Помоги проекту - поделись книгой:
Рядом со своей картиной, похожий на чёрного медведя, стоял лесник. Но девочка уже выскочила из подвала.
Что что-то не так она почувствовала ещё на нижних ступенях лестницы, едва захлопнулась дверь. Рама треснула под пальцами. Анна одним махом оказалась наверху, под лучами заходящего солнца. И остолбенела.
Заросший пруд на холсте расплывался, съёживался, словно бумага от поднесённой к ней зажженной спички. Почернела и превратилась в пепел русалка на прибрежных камнях. Девочка попыталась задержать в руках оставшиеся лохмотья картины, но те осыпались пылью сквозь дрожащие пальцы.
Она не заметила, как снова оказалась под елью, у скалы, с котенком на коленях. Взгляд потерялся где-то в тумане. Можно ли это считать убийством? Ведь она хотела всего лишь показать картину маме и друзьям… Да какая разница! Русалка была живой! И самой весёлой из всей пятёрки живых образов, вышедших из-под кисти художницы.
Котёнок зашипел. Коготки прокололи джинсы и впились в кожу. Девочка обернулась.
Первый раз она видела их всех вместе. Четыре пары осуждающих глаз. Девочка из Райского сада. Ангел с последней картины — беловолосая девушка со сложенными за спиной крыльями (с ним, вернее, с ней Анна доселе не разговаривала, только заворожено следила за полётом) — смотрел грустно и сурово.
— Простите…
— Уже не исправить, — глухо сказал лесник. — Я ведь пытался тебя предупредить. Мы хотим жить. Просто жить. Ты дала нам жизнь — за это спасибо. Но…
— Но ты можешь легко её отобрать, — проскрипел смотритель маяка.
— Я не хотела… . не знала. Я и сейчас не понимаю, почему так получилось.
После недолгого молчания девушка-ангел с сожалением произнесла:
— Это только начало. Ты и дальше будешь пытаться вытащить нас в тот мир. Большой и жестокий. Всё равно ничего не получится. Мы существуем только здесь. В твоём мире. Другого для нас не дано. Ты этого не поймёшь.
Анна хотела возразить, но девушка-ангел резко распахнула крылья.
— Не отрицай. Мы часть тебя. Мы чувствуем твои метания.
— И поэтому ты останешься здесь, в этой картине — подвел черту лесник. — Насовсем.
Повернулся к парящей в воздухе, освещённой светом камина раме. За ним последовали все остальные.
Это приговор? Вот и вся благодарность за то, что она их нарисовала?..
Анна вскочила, бросилась, было следом, но что-то гибкое обвило ногу. Из груди вырвался крик боли и обиды. Морщинистый корень ели прочно держал ее за лодыжку.
И это творение тоже против создателя!
Злость сменилась отчаянием, когда она увидела, как исчезает в светящемся окне девушка-ангел.
— Постойте! Ну, постойте же! Ведь вы хотите, чтобы я рисовала и дальше!
Девушка-ангел задержалась. Бросила, не оборачиваясь:
— Ты и так будешь рисовать. Просто не сможешь остановиться. Это уже стало частью тебя. Тебе принесут холст и краски.
… Анна не сразу почувствовала, как ослаб и бессильно отпустил лодыжку корень. Около ели она увидела котёнка. Ну да, точно, он же куда-то делся после того, как её творения пришли объявить свою волю… . Наверное, спрятался за деревом.
Взгляд упал на корень, что удерживал её только что. Сейчас омертвевший и недвижный. На коре красовались свежие полосы от когтей котенка.
Анна встала, боясь потревожить даже травинку, осторожно освободилась от петли. Туман беспокойно зашевелился, тревожно завыл в ветвях ветер, но больше ничего не произошло. Хвостатый зверёк словно этого и дожидался. Деловито направился к прямоугольнику врат, потешно дёргая хвостом и тряся лапами.
Что там говорила девочка из Райского сада? «Он милый, но слишком «настоящий» для нас…»
Она не стала срывать полотна, кидать их в огонь или рвать на части. Даже не оглянувшись, выскочила со зверьком на руках за дверь подвала. И вздохнула спокойно, только когда лица коснулись лучи заходящего солнца.
