По ту сторону холста

— Нет, не они, — сказала Даша, прочувствовав всеми фибрами тишину, которая сгустилась вокруг них, будто пойманная в паутину листьев папоротника. Выжидательную тишину…  кровожадную. — Это кто-то большой.

Она вскинула голову, ноздри раздувались, как у молодой оленихи.

Мелкий грызун с шорохом, похожим на сухой смешок, нырнул в груду хвои и опавших листьев, а потом раздался треск веток и из кустов высунулась косматая звериная голова. Она была похожа на свиную голову, какую Дашка видела в мясной лавке на рыночке рядом с их домом, только у этой не было застывшего, холодного на ощупь пятака, а был живой подвижный нос и глаза, которые ворочались в глазницах, разглядывая четверых ребят.

Пасть чудовища открылась, и бледно-розовый язык свесился оттуда, будто рука, приглашающая к знакомству.

— В маши-и-ину! — завизжала Дашка и бросилась к УАЗу. Таир опередил её на доли секунды, а Егор на доли секунды отстал, втолкнув девушку внутрь. Данила, который в этот момент оказался у правой, передней двери автомобиля с неожиданным для него проворством распахнул её и забрался внутрь. Егор позаботился о задних дверях. Даша испугалась, что они не закроются, просто не смогут, потому что отвисли на петлях, потому что вылезли резинки, потому что давно проржавел замок…  но они закрылись. И сразу же машина затряслась от удара, который мог бы отправить любого прямиком на тот свет.

— Все на месте? — Егор уставился на всех, блестя глазами, выпятив кадык, а потом вдруг расхохотался.

— Что ты ржёшь, как конь? — спросил Таир голосом осипшей мыши. — Господи, мы же здесь как в банке консервов.

Раздался ещё один удар, и ребята в ужасе повалились друг на друга. Даша почувствовала, как что-то холодное коснулось её. Что-то, похожее на кусок холодца или пиявку из болотистого водоёма, вроде той, что позавчера она собственными руками (и при помощи щепоти соли) сняла с ноги Егора. Её штанина задралась, выбившись из походного ботинка, и кто-то будто пробежал пальцами без костей по оголившейся лодыжке. Она вспомнила про мёртвое тело. Хотела вскрикнуть, но Данил, который начал перебираться назад, к остальным, увидев, что медведь решил попробовать на прочность сталь «буханки» с передней стороны, потерял точку опоры и придавил Дашу собой.

Эти же самые пальцы вдруг зажали ей нос и рот, обрывая даже слабый хрип. От них пахло тиной и болотной землёй. От них пахло улитками и трухой. Где-то, наверное, были живые существа, которым мог понравиться такой запах, холоднокровные, квакающие или шипящие живые существа, но Даша себя к ним не относила. Не имея возможности дышать, она брыкалась и барахталась. Боролась за жизнь как могла, потеряв разум от осознания того, что кто-то хочет забрать её жизнь.

— В кармане у меня белые зубы, — прошептал ей на ухо совершенно не сдавленный голос. — Запасные зубы в фольге, без них я никуда. У меня есть глоток воздуха, как раз для тебя. Мне-то он уже не нужен.

А потом раздался тихий смешок, который звучал как хруст раздавливаемой яичной скорлупы.

— Ты же мне все глаза выцарапаешь! — раздался крик Егора. Он донёсся до Даши откуда-то издалека и вернул её в реальный мир. Мир, в котором можно допустить стоящий в глухой лесной чаще УАЗик, можно заблудиться и остаться всеми брошенной, мир, в котором бывают свиноподобные медведи, что нападают на ватагу школьников…  но в котором никогда, никогда не бывает оживших трупов, вещающих про зубы в кармане.

Она стряхнула с себя морок, перестала махать руками и тут же была возвращена в вертикальное положение. С одной стороны её поддерживал Егор, с другой — Данила, который по-прежнему находился большей частью кабине водителя.

— Ну ты и орать, — сказал последний, сдув упавший на глаза вихор. — Я ничего тебе не сломал?

— Кажется, нет, — сказала Даша, — я…

Она отпрянула в сторону и скосила глаза. Труп, давно остывший, с пробитой головой, по-прежнему лежал в том же положении. Его руки, похожие на клешни дохлого рака, были совершенно неподвижны.

