Тяжелый урок

Элизабет Бир

Тяжелый урок

Был полдень, и солнце жгло даже сквозь облака. День на Венере долог, и Дарти случалось просыпаться, а он все продолжался. Она была одна, в горах Иштар, в исследовательской поездке, в пяти ночевках от базового лагера Батлер, и, несмотря на гложущее ее стремление продолжить путешествие, она решила отдохнуть часика два. Полдень на этой широте уже приближался к сотому солнечному циклу от ее рождения, поэтому она решила открыть свой маленький запас непортящихся кексов, чтобы отпраздновать это. Цепкие пальцы и прыгучие ноги ее синтезированной в биореакторе, соединенной с кожей адаптационной оболочки помогли ей довольно просто забраться на одну из высоких стройных псевдофиг и устроиться среди ее скользких ветвей, пока нескончаемый венерианский дождь лил прямо на гладкую шерсть ее адаптационного капюшона.

На вершинах деревьев было безопаснее, если вы сидите неподвижно. Никто из крупных существ, желающих полакомиться ею, не мог залезть так высоко. Монстры не появлялись до наступления темноты, но ее могли побеспокоить болотные тигры, «проклятые» и велосирапторы. Для более крупных хищников лес был слишком густой, но ползающие скорпиокрысы оставались нешуточной опасностью. Венера была заселена всего триста солярных суток назад, и здесь, в пустыне, могло встретиться еще много неизвестных монстров.

Сырость не беспокоила Дарти, ни дождь, ни ветер ею не ощущались. Ее костюм превосходно подходил к местному климату, и вода скатывалась с меха — чуда гидрофобной техники. Он был глянцевым и отсвечивал фиолетовым, но при большем освещении становился черным, под цвет больших пальмовых листьев, с которых капли дождя стекали, словно стеклянные бусины. Листья были красно-черными, чтобы улавливать максимум света в вечно серой дождливой атмосфере. Они составляли плотный покров и опускались, когда наступал вечер.

Дарти родилась с хромосомной аномалией, проявляющейся в красно-зеленой цветовой слепоте. Ей было примерно десять солярных суток от роду, когда с помощью генной терапии ее вылечили, и она до сих пор помнила, как первый раз увидела истинные, яркие краски Венеры.

Ее окружали сотни суетящихся и щебечущих видов венерианских обитателей листвы. На их фоне звук пережевываемого кекса слышался тихо и умиротворяюще. Она не будет суетиться; будет любоваться этим природным великолепием и пытаться обнаружить места, где в навесе встретятся ненатуральные геометрические формы и углы.

Отсюда она могла разглядеть исполинские горы Максвелла на севере, его поросшая лесом вершина высоко вздымалась в плотной атмосфере планеты, — но, по большей части, она скрывалась за облаками. Дарти могла только мельком увидеть вздымающиеся стены утесов, потому что она находилась на «сухой» стороне. Горы Максвелла царапали небо, сгребая слой облаков, поэтому с «мокрой» стороны всегда шел дождь. «Баланс» в этом случае был такой, что с наветренной стороны горы были выветрены настолько, что неадаптированным земным организмам лучше было иметь с собой кислородные баллоны для дыхания. Но тут, с подветренной стороны, поднимался лес, и в дневное время видимость могла достигать нескольких километров.

Дарти еще раз укусила кекс. Похоже, он был «шоколадным», уровень кофеина в ее крови повысился, судя по датчикам. Она через плечо посмотрела на склон. Небо становилось ярче, дождь перешел в легкую морось, потом в туман, облака отползли вдоль по кулуарам, ведущим прямо на вершину, возвышающуюся над ней. Сквозь слой облаков просвечивало размытое светлое пятно. Вдруг облака разошлись, и на Дарти обрушился не прикрытый ничем свет дневной звезды, висящей над ней в расщелине чистого, пронзительно-голубого неба, и в толще облаков вокруг него вспыхнули невероятно широкие мазки радуг. Волны тумана прокатились над ней, скользнув по самому пологу листвы, превратив льющееся с неба золото в нереальный, мерцающий свет.

Дарти радовалась, что на ней адаптационный костюм. Солнце грело ее, но костюм задерживал ультрафиолет, гораздо более опасный здесь, чем на Земле. С глазами следовало тоже быть осторожнее: их защищала кристаллическая пленка, но ее фильтр не был предназначен для прямых солнечных лучей.