Она знала, что всегда может вернуться. Спуститься по грязной лестнице со сбитыми ступеньками, потянуть за холодную ручку… . Только вот будут ли ей там рады?
И права оказалась девушка-ангел. Она не сможет теперь перестать рисовать.
Как-то вечером Анна вернулась из магазина с холстом и набором масляных красок. Она же писала картины ТАМ. Значит, сможет и ЗДЕСЬ, просто надо приложить чуть-чуть больше усердия.
Кисть двигалась не так гладко, не так чисто ложились краски, и часто приходилось подолгу исправлять испорченные участки холста. На эту самую странную и самую важную в своей жизни картину она потратила чуть больше месяца.
Котёнок всё время сидел рядом. Пожалуй, только он один смотрел на неё с пониманием. И вот однажды поздно вечером она отступила от холста и окинула критическим взглядом самое большое творение в её жизни.
Камин отбрасывал яркие кровавые блики на шесть полотен, висящих или стоящих вокруг. Хмурый лесник, ель под луной, русалка, распустившая по болотам паутину своих волос. Маяк в сердце шторма и его седоусый хранитель, Райский сад, мост и ангелы…
— Добро пожаловать! Этот мир тоже ваш, — сказала Анна. — Вот теперь вы по-настоящему свободны!
Блуждающие по сну
Незаметная черта, за которой кончаются возделываемые человеком земли и вступает в права лес, осталась позади. Тропка прикрылась листьями, молодая поросль цеплялась за отвороты одежды, лезла в карманы. Максим, светловолосый мальчуган лет одиннадцати, выломал прутик и принялся сосредоточенно отсекать с встречных кустов торчащие во все стороны листья. Девочка, идущая следом, увернулась от взлетевшего прута и чуть не уткнулась носом в клубок колючих кустов.
— Максимчик, прекрати! Ещё в глаз ткнёшь! Если не себе, то мне — точно.
Максим показал язык.
— Ты мне не мама, Ёлка.
— Я старше, — возразила девочка.
— Подумаешь, на год, — буркнул Максим.
Дети приехали с родителями в деревню погостить у своей бабушки. И тайком, пока никто не видит, отправились осматривать лес, который виднелся невдалеке за полем.
Только здесь густой дух леса окончательно выбил из одежды запах машины и городских улиц.
— Эй, вы двое! — кто-то хрипло крикнул у них за спиной. — Что вы тут делаете?
Дети вздрогнули, Максим напрягся, но, увидев спешащего к ним от деревни мальчишку, тут же расслабился.
— А, привет, Дик.
Дик, новый друг и единственный ровесник, встретившийся в деревне, догнал их. Йола скривилась, глядя на заплатанную куртку и торчащие карманы, однако мальчуган оказался не по годам серьёзным.
— Здесь нельзя гулять одним… и вообще гулять. Опасно.
Он был так уморительно серьёзен, что девочка не смогла сдержать улыбки.
— Это всего лишь сказки, — беспечно отмахнулся Максим. Сестра перевела насмешливый взгляд на него.
— Кто бы кулером жужжал, Максимчик. У тебя коленки дрожали, когда бабушку слушал…
Дик вышагивал рядом, вертя на пальце брелок в виде перочинного ножика, и рассеянно вслушивался в спор. Ребята углубились в чащу, деревня скрылась за густой зеленью.
— Она говорила так страшно, подвывала, как в том фильме про мертвецов, — начал было оправдываться брат, но увидел, что улыбка сестры стала шире, и огрызнулся: — Ты сама, Ёлка, с открытым ртом сидела.
Йола собралась что-то возразить, но поймала встревоженный взгляд Дика.
— Это все эти сказки, правда?
Мальчишка пожал плечами.
— Может, и нет. Я и сам здесь часто гуляю. Но мама говорит, мы здесь все свои. А вот чужих лес не любит. Десять лет назад сюда браконьеры приезжали.
— Зверей стрелять — это подло, — дёрнула щекой девочка.
— Только никого они не убили, — сказал Дик. — На следующий же день умотали обратно. В мокрых штанах. Деревня потом неделю воняла.
Йола от таких подробностей состроила гримаску, Максим захихикал; Дик помахал сложенным ножиком.
— А у одного вообще крыша поехала. Его так здесь и бросили, до сих пор где-то шатается.
