Я иду искать

Почерк один и тот же. Это да. Но жертвы все разные, никаких общих черт. Не вырисовывается общий портрет. Значит, скорее всего, Ганнибал – ситуативник, убивает спонтанно, заранее не планируя. И местность опять же типичная для ситуативника – заросли всякие, где удобно спрятаться и поджидать. Ничего не готовит, просто решает: «Пойду убью, как мимо пошкандыбает». Режет. Труп не прячет.

Но такие полудурки обычно кружат на одном месте, где-нибудь рядом с домом, а тут – совсем разные концы. И выходят на дело выпивши – скинуть последний контроль разума. А этот всегда трезвый. И должен сначала изнасиловать, а потом убить. И можно с извращениями, потому как не особо получается. А в наших случаях сексуального насилия не было вообще. Ни под каким соусом. Противоречия. Как там Елена сказала? Диссонанс.

Уровень адреналина в слюне – даже это замерили в нашей славной лаборатории – тоже ничего мне не дает. Что-то там в сосудистой системе объясняет, но портрет ни в фас, ни в профиль не дополняет. Ну, был в стрессе парень. Так это и без сих сложных анализов ясно.

Ладно, давай подумаем, что он силовик – самоутверждается таким манером. Может быть высоколобым интеллектуалом и способен логически вывести из гармонии мира необходимость укокошить пьяную дворничиху. На все плевать с высокой ветки, лишь бы по-легкому добиться своей цели. Какой? Баб резать? Почему бы и нет. Проявление власти. Должен быть гиперсексуалом. А у нас опять-таки, как говорилось, секса нет.

Неадеквата даже рассматривать не хочу. Не срастается.

Так, портрет не удался. Попробуем плясать от жертв. Выставим их в хоровод и покрутим. Что же их связывает? Этих разных, не знавших друг друга теток? Ничего. Или все-таки есть между ними что-то общее? Ведь мы считаем, что маньяк раз за разом убивает одну и ту же женщину. Для него все жертвы символизируют какой-то единый образ, поэтому они похожи – или внешность, или возраст, или еще что. А тут вроде ноль по фазе. Что же может их объединять?

А если это, как думает Елена, заигравшийся ролевик? Елена, Елена… Не идут у меня из головы ее разговоры. Что-то я упустил в ее словах, отмахнулся – глупости, мол. А теперь зудит мухой в подкорке, а что именно – не поймать, не накрыть ладошкой. Позвонить ей, что ли? Спросить? Кабы еще понимать, про что спросить.

Елена считает, что ролевик возомнил себя настоящим вервольфом. Может, с его точки зрения, жертвы имеют до фига общего. Кого там не любят оборотни? Вампиров. Помню, кино было американское, там в одной квартире жили вампир, оборотень и призрак. Веселая такая компашка. Ну да не суть. Оборотни на ножах с вампирами. Что, если Ганнибал считает этих женщин вампирами? Вампиршами? И поэтому их убивает. Версия? Версия.

Раз за разом, охая и недовольно бормоча, вскипал электрочайник. Стакан за стаканом растворимой кофейной бурды и сахара побольше. Сигарета за сигаретой, окурки горкой в толстой стеклянной хапешнице. Мысли по кругу. Как слепые лошади, которые вертят мельничное колесо. Колесо вращается, жернова перетирают мои мысли в труху. Ничего не остается.

Я даже не удержался, десятого числа, сразу после полнолуния, позвонил в отдел. Спросил у ребят, что там, как, спокойно ли в городе, ничего ли новенького не случилось. «Нет, – говорят, – а ты чего ждал?» Чего ждал, я говорить не стал. Пронесло, и ладно.

Вот так, обсасывая эту тему со всех сторон, я просидел в Пестове две недели с маленьким хвостиком. По убиенному Мине Грошику собрал все что возможно. Перелопатил вся и всех, даже тех, кто с ним только в роддоме пересекался. Отработал все возможные версии: конкуренция на рынке перевозок, политические дрязги (для этого даже до Москвы дотянулся), коррупционные схемы (да, и здесь некогда медальное рыльце депутата было в пушку). И в результате пришел к выводу, что прав был хитрован Зуев, укокошил его товарищ с рынка на почве личной неприязни и ревности. Такие дела.