Отдельные лесные голоса слились в общую какофонию. Третий раз за сто солярных дней своей жизни Дарти на минутку увидела солнце. А некоторых здешних животных она никогда раньше не видела. Она решила принять это как хорошее предзнаменование для своей одиночной экспедиции. К сожалению, то, что произошло сразу за этим, никак нельзя было исключить.

— Привет, — сказал голос в ее голове, — хороший кекс.

— Твоя печь не очень-то хорошо работает, если хочешь знать, — кисло ответила Дарти.

Никогда не устанавливайте дистанционную синаптическую связь с романтическими и профессиональными партнерами. Независимо от того, насколько удобной она кажется в это время в поле. Потому что они могут выйти на связь именно в тот момент, когда тебе меньше всего хочется разговаривать.

— Я слышала об этом.

— Что ты хочешь, Кракен?

Дарти представила улыбку Кракен и поморщилась. Она услышит, что она улыбается, по ее «голосу».

— Просто решила поздравить тебя с днем рождения.

— Ох, — вздохнула Дарти, — это мило. Положение обязывает?

— Может быть, мне действительно не все равно? — устало ответила Кракен.

— Мм. Какой у тебя на этот раз скрытый мотив?

Кракен вздохнула. Это была скорее нервная дрожь, чем вздох, и Дарти поняла, что не ошиблась.

— Я, может, на самом деле волнуюсь.

— Конечно, — ответила она, — ты так часто глядишь со своего Олимпа на низших существ.

— Олимп на Марсе, — ответила Кракен.

Чтобы не рассмеяться, Дарти крепко стиснула правый кулак, преодолевая сопротивление адаптационного костюма так, что побелели пальцы.

Ох уж это твое обаяние! Больше оно на меня не подействует.

— Эй, — сказала Кракен, — ты должна что-то доказать там. Я так понимаю.

— Разве ты вообще способна это понять? Когда тебе в последний раз отказывали в выделении ресурсов? Самому молодому доктору наук, получившему премию Венеры за выдающиеся достижения в ксеноархеологии? Доктору, основавшему кафедру Марсианской археологии в Университете Афродиты?

— Университет Афродиты, — хмыкнула Кракен. — Пять ангаров и многоцелевой посадочный модуль.

— И все же это нам выделили.

— Я своего пика достигла в самом начале, — помолчав, продолжила Кракен, — я никогда не была твоей соперницей, Дарти. Мы были коллегами. Мы коллеги, — поправилась она, но было поздно, Дарти уже заметила ее ошибку.

— Ты часто отрываешься от работы, заметив, что меня не хватает?

Пауза.

— Это несправедливо, — наконец выговорила Кракен. — Но, если я сконцентрирована на работе…

— Одержима.

— …это недостаток, который сильно мешает мне. Возвращайся. Возвращайся ко мне. Мы об этом поговорим. Я попробую снова выбить тебе средства на исследования.

— Мне не нужна твоя помощь, Кракен!

Лес вокруг притих. Потрясенная Дарти поняла, что последнюю фразу выкрикнула вслух.

— Бегая по всей долине Иштар в одиночку, без поддержки, ты не докажешь свою теорию о заселении Венеры аборигенами. Ты просто угодишь в пасть монстру, Дар.

— Я вернусь к закату, — сказала Дарти. — А если нет, то так даже лучше.

— Знаешь, над кем еще всегда смеялась вся Академия? — Дразнящий тон Кракен бесил Дарти, она ненавидела эту язвительную интонацию. — Над Мориарти.

Я не буду тебе подыгрывать. Пошла ты.

Дарти не знала, слышала Кракен это или нет. Повисла тишина, словно Кракен сдерживалась или ждала, когда заговорит Дарти.

— Если ты погибнешь, — произнесла она наконец, — сделай запись в блокноте, что разрешаешь мне использовать твою ДНК. Так легко тебе не удастся отвертеться от потомства.

Ха-ха, подумала Дарти. Только оставаться серьезной. Она не могла придумать, что ответить, и потому молчала. Идея о маленькой Кракен заставила ее смягчиться. Но чья-то карьера прервется после рождения малыша на пятьдесят солярных дней, и Дарти была уверена, что это будет не карьера Кракен.

Она не могла придумать, что ответить, и тишина получилась неловкой, пока Кракен не произнесла:

— Черт. Я о тебе волнуюсь.

— О себе беспокойся. — Дарти не могла прекратить диалог, но она могла просто замолчать. И перестать слушать.