Смех оборвался. Йола переглянулась с братом: она вспомнила пыльную дорогу на пути к деревне, линялую кочковатую ленту где-то между шумной автострадой и безмятежной сельской глубинкой. Родители пошли на разведку, дети в пикапе остались один на один с жарой и полупустой бутылкой минералки. Внезапно девочка вскрикнула. Максим подавился насмешкой, во все глаза уставившись на
Когда вернулись мама с папой,
— А кого они там встретили, эти браконьеры? — спросил с любопытством Максим. — Медведя что ли?
Дик снисходительно на него глянул и прокашлялся.
— Ну да, белого. Прямиком с северного полюса. Вам что, не рассказывали?
Йола выпятила губу.
— Ну… . бабушка говорила, что лес проклят и что сюда ни ногой. Но она такая древняя, не знает даже, что такое компьютер! А что за проклятие?
Дик поколебался, потом махнул рукой.
— Да, чепуха. Я сам в него не верю. Говорят, здесь нельзя засыпать.
— А то что? — с напряжением в голосе спросил Максим.
Сестра хихикнула, хотя самой стало жутковато. Слова Дика затронули в сердце какие-то струны, листва зашуршала под ногами резче.
— А то вылезет какая-нибудь тварь из этих твоих комиксов, и…
Максим сказал насуплено:
— При чём здесь комиксы? Ты бы лучше эти свои японские мультики вспомнила. Я их, во всяком случае, не смотрю.
Сестра тут же надулась.
— Мне кажется, нам пора возвращаться, — с тревогой в голосе проговорил Дик. Дети беспокойно огляделись.
Лес вокруг стал совсем диким, тропа расплелась, как коса, на многочисленные тропки. Ветки уже не ласково касались, а цеплялись за одежду, больно хлестали по лицу. Солнце показывалось сквозь просветы крон всё реже. Все чаще приходилось спотыкаться о кочки и замшелые пни.
— Мы и так уже забрели слишком далеко.
Он зашагал обратно. Йола заметила:
— Тебе не кажется, что мы пришли с той стороны? Я по солнцу смотрела.
— Глупая Ёлка, солнце же тоже движется, — сказал Максим просто, чтобы что-то возразить.
Очень скоро они поняли, что заблудились. Вначале безуспешно попытались найти тропу, потом пошли в направлении, указанном Йолой, но бросили это занятие, когда на пути встали непролазные заросли ежевики. Дик даже влез на высокое дерево, но взгляд убегал по пористому зелёному ковру до самого горизонта. Когда просветы между кронами заполнились чернотой, Йола уселась прямо на землю и заявила:
— Никуда я больше не пойду. Давайте отдохнём хотя бы немного.
Максим плюхнулся рядом. Запахивая на себе куртку, он нащупал в кармане сотовый телефон.
— Как я мог про него забыть! Надо позвонить маме!
Но после набора номера в трубке послышалось: «абонент временно недоступен или находится вне зоны действия…»
Дик выудил из кармана сигарету и, под неодобрительным взглядом Йолы, закурил. Он больше походил на затравленного волчонка — по ту сторону глаз плескался страх, а кулаки беспрестанно сжимались и разжимались. Максим верно истолковал причину страха.
— А что будет, если здесь уснёшь?
Дик вздрогнул, дёрнул щекой, взгляд стал осмысленным.
— Ничего. Просто старые сказки. Помогите мне собрать для костра ветки.
Однако Йола заметила, что движения Дика стали порывистыми, а зажечь спичку ему удалось только с пятой попытки.
Через десять минут мир сжался до треска костра, густого тепла и жёсткой подстилки из сухих листьев, щепок и репьёв. Йола уснула сразу. Максим, убаюканный ночным стрекотом цикад и треском горящих веток, клевал носом. Сквозь дрёму он увидел, как в широко распахнутых глазах Дика играет пламя костра, как смялась под напряжёнными пальцами сигарета.
Равнодушный утренний свет заставил разлепить веки. Подкралась сырость, защипало под рёбрами. Максим приподнялся, с одежды на потухший костёр скатились капельки росы. Зола и угли выглядели старыми и были совсем холодными на ощупь, как будто огонь здесь горел около недели назад.
В стороне раздался крик Йолы:
— С ума сойти! Меня хоть выжимай!
Поделиться книгой: