Цзиньюань — золотой феникс
Обвалилась как земля и рассыпалась как черепица — т. е. распалась
Байэ — белый гусь, в данном случае — прозвище
Таким образом, название “Фобибайши” состоит из частей имен этих четырёх
В “Фобибайши” Юй Муланя и Юнь Цзяо будут судить самым справедливым и беспристрастным образом. Ли Ляньхуа подхватил свою пёструю синюю котомку и неторопливо вернулся на тропинку к городу Пиншань.
Издалека он увидел, как перед его Лотосовым теремом стоял человек и декламировал стихи.
— Друг покинул меня и уехал в Чанъань,
Сердце полно тоскою, не радуют вёсны,
Нищ и болен я стал, и уже не видать
След копыт на дороге, травою заросший.*
Стихотворение "Провожая сюцая Сяо Ши" танского поэта Бао Жуна; готового перевода на русский не нашлось, так что вот.
Как только человек заметил Ли Ляньхуа, с лица его тут же схлынула краска.
— Лжец вернулся!
— Ты ещё не умер? — Ли Ляньхуа тихонько вздохнул, глядя на него. Этот книжный червь был “Учащийся до седин” Ши Вэньцзюэ, первый живой человек, которого он выкопал из-под земли. Они с Фан Добином были полными противоположностями: первый был словно скелет, обтянутый кожей, однако хвастался, что из-за болезненности его баловали, второй же явно был хрупким учёным, но лицо его загорело на солнце до черноты как у Баогуна*, в доказательство, что он вовсе не изнеженный книжник.
Баогун — образ справедливого, неподкупного судьи
— Ты ещё не сошёл с ума, а мне с чего умирать? — Заметив его вздох, Ши Вэньцзюэ повернулся посмотреть на него. — Слышал, что Ли Ляньхуа поймал призрака, и мне вдруг стало за тебя горестно.
— А? — улыбнулся Ли Ляньхуа.
— Пускай ты мошенник и голодранец, не способен лечить, да и в драке ни на что не годишься, но, по крайней мере, не дурак, — сказал Ши Вэньцзюэ. — Если через несколько лет ты вдруг сойдёшь с ума, мне будет не по себе.
Ли Ляньхуа снова вздохнул.
— Мне тоже кажется, что живу неплохо. Если такой день настанет, не забудь пролить за меня две слезинки, я тоже расстроюсь.
Они уставились друг на друга, одновременно вздохнули, а потом не выдержали — рассмеялись, и зашли в Благой лотосовый терем.
У Ли Ляньхуа были сильно повреждены меридианы* сердца, перикарда и желудка — эти три меридиана оказывают большое влияние на мозг, и их повреждение может привести к падению уровня умственных способностей, галлюцинациям и, в конечном счёте, к неизлечимому безумию. Об этом знал один только Ши Вэньцзюэ, втайне он частенько горевал по Ли Ляньхуа: этот человек действительно был мошенником, и кто знает, сколько за этим улыбчивым лицом таилось непонятных ему коварных планов, но как раз по причине этого хитроумия — каково ему было день за днём ждать, что в любой момент можешь поглупеть, сойти с ума? Он представить себе не мог.
Меридианы — сеть сосудов в теле, по которым течёт ци. Ци — общемировая жизненно-энергетическая субстанция, которая может как созидать, так и разрушать
И всё же, видя что Ли Ляньхуа вполне неплохо поживает, он не мог не восхищаться им.
— Что ты там притащил? — Войдя в Благой терем, Ши Вэньцзюэ вдруг заметил, что в узелке Ли Ляньхуа что-то шевелится. — Что это? Крыса?
Осторожно придерживая узел, Ли Ляньхуа вытащил попугая.
— Птица.
— Самец или самка? — Ши Вэньцзюэ с подозрением уставился на него. — С какой барышней ты обмениваешься свадебными подарками?
— Это питомец Юнь Цзяо. — Ли Ляньхуа весело рассмеялся. — Он умеет петь, хочешь послушать?
— Петь? — Ши Вэньцзюэ заинтересованно посмотрел на жёлтого попугайчика. — Пусть споёт, послушаем.
Ли Ляньхуа погладил его по голове, и вскоре попугай раскрыл клюв.