Она забросила остатки пирога подальше в лес, но потом пожалела об этом. Она надеялась, никто из местной фауны не попробует его; ей не хотелось вызвать у кого-нибудь расстройство желудка.

По иронии судьбы Дарти, названная родителями в порыве ностальгии по Земле, выросла в большей степени венерианкой, чем кто-либо другой. Она очень гордилась своей адаптированностью, способностью справляться со всеми трудностями. Многими местными растениями и некоторыми животными можно было питаться, и Дарти хорошо разбиралась в этом. Что еще важнее, она знала, кто может сьесть ее.

В людях она разбиралась не так хорошо. Дарти всегда была не очень сильна в политике. В отличие от Кракен. Дарти не умела заводить друзей. Кракен это давалось без труда. У Дарти не было обаяния, красоты, общительности или экстравагантности. В отличие от Кракен. Кракен, Кракен, Кракен.

Кракен была лучше как ученый, по крайней мере она вникала быстрее. Она, наверное, была хорошим человеком. Великодушнее, не такой колючей, конечно. Но было кое-что, в чем Дарти ее превосходила. В этом она была лучше Кракен. Лучше кого бы то ни было. Ей было комфортно на Венере. Она была привычнее и адаптированней, чем все, кого она встречала.

Конечно, без адаптационного костюма ей пришлось бы трудно. Гораздо проще было пробираться сквозь дебри и болота облаченной в квазибиологическую усиливающую броню, подключенную к собственной нейронной сети и коже. Внутри человек был мягким, хрупким и уязвимым, подверженным сложной совокупности чувств и социальным изменениям — Дарти это не выносила. Но тот же самый человек в костюме несся через лес, как будто родился здесь, и замечал вещи, которые никогда бы не увидел.

Через километр от того места, где она останавливалась перекусить, Дарти наткнулась на тропу велосирапторов. Она вела в нужном направлении, поэтому Дарти двинулась по ней. Эти существа не были в полном смысле велосирапторами; они не были даже динозаврами. Последние являются земными существами, хоть и давно вымершими. Эти же — просто внешне похожие на них хищники. Как и большинство венерианских позвоночных, они имели шесть конечностей, при передвижении балансировали на задней паре ног, а передние две превратились в цепкие лапы, удерживающие добычу. На одинаковом расстоянии по периметру головы находились четыре глаза, позволяя видеть во всех направлениях с различной степенью четкости. Хищник имел пилообразную пасть, способную разрезать человека пополам. Все это скрывалось длинными грязными сосульками — то ли мехом, то ли перьями, — которые на самом деле являлись почти черными водорослями или близкими к ним венерианскими аналогами.

Дарти двигалась за велосираптором почти два километра, и зверь ее даже не заметил. Она улыбнулась. Кракен была права: для большинства людей одиночное путешествие по джунглям равносильно самоубийству. Но Дарти не такая, и разве не это было ее преимуществом?

Она знала, что основные поселения венерианцев находились в долине Иштар. Она чувствовала это спинным мозгом. И теперь собиралась доказать это, независимо от того, будут ли выделяться средства на такое исследование или нет. Они кинутся помогать мне, когда все уже будет сделано.

Псевдодинозавр наконец свернул влево. Дарти продолжала бежать, прыгать, плыть, шлепать, карабкаться вперед, позволяя костюму принимать на себя большую часть нагрузки. Горы выводили на большое плато, которое колонисты называли плато Лакшми. Никто не знал, как называли его аборигены. Они исчезли примерно десять тысяч лет назад: ровно столько времени ушло у человечества на то, чтобы от неолита (обработка земли, каменные орудия) скакнуть до способности бегать по джунглям чужой планеты в усиливающей броне, сконструированной с помощью искусственно выращенных мышечных волокон и ДНК гепарда.

Плато Лакшми, окруженное со всех сторон горами, — одно из немногих мест на поверхности Венеры, откуда виден океан. Поверхность планеты была на 85 % покрыта водой, менее соленой, чем земные океаны, потому что поверхность суши была меньше, а значит, и стекающих с нее солей поступало в океан гораздо меньше. Плато было тектонически активной зоной, с большими вулканами и разломами.

Вулканическая активность — одна из причин, которые привели Дарти именно сюда.

