Хамелеон – 2

— Ох! Олежка проснулся! — их беседа оказалась совершенно бесцеремонно прервана донесшимся из комнаты детским криком, возвещавшим о пробуждении сына. — Ладно, вы тут посекретничайте о своем, о мужицком. А я пойду еще одного мужчину покормлю, — принялась выбираться из-за стола Анастасия. — И не курить тут! Захотите подымить, идите на улицу! — Выдав последние ЦУ, она покинула кухню, где они и трапезничали, не забыв прикрыть за собой дверь.

— Сурово тут у тебя! — усмехнулся на такое Михаил и с удовольствием потянулся, разминая затекшую спину. — Прям даже не знаю теперь, продолжать нагло напрашиваться к тебе на прожитьё или все же съезжать в общежитие. Там-то правила явно не столь строгими будут!

— Послушай своего друга, Миша. Друг плохого не посоветует. Съезжай! Тут тебе жизни точно не будет! Глазом моргнуть не успеешь, как обложат правилами и запретами со всех сторон! А я к тебе буду время от времени выбираться, дабы хоть иногда получать возможность насладиться воздухом свободы, — с совершенно серьезным лицом произнес Геркан, не забыв вдобавок еще и утвердительно так кивнуть.

— Ну, раз друг советует, — принялся в задумчивости почесывать подбородок Киселев, — тогда, наверное, да. Стоит съехать. Но прежде гусь!

— Не переживай. Никуда от тебя этот птиц не денется. Ни убежать, ни уплыть, ни улететь, от нас ему уже не судьба. А теперь, когда ты стал сытым и довольным, присаживайся поближе и посекретничаем. Поведаю, кто и для чего выдернул тебя сюда из твоего медвежьего угла. Но прежде учти, всё, что сегодня услышишь от меня — унесешь с собой в могилу. И никому никогда ни слова! Всё же я за тебя своей собственной головой поручился. В прямом смысле этого слова. Так что если взболтнешь что кому, или не оправдаешь доверие, нас обоих к стенке поставят. Сам знаешь, сейчас это делают быстро даже с теми, кого прежде считали вообще неприкасаемыми, — сделал он недвусмысленный намек на раскручивающееся в Ленинграде дело по якобы существовавшему заговору, приведшему к убийству Кирова.

— Саша, — мигом растеряв всю прежнюю дурашливость, тут же подался к нему Киселев. — Куда ты умудрился влезть? — не самым таким приветливым тоном прошипел он, едва сдержавшись от куда более громкого выражения нахлынувших эмоций.

— Миша, — аналогичным же тоном, шепотом обратился к другу Геркан. — Прежде чем ты потянешь ко мне свои руки, знай, что я поручился за тебя лично перед товарищем Сталиным. Лично! Осознаешь масштаб?

— Перед самим? — Михаил аж выпучил на такое откровение глаза. И его можно было понять. Пусть Александр в одном из писем и хвастал ему, что смог пообщаться с руководством СССР во время показательных выступлений на полигоне. Но одно дело — просто пообщаться. Всё же не так уж и давно тот же Сталин разъезжал по городам, весям, заводам, с целью общения с простыми людьми. И совсем другое — именно личное общение, явно тет-а-тет, с главой страны. Причем общение опять же явно не простое, коли платой за несдержанный язык могла стать жизнь.

— Вот как мы с тобой сейчас здесь сидим, так и я с ним общался. Вдвоем, за обеденным столом. Почти три часа проговорили. И с тех пор я являюсь человеком товарища Сталина в армии. Но пока об этом никто, кроме тебя и него, не в курсе. Чтобы ты понимал, ради твоего будущего продвижения по службе генсек мягко так предложил Ворошилову отметить и дать ход карьере всех нас, тех танкистов, кто участвовал в боях с белокитайцами в 29-ом году. Так что не ты один получил направление в ВАММ. Несомненно, встретишь там кого-то из наших старых сослуживцев. Но именно тебе предстоит головокружительный карьерный взлет. Как минимум, командиром танкового полка в ближайшие годы ты точно станешь, — не стал Геркан пока раскрывать информацию о конкретном времени. Мало ли, как и что могло пойти теперь. — Заняв же эту должность, ты будешь обязан беспрекословно подчиняться прямым приказам товарищей Сталина и Ворошилова, коли таковые поступят тебе. Даже если для этого тебе придется нарушить приказы своего непосредственного командира или иных высокопоставленных военачальников.

— Поясни, — на удивление быстро справившись с изумлением, перешел на деловой тон дальневосточный гость.

— Тухачевский и стоящие за ним троцкисты готовят военный переворот, поскольку понимают, что войти во власть законными методами уже не способны. Просто прими это, как данность, и не спрашивай про доказательства. Сам понимаешь, никто их тебе не предоставит. Не по Сеньке шапка. Слишком уж высок уровень разворачивающихся интриг, — перешел от просто разговора непосредственно к вербовке старого приятеля Александр. — Именно поэтому он сейчас активно завлекает в свои сторонники максимально возможное количество красных командиров и одновременно саботирует перевооружение армии новейшими системами вооружения, хотя по занимаемой должности, наоборот, обязан всячески способствовать этому. Просто он прекрасно осознает, что не сможет перетащить на свою сторону большую часть войск, вот и старается не допустить их максимально возможного усиления. По этой же причине Тухачевский стремится разрушить карьеры тех, кто отказался пойти под его руку. А кого и вовсе устраняет.

— Так это он тебя? — вновь вылупил глаза на своего собеседника Михаил. Получив тогда письмо от жены друга с информацией о тяжелом ранении последнего каким-то там бандитом, он очень долго переживал. И, что было особенно неприятно лично для него, вообще ничем не мог помочь, ни Александру, ни его семье. Мало того, что сам едва сводил концы с концами, так еще и вырваться, чтобы навестить того в госпитале, никак не вышло — в связи с захватом японцами Маньчжурии они там все стояли в боевой готовности, так что о предоставлении отпуска в то время не могло быть и речи.

— Есть такое веское подозрение, — слегка скривившись, кивнул в ответ Геркан. — И насчет смерти Калиновского тоже. И Триандофилова с Деревцовым в 32-ом году. А о скольких подобных эпизодах нам и вовсе неизвестно? Кто знает?

— Так это же получается… Надо же что-то делать! — аж зависнув на несколько мгновений от обрушившейся на мозг информации, схватился за голову Киселев. Являясь обычным честным служакой, он и подумать не мог, что когда-нибудь ему предстоит влезть в такое… В такое в общем!

— Вот мы с тобой и будем делать, не привлекая к своим незначительным персонам лишнего внимания. Благо Тухачевский сам закрыл мне дорогу в конструкторы боевых машин, отчего по окончании ВАММ я пойду тянуть лямку командира танкового батальона. Как и ты. Как и многие прочие краскомы, которых прежде задвигали куда подальше более сговорчивые товарищи, что уже совсем скоро могут перестать быть товарищами. В том числе по этой причине ты поступишь в академию сразу после моего выпуска из неё. Ведь ничто не должно нас с тобой связывать кроме давней совместной службы. Мы даже отправимся служить в разные танковые дивизии. Я в 1-ю, а ты во 2-ю, что в этом году начнут формировать в Ленинградском военном округе, — после смерти Калиновского процесс создания танковых и механизированных дивизий застопорился почти на целый год, отчего повсеместно до сих пор превалировали полки и бригады, которые ныне потихоньку переводили на дивизионные уровни. В особенности этот затык коснулся Резерва Главного Командования, в формирования которого только и поступали все производимые Т-24 и Т-35. Больно уж мало средних и тяжелых танков до сих пор выдавали заводы. — Главное, Миша, учись. Хорошо учись! Чтобы мне не было за тебя стыдно, сам понимаешь перед кем! А вот когда придет время, мы и скажем своё веское слово! Хотя лично я более чем уверен, что, ни мне, ни тебе, стрелять не придется вовсе. Всё решится там, наверху, силами ОГПУ. Точнее теперь уже силами ГУГБ[2] НКВД, — еще летом 1934 года был создан Народный комиссариат внутренних дел СССР, составной частью которого и стал бывший ОГПУ. Зная же информацию о будущих чистках в высших эшелонах власти, Геркан мог позволить себе говорить столь спокойно, пусть даже после его вмешательства ситуация могла пойти по совершенно иному пути. Но вот человеком Тухачевского его теперь уж точно нельзя было назвать, что способствовало подъему духа комроты. Да и то, что негласно запретил ему заместитель Ворошилова, столь же негласно позволил продолжать делать Сталин. Так сказать, в инициативном порядке. Просто все новые разработки Александра до поры до времени должны были проходить через НАТИ, где у краскома сохранялись очень хорошие знакомства.