Когда я вернулся к шефу с докладом, тот аж возликовал. Спихнуть с плеч политику и отделаться бытовухой – это по нашим временам счастье. На радостях он отправил меня в Первопрестольную: «Давай, Поляков, сгоняй наверх, отчитайся. Тебе респект и уважуха отколются от начальства. Нелишне будет». Опять-таки передаю близко к тексту.

Метнулся я в столицу в начищенном мундире, звеня сабелькой по ранжиру. А обратно вернулся уже под праздник. И первым делом, отоспавшись после поезда, пошел к Костику.

Элла

Везучая Цапля

В командировку меня услали. Вот за это отдельное спасибо. Очень своевременно. А то запсиховала, хоть на улицу не выходи – повсюду охотники мерещатся. А как не выходить-то? Работу еще никто не отменял, трясись не трясись, а в контору являйся поутру. Ну, можно, конечно, больничный взять на недельку. Запереться в квартире, носа наружу не высовывать – может, рассосется. Или, как вариант, не рассосется. Так что усыл в дальние дали мне как нельзя кстати.

Я, вообще-то, уже третий год езжу, питерская страховая компашка «АРНО» – наш старый клиент, мы им обязательный аудит делаем. У них слоган прикольный: «Страхование без страха», вроде как «стоматология без боли» – «соль без соли», «сахар без сахара».

Жанка – Жанна Игоревна, начальница отдела – любит меня с собой таскать. Собственно, делом она занимается, а я так, подай-принеси – образованием не вышла. Набор курсов по бухучету и налогообложению – это все-таки не вышка. Бумажки, короче, перекладываю. Но Жанке со мной работать нравится. Ей легко со мной.

Она страшно озабочена тем, что все мужики на нее пялятся, все ее хотят, слюной капают. И все они не то, негодные, ни на что не ликвидные уроды: нищие, которым баба с углом нужна, сексуально несостоятельные извращенцы или очкарики-задроты. А ей, состоявшейся тридцатисемилетней умнице-красавице с четырехкомнатной квартирой, «Шевроле» и дорогущей сукой лайки-самоеда, такого говна не надо. Ей надо красавца-интеллектуала типа Джеймса Вудса лет сорок назад. А где его в нашей провинциальной прерии взять? Красавцы на поверку оказываются насквозь деревянными, совсем без мозгов – поленом с клювом, «Буратино» в Жанкином лексиконе. Я – вернее, тело, которое она видит, – в отличие от встречаемых ее мужиков слюной не исхожу. Она считает меня голубым до синего, а лучше друга для девушки не найти. Поэтому после очередного любовного фиаско Жанка плачется мне в жилетку.

– Нет, вот ты скажи, – начинает она размазывать сопли по кулакам, – вот как я могла на такое чмо повестись? Он же говорит «транвай»!

Пожимаю плечами. Очередная попытка нарыть интеллект в буграх холеных мускулов не удалась.

– А ты надеялась, что он инструктором по фитнесу работает, потому что в Академии наук места закончились? Типа тело попашет – монографию попишет? Переходи лучше на очкариков, которые идут в комплекте с мамой и хрущевкой-однушкой. Может, Перельмана какого словишь с Нобелевкой. Будешь с ним теоремы решать. Приоденешь, волосья ему сброешь, и будет у тебя достойный хахаль. Мозги из ушей.

Жанка сопит, жалуется дальше:

– Еще эта сука долбаная, – начинается тема собаки. – Прикинь, погулять вывела, а она с поводка – и через весь двор к помойке. И сразу, не рассусоливая, отдалась проезжему молодцу, блохастому Франкенштейну, наскоро сляпанному из чего попало. Отросшая кудлатость от пуделя, слюнявый прикус от бульдога и глаза спившегося интеллигента от бассет-хаунда. На них, наверное, и клюнула. Приятно ж иметь дело с интеллигентным человеком… тьфу ты, е-мое, – с псом. Пока я добежала, у них уже все сладилось, мне только заключительное занюхивание досталось. Моя прошмандовка улыбается – оттянулась. Я ее, конечно, поводком отходила для полного оттяга. Да делать-то чего? Теперь вот ублюдков ждать будем, выводок мелких Франкенштейнчиков. Ты не возьмешь, часом, парочку?

