Бал кинжалов. Книги 1-2

— Ничего не могу сказать вам на этот счет. Мне было восемь лет, когда она уехала во Францию. А до этого она не демонстрировала своей привязанности. При встречах трепала по щечке и дарила на Рождество и Новый год по луидору[4], вот, пожалуй, и все. Она была взрослой, — кажется, ей было двадцать семь, я — маленькой. А вот кого она обожала, так это свою компаньонку — Леонору Дори, или Доси, которая отправилась с ней во Францию. Откуда она взялась, неизвестно, но помнится, что родовитого старичка без потомков уговорили ее удочерить, чтобы она могла занять достойное место среди окружения принцессы. Полагаю, она по-прежнему возле королевы?

— Синьорина Галигаи, ставшая синьорой Кончини? Не сомневайтесь, они неразлучны.

— Неужели она вышла замуж? Красотой она не отличалась — сухопарая, смуглая, темноволосая!

— И, тем не менее, вышла замуж за самого красивого из тех флорентийцев, что приехали в Париж вместе с королевой. И самого порочного тоже... Будьте осторожны с этой парой, они имеют огромное влияние на свою госпожу. Сам король Генрих их побаивается, а уж он не из трусливых. Он не раз пытался от них избавиться, но встречал такие громы и молнии, что, в конце концов, махнул на них рукой. Однако к вашему приезду, я думаю, они отнесутся благосклонно, кто как не они понимают, что, если их покровительница отправится в изгнание, они поедут вместе с ней.

— Иными словами, вы стараетесь не только для королевы Марии, но и для них?

— Об этих людях я и не помышляю, — отозвался Джованетти с чуть слышным оттенком суровости. — Я на службе у Его Высочества великого герцога Тосканского и больше никому не служу!

— Прошу меня извинить! Я не хотела вас обидеть.

Посол успокоил девушку улыбкой и проводил ее до самой опочивальни, где уже хозяйничала Бибиена, готовя своей госпоже горячую ванну. Опустив в воду мешочек с душистыми травами, старушка сказала своей любимице:

— Наконец-то вы избавитесь от корабельной вони! Да и я с вами заодно. В каюте донны Гонории стояло такое зловоние, будто от протухшей падали. Но теперь мои испытания позади, — заключила она с улыбкой на лице.

— Не совсем, — с ощущением внутренней неловкости сообщила ей Лоренца. — Я попросила сьера Джованетти достать мне лошадь и дальше поеду верхом. Лучше уж дождь и ветер, чем карета и донна Гонория... ну, и ты, конечно, тоже... Интересно, куда это ты отправилась?

Круглое лицо кормилицы с двойным подбородком и колечком волос на середине лба напоминало сердечко, но сердечко это выглядело сейчас очень грозным. Бибиена вытерла руки передником, опустила засученные рукава и направилась к двери.

— Искать крепкого мула. Лучше я приеду в Париж с задницей, продубленной, как старая кожа, чем сойду с ума от желания придушить эту старую ведьму! А такое ведь может случиться, и тогда вам придется заказывать мессы за мою несчастную душу после того, как меня вздернут на виселице!

После этих слов Бибиена хлопнула дверью.

На следующее утро Лоренца в светло-серой амазонке, отделанной розовыми атласными лентами и венецианскими кружевами, в бархатной серой шляпке с пером цапли, надежно укрепленной на ее блестящих косах, гарцевала на лошади. В ее глазах читался вызов, а посол с улыбкой смотрел на нее, пустив свою лошадь шагом. Они направлялись к воротам, ведущим из Марселя. За ними следом на упитанном муле, достойном самого епископа, трусила Бибиена. А за ней катила тяжелая карета, где расположились донна Гонория с верной Ноной. Нона старательно шевелила губами, погрузившись в молитву и стараясь отсрочить бурю, которая, судя по мрачности старой дамы, неминуемо должна была разразиться при первой возможности. Донна Гонория и слова не вымолвила, узнав, что племянница ускользнула от ее опеки на все долгое путешествие, во время которого она рассчитывала получить хоть какое-то удовольствие, читая девушке нотации. Не нужно было долгого знакомства со старушкой, чтобы догадаться, — гроза разразится вот-вот или чуть попозже...

