Доктор Фаустов. Повесть

Капитан взял шестигранный ключ и направился к подиуму, на ходу отдавая распоряжение в рацию на плече. Появились понятые, оператор и ведущий криминальной хроники на ТВ. Всё закрутилось, завертелось.

— Не понимаю, зачем? Этой отравой можно было бы лишить здоровья тысячи людей. Приобщить к этому злу десятки тысяч. Рано отнять жизнь. Почему? Хозяин этой дряни играет на вашей стороне. Так? Тогда в чём логика? Или дьявольский порошок перестал быть таковым?

— Всё просто. Хозяин этого схрона решил соскочить. Он больше не берёт товар у оптовиков, порвал все связи с дилерами. Остатки зелья хочет раздать местным барыгам и приказать охране больше не пускать их в клуб. Короче, завязал. Распродаёт выгодный бизнес. Два таких же клуба в Питере и Нижнем уже продал, вместе со зданиями, где они находились. Там таже песня, никакой наркоты. А причина в следующем. Пару недель назад здесь загнулась девчонка от передоза. Администратор её узнал, и пока она ещё была жива, перенёс в кабинет хозяина. Позвонил ему. Тот быстро примчался, был где-то рядом. Вызвали скорую. Но, увы и ах. Девчонка-племянница хозяина, дочь его брата. Как только врачи констатировали смерть от передозировки, он, хозяин, делает следующее. На этой же скорой, объявляя всем что она ещё жива, её отвозят в частную клинику за город. Там задним числом оформляют её на лечение. Вызывают другую скорую, которая отвозит её в морг. Патологоанатом пишет заключение о проблемах с почками, не связанных с лечением. Всё шито-крыто. Да, вся эта операция прикрытия встала ему в копеечку, вернее в центик. Но оно того стоило. Все теперь знают, что она лечится за границей. В том числе родители девчонки.

Отец её не поверил ни единому слову родственничка и обратился к бывшим сослуживцам, то есть ко мне. Я мог бы подтвердить, что так оно и есть и на какое-то время эта версия доминировала бы. Но этот поганец, хозяин клуба, решил, видите ли, встать на путь исправления. Так сказать, завязать с наркотой. Всё распродать и уехать на Кипр. Потом в Грецию, в один монастырь. Он уже договорился. Грехи замаливать. Ему, видите ли, смерть племянницы глаза открыла. Хрен там. Капитан!

Блинов подошёл к их столику, несколько ошалевшей от увиденного в тайнике. Да, за такую находку и премируют и в звании должны повысить. А там, глядишь, один шаг до перевода с этой опостылевшей работы. Действительно, засиделся в капитанах. А не идёт против совести и говорит, что думает. Бывший его начальник ходатайствовал о его учёбе в академии, пока был в силе. Потом руководство поухмылялось, а в кадрах ему всё объяснили.

— Там отпечатки хозяина заведения повсюду, на пакетах с дурью, на стволах, на денежных упаковках. Так что пакуйте и увозите в отдел. Закроют эту мразь лет на двадцать. Да, вот еще что. Пусть твой зам этим займётся. Который с понятыми общается. Как, бишь, его? Роганов? С ударением на первом О. Оформили всё замечательно. Пусть доделывает работу, а ты езжай к дочке на днюху. У входа стоит микроавтобус, сразу за вашим. Водителя зовут Миша. Он, кстати, в одном звании с тобой. Адрес кафе он знает. Там всё только начинается. В машине на крючке висит костюм твоего размера. Ну, там, брюки-пиджачок-рубашка с галстуком. Ботинки. Миша покажет. Пока будете ехать, переоденешься в цивильную одежду. По дороге заедете в Детский Мир, в секции 2-12 на втором этаже для тебя зарезервирована большая оранжевая собака. Такая, как хочет твоя дочь. И просит твою бывшую купить, но цена кусается. Заплатишь из своих, на твою гордость никто не покушается. Если не хватит, денег займёшь у Михаила. Сами договоритесь. После празднования он тебя отвезёт домой, переоденешься обратно, костюм оставишь там же в машине. Так. Миша даст тебе кобуру под твой ствол. Очень удачная разработка, из кайдекса. Оценишь. Для скрытого ношения лучше не придумать. Я ведь понимаю, что ты ствол свой табельный никому даже на минуту не доверишь. А кобуру такую тебе должны были год назад выдать, их заказывало ваше Управление. Да видно разошлись они, как ценные подарки нужным людям. Оставь её себе. Так справедливость хоть немного восторжествует. Ну, всё, езжай к дочке. Миша проезд с гайцами согласует, будет вам Зелёная улица. И дочка обрадуется…А шапочка у тебя прикольная. Когда балаклаву вот так скручивают, и она на макушке головы держится, мне это один древний головной убор напоминает. Кипа, она же Ермолка. На арамейском, впрочем, как и на идише это звучит, как ЙЕРЕ МАЛХА. Отсюда-Ермолка.