Я сочувствую подниманием плечика и понимающей кривой ухмылкой. Она утешается, а я имею зарплату значительно выше своих профспособностей. Все довольны, все смеются.

Ненавижу ее. Похотливая тварь, такая же, как и ее лайка. Стоит самцу подергать Жанку за сосок, и она готова, потекла, раздвинула ноги. А потом начинается: стоит не так, сидит не так.

Короче, прискакали мы с Жанкой утренней лошадью в культурную столицу. И тут началось. Гадость. Полнейшая задница.

Раньше в «АРНО» нами занимался дедок один. Я думаю, он был одним из основных акционеров компашки. Вот если б ему тридцатник слить, был бы самый Жанкин вариант: импозантище и мозги на месте. Но из когорты потенциальных женихов он вышел, а нынче оказалось, что уже и на пенсию выскочил. Теперь, поди, на Гаваях-Мальдивах сам слюни пускает на моделек с пластиком повсюду, от сисек до черепушки. А нам новую кураторшу подсунули. Цапля – ноги, шея, клюв, очки. Длинная и сухая, на ходу скрипит. Такая же озабоченная, как Жанка.

И хуже всего, что запала она на мое чертово тело, на скафандр, в котором я заперта. Лыбится призывно, нависает, когда я за столом сижу, и ручку мне на плечо. Задыхаюсь в облаке ее запахов, мало того что от нее похотью, кислятиной разит так, что я и человечьим носом чую, она еще и надушилась до одури дрянью какой-то. Меня аж передергивает. А она:

– Что-то не так?

– Аллергия, – говорю, – на духи.

Лапки костлявые к груди прижала, глаза за очками круглые, дурные, радужки светло-серые, мне снизу под углом кажутся почти бесцветными, как льдинки. Вот она ими хлоп-хлоп:

– Ох, простите, я не знала.

Жанка мне:

– Осчастливь барыню, чего тебе стоит. Поулыбайся, в ресторан своди за ее счет. Она, может, тебе какой «Ролекс» подарит. До постели ж можно не доводить. На потом пообещать. А то она с неудовлетворенки накатает про нас отзыв вредительский, дескать, мы не тем местом аудит провели. Они к другим переметнутся – таких контор, как наша, пруд пруди. А нам клиента терять нельзя. Шеф нас сразу на колбасу пустит.

Уговаривает меня. Мне-то плевать и на клиента, и на шефа. Ну, уволит он меня – пойду в другую контору бумажки перекладывать, ничего не потеряю. Жанке не плевать, если ее из начальниц отдела в планктон переведут, то от зарплаты здоровый кус отчекрыжат. Как жить-то? У нее только на косметолога затраты, как бюджет какого-нибудь Заира или Либерии. Она меня на-под Цаплю пытается уложить из своего шкурного интереса, сучка.

– Да и чего не перепихнуться разок с этой? Она ничего вроде. Ухоженная, – не оставляет своих попыток Жанка. – Давай. У тебя получится.

– Не-а. Если эта суходушина передо мной разденется, меня стошнит. В лучшем случае.

– А в худшем?

– Ну-у-у…

Не говорить же ей, что может быть в худшем.

В худшем для Цапли, не для меня. Так и вижу: перекусываю ей горло, быстро, без предисловий и любовных игр. Нет, просто цапаю ее за длинную шею зубами и душу, как курицу. Так, чтоб ее глаза пленочками прикрылись и клюв разжался безвольно. И волоку тушку куда-нибудь под кусты. Бросить и прикопать. Рыхлая земля покрывает белое тельце. Потом сквозь него прорастут гиацинты. Вот прямо вижу сиреневые гиацинты. Им всегда для роста дерьмо нужно.