Глава 2

Господа де Сарранс: отец и сын

В то время как Лоренца скакала по дорогам Франции, наслаждаясь чудесной погодой, а солнышко трудилось изо всех сил, чтобы украсить травой и цветами следы недавних войн между католиками и протестантами, в Фонтенбло двое мужчин совершали неспешную прогулку вокруг большого партера, ведя оживленную беседу. И хотя один был на много лет моложе другого и на целую голову выше старшего, сходство их не оставляло никаких сомнений: молодой Антуан де Сарранс был сыном своего отца. У них были одинаковые удлиненные лица, высокие лбы, орлиные носы. Даже разрез глаз был у них одинаковым, хотя цвет разным — зеленый у молодого и серый, в тон поседевших волос, у старшего. И еще одно несходство: старший носил усы и бородку точь-в-точь, как у короля Генриха, своего давнего кумира, а красивое мужественное лицо младшего было гладко выбрито. Надо сказать, что брился младший оттого, что на его левой щеке после одной из дуэлей остался шрам, и, когда лицо покрывалось щетиной, белая полоска шрама некрасиво выделялась. Поэтому молодой человек отказался от мужской красы, бороды и усов, к которым и раньше не питал большой симпатии. У красавца офицера легкой кавалерии было и еще одно основание гладко бриться — он щадил нежную кожу своих очаровательных любовниц. Ввиду их несметного количества молодой де Сарранс был вынужден частенько обнажать шпагу, что приводило в неистовство его начальника, графа де Сент-Фуа.

— Если вы так страстно желаете быть убитым, де Сарранс, — шипел он, — переводитесь в пограничный полк, там ваша смерть, по крайней мере, чему-нибудь да послужит! Если же офицеру выпала честь охранять жизнь Его Величества короля, он не должен калечить его подданных, тем более из-за такого незначительного повода, как сходство вкусов в отношении женского пола!

Надо сказать, что поводом для оживленной беседы, а точнее, горячего спора, потому что отец и сын были схожи и неистовыми характерами, являлась как раз особа женского пола.

— Не изображайте из себя глупца, сын мой! Я уже сто раз объяснял вам важность этого брака и не буду объяснять в сто первый! Но, мне кажется, вы меня не хотите слышать!

— А я сто раз отвечал вам, что люблю мадемуазель де Ла Мотт-Фейи, что она меня тоже любит, и мы ничего другого не желаем, как подарить вам множество внуков, которых вы так ждете.

— Довольно! Внуков вы мне народите с другой мадемуазель! Ваша де Ла Мотт-Фейи совсем недурна собой, но за душой у нее и трех су не найдется, а в моих планах— восстановить замок Сарранс. Благодаря флорентийке я смогу это сделать, и, если уж вы так мечтаете о многочисленном потомстве, у него, по крайней мере, будет крыша над головой!

— Сказать по чести, я не узнаю вас, дорогой отец! Предок Элоди сражался под Мансурой вместе с Людовиком Святым! А извольте сказать мне, чем занимались предки флорентийки! Если хотите, я скажу вам сам! Они искали пастбища для овец в окрестностях Флоренции!

Маркиз Гектор побагровел от гнева.

— Что за чушь! Она из семейства Медичи! Племянница великого герцога Фердинандо и внучка нашего покойного короля Генриха II. И я еще раз вам повторяю, что Медичи, вне всякого сомнения, обладают самым большим состоянием в Европе...

— Согласен, она племянница, но по побочной линии. Вы хотите, чтобы я женился на девушке с нечистой кровью?

— По побочной линии была рождена ее мать, и она была признана. А это все меняет. Вы прекрасно знаете, что в наши дни полосе, перечеркивающей герб[5], никто не придает значения. К тому же она крестница нашей королевы.

— Нашей королевы?! — воскликнул Антуан со смехом. — Как вы стали, однако, почтительны! А мне-то казалось, что вы ее ненавидите!

— Не я один, но что значат наши чувства в сравнении с теми бедами, которые ожидают Францию, если король, ее супруг, с ней разведется? Как вам известно, Папа в родстве с королевой, он не замедлит отлучить короля от церкви и наложит на всю Францию интердикт[6]. Я не изменил своего мнения, она неисправима, но как-никак она мать детей нашего короля.