— Кто вы такой? Удостоверение я видел. Зачем вам это? Вы всё равно не заставите меня делать то, что я не приемлю.

— А и не надо! Ничего мне от тебя не нужно. Раз из-за меня ты здесь оказался, пытаюсь не изгадить твои отношения с дочерью. Вот и всё. А кто я такой? ЧАСТЬ СИЛЫ ТОЙ, ЧТО БЕЗ ЧИСЛА ТВОРИТ ДОБРО, ВСЕМУ ЖЕЛАЯ ЗЛА. Поэт один немецкий так сказал когда-то.

Когда Блинов ушёл, Геннадий сделал большой глоток из бокала с безалкогольным фруктовым коктейлем. Клиентов заведения уже подняли и усадили за столики, шёл опрос и проверка документов. Обычная рутинная работа для органов. Зам Блинова, капитан Роганов (с ударением на первом О) отлично справлялся с задачей. Он то и дело переходил от одной точки процессуальных действий к другой, контролируя ситуацию.

— Чем всё закончится? Я имею в виду хозяина клуба.

— Чем? Захотел очиститься от скверны-стань мучеником. Хочешь сменить религию-претерпевай страдания. За новую веру в нового Бога повеси на кресте. Только так! Или откажись и вернись в лоно истинной веры. И тогда всё наладится и вернётся на круги своя. А чем всё закончится, зависит целиком и полностью от индивида. Есть три варианта развития событий. Упрямство и молчание-получает свою двадцатку и летит голубем в Потьму. Начинает много говорить, о делах соловьём петь-острая сердечная недостаточность в двадцать шестой камере Матросской тишины. Труп родственники не получат. И наконец третий вариант, мой любимый. Договаривается с наркополицейскими, получает условный срок, чтобы не соскочил и не свалил, и продолжает заниматься тем же. Выкупает обратно свои два клуба. Раскидывает изъятые двести кило по трём своим точкам. Пол-лимона евро делят между собой заинтересованные люди в погонах. И всё. Всё возвращается на круги своя. Как тебе такой вариант? Меня бы он идеально устроил.

Их диалог прервали. Вернулся Блинов. Он уже переоделся. Они его не сразу узнали, выразительно переглянулись. Вот что хорошая одежда с людьми делает. Блинов был в модном костюме, рубашке и галстуке в тон костюму. Он прямо-таки преобразился. И вместо задроченного жизнью вояки на них смотрел импозантный мужчина средних лет. Из тех, что нравятся всем женщинам. Надёжный, сильный и смелый, удачливый. Теперь его бывшая до крови губу прикусит от отчаяния. А мужики в кафе, если таковые найдутся, сдохнут от зависти.

— Я что хотел спросить? В туалет забежал и к вам на минутку. У кого из коллег не спрашивал, никто не знает. Чисто профессиональное любопытство. У вас на эмблеме Оперативно-Поискового Управления, в центре, в круге, изображено какое-то не то колесо, не то борона какая-то Круглая хрень, типа круглого ковша. Типа, крутится и чего-то роет. И может нарыть на каждого. Так ребята говорят. Что это за штука такая?

— Ха-ха-ха… Рассмешил ты старого дядьку. Это дань традициям. А изображён затвор фотоаппарата. И всё. Расстроил тебя? Вижу, что мой ответ тебя удивил. Однако это так. В центре, на Щите с Мечом, в круге, затвор фотоаппарата…

— А это действительно, остров?

— Да. Было когда-то два пруда. Прорыли перешейки и объединили их. И получился остров. Остров Измайловский. Тут много чего интересного. Собор. Крепость. Или что-то типа крепости. Берёзовая роща просто неземная, как в Переделкино. Полное ощущение, что ты за городом. Или в каком-то городишке старинном. В собор мы, конечно, не пойдем.