— Ох, мать моя женщина! Что за крики злых духов? С виду такой миленький, почему же поёт так жутко? Будто демоница… — Заслышав столь душераздирающее безъязыкое пение от такого хрупкого и изящного существа, Ши Вэньцзюэ подскочил и схватился за сердце, пытаясь справиться с ужасом. — Что за жуткая тварь?
Ли Ляньхуа нежно прикоснулся к клюву попугая.
— Ему просто отрезали часть языка, я дал ему имя Нюйгуй. — А затем пробормотал себе под нос: — Фан Добину наверняка понравится его пение…
— Не смей! Не вздумай ему показывать! — ужаснулся Ши Вэньцзюэ. — Если отдашь эту тварь ему, ручаюсь, он будет ходить с ней повсюду и пугать людей, напугает клан Фан — перейдёт к Удану, напугает Эмэй — перейдёт к Шаолиню, не вздумай обрушивать такие бедствия на цзянху!
— Тогда подарю тебе…
— Чего? Нет! Не хочу, чтоб мне ночью снились кошмары!
— Но он такой миленький и кормить легко — одной лепешки за медяк ему хватит на десять дней, не разоришься, — серьёзно предложил Ли Ляньхуа.
— Ли Ляньхуа! Твою ж мать, ты уже рехнулся? Я! Не! Хочу!..
Глава 8. Могила первого ранга
Ветер и мелкий снег, высокие сосны.
Здесь находится усыпальница императора Сичэна из предыдущей династии. Для “вершины сокровища”* холм расчистили в окружности пятидесяти ли* и засадили стройными соснами, а под землёй построили необъятных размеров дворец. Усыпальница называлась Си-лин*, но местные жители звали её могилой первого ранга. Сичэн был посредственным императором: за время своего правления не достиг никаких успехов, но и больших ошибок не совершил — и спустя сотни лет после его кончины Си-лин погрузился в тихое безвестие, даже учёные и образованные люди редко вспоминали о здешнем заунывном ветре, навевающем мысли о древности. Нынешний император приказал сотне воинов нести почётный караул у гробницы Сичэна, но помыслы его явно были неискренни, а оставленные воины славились тем, что пьянствовали и устраивали беспорядки.
Вершина сокровища — высокий холм над могилой владельца усыпальницы
50 ли = 25 км
Си-лин — т. е. могильный холм Си, “Си” здесь то же, что и в имени императора
В конце концов, ужасно скучно присматривать за мертвецом, который совершенно точно не выползет из могилы.
Чжан Цинмао нетвёрдой походкой вышел из наземного дворца Си-лина с двумя кувшинами в руках. Зима стояла суровая, он проиграл в игру на пальцах, потому и пришлось идти за вином. Заодно собирался купить ещё несколько цзиней маринованной говядины, а затем вернуться оттаивать. На улице бушевала метель, но при мысли, что скоро сможет с удобством выпить и поесть мяса, он воспрял духом и направился в сторону городка Пиншань, что находился в двадцати ли* от гробницы.
20 ли = 10 км
Был первый день двенадцатого лунного месяца, снег не прекращался уже четверо суток, и сугробы навалило ему по колено. Он шёл какое-то время, изрыгая проклятия, а потом споткнулся о камень и упал — после чего с удвоенной силой принялся поносить своих сослуживцев, укрывшихся от холода в наземном дворце Си-лина, и их матерей, словно все эти многочисленные люди подставили ему подножку. Когда облегчил душу, наругавшись всласть, он наконец поднялся и вдруг увидел, что из сугроба торчит нога. Ступня была похожа одновременно на редиску и на ствол дерева, Чжан Цинмао смог опознать её лишь по штанам и обуви.
Штаны из чёрной парчи превосходного качества резко выделялись на фоне сугроба, в который провалился Чжан Цинмао, а на мягких сапогах на тонкой подошве была вышита человеческая голова без лица — только шея и волосы, вот так диво! Прежде чем превратиться в винный бочонок, Чжан Цинмао несколько лет шатался по цзянху, и, едва завидев эти сапоги, надолго оцепенел, а потом разразился воплями: “Безликий убийца!”