— Но не всех! Есть маленькие Вандомы, есть крошка Верней, словом, целая веселая семейка, которую растят вместе с дофином во дворце Сен-Жермен. Я бы сказал, что король делает все возможное, чтобы во что бы то ни стало поддерживать дурное настроение своей дорогой супруги.

— Так вы согласны со мной или нет?

— Согласен ли я с вашим теперешним мнением? Потому что совсем недавно вы говорили...

— Я прекрасно знаю, что я говорил! Ответьте мне на один только вопрос!

— Какой же?

— Вы в самом деле хотите, чтобы место королевы на троне заняла эта Верней? Можно себе представить, что скажет в таком случае наш народ... А еще существеннее, как на это отреагируют королевские дворы Европы!..

— Не преувеличивайте! Королева Елизавета Английская— родная дочь Генриха VIII, а он ради хорошенькой потаскушки повернулся к Папе спиной и устроил в Англии церковный раскол.

— Не спорьте со мной! И думайте — черт побери! — о том, что делается во Франции! Я вообще не понимаю, с какой стати обсуждаю с вами эти вопросы! Я уже заступался за королеву перед Его Величеством королем, и, мне кажется, не без успеха. Теперь очередь за вами, выполняйте свою часть договора! Флорентийка приедет в самое ближайшее время, и вы женитесь на ней, потому что таков мой приказ! И нечего привередничать, говорят, она очень хороша собой.

— Но не так хороша, как Элоди! И люблю только ее!

— Будь проклята эта упрямая ослиная башка!

С этими словами Гектор де Сарранс замахнулся тростью и обрушил ее на голову сына, за первым ударом последовали другие. Отец был вне себя от гнева, сын бросился бежать, но через несколько шагов остановился и обернулся.

— Не испытывайте моего терпения, досточтимый батюшка! — с угрозой в голосе проговорил Антуан. — Я ведь могу и ответить.

— Этого еще не хватало! Пока я еще в силах заставить себя уважать, негодный мальчишка!

Трость снова готова была пуститься в пляс, но громкий хохот остановил маркиза.

— Кого ты хочешь убедить, Сарранс, что твой сынок — маленький мальчуган, которому можно помочь поркой?

Великолепный, как всегда, господин де Беллегард, полное имя которого было Роже де Сен-Лари, герцог де Беллегард и де Терм, а титул — главный конюший Франции, вышел из-за шпалеры, надеясь своим появлением разрядить драматическую обстановку. Но даже если бы он постарался остаться незамеченным, не увидеть его было невозможно. Несмотря на свои сорок семь лет, он оставался первым красавцем двора и поражал роскошью своих нарядов, — вот и сейчас он был в костюме из коричневого бархата, отделанном серебряной вышивкой и венецианскими кружевами, с плюмажем из коричневых и белых перьев на шляпе. Господин Главный благоухал амброй, имея пристрастие к этому запаху еще со времен покойного Генриха III, бывшего, как известно, самым утонченным государем в мире. Генрих III очень любил Беллегарда и, умирая, поручил его со слезами на глазах своему преемнику. Самое удивительное, что преемник, самый неэлегантный государь в мире, благоухающий sui generis запахом чеснока, подружился с ним, и тот стал одним из его вернейших соратников. Благодаря неподражаемому самообладанию и удивительно счастливому характеру Беллегард сумел с непревзойденной элегантностью расстаться со своей невестой — ослепительной Габриэль д'Эстре, освободив дорогу королю. Такое не забывается.

Старинная дружба связывала Беллегарда и с Гектором де Саррансом. Раздосадованный отец оставил в покое трость и обратил к некстати появившемуся другу гримасу, которая должна была сойти за улыбку:

— Я мог бы попросить тебя, господин Главный, не вмешиваться не в свое дело, но мой сыночек довел меня до крайней степени! Только и делает, что досаждает мне!

— И чем же он тебе досаждает? Добрый день, Антуан!

— Не хочет жениться на той невесте, которую я ему предлагаю! Любит якобы другую!

— Да неужели? И кого же он любит?