— От чего-же? Можем сходить. Мне импонируют старинные Богоугодные заведения. Давай еще по стаканчику. Риоха, из винограда Темпранильо. Я знаю, ты такое любишь. Купил в магазине КОЛЛЕКТИВНОЕ&БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ. Большая сеть, по всей вашей стране. Вино испанское, вроде. Эх, Испания, Испания…Ламанча…Знавал я того чудика, который с ветряными мельницами воевал.

— Это вымышленный персонаж. И об этом все знают.

— Далеко не вымышленный. Звали, правда, его по-другому. Вино понравилось?

— И чем же ты расплачивался? Золотыми дублонами? Гинеями? Может, Обанами времен сёгуната Токугавы? Дукатами?

— Отнюдь. Картой сбера, как все нормальные люди. Нравится мне этот банк. Хорошие там ребята работают. И многие-мои клиенты. А я-их. Всё просто. Да, у меня скидочная карта магазина есть. Десять процентов. Сэкономил на покупке трёх пузырей немножко. Пустячок, а приятно.

Геннадий потерял дар речи. И выразительно посмотрел на Стофелева. Не понимая, шутит тот, или говорит серьезно. Мимо прошла женщина с коляской. Бутылки и закуска были в пакете, не на виду. И не провоцировали граждан на конфликт.

— Ты это серьезно, на счет оплаты?

— Смешной ты, Гена. Ты думаешь, я зашел в магазин, взял бутылки и ушел, как вор? Не расплатившись? Я законопослушный гражданин. У меня и паспорт ваш есть. Я, когда из Душанбе приехал, стоял в длиннющей очереди на оформление. Вместе с потомками Рудаки и Навои. Знал, кстати, обоих. Подошел человек и предложил помощь. Отошли в сторону и поговорили. Обошлось мне это в смешную по вашим меркам цену. Этот чиновник и с регистрацией мне помог. Почти задарма. Хороший парень.

— Твой клиент?

— Пока нет, но скоро, видимо, станет. По моим наблюдениям у вас в госструктурах полно моих потенциальных клиентов. В разы больше, чем в других странах. Ну, кроме нэзалэжной. С той вы идете ноздря в ноздрю. А уж тех, которые на договоре у меня, и не сосчитать. Так что, пока я здесь у вас нахожусь, приличную жатву соберу. Нравится мне в вашей стране. Каждый пытается обмануть каждого. Даже в мелочах. Что-то втюхать и впарить. Как-то дёшево развести. Что-то украсть и поживится на халяву. А всякие структуры, так на каждом шагу.

Возле них остановился какой-то полубезумный дядька, весь дерганный и с постоянно меняющейся мимикой лица.

И начал рассказывать про бывшую работу. Изливать, так сказать, душу. Когда нашим героям это порядком надоело, Геннадий попросил того не мешать общению и идти своей дорогой. В достаточно вежливой форме. Дядька глупо заулыбался и сел на скамейку, напротив. Геннадия это стало раздражать, и он попросил Стофелева избавить их общество от надоедливого соседа. Стофелев закинул ногу за ногу, сложил руки на груди и пристально посмотрел на их визави. Тот встал, сделал глубокий поклон, и со словами: СЛУШАЮСЬ, ХОЗЯИН, изчез из их поля зрения. Налили ещё по стакану. Сидели под липами и созерцали Серебрянный пруд, окаймлявший остров. Стофелев достал не то блокнот, не то записную книжку, и принялся её листать. Геннадий закрыл глаза и максимально расслабился. Как когда-то учили на курсах в Балашихе-25. Алкоголь приятно разливался по телу, а голова становилась лёгкой-лёгкой. Он задремал. Стофелев, сидевший рядом, что-то тихо бубнил под нос, листая блокнот. Из этого бубнежа сложно было что-то понять. Единственное, что отчетливо уловил слух Геннадия, было название переулка. Подколокольный. Подколокольный переулок…Подколокольный…переулок…переулок…Подколокольный…Геннадий провалился в глубокий сон. Время было послеобеденное. Тихо. Спокойно. И умиротворенно. Снился ему Подколокольный переулок…

В маленькой комнате, в кабинете отца, Геннадий читал книгу. Старая бабушкина квартира в Подколокольном переулке, шестой дом. Напротив Никольского храма. Он не знал, чем занять себя. Изучал когда-то юриспруденцию, философию, медицину, даже немного богословия. Скучно. Всё познал и освоил. Вот так учись всю жизнь, а дураком останешься. Геннадий встал с кресла-качалки и пошёл на кухню заваривать чай. В дверь позвонили. Не поздновато? Уже за полночь. На пороге стоял его бывший сослуживец и подчинённый.