Джунгли в центре плато оказались не такими непроходимыми и заплетенными лианами и вьющимися растениями, как ожидала Дарти. Это был высокий лес, большая часть его биомассы нависала над головой Дарти, раскидистые зонтичные верхушки находились высоко, заслоняя свет. Ветви и стволы заросли симбионтами и паразитирующими растениями. В сумрачном подножии стволов чавкала грязь под ногами да стучал по листьям дождь.

Дарти была настороже, но пока что на ее пути не встречалось крупных хищников. Вокруг в изобилии мелькали ползущие, летающие и светящиеся насекомые, которых, как она была уверена, еще никто из биологов не зафиксировал. Возможно, на обратном пути у нее будет время, чтобы уделить им больше внимания, но сейчас она довольствовалась обширным видеоархивом. Не повредит поддерживать хорошие отношения с биологами их института, когда она вернется обратно. Возможно, что по возвращении ей придется устраиваться мыть полы в офисах.

Стоп. Вариант провала не рассматривается. Не следует даже предполагать это.

Как и всегда, подобные подбадривания не сильно отразились на ее мрачном настроении в целом. Даже когда она шла, наблюдала, отмечала на карте, у нее оставалось время для размышлений.

Она преодолела вброд два болота и взобралась на базальтовый гребень — одно из возможных оснований огромного вулкана, названного Сакагавея. Почти все на Венере называлось в честь женщин — исторических, литературных или мифологических персонажей Земли по причудливой старой системе выделения полов. На мгновение Дарти припомнила такие средневековые ужасы, как стоматология без анестезии, двуполость и пожизненное заключение в том организме, в котором вы родились, без возможности бороться с тем, что диктуют ваши гены. Биологическая ловушка потрясала ее; она не могла понять, как люди в древности могли что-либо успеть за их мучительно короткие жизни с ограниченным доступом к ресурсам, образованию и технологиям.

Она зацепилась адаптационным костюмом за корень, и это вернуло ее внимание к реальности. Конечно, современные технологии тоже были неидеальны. Костюм требует углеводов, чтобы продолжать двигаться, и белок для восстановления мышечной ткани. К счастью, он не был особо разборчивым в источниках пищи, а Дарти и самой требовался отдых. День длился долго, сейчас только полдень. Она должна дать себе отдохнуть, если не хочет настолько устать, чтобы позволить себя съесть какому-нибудь гигантскому ночному пауку.

Мы не преодолели те же человеческие слабости.

Уже засыпая, она забралась на большое дерево и повесила гамак среди высоких ветвей, усеянных великолепными душистыми цветами-паразитами, которые облепили верхушку дерева, где свет был ярче. Цветы были ярко-желтые и белые, они резко выделялись на фоне темной глянцевой листвы.

Дарти установила вокруг датчики движения по периметру, сверху и снизу, затем сняла костюм, чтобы отправить его кормиться простой биомассой. Ему вполне достаточно было мульчи в подлеске, а когда костюм требовался, она могла просто позвать его обратно. Дарти забралась в гамак, словно в защитный кокон, непроницаемый ни для запахов, ни для когтей, и попыталась заснуть.

Сон не приходил. Листья и кокон приглушали свет, внутри он был приятно тусклым, а гамак впитал воду, которая попала внутрь, когда она забиралась. Ей было тепло и комфортно. Но все же этого оказалось недостаточно, чтобы избавиться от беспокойных мыслей.

Она не знала, куда именно она собирается. Она летела вслепую, — ха, то есть она хотела бы лететь. Если бы ей выделили деньги на аэрофотосъемку, все было бы намного проще, при условии что через покров джунглей удалось бы заметить нужное ей. Она оперировала догадками. Научными догадками.

Но Кракен и ее друзья-коллеги и, что еще важнее, Распределительная комиссия считали ее догадку в лучшем случае безумной, а в худшем — ломающей старые представления.

Что делать, если ты ошибаешься?

Если она не права… ладно. Еще рано возвращаться домой. Так что лучше, чтобы ее идеи оказались верными и поселения, найденные в долине Афродиты, были просто заставами, в то время как большинство венерианцев жили ближе к Северному полюсу. Догадка ее заключалась в том, что развалины венерианских поселений, если они существовали, располагались в сейсмически активных районах. Дарти предположила, что аборигены использовали геотермальную энергию или у них была иная цель, чтобы находиться там. В любом случае, долина Иштар была сформирована позже и оставалась более геологически непостоянным районом, чем долина Афродиты, как свидетельствовали многочисленные гранитные хребты с возвышающимися между ними крупными вулканами. Долина Афродиты — шире, спокойнее, безопаснее, она в первую очередь привлекла поселенцев с Земли. Дарти предположила, что долина Иштар была центром венерианской культуры по причинам в точности противоположным. Она надеялась найти здесь крупное поселение — руины одного из городов, которые бы подтверждали ее гипотезу. Возможно, это даст ключ к пониманию того, что с ними случилось.