Торчавшая из снега похожая на редиску нога принадлежала Мужун Уяню по прозвищу “Безликий убийца”. На доске объявлений в цзянху он занимал двадцать восьмое место: северный варвар неизвестного возраста, был знаменит тем, что убил настоятеля храма Шаолинь и покинул храм в целости и сохранности, да ещё никто не видел его истинного лица.
Глава 9. Могила первого ранга
В месте, где обосновался “Фобибайши”, за болотом позади горы Цинъюань, имелась одна усадьба — “Сотня рек”, названная по изречению “океан вмещает сотню рек, а широкая душа вмещает многое” *. В ней было пять зданий из тёмно-синего кирпича с чёрной черепицей, которые сейчас покрывал слой снега толщиной в один цунь*.
Обр. иметь широкую душу, быть терпимым в отношениях, снисходительно относиться к людям
1 цунь = 3,33 см
Мужчина около сорока лет в лазурном одеянии пристально смотрел во двор, заложив руки за спину. Видимая в его окне часть двора пустовала, только на углу тёмно-синего кирпича какая-то пташка оставила крохотный след. У мужчины были густые брови и красивые глаза, а роста он был такого высокого, что казалось, головой подпирает небо*.
Головой подпирать небо, ногами стоять на земле — великий и могучий, сильный, крепкий
Это был глава “Фобибайши”, по фамилии Цзи, по имени Ханьфо.
— Говорят, недавно на могиле первого ранга кое-что случилось, — сказал кто-то позади Цзи Ханьфо. — Погибли Мужун Уянь и У Гуан. Я проверил местные хроники, за последние тридцать лет там пропало без вести одиннадцать человек, среди которых семеро хорошо владели боевыми искусствами.
— Но не настолько хорошо, как Мужун Уянь, — усмехнулся Цзи Ханьфо. — Мастерство этого человека было неподвластно ни мне, ни тебе.
Стоявший позади Цзи Ханьфо человек был одет в толстые одежды на хлопковой подкладке, лицо у него было круглое, с пухлыми губами. Весил он не меньше двухсот цзиней*, но ростом был невелик — ни дать ни взять откормленный гусь. Это и был Бай Цзянчунь или Байэ.
200 цзиней = 100 кг
— Кроме Мужун Уяня рядом с могилой первого ранга в заснеженном хвойном лесу обнаружились останки “Железного силача” У Гуана. У обоих верхняя часть тела была худой как хворостинка, а нижняя — распухшей, ран же на телах не было.
— Хмм, — тихо отозвался Цзи Ханьфо. — Бицю послал людей расследовать это дело, скоро должны появиться новости.
Бай Цзянчунь ухмыльнулся.
— Бицю, этот негодник, как глава изчез, так уже почти десять лет за врата и не выходит. — Одетый в ватный халат, он обмахивался веером из пальмовых листьев. — Всё равно что отказаться от правой руки — человек уже мёртв, какая польза в том, чтобы усложнять себе жизнь?
— Ты и сам такой, иначе зачем хранишь в комнате карту островов Восточного моря и втихую отправляешь людей на поиски? — спокойно возразил Цзи Ханьфо.
Бай Цзянчунь фыркнул и сменил тему.
— Бицю умрёт, но не выйдет за двери, его ученики по большей части те ещё олухи, мне нужно съездить в Юньнань, вы со стариной Четырёхруким тоже заняты… Дело с гробницей серьёзное, что предпримешь?
— Это дело Бицю уже перепоручил клану Фан, — Глаза Цзи Ханьфо неуловимо блеснули. — Пусть он и не выходит, но по-прежнему действует надлежащим образом.
Заплывшие жиром глазки Бай Цзянчуня сверкнули.
— Передал Фан Добину?
Цзи Ханьфо наклонил голову.
— С целью? — взгляд поросячьих глазок Бай Цзянчуня стал острым и ярким.
— Ли Ляньхуа, — поколебавшись, медленно произнёс Цзи Ханьфо.
Бай Цзянчунь хлопнул веером по столу.
— Ли Ляньхуа, возраст неизвестен, происхождение неизвестно, описание внешности отсутствует, появился в цзянху шесть лет назад, стал первым чудесным целителем. Владеет “Благим лотосовым теремом”, сделанным так искусно, что его можно перевозить с места на место с помощью рабочего скота. Словно бог врачевания воскресил из мёртвых Ши Вэньцзюэ и Хэлань Те. Недавно сотрудничал с двумя Неподкупными Бу и Хуа, чтобы раскрыть дело об изумрудных призраках, однако какую роль сыграл в нём — неясно.