— Здравствуй, Дима. Какими судьбами? Проходи. Как ты меня нашёл? Я собрался чай заваривать. Тебе он тоже понравится, Асам.

— Здравствуй, командир. От чая не откажусь. Долго не засижусь, я проездом. Лечу в Краснодар, на нашу базу. Ты так и не решился к нам присоединиться?

— Хватит, навоевался. Старый уже. Ни семьи, ни детей. Да и забыл я уже, что это такое. Сейчас в медицине. Да ты знаешь. Хандра меня заела. Тебе это не знакомо? Хорошо, что заехал. Пообщаемся до отлёта. Изучаю эзотерику, перед твоим приходом с духами общался, на равных. Человек-венец природы.

— Не удивляюсь, командир. Ты всегда был философом. Когда мы Хаттаба в горах зажали, ты на дневке Кастанеду читал, как сейчас помню. Все спят, а ты из спальника с книжкой торчишь. Может это нас и спасло. Часовой тогда закемарил, ты меня растолкал, и мы дозор бандитский из Винторезов положили. А так, вырезали бы нас как свиней, всю группу.

— Нашёл что вспомнить. Ты мне скажи, твоим позывным сейчас всю вашу компанию называют. Как так?

— Давно это, ещё с Африки. Разведуправлению не с руки было, чтобы наши там работали, официально. Вот и слепили команду. Я за старшего. Ребята были из Псковской бригады, знали меня. Вот они и придумали. Ну и прижилось. И когда меня в Питере встречают, Полет Валькирий все насвистывают. Ну, как я тогда. Помнишь?

— Послушай, Дима. Не называй ты меня командиром. Я тебе уже давно не командир. Тобою, я слышал, сейчас другой командует. Как так получилось, что бывший ресторатор рулит вашей командой, а?

— Хорошо, командир, не буду. Учитель! Так пойдёт? Ты же мой учитель. Главный учитель, а я твой ученик, в главном деле всей моей жизни. И не только моей. А с ресторатором? Ты сам знаешь-жизнь штука сложная. Звёзды так расположились. Ты же изучал астрономию, я знаю. Марс в созвездии Девы и всё такое. А насчёт компании… У нас братство по факту. Спецназовское братство со своими незыблемыми законами, правилами и уставами. И живём мы по ним, как тогда жили с тобой в горах Чечни и Дагестана. И ничего не изменилось. И не важно, что я на дрова для обеда рублю, кавказский орех или африканский баобаб. Может всё-таки к нам? Хотя, скажу честно, гибнут ребята. Недавно зажали нас повстанцы на какой-то ферме. Мы заняли круговую и ждали помощи от местного царька, с которым у нас договор. В самом центре фермы разместили раненых, и не давали уродам подобраться на бросок гранаты. Раненые лежали на соломе и навозе, на скотном дворе, и умирали. Патроны заканчивались. Я видел, где находится командир этих обезьян. Послал двух бойцов, самых юрких и шустрых. С последними гранатами. Они подползли, как змеи и в три приема, с паузами, забрасали его эФками. И его помощников. Они ж, уроды, не знают такой схемы. Обезьяны, оставшись без старшего, свалили. Если б они понимали, что мы пустые, дожали бы. А раненые наши, тяжелые, все умерли. Лёжа в навозе.

Они проговорили до утра. Потом Дмитрий вызвал такси и уехал в аэропорт, чтобы вылететь на тренировочную базу своей команды в Краснодарском крае. Пообещав на Пасху заехать в гости и провести пару дней на даче у Геннадия. пожарить шашлык, выпить хорошего коньяка, погулять в лесу, в Переделкино. Лес там был просто замечательный. Пообщаться, поспорить. Когда они встречались, что бывало редко, обязательно один начинал философствовать, а другой с ним спорить. О жизни, о вопросах бытия, о религии, о вере, о людях и зверях. Но в их споре истина, к сожалению, не рождалась. Один был налитым до краёв кубком, переполненным знаниями, ставший меланхоликом. ИБО, ВО МНОГОЙ МУДРОСТИ МНОГО ПЕЧАЛИ. А КТО УМНОЖАЕТ ПОЗНАНИЯ-УМНОЖАЕТ СКОРБЬ. Так говорил Екклезиаст. А он знал, о чём речь. Другой же был прямой противоположностью своему учителю и бывшему командиру. Он не прочитал издесятой доли тех книг, что вдохновляли учителя.