Это будет нелегко. Город, погребенный под тысячелетними слоями осадочных пород и заросший джунглями, может остаться незамеченным даже для наметанного глаза археолога и самых проницательных современных приборов. И конечно, она должна оказаться в нужном месте, а все, что у нее было, — это ее дедуктивные предположения о взаимосвязи геологически активных областей на Афродите и поселений аборигенов поблизости.

Это глупо. Без поддержки и средств ты никогда ничего не найдешь. Кракен никогда бы на это не пошла.

Кракен это и не нужно. Дарти лучше других знала, сколько самоотверженных усилий, преданности делу и стипендий вложено в работы Кракен, — но все же иногда ей казалось, что фантастические возможности сами сыплются на колени ее подруги. Интеллект и харизма Кракен так ослепительны… что трудно поверить, какую массу исследований и всестороннюю осведомленность надо иметь для того, чтобы поддерживать это кажущееся легким продвижение.

Ничто так сильно не заставляло чувствовать Дарти свою ограниченность, как время, проведенное рядом с любимым человеком. Черт, уж Кракен-то точно знает, какое из встреченных ею животных являлось новым видом, а какие были уже известны и описаны в научной литературе. Если бы она могла без всяких усилий сравняться с Кракен в профессиональных успехах, думала Дарти, то легче переносилось бы то, какой идеальной та оставалась в обычное время. Такие мысли не позволяли ей уснуть. Она проворочалась в коконе еще полчаса и, наконец, решила принять седативное средство. В джунглях это было небезопасно. Но если она не отдохнет, то не сможет бежать дальше, а день на Венере не безграничный.

Дарти проснулась от хищного пыхтения. Какое-то животное обнюхивало ее кокон. Атавистическое чувство, откуда-то из спинного мозга, заставило ее замереть, хотя она уже не спала. Ее руки и ноги — обнаженные, такие хрупкие без защитного костюма — были тяжелы, затекли и болели, словно она и не отдыхала. Через полупрозрачный армированный шелк она увидела тень головы твари, склонившейся над ней. Барабанная дробь дождя прекратилась. Трудно судить, насколько большим было это существо, но что оно крупное, это точно, подумала она. Ее оценки подтвердились, когда животное носом или лапой качнуло кокон, и она почувствовала ребрами широкий тупой край, размером с обе ее руки. Она затаила дыхание, и через некоторое время монстр пропал. Дождь снова равномерно стучал по ее кокону. Дарти уже хотела облегченно выдохнуть, но в этот момент раздался звук — низкое урчание, такое обычно сопровождает рев водопада или движение поезда, обычно люди не ассоциируют его с рыком животных.

Дарти подавила рвущийся крик. Не требовалось мнения Кракен, чтобы понять, что это было. Каждый школьник мог узнать голос одного из самых неприятных обитателей Венеры, представителя хищной мегафауны, венерианского болотного тигра.

Болотные тигры — двойная ошибка, весили килограммов по четыреста и имели шесть когтистых лап и огромное количество острых, как ножи, зубов. Двойная ошибка потому, что жили они не в болотах, но при необходимости могли пробраться сквозь них (а кто на Венере не мог?), — и они не были тиграми. На их шерсти имелись полоски, фиолетовые и нефритово-зеленые, помогающие оставаться незаметными в густой листве джунглей; их гибкие длинные тела позволяли резко перемещаться с дерева на дерево, не снижая скорости, а увитые усами пасти могли открываться достаточно широко, чтобы перекусить человека. Все четыре ярко-синих глаза болотных тигров направлены вперед. Ведь на охоте лишняя пара глаз не помешает, а какое создание в здравом уме решило бы подкрасться к страшному хищнику сзади?

Они обычно не охотились так высоко. Предполагалось, что ветви слишком тонкие, чтобы выдержать вес взрослого тигра.

Дарти не смела пошевелиться, чтобы рассмотреть хищника. Тигр снова толкнул кокон. Дарти застыла, едва дыша, прижала стиснутые кулаки к груди и вся сконцентрировалась на том, чтобы только не закричать. Она заставляла себя дышать медленно и равномерно. Открыть глаза. Если запаниковать, тигр набросится.