[1] Двух- и четырехместные — это в АИ. В реальности там указывались только двух- и трехместные танки.

[2] ГУГБ — Главное управление государственной безопасности

Глава 4

Проблемы «Датского королевства». Часть 1

Теперь Александр прекрасно понимал, отчего в его памяти о будущем всплывала разгромная статья об РККА, выданная бывшим царским генералом Головиным на страницах американского журнала «Инфантерия». Года не пройдет, как она окажется опубликована и подвергнется жесткой критике, как со стороны советского полпредства в США, так и со стороны военного атташе США в СССР. А меж тем эмигрировавший из страны генерал был прав — в текущем своем состоянии РККА действительно являлось именно колоссом на глиняных ногах.

Да, уже сейчас Красная Армия могла поражать всех и каждого, как своей быстро нарастающей численностью личного состава, так и насыщением частей всевозможной техникой. Проводимые ею грандиозные учения и маневры откровенно поражали всех приглашенных зарубежных гостей своей масштабностью. Только все эти поражающие воображение цифры и «показушные выступления» действительно являлись лишь красивой обложкой, за которой скрывалась неприглядная правда. И только попав после 5 лет инженерно-конструкторской работы и учебы в действующую часть, Геркан внутренне схватился за голову. Ибо демонстрировать на людях свои истинные чувства виделось ему слишком опасным, ведь подобное поведение вполне могло быть интерпретированы, как поклеп вообще на всю армейскую верхушку страны, включая Ворошилова. А институт «анонимных доброжелателей» в стране как раз цвёл и пах вовсю, заставляя любого разумного и осторожного человека очень четко следить за своими словами и действиями. Потому до поры до времени негодовать приходилось исключительно про себя.

Дело же обстояло в том, что, будучи назначенным командиром 2-го танкового батальона 1-го тяжелого танкового полка 1-й танковой дивизии им. Калиновского[1], он, естественно, принялся принимать дела с проверки всего батальонного имущества. И очень быстро выяснил, что из вверенных ему 49 танков типа Т-24 на ходу находятся всего 33 машины. Остальные же требуют среднего, если не капитального, ремонта, поскольку уже были канибализированы, то есть, растащены на запчасти, для поддержания в строю своих товарок. Но ладно бы это. К чему-то подобному он, в принципе, был готов, прекрасно зная, с каким жутким дефицитом запасных частей приходится сталкиваться вообще всей армии, половина автопарка которой представляла собой фактически недвижимость. Куда больше его убила информация, полученная от командира полка, что на 1935 год им всем выделен лимит аж на 10 моточасов эксплуатации данных танков. И это включая время, затраченное на передвижение своим ходом к ближайшему танковому полигону! Десять часов реальной практики! В год! Всего! В тяжелой танковой дивизии РГК! Фактически — в воинском формировании, должном являться самой элитной танковой частью страны!

И о какой выучке танковых экипажей можно было вести речь, при таком подходе к обучению и поддержанию навыков? Да ни о какой! Тут даже не особо спасала возможность потратить еще целых 30 моточасов в год на каждый из учебно-боевых танков полка. Учебный-то батальон в полку имелся лишь один на три полноценных боевых. Отчего на каждый экипаж выходило всё те же 10 часов в год дополнительных практических занятий. Хотя, как на экипаж? На отдельных членов экипажа, поскольку в Т-24 имелось по четыре танкиста, а в старенькие и дышащие на ладан учебные Т-18 помещалось за раз всего двое. Так что при равномерном распределении времени между всеми танкистами, в год выходило всего ещё 5 дополнительных часов практики на человека. И то, если эти самые учебные танки получалось хоть как-то реанимировать. Поступали ведь они в учебные батальоны отнюдь не с завода, а уже изрядно послужившими и откровенно заезженными из прочих, проходящих перевооружение на более новые машины, частей. К примеру, в их 1-ом полку на ходу были лишь 23 этих легких танка из всё тех же 49-ти положенных по штату и еще 9 штук имеющихся сверх штата — выданных в качестве источника запчастей.

Все же остальное время экипажам предлагалось обучаться воевать пешим по танковому. Это когда краскомы и красноармейцы выстраивались на своих двоих в квадрат, якобы отображая своё положение внутри Т-24, после чего десятки таких человеческих квадратиков начинали бегать по раскисшим весенним полям и дорогам, имитируя своё передвижение внутри танка по этим самым полям и дорогам.

Нет, какой-то определенный опыт это, естественно, давало. Люди притирались друг к другу, нижестоящие командиры начинали понимать какой именно команды следует ждать от своих непосредственных командиров в той или иной ситуации. И вообще, физкультура на свежем воздухе являлась делом полезным. Если бы ещё этим всерьез занимались. Но откровенная человеческая лень и, только не смеяться, сбережение ресурса обуви личного состава, диктовали иные реалии армейской жизни. А еще его «обрадовали» циркулирующими в дивизии слухами о том, что все танки типа Т-24 вскоре постигнет судьба тех же Т-18, к которым уже невозможно было достать новых запчастей заводского производства. Увы, но двигатели типа М-6Т, что ставили в Т-24, уже полтора года как совершенно перестали производить по причине полного сворачивания производства их авиационных предшественников. Как результат — большинство машин могли «похвастать» наличием в моторном отсеке движка переделанного в танковый из списанного авиационного М-6[2]. Со всеми вытекающими отсюда проблемами, в том числе связанными с остаточным ресурсом агрегата. Пусть их все и капиталили при «перековке» в эрзац-танковый, новыми они уж точно не являлись и оттого постоянно демонстрировали свой строптивый норов. Да и запасных моторов на замену вышедшим из строя не имелось совершенно, что могло только удручать.

Увы, но примерно схожая картина складывалась и в полках вооруженных Т-26. Пусть ситуация с запчастями и двигателями у них была на несколько порядков проще, что ленинградский, что харьковский, производители продолжали свою практически преступную практику выпуска бракованных КПП и бортовых редукторов. В Сталинграде же вовсе до сих пор не смогли наладить серийный выпуск танков, выдав за последние 2 года едва полтора десятка машин, так и не принятых РККА в силу наличия огромного количества дефектов. Зная же не понаслышке, с какими откровенными дефектами и недоработками отгружал танки ленинградский завод №185, Геркан даже думать не хотел, какое же ржавое ведро с болтами выходило из-под рук сталинградских танкостроителей. Зато, на удивление, с легким Т-27 всё было отлично. Эта временная машина вышла дюже удачной, самим фактом своего существования подтвердив поговорку, что нет ничего более постоянного, чем временное. Они, и ломались куда реже, и с ремонтом особых проблем не возникало, и производимого для них пушечного танкового вооружения вполне хватало на все выходящие из заводских ворот экземпляры. Потому их, наверное, вопреки всем прежним планам, и продолжали клепать не менее чем по сотне штук ежемесячно, дабы хоть чем-то закрывать имеющиеся пробелы. Более того, точно такое же вооружение начали устанавливать и на Т-26, обозвав такие танки «истребителями». Что свидетельствовало лишь об одном — если с выделкой 45-мм пушек, наконец, разрешились все былые проблемы, то с 76-мм орудиями, даже полковыми, дела обстоят всё так же печально.