После отъезда своего ученика, Геннадий больше ни с кем не виделся. Да и зачем? Родных ему заменили книги, друзей ему заменили книги, товарищей ему заменили книги. Он не знал, чем ещё занять себя. Пора бы уже было прервать это бесполезное существование. В Москву пришла весна, что только усугубило ситуацию. И вот он созрел. В одно прекрасное весеннее утро, не сомкнув ночью глаз, он решился. Достал из холодильника вино, налил высокий бокал. Поставил стремянку к антресоли. Залез туда, и покопавшись в старом барахле, достал свой армейский ранец, ЭрДэшник, РД-54. Вытащил из него аптечку и извлёк ампулу, которые выдавались офицерскому составу Разведуправления для избежания пленения.

Ампула эта вкладывалась в микроскопический кармашек, входящий в комплект. Кармашков было два, и они пришивались к воротнику или отвороту куртки. К Горке, Песочке, КэЗээСу или Мультикаму. То есть к той спецназовской робе, в которой предстояло работать в командировке. В то место, до которого можно было дотянуться зубами. И лишь тем офицерам или прапорщикам, пленение которых было категорически исключено. Приезжавший в ПВД, то есть в пункт временной дислокации, военврач из Управления, периодически проводил тренинги. В этих случаях в кармашки вкладывалась ампула с глюкозой, похожая по размеру. Он же привозил спецпаёк, который нужен, чтобы не готовить пищу и не пользоваться эталоном, то есть горным сухпайком, во время Боевого Выхода. Это были различные желатиновые капсулы и упаковки, типа маленьких шоколадок или батончиков. В них находилось специальное концентрированное питание. Энергоемкое и крайне необходимое организму. Что-то типа батончиков Нептун, которыми пользуются боевые пловцы, изготавливаемые ими же. Безусловно, в ситуации, когда попадание в плен неизбежно, можно воспользоваться гранатой с демонтированным замедлителем. Которая взорвется сразу после накола ударника УЗРГМ. А не через 3–4 секунды, как штатная. Или выстрел из пистолета. Категорически не последним патроном, как показывают в кино. На последнем патроне может произойти осечка. И что тогда, грызть вены на руках? Да и граната может не сработать. Только яд! А пленённого воина может ожидать для начала крупнозернистый напильник. Зажатый (у связанного по рукам и ногам) между верхней и нижней челюстью. И после двух-трех движений слева направо и обратно у жертвы на зубах обеих челюстей обнажаются нервы. И чудовищная боль разрывает (метафорически) мозг. И человек всё рассказывает. Или инъекция амитала натрия, что надежней. Хотя, безусловно, более эффективен Специальный Препарат СП-117. Считают каплями и разводят водой. Если первая доза оказалась малоэффективна, дают вторую. Третью…Пока человек не расскажет, всё, что от него хотят услышать. Дозу рассчитывает (и дает) опытный врач. Затем, если после допроса пациента необходимо экстренно вернуть в норму, ему скармливают антидот, разработанный под СП-117. Придя в себя, человек думает, что просто потерял сознание на время. При этом напрочь забыв, что предшествовало приступу. Есть и более современные препараты… И вспоминаются такие подробности из жизни, о которых стыдно рассказывать даже духовнику на исповеди. Как говорят, нет людей, которых невозможно расколоть на допросе. Есть плохие следователи, не умеющие этого делать. Но надеяться на это глупо.

Геннадий надломил ампулу и вылил содержимое в бокал. Подошёл к окну и раздёрнул тяжёлые старинные портьеры. Решил встретить восход и уйти в вечность. Поднёс к губам бокал и тут раздался колокольный звон из Никольского храма напротив окон. И услышал хоровое пение откуда-то из поднебесья. Где это? Как это? Хор ангелов пел о преодолении смерти и тления. Колокола храма возвещали всему миру о Христовой Пасхе. Хор ангелов где-то совсем рядом провозглашал: Христос Воскресе! Геннадий отнял бокал от губ, опустил руку и пролил содержимое бокала на пол.

Возвращались из области по Варшавскому шоссе.

