортивный костюм, сунул босые ноги в тенниски и отправился на процедуры. Странно, но настроение после вчерашнего происшествия было вполне сносным. Ни обиды на Леонтия с его хамоватыми дружками, ни ненависти к лицемеру-директору.

Медсестра сегодня, впрочем, как и всегда, выглядела просто потрясающе. Только отчего-то даже не улыбнулась. Неужели ей всё рассказали?

– Доброе утро, Варенька, – поздоровался Бердялин. – Камушки мне поставите?

– Здравствуйте, Олег Андреевич, разоблачайтесь и ложитесь, – кивнула медсестра. – Вы у меня сегодня первый пациент. Ох уж… Все разбегаются, словно крысы с тонущего корабля. Впрочем… разве можно кого-то обвинять, когда здесь творится такой ужас?

Олег Андреевич, раздевшись, улёгся животом на разогретый каменный подиум и повернул голову в сторону Вари.

– Какой ужас? Я вас не понимаю, Варя.

– Вы не слышали? – медсестра на секунду застыла над Бердялиным с увесистым катышем в руке. – Да вы что?!

Тёплый камень аккуратно лёг на поясницу. Ласковое тепло заструилось по позвоночнику.

– У нас ночью директора убили. В собственной кровати, представляете? Пустили пулю в лоб… Даже Юля, горничная, спавшая с ним рядом, ничего не слышала. Очень тихо сработали. Наверное, пистолет с глушителем был. Или с расстояния били. Сквозь форточку… Профессионал работал…

В помещение, шумно распахнув дверь, влетел взъерошенный доктор.

– Извините, Варвара Степановна, можно вас на пару слов в коридор…

Олег Андреевич остался в одиночестве. Расслабился. Пока единственный камень, лежащий на его спине, вдруг стал неимоверно жечь, чего раньше никогда не случалось. В голове яркой молнией промелькнуло странное воспоминание – биатлонное стрельбище, мишень, на ней лицо директора, покрытое испариной, выстрел… Бердялин провалился в черноту.

Очнулся Олег Андреевич от хлопка. Снова выстрел? Нет, всего лишь дверью шарахнули. Вернулась Варя.

– Простите, пожалуйста.

Она, один за другим, быстро брала разогретые камни и выкладывала из них тропинку по бердялинскому позвоночнику.

– Не жжёт?

– Нет, Варенька, – попытался улыбнуться Олег Андреевич, – всё хорошо. А доктор… приходил… ещё что-то?

– Даже не знаю, говорить ли вам… – после паузы полушёпотом вымолвила медсестра.

– Да уж говорите, говорите, говорите, – слишком торопливо забубнил Бердялин, хотя откуда-то знал, что новая информация понравится ему ещё меньше.

Варя вздохнула и, наконец, ответила:

– Только что кровельщика нашли на подземной парковке. Избитого почти до смерти.

– Кровельщика? – удивился было Бердялин, но вспомнил, что «настоящий мужик» Леонтий – сомнений в этом факте даже не возникло – прибыл сюда с бригадой ремонтировать крышу бассейна.

– Да, шабашника. Наверное, дружки его и постарались. Ну что за люди?! Перепьются как скоты, а потом отношения выясняют! Неужели по-человечески нельзя, словами…

– Он жив?

– Жив, – ответила медсестра. – Только кости все переломаны, мозг серьёзно травмирован и, похоже, позвоночник перебит… Кому нужна такая жизнь? Овощ… в инвалидной-то коляске. Бедная жена его. Всю оставшуюся жизнь теперь мучаться будет.

– Бедная, – согласился Бердялин. – Будет мучаться.

И попытался тяжело вздохнуть. Но сдержаться не смог – злорадно ухмыльнулся…

Пока Олег Андреевич мирно отдыхал в профилактории «Белые пещеры», его родной Солитёрск стремительно терял инвестиционную привлекательность. Словно само время повернуло вспять, возвращая город в страшные девяностые. Ежедневно что-нибудь нехорошее, но случалось.

В ночь, следующую за той, когда был убит в собственной постели директор пансионата, кто-то дерзкий и безбашенный совершил нападение на начальника городской милиции. Ради справедливости надо сказать, что полковника в Солитёрске не шибко-то и любили. Отъявленный взяточник, готовый за хороший куш прикрыть глаза на любое, пусть даже самое мерзкое, преступление, наглый и беспардонный крышеватель среднего и мелкого бизнеса. Что говорить – поганый был человечишка. И пристрелили-то его в момент, когда он в стельку бухой выползал из сауны, в которой устроил с замами «субботник» для проституток.

Следующим вечером пулю в голову получил прокурор – лучший дружок покойного главмента и такая же мразь. Этот – в собственном «майбахе» возле дома любовницы.

Третья ночь лишила Солитёрск председателя горсуда, четвёртая – главу дорожного комитета горсобрания, пятая – директора нефтекомбината, шестая…

Опера и следователи сбились с копыт, стараясь добраться до неведомой «белой стрелы», учинившей расправу над городским патрициатом, но результатами похвастаться не могли. Пытаясь объединить жертв в хоть какой-то «кружок по интересам», они тоже не преуспели. Разве что личные счета и депозиты те держали в одном банке. Но это мелочь для провинциального городишки обычная. Погибшие силовики и чиновники с казнёнными представителями крупного бизнеса интересы имели не то что не общие, скорее, противоположные. Может, проще всё? На территории Солитёрска действует две группировки? Уничтожают себе друг дружку – планомерно и обстоятельно? Но… но куда тогда прикажете отнести биатлониста?

Биатлониста?! Какого ещё? Чушь это всё, нет его! Слухи, выдумки, молва. Городские легенды. В народе шептались, будто бы перед каждой расправой редкие свидетели видели спортсмена в жёлтой майке лидера с винтовкой за спиной, летящего на лыжах по нечищеным улицам… Бред. Галлюцинация! Да и судмедэкспертиза тому подтверждение – все погибшие застрелены из боевого снайперского оружия пулями калибра 9 мм. И характерных следов от лыж ни разу обнаружено не было. Скажите, ну при чём тут спорт?

Григорий Сергеевич Толстогубов, скатив своё жирную потную тушу с изящного тела Виктории Павловны Пастуховой, взял с тумбочки стакан виски, неаппетитно причмокивая, осушил его в три глотка и, крякнув, произнёс:

– Слушай, Вика-чечевика, твой-то Олег… этот самый… Андреич когда на работу выходит?

– Так завтра из пансионата возвращается. Послезавтра должен быть. А что? – Пастухова губами достала из пачки тонкую сигарету и прикурила её от золотой зажигалки.

– Да так, идейка одна оформилась, – глядя в потолок, задумчиво произнёс Толстогубов.