Байэ в “Фобибайши” отвечал за сбор информации: стоило в цзянху всплыть новому имени, как он знал о нём больше половины, а уж если речь шла о знаменитости, то словно подсчитывал семейные драгоценности*.
обр. в знач.: прекрасно разбираться, ориентироваться; с полным знанием дела; знать, как свои пять пальцев
— Этот человек не имеет отношения ко главе ордена, но вот “Лотосовый терем”… — Цзи Ханьфо сделал паузу и тяжело произнёс: — Помнишь, когда мы ворвались во внутренние строения секты “Цзиньюань”, перед покоями Ди Фэйшэна была буддийская кумирня?
Бай Цзянчунь кивнул.
— Помню, благовония ещё горели, но Ди Фэйшэна уже и след простыл.
— Кумирню украсил подчинённый Ди Фэйшэна, мастер Цзиньсян родом из Тяньчжу*, превосходно владевший Дхармой и резьбой по дереву и камню. Бицю ещё весьма восхищался тонкостью этой работы, — сказал Цзи Ханьфо. — Резьба, которой украшен “Лотосовый терем”, сделана по тому же образцу.
Тяньчжу — устаревшее название Индии
— Вы с Бицю подозреваете, что Ли Ляньхуа — последователь “Цзиньюань”? — Бай Цзянчунь задумался. — Что ж, стоит проверить.
— Если он действительно из секты “Цзиньюань”, то наверняка связан с Ди Фэйшэном, — сухо произнёс Цзи Ханьфо. — Если Ди Фэйшэн не погиб, то и глава ордена мог выжить, ведь исчезли они вместе.
Бай Цзянчунь не ответил, долго молчал, а потом с силой выпустил воздух из своих толстых ноздрей.
— Кого Бицю отправил в Си-лин?
— Гэ Паня.
Гэ Пань был самым способным учеником Бицю, его способности к счетоводству и ведению записей считались самыми выдающимися в “Сотне рек”. Лет ему было двадцать пять, и почти десять из них он провёл в “Фобибайши” — Бицю взял его в ученики вскоре после исчезновения главы ордена. Больше всего в жизни он сожалел о том, что не довелось познакомиться с Ли Сянъи.
Глава ордена “Сыгу” Ли Сянъи был известен своей красотой и суровостью, слава “Первого меча Сянъи” сотрясала цзянху, он был замкнут и холоден к людям, однако обладал исключительным умом. Он основал орден в семнадцать лет, а в восемнадцать его знали во всей Поднебесной. В “Сыгу” собралась целая плеяда талантов, однако перед ним склоняли головы и повиновались его приказам даже такие люди как Цзи Ханьфо, Бай Цзянчунь и подобные им. Его почитали как божество — на основании этого можно составить некоторое представление о том, что он был за человек. Гэ Пань частенько сетовал, что не застал Ли Сянъи, чтобы узреть его величие собственными глазами.
Гэ Пань с воодушевлением предвкушал поездку к могиле первого ранга и сотрудничество с кланом Фан. Спустя десять лет его уже редко трогали поставленные задачи, однако на сей раз, отправляясь выяснять, не является ли Ли Ляньхуа членом секты “Цзиньюань”, он был по-настоящему взволнован. Если гнать лошадь во весь опор, то можно чуть за полдень добраться до указанного в письме Фан Добина места встречи — гостиницы “Рассветная луна”.
Быстроногий скакун пронёсся по горной дороге как метеор.
На повороте на снегу откуда-то взялась вода, лошадь Гэ Паня споткнулась обо что-то, сбилась с галопа, но потом продолжила нестись во весь опор.
Глава 10. Могила первого ранга
Сидя в гостинице, Фан Добин раздражённо наблюдал, как Ли Ляньхуа ходит туда-сюда — этот несносный уже долгое время расхаживал по комнате с ребёнком хозяйки “Рассветной луны” на руках: стоило ему остановиться, как младенец тут же принимался завывать волчьим воем.
— Это что, твой ребёнок?
— Нет. — Ли Ляньхуа легонько похлопал по голове этого ни капли не очаровательного младенца.