— Сверни на Янгеля, а потом на Чертановскую, Генрих. Ты же по паспорту Генрих? Так ведь?

— Я уже и забыл, когда меня так называли. Меня со школы все зовут Гена. Думая, очевидно, что это сокращение имени Генрих. Мама работала в журнале Зарубежная Литература. Составляла антологии немецких поэтов и прозаиков 18–19 века, в основном. Вот, видимо и дали такое имя, которое я практически забыл.

— А что? Генрих Фаустов! Звучит. Тебе ничего это сочетание имени и фамилии не напоминает? Может что-то из прошлого? Родители, может, говорили? Нет? Может, читал в детстве?

— Да, нет. Не помню. А скорее- не хочу помнить. Всё моё детство прошло в районе Третьяковки, мы жили в Лаврушинском. Семья интеллигентная, как и многие семьи в той округе. А во дворе шпана разная-всякая. Приблатнённая гопота, форца. Всякие полубандиты. Вокруг Третьяковки вся эта шушера и вертелась, вокруг интуристов. И вот такой диссонанс. Дома родительское правильное воспитание. Выходишь за порог-дворовое. Тоже, как оказалось, правильное. Бандосы лаврушинские жили по справедливым законам, свято соблюдаемым. Потом мы получили новую квартиру, просторную, и съехали из центра, как и многие. А что это ты решил по Чертановской поехать? по Варшавке как раз до театра доехали бы, а так крюк давать. Ещё опоздаем.

— Не опоздаем. Это репетиция. Без нас не начнут. И потом, нравится мне Чертановская улица и всё тут. Да даже если опоздаем, или вовсе не приедем, посмотрим потом премьеру. Забавная вещь. ИСХОД называется. Я читал пьесу. Театр этот вообще интересный, Шалом. Даром, что еврейский. Так, всё нормально, у метро потом свернём направо и вернёмся на Варшавку. А Чертановскую проедем всю. Уважь старика.

— Да какой ты старик? Выглядишь на пятьдесят, обаяние так и прёт. Одеваешься стильно, денег не считаешь. Берёшь, что захочешь. Люди для тебя-марионетки. Хозяин жизни!

— Ты бы притормозил, Гена. Куда так разогнался? Пешеходный переход впереди, уже жёлтый загорелся.

Геннадий плавно затормозил, и они остановились на зебре. По пешеходному переходу шли люди. Разные люди, молодые, старые, мужчины, женщины. Одна девушка шла последней, отстав от толпы. Она кинула взгляд на их машину и встретилась глазами с Геннадием. Тут же отвернулась и заулыбалась. Даже в профиль это было заметно. Скромно одета, ничего вульгарного.

Сразу после перехода остановились

— Вылезай и давай за ней. А я цветы куплю. Вон, магазин впереди. Проследишь до квартиры или куда там она пошла. Давай, давай! МэФэ Стофелев. Решающий все проблемы.

Они стояли возле входа на территорию храма. Там, где Сумской проезд пересекает Чертановскую улицу. Прошло достаточно много времени, но Гена решил не отступать. Девушка вышла через открытую створку ворот и направилась к пешеходному переходу, проходя мимо наших спутников. Геннадий попытался с ней заговорить и предложил проводить до дома. Она улыбнулась и отрицательно покачала головой. Достаточно учтиво ответив на его домогательство. Учтиво, но непреклонно. От цветов отказалась. Не обернувшись, сделала левой кистью рубящее движение, как бы отсекая все его притязания. Гена стоял ошеломленный и что-то бормотал себе под нос. Какие-то хвалебные дифирамбы в адрес ушедшей девицы.

— Познакомь меня с ней, не знаю, как это ты сделаешь. Но ты говорил, что всё можешь. Так?

— Она была в Храме, на церковной службе. Потом исповедалась, и священник отпустил ей грехи. Которых, в общем-то нету. Она невинна и чиста, как ребёнок. Нет у меня над ней власти, увы.

— Да как ты узнал?

— Подслушал её Исповедь. Как ещё?

— Разве ты можешь входить в храм Божий? Однако, это нонсенс.

— Чудик! Я хоть и падший, но всё же Ангел. И для меня нет никаких препонов, даже для беседы с Богом. Но в данном случае я бессилен. Я тебе всё объяснил.

— Но ей же больше шестнадцати лет? Так?

— Ничего святого! Больно ты шустрый, парень. Увидел цветок прекрасный и готов его сейчас же сорвать. Остынь.