— Конечно, блин, она кричала, — Таир суетился рядом. — Мы повалили её на жмурика! Он не хватал тебя за задницу?.. И всё же мне кажется, что нам стоит о нём на время забыть.

Теперь стук раздался со стороны правой задней двери. Прямоугольное стёкло было заляпано грязью изнутри, будто кто-то шлёпал по нему испачканными в земле ладонями, но Даша всё равно видела свалявшуюся шерсть и блеск глаз…  осмысленных глаз. Она пребывала в полной уверенности, что они разумные.

— Похож на хряка, только обросшего…  и живого, — она всё ещё не могла отделаться от образа отрезанной головы, лежащей на мясном прилавке.

— Скорее уж на снежного человека с Камчатки, — откликнулся Таир. — Я видел такого в документальном фильме.

— Большой, как автобус, — встрял Данила.

— Это просто блинский медведь, — хмуро сказал Егор, достав из кармана перчатку, чтобы стереть приставшую к рукаву Дашкиного жёлтого дождевика зеленоватую грязь. И…  кровь, там была засохшая кровь. О, Господи! — Пусть это наша самая большая проблема, но она остаётся всего лишь блинским медведем.

Чуть погодя он прибавил:

— Пока он не выбил окно, он не опасен. Чтобы открыть дверь, нужно повернуть и потянуть на себя ручку. Зверь на такое не способен.

Даша подумала, что очень даже способен. Он умный и может достать их хоть прямо сейчас. А если не делает этого, значит, хочет развлечься. Понаблюдать, как за рыбками в аквариуме.

— Мы не можем здесь вечно сидеть, — сказал Егор, — или ждать, пока нас спасут. Давайте искать выход. Надо посмотреть внутри, в машине, должно быть мы найдём что-то, что нам поможет.

— Давайте искать, — сказала Дашка и первая подала пример, нагнувшись и заглянув под остовы сидений, металлические каркасы, под которые намело чёрной листвы и пустых, бесполезных шишек.

В её голове стучало: «В кармане у меня белые зубы…  белые зубы…»

— Это он убил этого бедолагу, — сказал Данил медленно. — Наверное, раскроил ему голову когтем. А теперь хочет сделать то же самое с нами.

«Почему бы и нет? — подумала Дашка, чуть успокоившись. — Это тайга. Медведь вполне мог его убить. А значит, в этой и без того сложной ситуации исключается как минимум одно неизвестное. Убийца».

— Нет, не он это, — Звякнуло что-то металлическое, и Данил поднял над головой кусок арматуры, витой прут, конец которого был испачкан в чёрной крови.

Егор нахмурился и отвёл взгляд.

— Это часть автомобиля? — спросил Таир.

— Не думаю. Это…

Подростки уставились друг на друга.

— Набережная! — выдохнули они.

Набережная их родного городка, Тимирязева, змеёй тянувшаяся вдоль безымянного канала. Этот канал нёс свои воды из одного водоёма в другой, он жил собственной жизнью, то мелея почти полностью, то превращаясь в бурный поток, и все мальчишки и девчонки, жившие по его берегам, умели предсказывать по интенсивности течения погоду, пробки в центре города, судоходную проходимость ближайшей крупной реки, Ангары, и много чего ещё.

Затейливая ограда смотрелась очень хорошо на старых фотографиях родом из восьмидесятых, где родители, а иной раз бабушки и дедушки этих ребят прогуливались под руку по мощёным цветным камнем дорожкам и сидели на типично советских скамейках, поедая типично советское мороженое из картонных стаканчиков.

За прошедшие годы всё, что могло развалиться, развалилось, всё, что можно было сдать на металлолом, было оприходовано и переплавлено. Скамейки в девяностые пустили на дрова, оставив только бетонные столбики, плитка вспучилась, будто там, под землёй, ползали крокодилы. Витым прутьям ограды находилось множество применений: их вкапывали на огороде, чтобы подвязать помидоры и чахлые огурцы северных широт, из них делали сварные решётки в окна первого этажа частных домов. Они попадались на глаза тут и там, так, что местный житель вскоре и вовсе переставал обращать на них внимание.

Но невозможно было не заметить этот прут здесь, в брошенном посреди тайги автомобиле.