В общем, сменила шило на мыло. Дома тряслась, как кисель, со страху – смыкается кольцо облавы вокруг меня, горемычной. А тут трясусь от ненависти и омерзения. В гостиницу возвращаюсь вечером – сразу в душ. Смыть с себя желтую пыльцу Цаплиной похоти, мерзкие прикосновения ее сухоньких ладошек, пленку ее жадных взглядов, ее дыхание, застрявшее в моих волосах. Намыливаюсь, тру-тру-растираю мочалкой, полбанки шампуня на голову – смыть, стереть Цаплю с тела. Пусть чужого и ненавидимого мной тела, но я обречена на него, и оно должно быть чистым. Я ношу чистое тело. Чистое. Не испускающее кислую вонь похоти.

Последний день. Завтра с утра мы с Жанкой отчалим восвояси. Наконец-то. А то при виде Цапли у меня холка дыбом и оскал. Она, правда, думает, это я ей улыбаюсь. И сама в ответ клювом приветственно щелкает. Льнет. Пошла кофе хлебнуть из автомата в холле – она тут как тут и вроде по делу, слова какие-то говорит, листочками бумаги перед моим носом крутит. Но я знаю, зачем она подвалила. Жажда, неудовлетворенность, обида – ей хочется, а не дают. Глазами маслеными так по мне и елозит, прямо чувствую, как липкой пленкой покрываюсь. Да еще эта шлюшка, начальница моя, припевает в ухо: «Давай расстарайся…» А до полнолуния три дня. Три дня и три ночи. Мое время. Тело зудит от ожидания трансформации.

Ну держись, Цапля!

Я все решила: сегодня приглашаю ее в ресторанчик. Нашла один такой славный, «Удачная охота» называется – очень подходяще. Деревянный домик-пряник в глубине большого парка, над замерзшим прудиком. Ей понравится. Она притащится и будет меня ждать. На сколько ей терпения хватит? На полчаса? На час? Я не приду, и она, измучившись бесплодным ожиданием, истекая похотью и злостью, пошкандыбает домой. До стоянки там минут десять идти дорожкой среди кустов. Вот там я ее и встречу. Во всеоружии. С комплектом когтей и зубов. Придушить курицу и прикопать.

Бегаю по темным дорожкам, подошвы по каменной крошке «хр-хр». Жду – вот сейчас перекинусь, освобожусь хоть на пару часов от своих оков, выскользну из тесной клетки тела. Воздух запоет ночные песни, зазвенит, закружит хоровод запахов. Радость заполнит меня. Упоение от удачной охоты.

Ничего не произошло. Не сработало. Перехода не было. Я видела, как Цапля, кутаясь в светлые перышки шубки, прошла мимо к своей «Ауди». Села и уехала. Я стояла за кустами, тяжело дыша и безвольно опустив руки. Я ничего не могла сделать.

Цапле повезло.

Поляков

С волколаками познакомишь?

– Семенов, у вас оборотни есть?

Опять я к нему с «Жигулевским». Праздник же. День защитника. Сели с ним перед ящиком, он ихний сайт открыл. Сайт как сайт – новости, координаторы на связи (они же Бессмертные), форум с наиполезнейшей информацией «как изготовить Железную корону в домашних условиях», «отдам сильмариллы (3 штуки) в обмен на Звезду Элендила (1 штука)», «как правильно точить эльфийский меч, десять способов заточки», «хайратники, все виды и размеры», «мифрил кольчужный по цене производителя» и тому подобная чепуха.

– А как же! Найдется парочка. Под моим началом, между прочим, служат. Драуглир и Кархарот. Хорошие ребята. Преданы Урукхай. Чтут кодекс Темного Властелина. Жестоки, отважны – настоящие зверюги. В последней битве против дивных при штурме Форлонда загрызли их вождя Намдира. Это был знатный бой. Я тогда меч сломал. Пришлось новый заказывать. И Беорн еще, но он медведь. Он на стороне людей. С ним в махаче лучше не встречаться. Не любит орков, чуть что – норовит голову оторвать.

– Слушай, Семенов, с тобой разговаривать можно, только травы обкурившись. Ты на какой-то фене ботаешь. Толобонишь чего-то, а я ни фига не понимаю.

Костя захохотал:

– На квенья, а не на фене, серый брат. А тебе зачем волколаки наши?