Тут следовало отметить, что мысли Александра имели ну очень правильное направление течения. С изготовлением орудий от 76-мм и более в стране наблюдалась настоящая катастрофа. И чем о большем калибре шла речь, тем всё обстояло хуже и хуже. К примеру, производство новых дивизионных 122-мм и 152-мм гаубиц в 1935 году обещало быть выполнено лишь на 10% от намеченного. С корпусными пушками и орудиями большей мощности ситуация обстояла еще хуже — 6% и 4% соответственно. Снарядов же крупных калибров промышленность не собиралась дать вовсе ни одной штуки, поскольку их изготовление являлось совершенно нерентабельным для заводов, отчего соответствующие запросы наркомата обороны совершенно игнорировались директорами предприятий. Впрочем, как и производство 45-мм и 76-мм унитаров, которых хоть и собирались выдать аж в объеме 25% от намеченного военными плана, вряд ли могли быть пропущены армейскими приемщиками в полном объеме. Ведь та же самая беда, что некогда творилась с производством брони на Ижорском заводе, уже который год кряду с головой захлестывала производителей артиллерийских боеприпасов. Технологических карт производства у них не было, хоть какая-то проверка осуществлялась хорошо если хотя бы мастерами цеха на бегу, заливали в снаряды взрывчатку вообще на глаз, отчего их вес даже в одной партии постоянно гулял туда-сюда, тем самым напрямую влияя на точность ведения стрельбы. Да и с химическим составом, как самой взрывчатки, так и пороховых зарядов не редко «химичили», отчего ежегодно выходили из строя до сотни орудий после того как в стволе или каморе разрывался очередной «дефектный сюрприз от промышленников». Дело дошло до того, что по окончании проверки всех партий выпущенных в 1930–1934 годах снарядов лишь 54% оных были признаны пригодными к использованию. Причем, на удивление, из всех ответственных за сие непотребство персон пока был осужден лишь один Владимир Михайлович Беринг — главный конструктор завода №8, что и дал стране те самые 76-мм зенитные и 45-мм противотанковые пушки, с которыми как раз имелось менее всего проблем. В общем, всё это «пахло» очень подозрительно и дурно!

Вот примерно такие мысли, как и многие другие, крутились в голове Геркана, когда он направлялся на очередную встречу со Сталиным. Благо ни специально напрашиваться на таковую встречу, ни внезапно срываться по неожиданному вызову главы государства, ему не пришлось. Так что, какое-никакое инкогнито оказалось соблюдено. Его, как и ещё 1076 прочих весенних выпускников этого года всех военных академий страны, пригласили на очередной майский праздничный прием в Кремль. Правда, на сей раз не на завтрак, а на ужин. И уже на ужине неразговорчивый человек в штатском передал ему в руки записку с предложением переговорить и подписью «И. Сталин».

Здесь, наверное, следовало слегка задержаться на описании праздничного приема, поскольку он стал самой настоящей лакмусовой бумажкой, отражающей те изменения, что произошли на внутренней политической кухне страны за последние полгода. Так с былыми «ворошиловскими завтраками» было покончено раз и навсегда, когда внутренняя охрана Кремля перешла-таки в руки НКВД, отчего Климент Ефремович своей волей более не имел права как-либо распоряжаться на его территории. Отныне любое массовое мероприятие в том же Большом Кремлевском Дворце приходилось согласовывать аж через Политбюро ЦК ВКП(б). Да и вообще все «лишние» организации, квартировавшие в Кремле чуть ли не с 1918 года, были попрошены на выход в целях усиления безопасности партийной и правительственной верхушек. И сами именные приглашения отныне рассылались участникам будущего застолья от лица партии и правительства, тем самым сразу демонстрируя «академикам»[3], кто о них помнит и заботится в меру сил и возможностей. Отчего и многочисленные громкие овации отныне доставались Сталину с Молотовым, а не тому же Ворошилову, что отныне находился в толпе встречающих.

В общем, все, кому это было необходимо увидеть, становились свидетелями начала активного смещения центра реальной силы от «армейских группировок» в сторону партийцев опирающихся на чекистов, пусть даже в стане двух последних ныне велась неслабая такая чистка, задевшая даже Авеля Сафроновича Енукидзе, прежде считавшегося вовсе неприкасаемым из-за давней дружбы со Сталиным. Никто в стране этого пока не знал, за исключением одного пронырливого краскома, но жить Енукидзе, как и многим другим «старым большевикам» оставалось лишь до конца 1937 года, пока он не будет осужден и после расстрелян, в качестве соучастника «военно-фашистского заговора в РККА». И на этом Геркан тоже решил слегка сыграть в свою пользу, дабы ускорить падение Тухачевского. Слишком уж удачно он сам и его супруга то и дело сталкивались с одной сотрудницей из аппарата Енукидзе, чтобы не воспользоваться этим фактом в свою пользу. Естественно, при расставлении правильных акцентов.

— Жалуются на вас, товарищ Геркан. Много жалуются, — словами, не единожды слышимыми Александром из уст Калиновского, «поприветствовал» краскома Иосиф Виссарионович. — Утверждают, что вы вредитель и даже шпион!

По окончании праздничного застолья, когда в районе 2-х часов ночи всех умудрившихся продержаться до этого времени гостей начали потихоньку выводить из Георгиевского зала дворца, в котором проходил банкет, его незаметно отделили от общей массы «выпроваживаемых» и сопроводили к неприметному Форду «В». Встречаться с ним в открытую во время приема или же в кремлевской квартире, по соседству с которой проживали очень многие недруги, включая того же Тухачевского, Сталин, по-видимому, пока еще не решался. Потому сотрудники личной охраны «вождя» доставили краскома уже к знакомой по предыдущему посещению даче. Где и препроводили в малую столовую. На удивление, глава государства предпочитал общаться со своими гостями и посетителями именно в ней, а не какой-либо другой комнате.

— Здравствуйте, товарищ Сталин, — поскольку никто тут же не ринулся заламывать ему руки, да и никакой строгости на лице собеседника не просматривалось, скорее наоборот — на нём играла легкая улыбка, совершенно спокойно поприветствовал того Александр. — И чей же я шпион, позвольте полюбопытствовать? — впрочем, поиграть в навязываемую игру он отказываться не стал, раз уж «хозяин» решил немного поднять себе настроение за его счет.

— Доносят, что японский, — как ни в чём ни бывало, слегка пожал плечами секретарь ЦК.

— Ну, это хотя бы логично. На Дальнем Востоке, было дело, воевал. Потом много лет кряду вел активную переписку с оставшимся там служить другом. Стало быть, хоть какую-то связь с теми краями допустить возможно, — аккуратно подбирая слова, зеркально ответил столь же едва заметным пожатием плеч Геркан. — Тут радетели чистоты моих помыслов хоть подумали, прежде чем составить очередной донос. Хотя вполне допускаю, что подобного рода пасквили на мой счет и прежде попадали в руки того же товарища Калиновского. Всё же он не делился ими со мной, а просто время от времени выражал своё недовольство моей работой, прежде чем отправлять меня обратно заниматься ею же.

— Да вы садитесь, садитесь. В ногах правды нет, — указал замершему гостю на ближайший к себе стул Иосиф Виссарионович, когда с прелюдией было закончено.

— С вашего позволения, предпочту присесть, — расплывшись в располагающей улыбке, ответил на подобное предложение Александр, не спеша занимать указанное место.

— Что же, позволяю, — теперь уже в хорошо заметной улыбке расплылся Сталин. Видимо продемонстрированная игра слов пришлась ему по душе. Отвечала, так сказать, моменту во всех смыслах этого слова.

— Благодарю, — тут же уместился на предложенном стуле Геркан. — И тогда позвольте полюбопытствовать, в каком плане я вредитель, раз уж с моей шпионской национальной принадлежностью мы ситуацию прояснили?

— Вы всячески способствовали принятию на вооружение совершенно негодных танков! — в одно мгновение преобразившись из насмешливого добряка в строго руководителя, Сталин принялся буравить своего гостя весьма грозным взглядом не обещавшем последнему ничего хорошего. — Что скажете в своё оправдание?

[1] Подобная нумерация танковых полков — в зависимости от номера дивизии, в реальной истории возникла только после 1940 года, так как прежде в РККА не существовало танковых дивизий. А поскольку в АИ они уже были созданы, необходимость упорядочивания нумерации танковых полков возникла пораньше.

[2] В реальной истории это касалось двигателей М5 Либерти, которые устанавливали в танки типа БТ.

[3] «Академик» — прозвище выпускников академий в РККА

Глава 5

Проблемы «Датского королевства». Часть 2

— Как? Опять? — совершенно так искренне удивился гость. — Я же уже свыше полутора лет не являюсь военным приемщиком! Как я мог их принять?

— А тут речь идет не о каких-то конкретных бракованных машинах вышедших за ворота завода. С чем вы столь самоотверженно боролись в Ленинграде, — дал Иосиф Виссарионович своему гостю понять, что находится в курсе «приключений» Александра на ниве недопущения отгрузки брака. — Тут имеются в виду все типы танков принятые на вооружение РККА при вашем участии. По переданному мне в руки заключению, что Т-24, что Т-26, что Т-20 с Т27 совершенно непригодны для ведения боевых действий в условиях нашей зимы. Последние два типа постоянно застревают в сугробах, стоит им только сойти с проторенной дороги в заснеженные поля, первые же два типа столь же постоянно теряют гусеницы из-за налипающего на движитель снега. — Совершенно не пользуясь какими-либо шпаргалками, выдал претензию явно подготовившийся к данной беседе-провокации глава государства. — Имеете что сказать в своё оправдание?

— Ах это, — как-то даже облегченно махнул рукой Геркан, словно озвученное в его адрес обвинение не значило ровным счетом ничего. — Да, о таких проблемах весьма наслышан, — не стал отрицать он очевидного, поскольку прекрасно знал не только о данных негативных особенностях машин, но и о куда большем перечне постоянно возникающих с ними неполадок и аварийных ситуациях. — Но тут уж я имею, что сказать в свою защиту, — отнюдь не расковано, будто потенциальная беда его уже миновала, а, словно отвечающий профессору студент, принялся отмазываться он от озвученных претензий. — Возьмём Т-20 и Т-27. Пусть моя роль в их появлении весьма ограничена — это скорее наследие моих предшественников и того же Тухачевского, которые я постарался максимально улучшить, чтобы мы не получили на вооружение куда более посредственные машины. Но даже в их защиту мне имеется что сказать. Ведь тут, товарищ Сталин, своё берут законы физики. Эти танки слишком легкие и слишком слабосильные, чтобы пробиваться в действительно толстом снежном покрове. Там даже более широкие гусеницы не помогут в плане улучшения проходимости, поскольку имеющимся моторам банально не хватит силёнок вращать движитель еще большего веса. В качестве аналогии мы можем обратить внимание на суда нашего флота. Никто ведь не будет требовать от небольшого портового ледокольного буксира тех же достижений в плане пробивания ледового панциря, что может демонстрировать ледокол «Красин»! Вот и здесь так! Просто применять их необходимо в соответствии с их реальными возможностями. В тех же учебных танковых батальонах они будут более чем уместны и через пять лет и через десять. Во всяком случае, Т-27 точно.

— Хм. Действительно удачная аналогия, — не стал переть против законов физики внимательно слушающий своего собеседника Иосиф Виссарионович. — А что по поводу двух остальных типов танков?

— Тут уже действительно имеются инженерные просчеты, — не стал вновь прятаться за законы природы Геркан, повинно повесив голову. — Но! Тот же Т-24, к примеру, страдает от описанной вами напасти лишь по причине конструкторских изменений внесенных инженерами КБ нынешнего «Кировского завода»[1] в изначальный проект этого танка. Мы с товарищами конструкторами завода «Большевик» создавали его в своё время совершенно иным. И если бы данных изменений не последовало, подвеска нашей с товарищем Гинзбургом совместной разработки прекрасно работала бы, не зная подобных аварийных ситуаций. — Называться единственным создателем сего типа танка он посчитал чересчур заносчивым делом, отчего поспешил разделить ответственность со всеми прочими «товарищами». Так, на всякий пожарный случай. — Если вы помните, при первом показе прототипа этого танка в Кубинке никаких дополнительных бортовых броневых экранов на нем не имелось. Тогда как на всех серийных машинах их начали монтировать, чтобы сохранить на должном уровне броневую защиту.

— Да. Припоминаю такое, — уйдя в себя на пяток секунд, согласно кивнул головой собеседник Александра. Серийную-то технику он видел на парадах по несколько раз в год, а вот вид самой первой, столь сильно поразившей его, боевой машины потребовалось достать из архивов памяти.

— Вот эти самые экраны и не позволяют снегу слетать с катков в сторону во время движения, попросту блокируя снежные массы между собой и основным корпусом танка. В результате, со временем там всё столь сильно забивается и утрамбовывается, что, после относительно продолжительной остановки боевой машины, снег намертво схватывается в массивный кусок льда и полностью блокирует ход подвески и дальнейшее движение танка. А если даже не блокирует, то образовавшиеся в таких условиях глыбы льда попадают под ведущую звезду движителя и тем самым способствуют срыванию с неё гусеницы. Потому «лечится» эта болезнь простым демонтажем тех самых защитных экранов. Что, увы, приводит к ослаблению бортовой броневой защиты танка почти на треть, — развел руками свежеиспеченный комбат, тем самым давая понять, что ничего с чужой дурью и вылезшими недоработками поделать уже не может.

— Допустим. А что с Т26? — явно отметив что-то в своей голове, уточнил спустя секунд десять молчания Иосиф Виссарионович. — На них ведь никаких бортовых экранов нет, а проблема вылезает всё та же.

— Та же, да не та же, — не позволил начать себя топить Геркан, аж замотав головой из стороны в сторону для пущего эффекта выказывания своего отрицания. — Там всё дело в забивании снегом ведущей звезды и направляющего колеса из-за их слишком близкого расположения к крайним опорным каткам. И тут у меня имеется только одно оправдание — в силу солидного веса этой машины, что почти вдвое превосходит таковой у британского прародителя нашего танка, да при столь малых, полностью сохраненных от оригинала, габаритных размерах, по-другому разместить там опорные катки не представляется возможным. К примеру, если мы их сдвинем ближе к центру танка, нагрузки на передний и задний катки увеличатся столь сильно, что при преодолении неровностей там непременно начнут лопаться рессоры и отваливаться резиновые бандажи катков. Вдобавок возрастет износ траков гусениц вследствие неравномерных нагрузок. Плюс у танка появится некоторая продольная валкость, как у болтающегося на морских волнах суденышка, начисто сбивающая прицел у командира башни и ведущая к укачиванию механика-водителя. — Про подобное возможное физическое состояние мехвода он, конечно, точно не знал, но ведал, что подобный эффект проявится на артиллерийских тягачах типа СТЗ-5, что уже совсем скоро должны будут представлены взору его нынешнего собеседника и прочим высокопоставленным товарищам с последующей постановкой на вооружение РККА. — А если мы, к примеру, поднимем звезду и направляющее колесо выше, чтобы убрать их подальше от катков, то совершенно перекроем и так не самый лучший боковой обзор механику водителю и стрелку-радисту, да вдобавок утяжелим гусеницу из-за необходимости добавления дополнительных звеньев траков. И вообще, если бы та же родная, английская, подвеска показала себя лучше разработанной при моём участии, об этом уже давно доложили бы наверх просто чтобы навредить мне. Все же, что в Ленинграде, что в Харькове, я не любим одинаково за свою былую критику собственных проектов местных конструкторских бюро. Да и прочие типы подвески всё никак не могут прижиться на этом танке. Работы-то в этом направлении ведутся, но положительных результатов, насколько мне известно, пока нет ни у кого.

— Так что, вы не видите выхода из сложившегося положения? — аж поджал губы глава государства, явно рассчитывая на несколько иной ответ. Всё же речь шла об основном танке РККА. И мысль, что он слишком ущербный, уж точно не вызывала у Сталина положительных эмоций.