— Тот, кто его порешил, мог быть твоим соседом, — сказал Даниле Таир. Задумчиво прибавил: — Или моим…

— Ты что, хочешь сказать, что дядя Миша — убийца? — Данил выглядел потрясённым. Он приложил ко рту руку и шёпотом сказал: — Я видел, как он разделывал барана на заднем дворе, но я бы никогда не подумал…

Он с подозрением уставился на Таира.

— А с чего ты вообще взял, что это дядя Миша…

— Замолкните! — вскрикнула Даша, поразившись тому, как странно высоко звучит её голос. Медведь, который затих было снаружи, с новой силой забарабанил по корпусу машины. Листовой металл дрожал, но не сдавался. — Это орудие убийства, разве вы не понимаете? И это не игра. Этого мужчину действительно кто-то убил.

Прут глухо зазвенел об устланный опрелыми иголками пол. Данил вытер руки об одежду, а Егор посмотрел на Дашу с лёгким осуждением. Она никак не могла взять в толк почему. Он ей нравился, этот мальчишка. Он, с его всегда непроницаемым лицом, с его едкими шутками, от которых краснеешь или давишься от смеха. Но почему теперь он смотрит на неё так, будто она подняла запретную тему?

— Это просто вшивый бродяга, — сказал он, не отрывая от неё насупленного взгляда. — Разве не так?

— Я не уверена, что…

— Разве не так? — повторил Егор, шагнув к ней. На мгновение Даше показалось, что сейчас он схватит её за запястье.

— Так, — признала она.

Егор расслабился, на губах его появилась рассеянная улыбка.

— И у нас есть проблемы посерьёзнее. Эта зверюга хочет поиграть в кошки-мышки. И чтобы не проиграть слишком уж быстро, нам стоит придумать план. У кого какие идеи?

В этот момент Таир, опустившись на колени, заглянул под одно из сидений и крикнул:

— Нашёл что-то ещё!

Он выпрямился и продемонстрировал кирпичик из синего пластика. В верхней половине его располагался экран, в нижней — жёлтые и зелёные кнопки. На экране Даша разобрала надпись: «Нажмите start, чтобы начать новую игру». Надпись медленно плыла из левого нижнего угла экрана в правый верхний.

— Всё ещё работает, — сказала она.

— Игровая приставка, — со знанием дела сказал Таир. — Геймбой позапрошлого поколения. У моего старшего брата была такая, только белая. Он иногда давал мне поиграть в Принца Персии или танчики. Как она сюда попала?

— И как нам это поможет? — хмуро спросил Егор. — Или ты думаешь, что медведь захочет поиграть в игрушки, а мы ускользнём из-под его носа и затеряемся в лесу?

Даша увидела, что Данил что-то хочет сказать, однако встретившись с ней взглядом, опустил голову и уставился на свои испачканные в глине коленки.

— Данилка, у тебя есть какая-то идея? — услышала она свой голос. — Скажи нам.

— Нет, — он покачал головой и, не глядя на нее, забрался обратно на переднее сиденье. Даше был виден только его затылок. Она услышала, как он пытается вращать руль, но тот не поддавался. — Ой!

В лобовом стекле вдруг появилась лохматая морда. Таир выронил игровую приставку. Данил отпрянул назад и перекатился через спинку сидения, которое откинулось назад под его весом. Он едва не свалился на покойника. Оставляя носом влажные следы, медведь совсем по-человечески нахмурил кустистые брови, пытаясь разглядеть излишне шуструю пищу. Пищу, которая так близко, которая так сладко пахнет и так аппетитно шевелится, но всё ещё недосягаема. Пока недосягаема. Разглядев кого-то из ребят, он…  вдруг улыбнулся.

— Ну и клыки! — зашептал Таир.

«Зубы в фольге…  — вдруг вспомнила Даша. — Зубы в фольге у меня в кармане».

Таблетки! Вот, что это такое!

Она колебалась ровно секунду. А потом упала на колени и принялась шарить по карманам жилета усопшего. Потом вытащила несколько мягких цилиндров, на поверку оказавшихся отсыревшими хлопушками, сдутые воздушные шарики, бумажник, канареечно-жёлтую прямоугольную коробочку, смятую с одного боку, прочный синий шнурок, завязавшийся в узел и похожий на внутренности какого-то мелкого животного. Наконец извлекла из левого кармана сложенный пополам блистер на двенадцать ячеек. Две из них были пусты.