Она не доставит Кракен такого удовольствия.

У нее были шансы спастись. Кокон непроницаем для запахов и, возможно, полностью маскировал ее. Адаптационный костюм пасся где-то неподалеку, и, если она успеет надеть его, то у нее есть шанс убежать от хищника. Она весила в четыре раза меньше болотного тигра и могла забраться на самую верхушку дерева, куда теоретически он не мог забраться. Он и на этой-то высоте не должен был оказаться.

И она, по крайней мере предположительно, умнее тигра.

Но он способен прыгать выше ее, мог ее перегнать, пересилить и, что самое главное, перегрызть.

Несколько минут она потратила, пытаясь разгадать, как он преодолел датчики движения, но резкие мощные скрипы когтей по армированной поверхности гамака заставили ее переключить внимание. Защита была временной; он не способен прорвать кокон, но он может насмерть раздавить Дарти внутри его или сорвать и бросить гамак на землю. Если даже падение не убьет ее, ей останется только выбор: униженно взывать о помощи либо тащиться обратно раненой, пока кто-нибудь другой, еще больше, не сожрет ее.

Надо было искать выход, направить весь пятимиллионолетний опыт, доставшийся в наследие от успешно приспособленных предков-обезьян, на решение задачи: каким образом справиться с этой почти-кошкой?

Что бы сделала обезьяна? Она знала ответ на этот вопрос, но ей нужна была смелость, чтобы применить решение на практике. И удача, чтобы выжить.

Кокон защищал от воды и когтей — гидрофобная поверхность с одной стороны, капиллярный полимер с другой. Вся система была пропитана генно-модифицированными бактериями, уничтожавшими продукты человеческой жизнедеятельности, пота и других запахов, и в окружающую среду попадали почти не пахнущие, безопасные и экологически чистые вода, соли и следовые количества других веществ. Дарти придется расстегнуть этот чертов мешок.

Она подождала, пока болотный тигр снова ткнет ее лапой. Кажется, в его попытках была последовательность — Дарти слышала шелест, глухие скачки и треск, когда монстр перепрыгивал с ветки на ветку, кружась вокруг нее и издавая ужасающий рев, и снова возвращался, чтобы попробовать еще раз.

Требовалась большая выдержка, чтобы спокойно — и не просто спокойно, но «плавно» — дождаться, пока тварь с пыхтением качнет кокон. Ее даже подташнивало от выброса адреналина. Она чувствовала, что зверь отпрыгнул назад. Ветви закачались от его прыжка, и это совсем не помогало подавить спазмы в кишечнике.

Сейчас или никогда.

Костюм! Ко мне! Она отодвинула внутреннюю прослойку кокона, рывком открыла его, зацепив левой рукой и ногой внутренние крепления так, чтобы случайно не вылететь из гамака вниз. Резко качнувшись, она вызвала каскад воды, стекающей с гидрофобной ткани. Капли обрушились вниз. Между ней и землей было много веток; она и не предполагала, что ей придется познакомиться с каждой из них.

Болотный тигр находился не так далеко, как она надеялась. Он находился на ветке, лишь чуть ниже ее. Он вздернул голову и зарычал, Дарти успела отчетливо рассмотреть его черно-фиолетовую глотку. Разинутая пасть могла рассечь ее одним щелчком; толстый мясистый язык, ребристое нёбо, испещренное розовыми пятнами.

Если я это переживу, то семьдесят шесть его кристально-белых зубов надолго врежутся мне в память.

Схватившись за крепление правой рукой, она забросила ноги на гамак. Мгновение она раскачивалась прямо над тигром. Хищник неловко попятился по стволу, словно испуганный кот, длинный хвост хлестал из стороны в сторону. Дарти знала: как только он соберется с мыслями, вцепится в нее всеми четырьмя передними лапами.

Для болотного тигра он был маловат — может быть, всего двести килограммов, и полосы ярче. Даже намокшая его шкура имела некоторые неровности, типичные для недавних котят, еще не переменивших детскую шерсть. Она была бы пушистой, если бы когда-нибудь полностью просохла. Это объясняло его появление так высоко на деревьях. Никто из исследователей еще не описывал такое поведение молодняка.

Ирония заключалась в том, что сделанное сейчас открытие могло временно остаться неизвестным научному миру, поскольку исследователь мог быть съеден в любой момент. В крайнем случае она могла передать о своем открытии ментально.