— Почему же? Я этой проблемой также озабочен уже не первый год. И даже уверен, что нашел выход в применении так называемой торзионной[2] подвески. Её же я бы с удовольствием попробовал установить на новые средние и тяжелые танки, которые нам необходимо начать разрабатывать уже сейчас. Одна с ней беда. Точнее две! — показательно тяжело вздохнул Геркан. — У нас нет лицензии на её производство и соответствующих промышленных технологий. А технологии там очень уж хитрые, товарищ Сталин. Очень! Просто взять и скопировать без подсказок разработчиков — никак не выйдет. Точнее, в конечном итоге, конечно, выйдет. Но будут потрачены годы и немалые деньги на многочисленные опыты. Там ведь необходимо от и до знать, как рецепты применяемых сталей, так и методы их закалки с последующими отпусками и прочими операциями. Да там много чего надо точно знать и выполнять в соответствии с разработанной технологией, чтобы не выдавать один сплошной брак. Ну и дорогая она в изготовлении. Сильно дорогая. Плюс более тяжелая в плане веса. Что не очень хорошо для её применения на относительно недорогих легких танках. Зато она, как полностью лишена недостатков всех ныне применяемых в наших танках типов подвесок, так и полностью защищена от воздействия осколков вражеских снарядов, будучи упрятанной внутрь броневого корпуса танка. Ну и размещается там более компактно, нежели ныне используемая на танках Т-24 и ПТ-1. — Он не помнил своей новой памятью о серийных танках с подобным типом подвески на вооружении РККА. Однако же знал, что многие КБ кинутся экспериментировать именно с ней и начнут получать очень обнадеживающие результаты. К тому же внутреннее «я» принялось посылать ему очередные интуитивные посылы, что именно эта дорога окажется для него наилучшей. Вот он и решил сделать ставку на данную инновационную конструкцию, чтобы снизить количество слабых мест в бортовой броне боевых машин, которые вынужденно имелись на средних и плавающих танках из-за применения на них подвески типа Кристи, требующей прорезать в броневых корпусах солидные такие дорожки для обеспечения её хода вверх и вниз.

— Отчего же вы полагаете, что нам необходимы новые средние и тяжелые танки? — на удивление полностью проигнорировав информацию, ради донесения которой Геркан тут перед ним распинался, задал очень непростой вопрос главный жилец местной дачи. — Наша промышленность с немалым трудом наращивает выпуск одобренных моделей. Фактически Т-24 имеются на вооружении только вашего 1-го полка и нигде более, — да, по приказу Ворошилова все танки этого типа изъяли из прочих частей ради укомплектования ими хотя бы одной танковой дивизии, но пока набралось лишь на один полк. — А вы тут говорите, что их уже пришла пора менять на что-то новое!

— Увы, товарищ Сталин, пора, — вновь разведя руками и в который уже раз тяжко вздохнув, принялся медленно кивать головой Геркан. — Прогресс не стоит на месте и заставляет нас трудиться, если мы желаем идти в ногу со временем. К тому же, у нас банально более не производят для них моторов. Последние выпустили в Запорожье на заводе «Большевик», то ли в 32-ом, то ли в 33-ем годах. Точно и не знаю даже. Меня к тому времени от этого проекта уже совершенно отстранили. Я об этом факте и узнал-то всего пару месяцев назад — только после того, как принял командование над танковым батальоном и окунулся с головой в проверку его боеготовности. Вот и выяснил, что машины последних полутора лет выпуска выходят с завода, имея уже изрядно потрудившиеся в авиации стальные сердца. Видимо до того на «Кировском заводе» вырабатывали накопленные прежде запасы, а после перешли на то, что имелось под рукой. Благо теперь уже на ленинградском «Большевике» имелся опыт их капитального ремонта и переделки — вот и обратились к ним за помощью. Там и справились с превращением авиамоторов в танковые. Только даже авиационных «сердец» сохранилось не сказать, что сильно много. Их всего-то успели произвести для авиации менее полутысячи штук. Плюс какое-то количество погибло в авиационных авариях. Потому к имеющимся полутора сотням Т-24 ленинградцы смогут построить хорошо если еще столько же или чуть больше, после чего резко обнаружат, что ставить под капот более нечего. Ну нет у нас в стране каких-либо иных подходящих для них по габаритным размерам моторов! Вот и выходит, что в ближайшие пару лет нам кровь из носа необходимо создать танки под производящиеся промышленностью достаточно мощные двигатели. А это опять же авиационные М-17 и АМ-34, как наиболее доступные. Тем более, что на те же плавающие ПТ-1 уже ставят танковую версию М-17. И всё! Более никаких альтернатив нет! Разве что харьковские товарищи добьются успеха в проектировании и постройке своего легкого быстроходного дизеля, который они создают для тяжелого артиллерийского тягача. Но что и когда там у них выйдет — вообще не известно. Потому я и озвучиваю вам свои мысли насчет новых танков, что проблема уже назрела, но на определенном уровне её старательно замалчивают и не пускают информацию выше.

— Кто? — тут же подался вперед Иосиф Виссарионович, словно почуявший свежую кровь хищник.

— Как минимум, не могут об этом не знать в дирекции «Кировского завода» и в четырех из девяти отделов Автобронетанкового управления. Ведь располагать подобной информацией — прямая обязанность сотрудников указанных мною коллективов. Стало быть, это уровень заместителей начальника АБТУ РККА и… — замялся Александр, всем своим видом давая понять, что побаивается произносить вслух какую-то откровенную по сегодняшним дням крамолу.

— Ну! Чего замолчал! Язык отсох? — аж прихлопнул ладонью по столу секретарь ЦК. — Выйди вон! — а это уже он неожиданно громко гаркнул вломившемуся на звук повышенного тона и последовавшего весьма громкого хлопка Власику. И тому было от чего вламываться — всё же Сталин всегда отличался каким-то чрезмерным спокойствием, что ли. И если высказывал кому претензию, то вполне себе обычным, а то и вовсе тихим, тоном. — А ты, товарищ Геркан, раз уж произнес «А», говори и «Б»! — потушив неожиданную вспышку гнева, тем самым, привычным всем, спокойным голосом предложил он продолжить «покаяние».

— И также это минимум уровень заместителей народного комиссара тяжелой промышленности, — съежившись и поджав губы, произнес-таки комбат вслух очень опасные слова, впрочем, не озвучив фамилию Орджоникидзе напрямую, хотя уже знал, что тот вроде как застрелится в 37-ом году. А смерть человека подобного уровня априори не могла произойти от душевных терзаний. Чай не кисейная барышня и не вьюнош со взором горящим, чтобы стреляться по каким-нибудь надуманным пустякам. — Полагаю, именно поэтому вновь вербовать меня приходили не люди Тухачевского.

— Кто и когда? — вновь не сдержавшись, буквально прошипел сквозь стиснутые зубы Сталин, даже не думавший перестать сверлись своего визитера невероятно тяжелым взглядом. — Ну!

— В конце февраля этого года. 27-го числа. После того как я успешно выпустился из академии и получил распределение в 1-ю танковую дивизию, — те из «академиков», кто только повышал свою квалификацию, а не проходил действительно многолетнее обучение с нуля, получали свои «корочки» раньше основной группы учащихся. — Это был человек из ближайшего окружения Авеля Сафроновича Енукидзе. Женщина. Зовут Елена. Вроде как из его секретариата. Я это знаю, поскольку она уже не первый раз появляется в жизни моей семьи. Хотите верьте, хотите нет, её моя супруга еще в 31-ом году оттаскала за волосы, когда восприняла ту за свою соперницу. Мы с моей Настей тогда ещё только начали встречаться, вот она и не сдержалась, увидев, как какая-то красотка несколько дней кряду стучалась в мою квартиру. Правда, по какой причине эта женщина тогда приходила к дому, где я проживаю, понятия не имею. Вербовать-то меня Калиновский стал лишь два года спустя. И, кстати о Константине Брониславовиче! Следующий раз, когда эта женщина попалась уже моей супруге на глаза, как раз пришелся на наш совместный обед с Калиновским и Тухачевским, во время которого меня и «завербовали», — на всякий случай выделил он интонацией, что последнее слово не следует считать истиной. — Эта самая Елена сидела за одним из соседних столиков вдвоем с адъютантом Авеля Сафроновича. Того я помнил в лицо, так как он тоже был на полигоне, когда мы впервые демонстрировали вам наши танки. Ну а третья наша встреча состоялась недавно, как говорил — 27-го февраля. После того как я попытался через НКТП протащить возможность изготовления пробной партии артиллерийских тягачей моей конструкции. Всё же в АБТУ меня с этим проектом сразу турнули, даже не взяв время на его рассмотрение. Видимо, исполняли соответствующий приказ сверху. А она как раз утверждала, что сможет данный вопрос уладить сильно в мою пользу, если я пойду на рабочий контакт с некоторыми высокопоставленными персонами.