Даша вдруг осознала, что уже почти ночь. Угасающего света едва хватило, чтобы прочитать название лекарства. Одно-единственное незнакомое слово, повторяющееся раз за разом. И больше ничего. Ни компании-производителя, ни рецепта…  хотя Даша не могла припомнить ни одного лекарства, рецепт к которому писали бы прямо на блистере. И конечно (на всякий случай девочка ещё раз проверила карманы), несчастный не носил рецепт с собой.

— Мы можем попробовать его усыпить, — сказала она, почти неосознанными движениями выдавливая на ладонь таблетки. — Или отравить.

— Не думаю, что это сработает, — парировал Егор. — Это может быть что угодно. Средство от поноса. Или для печени: мой старик такие принимает, когда выходит из запоя.

— Мы можем попробовать, — веско повторила Даша. В её голосе была непоколебимая уверенность, причины которой она не знала, однако подумала, что, может, тот же голос, что сказал ей про таблетки, нашептал на ушко и принцип их действия. Возможно, своим шумом ребята смертельно (вот каламбур-то!) надоели мертвецу.

Хрипло, сквозь сжатые зубы, она втянула воздух.

— Ну хорошо, — сдался Егор. — Поскольку других идей нет, давайте попробуем. И как, скажи мне, ты надеешься заставить его их съесть?

Даша посмотрела на свою ладонь. Десять таблеток. Скажем, у них есть несколько банок консервов — гречневая каша с тушёнкой, — только вот она не смела даже надеяться, что зверюга позарится на столь скромный обед при наличии четырёх вполне здоровых и в отдельных случаях весьма мясистых человеческих особей.

Это поняли и все остальные. Никто не предложил использовать их провиант в качестве приманки.

План созрел быстро и в своей абсурдности не уступал плану, автором которого могли быть герои комиксов, которые запоем читал Таир. Это был план, придуманный детьми, и только дети могли поверить, что он сработает.

Медведь ходил кругами вокруг их убежища, его нетерпение становилось всё более явным. Потом они услышали, как он забирается на крышу микроавтобуса, и на головы им посыпались ручейки пыли. Таир вздрогнул и хлопнул себя по шее: ему показалось, что сверху на него спустился огромный паук. Крыша прогибалась под весом зверя.

— Наверное, он весит под тонну, — сказал Данила.

Раздался сухой треск, какой иногда бывает в разболтавшейся электрической розетке, и лобовое стекло пересекла трещина.

— Действуем, — решил Егор, который сидел на месте водителя.

Таир, трясущейся как банный лист, повернул ручку и толкнул одну из створок задней двери. Она приоткрылась ровно настолько, чтобы вызвать повышенный интерес зверюги, но Таир этим не удовлетворился. Он всегда был выскочкой и теперь хотел показать друзьям, что может задирать не только ребятишек из младших классов.

— Эй, слюнявая харя! — крикнул он. — Попробуй-ка меня достать!

Медведь упал сверху, уподобившись атакующему коршуну, и маленький казах оказался быстрее лишь на доли секунды. Он захлопнул дверь. «Буханка» наклонилась, задрав морду, будто собиралась пойти на взлёт. Даша взвизгнула и схватилась за единственный уцелевший подголовник переднего сидения. Труп сполз на пол и теперь не сидел, а полулежал, растопырив локти, как ощипанный курёнок. Сидя рядом и истерично хохоча, Таир, кажется, не хотел понимать, что эти мгновения спасли ему жизнь.

— Зачем ты так его разозлил? — спросила Даша, слушая, как ревёт медведь, как он раз за разом наваливается на дверь, вызывая локальное землетрясение. Казалось, ещё немного, и он перевернёт автомобиль…  или всё-таки разобьёт стекло. — От тебя требовалось всего-то навсего его отвлечь. Ведь Егору сейчас нужно будет…

Она не договорила, потому что услышала, как Егор открыл водительскую дверь. Руки его не дрожали, но Даша видела, как сильно, до боли, до крови, прикусил он нижнюю губу. В правом кулаке были зажаты таблетки, которые за пару минут до этого перекочевали туда из Дашиной потной ладони.