– Да есть мысль одна… Надо бы ролевиков проверить, не заигрался ли кто-нибудь всерьез.

– Не-е, это стопудово не наши. Я их обоих знаю. Одного я сам в Эгл привел, он на гребной базе работает, каноистов тренирует. А второй – он по жизни реставратор. Тихий женатик. У него жена – командир не хуже Котовского, чуть что – шашки наголо и в атаку, ура! Она тоже у нас подвизается. Давно. Я ее пару лет знаю – Дарниэль, дивная, в смысле эльфийка-воин. На мечах бьется лучше меня. Да вообще получше многих. Профессионалка. Раньше фехтованием вплотную занималась. Они, кстати, с Димкой, с Драуглиром то есть, в клубе познакомились. Она его в плен во время хишки взяла. И уже не выпустила.

– А третий, как его? Который за людей… медведь?

Семенов пожал плечами. Его он лично не знал, встречались только на хишках. Да и то старался с ним не пересекаться по возможности.

Оказалось, ролевики Костиковы собираются через три дня в четверг двадцать седьмого февраля в четыре часа на игрища. Орки будут штурмовать эльфийский город, не запомнил названия, что-то вроде Менетронд, Менегрот, как-то так. Великая битва. Великая игра. Сценарий прописан, роли розданы. Готовились еще с Нового года. Семенов под это дело себе новую кольчугу заказал, две зарплаты на нее ушло. Все по-взрослому, говорит, не то что у предков наших – ихних, в смысле, толкинутых. Те как в бой выходили? С мечами из лыж и хоккейных клюшек, изолентой перемотанных. Эльфы в плащах из занавесок, их так и звали «занавесочниками», а орки – в латах из картона с рисуночком рюмки и надписью «Осторожно, стекло» в самом неподходящем месте. Сейчас на фотки славного прошлого смотришь – не знаешь, ржать или рыдать. Примитив полный. Взрослые дядьки на новогоднем утреннике в детском садике. А теперь все «настоящее», денег стоит.

Короче, я Костику на хвост упал. Он сначала сопротивлялся – не потащит он меня на хишку, хоть тресни. Но я пригрозил вызвать его волчар в следственный отдел и заложить его, Семенова, как вынюхавшую их полицейскую ищейку. Приятель обозвал меня сволочью и сдался. Только взял с меня обещание – нет, пожалуй, даже клятву, – что я ни в трезвом уме, ни в светлой памяти, ни под пытками не сознаюсь в том, что мы с ним менты. Ну, не любят толкинутые серых братьев, так сложилось исторически. Семенов себе не только квенту орка для игры сочинил, но и квенту сантехника для реальной жизни.

– Орки в подвале играли в гестапо, зверски замучен сантехник Семенов… А что, Костя, ты и впрямь можешь унитаз починить? Вдруг кто из твоих попросит.

– Не боись. У меня отец сантехник. Так что управлюсь. А ты, Поляков, – поэт Незнайка, вместо носа – балалайка. Пошли экипироваться.

У нас с Костей квартиры одинаковые, только зеркальные, у меня кухня влево из коридора, а комната вправо. А у него наоборот. Но коридоры от входной двери и у него, и у меня упираются в большой встроенный шкаф с высокими, в потолок, распашными белыми дверями. В моем шкафу внутри пыльная пустота, а вот у приятеля моего там настоящий арсенал: мечи, топоры, даже моргенштерн. Все что нужно уважающему себя орку. Он нырнул туда с головой, и мне под ноги полетели какие-то железяки, топор, кольчуга, похожий на оцинкованное ведро шлем, и поверх всей этой кучи металлолома лег ватный халат, синий, слегка драный, с нашитыми черными закорючками.

– Это че, я буду орком-гастарбайтером? Такой, панимаишь, узбекьский орка, да? Или чурка?

– Это чапан. Когда тебя, дурака, начнут колотить со всех сторон, сразу оценишь всю его ватную прелесть. Давай меряй, а то, может, не налезет.