— Это тот самый тягач, чертежи которого вы мне демонстрировали в прошлый раз? — в очередной раз удивив своего гостя, Иосиф Виссарионович неожиданно проявил интерес не в том вопросе, который ставил во главу угла своего повествования сам Александр. Ну да, откуда последнему было знать, что первые визиты означенной им Елены произошли по его, Сталина, приказу? В то время он еще полностью доверял Енукидзе, вот и решил воспользоваться возможностями старого друга для предварительной проверки столь открыто «подававшего» себя на полигоне танкиста. Кто знает, может именно тогда проявлением своего интереса он и навесил мишень на спину сидящего ныне перед ним человека? Именно такая мысль крутилась в голове главы государства, в то время как язык озвучивал совсем иное.

— Он самый, товарищ Сталин, — тут же кивнул Геркан. — Но поскольку на контакт с этой Еленой я не пошел, сведя всё к мыслям о какой-то провокации и пригрозив той вызовом сотрудников милиции, положительного ответа по своему запросу я всё еще не получил. Да и вряд ли теперь стоит его ждать, — совсем поник комбат, наглядно демонстрируя собственное разочарование. Как же! Он старался, «рожал» в муках очередную боевую машину. Но получил в ответ кукиш.

— Будет вам изготовление пробной партии, товарищ Геркан. Не переживайте на сей счет, — точно так, как рассчитывал краском, отреагировал на его «игру в обиженку» способный очень скоро стать почти всесильным собеседник. — Тягачи нашей армии ой как нужны. А хорошие тягачи — тем паче. Вы же изобрели хороший тягач?

— Изобрел — не совсем правильное слово в этом случае. Всё же я не полноценный инженер, — несколько понизил рамку собственной значимости хитрый «провидец», поскольку знал, что сидящий перед ним человек не сильно любит откровенных выскочек, зато ценит тех, кто знает своё место. — Сконструировал — вот будет более корректное обозначение моей работы.

— Это как так? Объяснитесь! — аж откровенно удивился подобному ответу Сталин, поскольку не видел особой разницы в данных словах, тогда как его собеседник явно делал между ними очень большое различие.

[1] Кировский завод — до 1934 года «Красный Путиловец»

[2] Именно так, «торзион» — через букву «з», в те времена именовали торсионы.

Глава 6

Проблемы «Датского королевства». Часть 3

— М-м-м, — сделал вид, что сильно задумался Геркан, аж приложив слегка согнутый палец к своим губам и начав изучать потолок малой столовой устремленным вверх взглядом. — Как бы так сказать попроще? — спросил он в пустоту. И тут же, словно озаренный свыше, спохватился, — Ага! Для сравнения возьмем меня и коллектив Научно-исследовательского тракторного института. Точнее, мой проект бронированного тягача и их совместную с конструкторским бюро «Сталинградского тракторного завода» разработку схожего по задачам быстроходного артиллерийского трактора. Его образец, кстати, вместе с новым сельскохозяйственным трактором очень скоро будут предъявлять к осмотру членам партии и правительства. Возможно даже и вам.

— Даже так? И откуда вам подобное известно? — прервал Иосиф Виссарионович собравшегося было продолжить свою речь краскома.

— Так где-где, а в НАТИ, я всё ещё считаюсь желанным гостем, — словно о чем-то само собой разумеющимся поведал Александр. — У меня уже давно сложились очень добрые отношения с профессором Чудаковым — заместителем директора института по научной работе. Не побоюсь сказать — самого понимающего в автомобилестроении человека в нашей стране. Он наш Генри Форд, Фердинанд Порше и Андре Ситроен в одном лице, но только с уклоном в научную деятельность, а не в коммерческую. Гений, что видит будущее автомобилей, не отрываясь при этом от возможностей промышленности сегодняшнего дня. Но, увы, грязно ругаться с бюрократами, отстаивая свои идеи, не умеет или же не желает совершенно — слишком интеллигентный, — аж развел руками краском. — Всё пытается донести до них свои мысли и чаяния путем демонстрации теоретических выкладок и математических расчетов. А те его, естественно, вообще не понимают — мудрено слишком говорит. Требуют один раз показать на деле, нежели сто раз рассказать в теории. А где на все эти показы возможностей взять? Это же какие деньжищи и прочие ресурсы привлекать потребно! Жуть берет только от одной мысли! Уж мне ли не знать, сколько стоит изготовить в металле опытный образец той или иной машины, — слегка попенял он на бытие инженером-автомобилистом в СССР. — Но да я отвлекся. Уж извините — у самого накипело, — слегка склонил хитрюга голову в знак якобы раскаяния. — Вот с ним я и консультировался время от времени, когда составлял свой дипломный проект. А он в свою очередь рассказывал мне о своих достижениях на ниве авто- и тракторостроения. Так я и узнал о работе над указанной мною машиной. И что демонстрация назначена на середину мая.

— Да, товарищ Чудаков действительно гордость советской науки, — совершенно согласно покивал головой глава государства. Профессор был занят в столь великом количестве проектов, обучении гражданских и военных специалистов, а также в публикации научных статей, что был на слуху у всех вхожих в тему автомобилизации СССР. — Отрадно, что вы с ним консультируетесь по подобным вопросам. А то многие слишком самонадеянно рассчитывают лишь на собственные силы, после чего мне приходится задавать товарищам вроде вас неприятные вопросы и выслушивать в ответ развернутые объяснения, — вновь прибег к излюбленному приему «похвалы вороны со стороны лисы» Сталин. — Но вы продолжайте, продолжайте. Мне нравится, как вы умеете рассказывать. И по делу, и интересно, и понятно для не сведущих в технических аспектах персон, — потрафил он собеседнику.

— Так вот. Профессор Чудаков с коллегами — настоящие ученые и инженеры. Они исследуют происходящие в материалах, рабочих средах и механизмах процессы, влияющие на конечную функциональность изделия. Они, либо созидают что-то абсолютно новое, либо открывают законы природы или же механики, с которыми мы прежде не сталкивались. Точнее сталкивались, но о существовании которых не подозревали, отчего не понимали те или иные проблемы, вылезающие наружу при освоении новых машин и механизмов. — Послушно продолжил свое прерванное повествование Геркан. — Кстати! Именно профессор в нашей последней беседе предсказал, что все колесно-гусеничные танки ПТ-1 очень скоро начнут выходить из строя, ежели будут часто эксплуатироваться на колесном ходу. И по этой же причине пенял мне, что я чуть было не подсунул армии полноприводный трехосный автомобиль с таким же скрытым дефектом ходовой. Хорошо, что товарищи Калиновский и Ворошилов сделали тогда ставку на более простой в производстве тоже полноприводный двухосный ЗИС-32, придавив мои амбициозные планы. Иначе сейчас проблем не обернулись бы. А меня тогда уж точно записали бы во вредители. Повезло, одним словом. — Учитывая то, что Ворошилова, вплоть до известного ему временного срока будущего, никто не трогал в плане репрессий, он счел нужным отдать должное этому наркому. Так, на всякий пожарный случай. Тем более, что тот был противовесом для Тухачевского. — Хотя даже сейчас, отучившись свыше года на промышленном факультете ВАММ, я не до конца понимаю его пояснения на сей счет. Честно признаюсь, когда он предпринимает попытки объяснять мне подобные научные вещи, я начинаю ощущать себя полноценным техническим ничтожеством. Вот в этом-то и скрывается вся непреодолимая разница между такими, как он, и таким, как я, — удрученно выдохнул Александр. — На фоне подобных научных глыб, я — конструктор, как тот маленький мальчик, получивший в свои руки, уж простите за тавтологию, конструктор, собираю из уже готовых элементов то, что мне желается создать. При этом, не понимая до конца все тонкости взаимодействия сопрягаемых мною в единое целое комплектующих. И естественно при этом я не разрабатывал новый двигатель, как это сделали в НАТИ или в Харькове. Я не создавал с нуля новый тип подвески, лишь подстроив под свой тягач уже существующее изделие. С КПП, демультипликатором и бортовыми редукторами не возился особо, применив в своем проекте те изделия, что уже серийно выпускаются для Т-27 и машин марки ЗИС. И вот так, собирая вместе уже существующие готовые элементы, я свожу всё это к единому целому, после чего начинаются расчеты по возможности приведения всего этого добра в работоспособное состояние, как единого механизма. Уточню! Добротно функционирующего механизма! Они же, настоящие ученые и инженеры, создают новую машину именно с нуля. Такова разница между конструктором и инженером в моём понимании. Несколько утрирую, конечно. Но в общих чертах — это выглядит именно так.