Оставшиеся в машине подростки приникли к окнам — Таир и Даша к одному, Данила к другому, вытерев с него рукавом грязь. Если бы медведь не производил столько шума, он бы, конечно, услышал, как скрипнули петли. Поэтому когда Егор (он стоял на болотистой земле, но левой рукой крепко держался за ручку двери) крикнул: «У меня для тебя кое-что есть!», наступила такая полная изумления тишина, что Даша чуть истерически не рассмеялась. Какие-то секунды они слышали трель какой-то птахи далеко в чащобе, а потом шерсть медведя зашуршала о металл. В окне, в которое смотрел Данил, померк свет и он в ужасе отпрянул, а Даша и Таир, держась друг за друга, чтобы не свалиться, увидели за стеклом косматую морду. Они могли сосчитать складки, которыми собралась кожа возле носа — ровно как у собаки.

В тот момент, когда нижняя челюсть зверюги подалась вниз, Егор швырнул в пасть пригоршню таблеток и, не теряя больше ни секунды, не смотря, попал он или нет, бросился в кабину. Он ударился о рычаг переключения скоростей, зашипел от боли, но всё же успел развернуться и захлопнуть за собой дверь.

Медведь закрыл пасть, неуверенно чавкнул. Между вялыми губами, напоминающими протухшую говяжью вырезку, возник язык, и Даша увидела, что одна из таблеток прилипла к нему. Но остальных не было видно.

— Надеюсь, это сработает, — сказала она, сползая по стенке. Она оказалась рядом с трупом, так, что нога в туфле почти касалась её бедра. Голова жмурика завалилась набок, натянув болезненно-блестящую, белую кожу на шее. «Это сработает, — говорила гримаса на его лице. Изначально она была страдальческой, но теперь казалась Даше самодовольной. — Мои запасные зубы…  правда, они белые? Правда, они полезные? Они вцепятся в него изнутри и будут грызть, пока он не подохнет. Может, это случится чуть раньше, чем мои зубы превратят его печень в мочалку, может, чуть позже, но, так или иначе, исход один».

Даша брезгливо отодвинулась и ощутила неясный, почти невесомый укол вины. Рядом упал, так же, без сил, Таир. Данила устроился у противоположной стены, молчаливый, как идол с острова Пасхи. Егор не торопился вылезать с переднего сиденья. Он лежал там, глядя в потолок и мусоля в зубах незажжённую сигарету.

— Я слышал, дикие звери не любят табачного дыма, — сказал он. — Если бы мы все закурили, то возможно…

Он не закончил. Все замолчали. Вновь зажужжали мухи, как будто новое их поколение народилось в лёгких мертвеца. Медведь ворчал, бродя туда и сюда по поляне, ответный выпад детей, которые казались лёгкой добычей, сбил его с толку.

Помаявшись, они приступили к ужину, усевшись спинами к бренному телу. Только теперь в полной мере стал ощущаться гнилостный запах, нитками которого был прошит воздух в замкнутом помещении. Поели мало. Ни у кого не лез кусок в горло. Зато из двух полуторалитровых пластиковых бутылок с питьевой водой одну выпили сразу. Прошло где-то около часа. Медведь всё бродил и бродил, но Даше казалось, что его шаги стали медленнее и тяжелее, а ворчание утробнее.

— Наверное, это были витаминки, — сказал Таир. Он огляделся: — Где этот геймбой? Скоротаю время.

— Не боишься? — подначил его Егор. — Ведь он принадлежит мертвецу. Или убийце. Кто-нибудь из них нажимал на эти кнопки и, может, поставил один или два рекорда.

Таир ничего не сказал; он шарил по полу, подсвечивая себе карманным фонариком, заглядывал под лавки. Каким бы образом ни оказалась здесь эта игровая приставка, привет из ранних двухтысячных, это была весточка из мира людей. И Таиру очень уж хотелось хотя бы несколько минут побыть адресатом.

— Ничего не пойму, — наконец сказал он, сев на задницу и раскинув ноги. — Она же была здесь!

— Наверное, вывалилась наружу, когда ты дразнил медведя, — предположил Данила. — Кто-то пнул и…

Таир вдруг уронил голову на руки: большая муха ползала по окну и в темноте она показалась ему капелькой крови, что скользит по стеклу вопреки всем законам физики — вверх. Он стряхнул наваждение и в таком положении задремал.

Жужжали москиты. То и дело слышался шлепок, когда кто-то из мальчишек убивал на себе комара. Даша достала из рюкзака спрей от насекомых и обрызгала себе кисти рук, потом молча передала Егору.

Прошло ещё добрых полтора часа, прежде чем они поняли, что больше не слышат медведя.