— Малышку Ла Мотт-Фейи! И я призываю тебя в судьи, подтверди — кожа да кости и ни лиара за душой!

— Отец несправедлив, господин Главный, — громко запротестовал юноша. — Ей всего шестнадцать, и с возрастом она округлится. Но она очаровательна, и к тому же...

— Ты ее любишь! Это старая песня... Но вы должны были бы сообщить об этом королю, который, кстати сказать, послал меня за тобой, маркиз! Его Величество вернулся с охоты и пребывает в превосходном настроении.

Морщинистое лицо старого воина внезапно покрылось краской.

— Король? Но ведь он не знает...

— О твоем приватном договоре с королевой? О, святая простота! Тебе уже столько лет, а ты до сих пор не понял, что при королевском дворе полным-полно шпионов и доносчиков, а отпуск, полученный Джованетти, непредвиденно затянулся! Однако, вместо того чтобы толочь воду в ступе, отправляйся поскорее к королю. Как ты знаешь, он ждать не любит.

— Где он?

— У себя в Оружейной комнате. А я тем временем погуляю с твоим сыном. Надеюсь, он поделится со мной своими любовными переживаниями, а я расскажу ему о... Флоренции!

Беллегард превосходно знал город красной лилии. В 1600 году именно его король послал на заключение брака по доверенности с Марией де Медичи, и он довез новую королеву до Лиона, где была назначена встреча молодых супругов.

Король действительно дожидался маркиза в Оружейной, но занимался вовсе не оружием, а писал, вернее, что-то лихорадочно строчил, сидя за покрытым бархатной скатертью круглым столиком в центре комнаты. Когда в Оружейную вошел его старинный друг и соратник, Генрих не оставил своего занятия, произнеся только своим густым теплым баритоном с гасконским акцентом:

— Садись, располагайся! Я освобожусь через секунду.

Гектор молча повиновался, но не мог удержать лукавой улыбки. Судя по полыхающим щекам Генриха и торопливо бегающему перу, король писал своей фаворитке Верней страстное послание, что вошло у него в привычку.

Пылкий любовник был невысокого роста, зато строен и крепок, ему исполнилось пятьдесят пять, волосы его лишь слегка тронула седина, а вот короткая бородка клинышком была совершенно белой. Большую часть своей жизни король провел в седле под солнцем, дождем и ветром, они выдубили ему лицо, иссекли морщинами, но яркие синие глаза из-под кустистых бровей смотрели живо и весело и часто вспыхивали огоньком. Он улыбался улыбкой фавна, показывая безупречные зубы, которые сохранил с юности, точно так же, как и жизненную энергию, она по-прежнему била в нем ключом. Даже когда подагра пригвождала его к креслу, он все равно не терял своей эмоциональности.

Наконец Генрих отбросил перо, посыпал песком послание, стряхнул, запечатал и положил перед собой, даже не собираясь писать адрес, и тогда уже повернулся к маркизу.

— Теперь поговорим! Не приехала еще эта набитая золотом флорентийка, которую моя жена хочет выдать за твоего сына?

Маркиз ожидал всего, но только не этих слов, и от неожиданности чуть не подавился слюной.

— Однако, сир... — промямлил он. — Я не предполагал...

Генрих расхохотался памятным всем его приближенным звучным и громким смехом.

— Не предполагал чего? Что я знаю, по какой причине ты стал расточать похвалы моей супруге, которую всегда терпеть не мог и внезапно полюбил только недавно? Что мне неизвестно, почему, даже не попрощавшись, исчез Джованетти? Согласись, необычное поведение для посла. Ну, что ты так растерянно улыбаешься? Я сейчас тебя успокою — ты был прав, и я на тебя не сержусь.

— Я бесконечно счастлив слышать это из ваших уст, сир!

— Да, так оно и есть. Нам пришлось бы тогда возвращать приданое, и бедный де Сюлли заболел бы с горя. К тому же у нас дети. Самое лучшее — сделать ей еще одного. Девять месяцев спокойствия не так уж мало. Но признаюсь, в этот раз она перешла все границы и вывела меня из себя. Я привык к ее воплям и ругани, но она посмела дать мне пощечину. А с таким трудно смириться.

Де Сарранс постарался разыграть полное неведение, что ему не слишком удалось.