— Интересное мнение, вполне имеющее право на существование, — кивнул собеседник краскома, тем самым и невербально тоже давая понять, что принимает рассуждение своего гостя. — А что же, по мнению профессора, непременно случится с нашими танками? Какая такая напасть?

— Ох, — аж потер большим и безымянным пальцами свои виски Александр, наглядно давая понять, что дать объяснение будет непросто. — Он назвал обнаруженный им эффект — «Циркуляция паразитной мощности в трансмиссии». Там описаний всего происходящего на целую научную диссертацию наберется. Но, если говорить в двух словах, то у машин с приводом на все колеса возникает проблема из-за разницы в скорости вращения этих самых колес, к примеру, передней и задней осей при прохождении поворота. Это приводит к возникновению дополнительной нагрузки на механизмы трансмиссии — КПП, мосты, демультипликатор, карданные валы, которые не учитывались при создании автомобиля. Отчего происходит куда более быстрый износ означенных механизмов, а то и их поломки, в случае наличия у них какого-либо скрытого дефекта, вроде внутренней трещины в металле или некачественной термообработки. Лечится же это путем внедрения межосевого дифференциала, которого, естественно, нет ни на ПТ-1, ни на армейских вездеходных машинах.

— Что же, товарищ Геркан. Теперь я прекрасно понимаю вашу фразу об инженерах и прочих технических ничтожествах, — аж усмехнулся Сталин, самолично причисляя себя в этот момент к последним. — И я вам тоже честно признаюсь, что из ваших слов я понял лишь одно — есть проблема, и есть вариант её решения. Но он пока не применен в нашей технике.

— Совершенно верно. Хотя, насколько мне известно, профессор еще в прошлом году поделился соответствующими изысканиями, что с КБ «ГАЗ»-а, что с КБ «ЗИС»-а. По идее, должны на этих заводах уже что-то предпринять, — лишь пожал плечами в ответ краском. — Ну и в Научно-технический отдел АБТУ он по моей подсказке соответствующую записку тоже направлял. Так что если на местах ворон считать не будут — необходимые изменения внесут. Хотя уже произведенная техника потребует соответствующей доработки, которую, естественно, никто производить не будет, ибо банально негде, кроме как на самих заводах-изготовителях. А те подобным делом заниматься уж точно не захотят — ведь ремонтировать это совершенно не их профиль. Своего же, армейского, полноценного авто-, тракторо-, и танкоремонтного завода у нас уже который год нет, — озвучил он реально болезненную для РККА проблему. — При том, что в каждом военном округе, по-хорошему, необходимо иметь такой. Но, увы, чего нет, того нет, — бессильно развел он руками. — Стало быть, вся эта техника по мере выхода из строя будет отправляться в полковые и дивизионные отстойники и потихоньку разбираться на запчасти, пока от машин не останутся голые рамы. При этом они, несомненно, продолжат числиться на балансе воинских частей и тем самым показывать красивую картинку насыщения войск должным количеством машин. Тут даже далеко ходить не надо — у меня самого в батальоне из 49 танков 16 штук совершенно небоеспособны и починить их своими силами мы не можем — нет ни запчастей, ни должным образом подготовленных специалистов-ремонтников. А из числа прочей техники десятая часть годится только в металлолом, поскольку уже почти полностью разобрана на запчасти. Так и живём, — и вновь он развел руками под в очередной раз потяжелевшим взглядом своего слушателя. — Более того, я даже знаю, кого обвинят во вредительстве, когда начнется «падёж» таких машин. За колесную технику спросят с меня и с НАТИ, так как это была наша совместная разработка. За ПТ-1 же, соответственно, спросят с его создателей. Причём, учитывая тот факт, что проектировали его инженеры из числа осужденных, не сомневаюсь, что в их отношении вовсе перегнут палку. И даже разбираться не станут, что там к чему.

— Полагаете, они не знали о существовании данного эффекта? — по завершении несколько эмоциональной речи Геркана минута прошла в полном молчании, прежде чем Иосиф Виссарионович озвучил не самый приятный для своего посетителя вопрос. Фактически он интересовался — станет ли тот защищать совершенно незнакомых ему людей.

— Понятия не имею, товарищ Сталин, — предпринял попытку улизнуть из словесной ловушки краском. — Я к этому проекту никакого отношения не имел и хоть как-то знаком лишь с главным конструктором. Пересекались с ним пару раз по службе. Потому могу судить лишь по доступной мне информации — о такой проблеме наш лучший специалист в области автомобилестроения узнал лишь в прошлом году после нескольких лет испытаний многоосных машин. Так что я сильно сомневаюсь, что в начале 30-х годов, когда создавался ПТ-1, у кого-то еще могла набраться соответствующая статистика — вездеходов-то у нас тогда совсем не имелось. Да и танк они проектировали на базе шасси американского конструктора Кристи. А у того ведущей была всего одна ось из четырех, стало быть и проблемы такой возникнуть не могло априори. Но лично я уже прямо вижу, как директорат «Кировского завода» начнет всячески перекладывать вину с себя на всех остальных. И, вполне естественно, больше всех достанется тем, кто уже находится под арестом.

— Ох, товарищ Геркан. Не любите вы товарищей с «Кировского завода», как я погляжу, — усмехнулся глава государства, погрозив при этом комбату пальцем. — Всё-то укусить их, всё ужалить, норовите.

— А за что их любить? За что? Такой танк загубили, — явно имея в виду свой Т-24, удрученно махнул рукой Александр. — Вон, новая марка брони уже сколько времени как запущена в производство на Ижорском заводе. Полагаете, на Кировском хоть кто-нибудь почесался, чтобы поднять изначальные чертежи Т-24 и начать исправлять корпус на то, как оно должно быть в действительности? Нет, конечно! Я специально узнавал! Как заказывали броню 30-мм толщины, так и продолжают заказывать. Про танковую пушку я вообще молчу! Пятый год пошел, как не могут её освоить! Пятый! Всё лепят полковые коротыши в башню! Тогда как даже я, ни разу не специалист в разработке артиллерийских орудий, прекрасно понимаю, как можно очень быстро и без лишних усилий улучшить существующее вооружение, коли новое никак не выходит сделать.

— И как же? Интересно было бы послушать ваши рассуждения. Они у вас зачастую бывают на редкость здравыми, — война Сталина с «ленинградской группировкой» в партии всё еще была далека от своего завершения, и потому любые провалы ставленников его соперников, шли ему только в руку. А на «Кировском заводе» распоряжались всем люди отнюдь не из его лагеря. Оттого подобная «горячая» информация была ему только на руку. Вот и поддакивал неожиданному кладезю подобной информации.

— Да пусть возьмут и установят вместо ствола полковушки ствол дивизионной пушки! Это же здоровый танк! Он рассчитывался на монтаж куда более тяжелого и громоздкого орудия! — аж всплеснул руками краском от переизбытка эмоций. — Я ведь даже не предлагаю начать применять там унитарный снаряд к дивизионке и пытаться впихнуть в башню потребную для него более громоздкую противооткатную систему! Пускай мы, танкисты, будем продолжать использовать стандартные патроны к полковым орудиям. Тем более, что соответствующие таблицы стрельб давно имеются в войсках. Всё равно за счет в полтора или даже в два раза более длинного ствола, и точность ведения огня, и бронепробиваемость, повысятся примерно вполовину. Пороховые-то газы будут куда дольше воздействовать на снаряд, тем самым сильнее разгоняя его внутри ствола. Это же простейшая физика! Не могут там этого не понимать! Но нет! Такой подход не выгоден! Куда денежнее для КБ выдавать одну мертвую разработку за другой, получая за очередные инновации премии и выписывая финансирование на последующие работы по усовершенствованию того, что не функционирует и вряд ли когда-нибудь вообще заработает должным образом. И так из года в год! А между тем описанная мною пушка с длиной ствола в 30 калибров вполне себе встанет даже на Т-26! Там вся разница в массе килограмм в 200 выйдет. Или чуть больше.