— Давай мне без этих нравоучений. Выискался тут, хранитель добродетели. Сегодня же она должна быть со мною. Иначе наш договор будет расторгнут. И катись к чёрту. Нет, в задницу.

— Ну, что я за день смогу сделать? Ну, дай хоть недели две. Надо же как-то всё продумать. подготовить. Не менее двух недель.

— Да я бы и без твоей помощи управился за неделю и добился бы своего. Зачем мне тогда твои дьявольские потуги? А?

— Ничего ты так не добьёшься, только всё испортишь. Поверь, тут необходима дьявольская изворотливость и чертовски хитрая схема. Готов заняться прямо сейчас.

— А в комнату её смогу попасть, когда её нет? Посмотреть вещи, которые она носит, кровать, где она спит. Интерьер, что её окружает.

— Это без проблем. Но в отсутствие девчонки. Сейчас ещё рано, мне надо подумать.

— Да, и какой-нибудь сувенирчик, чтобы впечатлилась.

— Найдём сувенирчик. Возле старых церквей мне надо походить. Там не все ещё старые клады найдены. Поискать надо.

Квартира, в которой они оказались, была двухкомнатной. В проходной жила мать девушки, в изолированной, совсем крошечной, сама Рита. Туда и направились. Повсюду порядок и аккуратность, не богато. Но при этом бедность не резала глаз. Возле постели хорошо сохранившееся старое кожаное кресло. Нарядное, но не броское покрывало на кровати. Геннадий слегка откинул его в сторону. Всё чистое и аккуратно уложенное. Ни пылинки. Стофелев в какой-то момент, оставивший Геннадий одного, возвратился со старой шкатулкой в руках. Такие можно увидеть только в фильмах про средневековых рыцарей, их замки и сокровища. Он поставил шкатулку в шкафчик и закрыл его. После этого они покинули квартиру буквально за несколько минут до возвращения хозяйки комнаты. Едва не разминувшись с ней возле подъезда. Рита зашла в квартиру, переобулась и направилась к себе в комнату в спальне. Было душно, воздух казался каким-то спёртым и тяжёлым. Она почувствовала дурноту и открыла настежь окно. Сняла платье и открыла шкафчик, собираясь повесить его на вешалку. Увидела шкатулку, стоявшую на дне шкафчика. Несказано удивлённая, достала шкатулку и поставил её на стол. В крышке этого забавного сундучка торчал ключ. Она открыла шкатулку и заглянула вовнутрь. Там находились различные женские украшения. Ожерелья, диадемы, кольца и серьги, браслеты и перстни. Рита примерила на себя одно из них, жемчужное. Присмотревшись повнимательней, нашла пару серёжек к этому комплекту. Посмотрела в зеркало и изумилась увиденным. Действительно, красота драгоценности, наложенная на её природную красоту, вызвала восхищение…

Геннадий сидел на скамейке в Милютинском саду, что на Покровском бульваре. Погода, по обыкновению, была замечательная и они решили встретиться здесь, чтобы погулять и обсудить дальнейшие действия. Стофелев, подойдя к скамейке, сходу начал материться и чертыхаться, как последний алкаш. Гена попросил его успокоиться и объяснить в чём дело.

— Да без мата невозможно обрисовать эту ситуацию. А для меня, так это вообще, как удар в спину. Мамаша нашей девчонки отнесла шкатулку в храм. Отдала, так сказать, на благотворительность. Она как увидела, что внутри, давай креститься и молитвы читать. Мамаша ходит в храм, по праздникам поёт в хоре церковном. И наказала дочке не брать себе эти украшения, а пожертвовать на благие дела. Вот так. И как тут не материться? Тем более, рядом никого нет. Дочка было воспротивилась и стала маменьку упрашивать не отдавать шкатулку в храм. Но та тётка ушлая, даром что всё свободное время поклоны бьёт своему Богу. У неё прямо-таки нюх на сатанинские штучки. Короче, поняла она, что не обошлось здесь без нечистой силы. Позвала, чтобы не ругаться с дочкой, местного настоятеля. Но тот, ясен перец, одобрил мамашино решение. Начал плести свои хороводы про жадность, про благочестие, добродетельность и святость. Тьфу! Терпеть не могу эту болтологию! Короче, пойдёт всё на строительство нового храма. Вот напасть какая! Для меня это удар ниже пояса. Я нашёл этот клад, а он раз, и уже за другую команду играет, за конкурентов. Обидно, слушай.

— Ну, а девчонка? Она-то как считает? Дарёному коню в зубы не смотрят. Осветили бы драгоценности и всего делов. Ну, отдали бы пару-тройку колец и перстней в приход. Так и все были бы довольны.

— Я же тебе сказал, мамаша на отрез отказалась взять для дочери.

— Ну, хотя бы серёжки.

— Чует она бесовщину и всё тут. Молитвы шепчет и крестится всю дорогу. А девчонка переживает, всё думает: кто бы мог подарить ей этот сундучок. Её даже не особо заботит вопрос, как этот подарок оказался в её шкафчике? При закрытой входной двери. В общем, расстроилась наша Рита.

— Так найди ещё клад, лучше этого, побогаче. А зайти теперь надо через её соседку, которая разведёнка или одинокая. Ну, ты рассказывал. Они общаются часто. Давай, давай, действуй, Михаил Фёдорович. Или Матвей Федотович. Мне без разницы…

Рита погоревала, погоревала, да и пошла к соседке. Всё ей рассказала. Про сундучок, про мамино упрямство, про благотворительность. Особенно подробно про украшения, какие были в шкатулке, и как она их примеряла. Поделилась, так сказать, наболевшим. Марта (так звали соседку), в свою очередь вспомнила о пропавшем муже. Тот заключил контракт и уплыл в Африку охранять нефтегазо-какие-то ещё проводы. Чёрт его знает. И пропал. Ни слуху, ни духу, ни весточки от него. Если бы погиб, была бы хоть какая-то определённость. Она пыталась выяснить, никто ничего не знает. Там сейчас бардак и война. Одни говорят, пропал без вести. Другие, вроде в плену. Третьи- погиб. Но мёртвого его никто не видел. Вот так. А я же его любила… А что это у тебя в сумке ашановской? Ящик какой-то. Показывай, что принесла?

— Вчерашнюю шкатулку отдали в храм, а сегодня смотрю, новый подарок. Ящичек поменьше того, вчерашнего. И опять в моём шкафчике. Только драгоценности другие. Там были из золота и серебра изделия разные. А в этом в основном камни драгоценные. Я не очень в этом разбираюсь, но чувствую, что это всё не подделка, не стразы какие-нибудь. Посмотри сама!

Рита достала из сумки небольшой жёлто-серый ящик, сделанный, видимо, из кости. Резьба поражала своей вычурностью и разнообразием. Начали примерять драгоценности перед зеркалом. В основном, конечно, принаряжали Риту.

— А ты приходи почаще. Будем с тобой красоваться перед зеркалом. Колечко какое-нибудь наденешь, да и оставишь на пальчике. А мамане твоей навру что-нибудь. Типа, дали поносить на время. Потом цепочку, потом серёжки. Придумаем для матери твоей правдивую историю. Я та ещё выдумщица. И мама твоя привыкнет к этим драгоценностям.

— Да, всё верно. Какая ты умная, Марта! Но откуда мог взяться этот ларец и вчерашняя шкатулка? Как ты думаешь?

Раздался звонок в дверь. Рита начала быстро всё прятать и убрала сумку, думая, что это мама. Марта посмотрела в глазок. Там стоял мужчина, держа перед собой раскрытое удостоверение. Хозяйка квартиры, по привитому всем советским людям необъяснимому доверию к власти (а в сущности, страху) безропотно открыла дверь.

— Я к Марте Швердиной. Простите за беспокойство, уважаемые дамы. Это ненадолго. Это касается вашего мужа. Понимаю, что не вовремя. Не хочу мешать вашей беседе с этой очаровательной девушкой. А у вас, милая, явно дворянское происхождение. Более того, я просто уверен, что вы, юная леди, княжеских кровей.

— Ну что вы, семья наша простая. А колье, что я забыла снять, не моё.

— Причём тут колье или наряд? Ваша манерность говорит о многом. Поворот головы, движение рук, постановка ноги. Поверьте, я в этом разбираюсь.

— Так что о муже? Что с ним, где он?

— Прошу меня простить за плохую весть. Он умер у меня на руках. И просил передать вам, что любит вас. Сейчас расскажу подробно.

Тут в разговор встряла Рита, удручённые таким известием. Она не смогла сдержать своих мыслей и чувств.