— Не могу возражать, случай крайне серьезный. Я понятия не имел, что Ее Величество королева дошла до такой крайности!

— Лжец! Я не сомневаюсь, что ты прекрасно об этом знал. Как, впрочем, и все остальные. Но у тебя достало... мужества! Да, да, все-таки именно мужества — встать на ее защиту, когда я готов был бросить ее в Сену. Ну и что тебе посулил Джованетти? Золотые горы?

Гектор с невольным чувством вины опустил голову.

— Самое большое состояние во Флоренции после состояния Медичи. Это что-то да значит для такого малообеспеченного человека, как я.

— Не преувеличивай! Я как-никак подарил тебе особняк неподалеку отсюда и плачу воинское жалованье.

— Но мой замок в руинах!

— И ты построишь его из золота, старая лиса! А если девица не слишком уродлива, то...

— Говорят, что она к тому же еще и красавица. Но возникло одно непредвиденное и крайне огорчительное обстоятельство.

— Какое же?

— Мой сын Антуан не желает на ней жениться. Его сердце, видите ли, принадлежит другой!

— И кому же?

— Малышке де Ла Мотт-Фейи, придворной даме королевы.

— Никогда не обращал внимания. И что она из себя представляет?

— Маленькая, светленькая, с хорошеньким личиком, тихая и скромная, как мышка, без единого су за душой, если только Ее Величество не даст ей приданого.

— Как тебе известно, Ее Величество никогда не отличалась щедростью в отношении своих придворных дам. Обещаю повидать твоего сына и поговорить с ним.

— Бесполезно. Он твердит, что дал ей слово.

— Да неужели? Без твоего согласия и моего одобрения? Не имел никакого права. Пусть женится на той, кого для него выбрали, а другая будет любовницей.

— Сир! Об этом не может быть и речи! Это чистая юная девушка, которая может отдаться только после венчания.

— Все они так говорят. Поначалу. Если она любит твоего сына, пусть даст ему возможность жениться в соответствии с его интересами, а потом утешит его. Ему очень понадобится утешение, если он женится на дурнушке. Большое состояние и красота редко сопутствуют друг другу. Но довольно об этом. Перестань себя мучить. Надо сначала посмотреть, кого привезет нам Джованетти. Кстати, вот что я подумал: а почему бы тебе самому не жениться на крестнице королевы?

— Мне? Ваше Величество хочет надо мной посмеяться? Меня очень устраивает положение вдовца, и желания до конца своих дней исполнять капризы какой-то девчонки, только потому, что она богата, нет ни малейшего.

Генрих от души рассмеялся, встал с табурета и дружески положил маркизу руку на плечо.

— Поступай как знаешь. Но теперь я могу тебе признаться: одно серьезное решение я все-таки принял. Когда ты пришел ко мне просить за Марию — отошлю я ее или нет, еще не знаю, — я понял, что должен закончить роман с мадам де Верней. Теперь нет речи о том, чтобы я на ней женился.

— Ну и ну, — едва выдавил из себя изумленный де Сарранс. — Неужели вы все-таки решились окончательно порвать с ней? Если мне не изменяет память, я слышал о подобном намерении уже много, много раз.

— Решился! И объясню, почему, мой добрый друг: я ее больше не люблю!

— С трудом могу поверить. А что произошло, осмелюсь вас спросить?

— Ничего... Или почти ничего. Однажды утром я проснулся и вдруг понял, что больше не хочу ее... И даже видеть ее не могу. Она тоже причинила мне немало неприятностей. А я ее слишком часто прощал. Простил даже подлый заговор ее братьев, которые покушались на мою жизнь! Ведь они хотели убить меня и посадить на трон вместо дофина маленького Вернея, нашего общего сына. Теперь мне кажется, что я был безумцем...

— И вы мне ничего не сказали об этом? — с огорчением осведомился маркиз. — А ведь не так давно вы оказывали мне честь своим доверием.

— Ничего не изменилось, успокойся, я по-прежнему тебе доверяю. Просто мне нужно было в этом удостовериться.

— А господину де Сюлли вы ничего на этот счет не говорили? Он же ваш главный посредник при размолвках с королевой.