— У вас имеются доказательства произнесенным сейчас словам о намеренном затягивании подобных разработок? — очень так холодно поинтересовался глава государства. То, что с пушками в РККА большие проблемы, он прекрасно знал из постоянных докладов Ворошилова на данный счет. Вот только в докладах наркома на его имя никогда не было указано тех самых мелочей, в которых, как известно, и скрывался дьявол, и которые ему сейчас начал вываливать на голову хоть что-то понимающий в этой теме человек. Более того, человек, что всеми силами пытался доказать ему свою полезность и верность.

— А пусть товарищи, отчету которых вы поверите, съездят туда и сравнят две пушки. А-19 или ПС-19, которую Сячентов разработал еще пять лет назад для танка Гротте и производство которой так и не удосужились наладить на «Кировском заводе», тогда как завод №8 при размещении на нем заказа мог бы выдавать их в товарном количестве. И новейшую пушку Л-7 конструкции Маханова, главного инженера артиллерийского КБ завода, которую он сейчас пытается продвигать на Т-24 и Т-35. Пусть посмотрят конструкцию, снимут массо-габаритные размеры, запишут характеристики и попытаются найти в них хотя бы десять отличий. Хотя, может десять отличий как раз и найдут. Вот только А-19 к 33-му году, не без вашей помощи, уже была полностью готова и избавлена от всех выявленных недочетов, — напомнил он о вмешательстве своего высокопоставленного собеседника в доработку этой пушки, — а её близнец Л-7, за разработку которой ряд сотрудников КБ Маханова с ним во главе уже получили немалые премии, до сих пор страдает огромным количеством болезней и никак не желает работать. И сам Маханов прекрасно понимает, что в этом случае слишком уж сильно обнаглел, поэтому сейчас он срочно начал готовить проект нового орудия, дабы поскорее похоронить проект указанного мною в архиве. И вообще эта не прекращающаяся который год война Сячентова с Махановым убивает любую возможность появления у нас на вооружении действительно современной танковой трехдюймовой пушки. Честное слово, хоть сажай обоих в тюрьму в одну камеру на хлеб и воду, пока они не сотворят совместный шедевр. Ведь могут же! Могут! Там у обоих ума — целые палаты! И опыта — на десятерых. — Да, он уже прекрасно знал, что ни тестируемая которой год ПС-3 Сячентова, ни Л-7 и Л-10 Маханова, не смогут стать тем полноценным современным орудием, что необходимо современному танку. Потому и говорил столь уверенно о вопросе, в котором так-то вообще мало кто разбирался.

— А если всё же пришлось бы между ними выбирать кого-то одного? На кого бы вы лично поставили? — задал Иосиф Виссарионович путь неприятный, но вместе с тем весьма удобный для Геркана вопрос. Ведь ответ на него позволял краскому быстрее направить разговор в нужную для него сторону.

— Тут даже думать особо не надо. Естественно на Маханова. У него полноценное заводское КБ и огромные производственные мощности за спиной. Просто банально за счет имеющихся в его руках ресурсов и технических возможностей он обойдет Сячентова, лишенного подобного «богатства», — не стал строить из себя ни пойми кого Александр и ответил, как есть. — Но если говорить вообще обо всех наших специалистах подобного уровня, я бы выбрал Грабина, — назвал он фамилию человека, который единственный сможет выдать в ближайшие годы новую артиллерийскую систему, что будет принята на вооружение РККА, не смотря на все препоны. И с которым он уже успел не только пересечься в Москве еще в начале года, но и продуктивно пообщаться по поводу танковых пушек.

— Почему он? — естественно не смог не поинтересоваться Сталин новой для себя фамилией.

— А он единственный из всех, кто насмерть разругался с Тухачевским из-за категорического несогласия с воззрениями последнего на развитие артиллерии, — сказал, словно рубанул, краском. — За что лишился своего КБ и был услан практически в ссылку на 92-й завод, дабы следить там за производством запасных частей к старым трехдюймовкам. Но даже там не опустил руки и продолжил свою работу. Можно сказать, втихаря проектируя новые пушки вопреки всем и вся.

— То есть, он пошел по вашему пути, — не смог сдержать улыбку Сталин. — Потому ему и импонируете?

— Я бы даже сказал, что он меня многократно переплюнул на этом самом пути. Это не просто человек. Это скала! Гранитная скала! — аж потряс кулаком в воздухе Александр. — А если ему еще вдобавок не просто не мешать работать, но и способствовать… В общем, именно в него я верю больше всего! Хотя преодолеть ему придется очень многое. Очень! Ведь он сейчас находится в начале того пути, что нам некогда пришлось пройти с изготовлением брони на Ижорском заводе.

— Это как? — нехорошо так сощурил глаза секретарь ЦК, припоминающий, сколько лет ушло на решение проблем с выделкой новой броневой стали.

— Это когда для производства одного дивизионного орудия весом в полторы тонны предприятие расходует 12 тонн одной только стали, отправляя при этом свыше 10 тонн оной в утиль. Когда семисотграммовая деталь вытачивается из чушки в два пуда весом. Когда на производстве непонятно откуда появляется чертеж детали, вообще не соответствующий тому, что проектировал инженер. И когда всему руководству предприятия на это откровенно наплевать. А потом мы удивляемся — отчего у нас такие заоблачные цены на пушки и столь огромные сроки производства, — как он некогда пообещал Грабину в обмен на всяческое сотрудничество того в плане проектирования танковых орудий, приступил к сливанию директора 92-го завода Геркан. Больно уж много всего «интересного» поведал комбату этот создатель артиллерийских орудий о реалиях функционирования своего нынешнего предприятия, отчего у танкиста возникло острое чувство дежавю по работе в Ленинграде и вновь зашевелились на голове волосы от осознания всей величины и глубины наличествующей в производстве военной продукции пропасти.

— А не испить ли нам с вами чаю? — совершенно внезапно поинтересовался Сталин, прячущий в карман непроизвольно раздавленную в руке пачку папирос. Видимо, нервы у «лучшего друга физкультурников» всё-таки сдали и ему действительно потребовался некоторый перерыв для более спокойного переваривания всего услышанного. — Помнится, в прошлый раз вы хвалили его терпкий вкус и аромат.

Глава 7

Проблемы «Датского королевства». Часть 4

— Товарищ Геркан. А что вы скажете насчет товарища Курчевского и орудий его разработки? — набивая в трубку табак из недавно раздавленных папирос, глава страны кинул испытующий взгляд на взявшегося за чашку гостя.

— Только одно, — прохрипел в ответ слегка подавившийся чаем Александр — больно уж фамилия была озвучена неоднозначная. — Ни в качестве танкового, ни в качестве ультимативного противотанкового орудия, я эти динамо-реактивные пушки рассматривать никак не могу. Ни конструкции Курчевского, ни конструкции Беркалова[1]. Да и прошедшие еще в 33 — 34 годах испытания показали их полнейшую непригодность в плане установки на бронетехнику. Правда, против легких танков и броневиков они кое-чего действительно способны показать. Снаряд-то у наиболее распространенных образцов — стандартный от трехдюймовой полковушки. И тонкую противопульную броню 76-мм фугас расколоть вполне способен. Но вот более легкие — 37-мм образцы, куда менее действенны. Примерно на уровне противотанкового ружья при несоизмеримо большем весе и очень слабой мобильности. По сути, это были бы хорошие траншейные пушки для времен Империалистической войны. Стоять на передней линии в траншее и выбивать огнем прямой наводкой пулеметные гнезда противника перед штурмом — вот их стезя. Как я это смог оценить.

— А у нас еще и подобные орудия Беркалова на вооружении стоят? — совершенно не наигранно удивился Сталин. Видать, действительно не обладал подобной информацией от слова «вовсе».