Я смотрел в зеркало старого трюмо. Оттуда на меня пялился придурок, явно собравшийся на карнавал в дурдоме. Поверх ватного халата на нем была плетеная кольчужка до пупа, на груди на толстой цепи висела какая-то тяжелая загогулина, за широкий пояс заткнут двухлезвийный топор, к ногам ниже колен примотаны кожаным шнурком щитки вроде тех, что засовывают себе в гетры футболисты. Венчал картину рогатый ведрообразный шлем. Дышать в нем было категорически невозможно.

– Хорош, – удовлетворенно сказал Костик.

– Нет, Семенов, я в этом позориться не стану, особенно в ведре. Тем более что я с вами воевать не собираюсь.

Я сбросил с головы шлем и наконец вдохнул полной грудью.

– Ну как хошь, Леха, хотя я тебе дерьма не предложу. Это был мой первый шлем. Я сам его сделал.

– Из ведра?

– Ну почему из ведра-то? Из листовой жести. По образцу рыцарского шлема тринадцатого века – в интернете нашарил картинку, – ну рога еще добавил. По-моему, супер. Ладно, тебе и правда ни к чему. Покрутись рядом со мной немного, дай себя убить побыстрее и дуй в мертвятник.

– Куда?

– В мертвятник. Ну, это место такое, где не играют. Там Бессмертные сидят, Мастера, туда покойники сползаются. Чайку попить можно, погреться. Опять же, если кто считает, что его неправильно убили, там спор решается. В общем, я тебя с волколаками своими познакомлю, дальше сам с ними разбирайся.

– Разберусь. Ты, Костик, сам мне сказал, один твой волк на гребной базе работает, второй – реставратор. А первая жертва как раз недалеко от базы была убита, в заброшенной часовне. Так что и тот, и другой очень даже в теме. И есть еще медведь. Будем смотреть.

* * *

В тот четверг с утра зарядил мелкий противный дождичек. Серый и липкий. Перспектива ехать под вечер в лес, скакать там вместе с придурочными игрунками по чавкающим лужам не выглядела привлекательной. Но отступать было поздно.

Семенов заехал за мной в контору около трех. Стукнул в дверь кабинета:

– Давай, Федорыч, поехали.

Я ему:

– Метнемся пообедать и поедем. Выступать в поход не жрамши не годится.

Он головой замотал:

– Не, некогда, тайм из ап. Еще пиликать далеко. По дороге полопаешь, я там бутербродов накрутил, еще пирог с мясом есть и термос с чаем. Тебе хватит.

Когда выходили, дежурный окликнул:

– Товарищ майор, вас эта спрашивала, Феоктистова. Сказала, на улице подождет.

– Давно?

– Минут двадцать назад.

Ясно, значит, стоит, караулит.

– А чего она, Федорыч?

– Не знаю, Семенов. Может, спросить чего хочет.

Мы вышли на улицу. Точно, она тут. Стоит под мелкой сечкой дождя. Без зонта. Красный лепесток на фоне серого сырого города. Шляпа ниже уровня взгляда. Почему-то, когда я смотрел на Елену, в голове вертелась фраза «пламенеющая готика». Я толком и не знаю, что это. Стиль какой-то архитектурный. Чем он от остальной готики отличается, даже не догадываюсь. Но от фразочки этой не отвязаться. Пламенеющая готика – пламенеющая Елена.

– Здравствуйте, Елена Васильевна. Это вот Семенов, – махнул я рукой.

Почему-то не счел нужным представить его по-нормальному. Просто «Семенов», ни имени, ни звания. А он отступил на шажок, в момент закаменел гордо: правая рука на эфесе воображаемого меча, лицо жесткое, углы губ пренебрежительно вниз. И, чуть склонив голову, пролаял:

– Приветствую тебя, смертная женщина. Углук, тысячник правого крыла Великой армии Урукхай.

Чего его вдруг понесло? Тренируется, что ли? Орка в себе отрабатывает?

А Елена – вот уж чего не ожидал! – вполоборота, взгляд из-под шляпы острый, обжигающий ледяным холодом, и голос, сотканный из колючего презрения:

– Ко мне обращайся леди Френегонда, орк.

«Орк» прозвучало как «раб». Но она тут же оттаяла:

– Здравствуйте.