Помоги проекту - поделись книгой:
Чтобы в любви мы сохранили свою индивидуальность, нашей душе должно быть просторно. Интересно, что на древнееврейском одно из слов, означающих «спасение», имеет и другое значение – «пространство». Если вы родились в деревне, то вам известно, как необходимо пространство, особенно когда вы что-то сажаете. Если вы посадите два дерева слишком тесно, они задушат друг друга. Халиль Джебран говорит: «Пусть близость ваша не будет чрезмерной. И пусть ветры небесные пляшут меж вами»[16]. Простор позволяет нашей индивидуальности обрести свой ритм и очертания. Йейтс пишет о «малом пространстве, которое роза могла бы наполнить своим дыханием»[17]. Одна из самых изумительных сторон любви – ее способность придавать пространству красоту – проявляется, когда люди занимаются любовью. Любимому человеку мы можем открыть весь спектр своих чувств во всей их полноте, зная, что он примет их с нежностью и теплотой. Тело – часть души, оно находится в ореоле ее сияния. Оно пронизано мягким сокровенным светом. Занятие любовью не должно превращаться просто в физическую разрядку или привычку. В этом действии должна быть духовная глубина, которая открывается, когда мы соприкасаемся с душой другого человека.
Душа – самое сокровенное в человеке. Соприкосновение с душой другого происходит раньше, нежели с его телом. Когда мы соприкасаемся с душой и телом в их единстве, мы вступаем в мир другого. Если люди способны с кротостью и благоговением осознать глубину этого соприкосновения, то в телесной близости им откроется возможность небывалого наслаждения и восторга. В каждом из них пробьется неиссякаемый источник сокровенной любви. Они соединятся телесно благодаря силе света, древнему кругу, который связывает души.
Преображение чувств
В области осмысления чувственной любви наибольшего доверия заслуживает опыт мистиков, в чьих писаниях содержится удивительная теология чувственного. Мистики никогда не призывают отречься от чувств – скорее они говорят об их преображении. Они признают, что в Эросе есть темное начало, которое иногда берет верх. Но свет души способен преобразить это начало, восстановив равновесие. Красота рассуждений мистиков об Эросе напоминает нам, что Эрос – в конечном счете божественная творческая энергия. Когда чувственное преображается, необузданность Эроса и резвость души совпадают в поэтическом ритме.
Путь современной Ирландии к принятию Эроса был сложным и болезненным. В старой ирландской традиции сила Эроса и чувственной любви признавалась во всей полноте. Это нашло выражение, к примеру, в одном из самых любопытных произведений той эпохи – поэме Брайана Мерримена[18] «Cúirt an Mheáin Oidhce» («Полуночный суд»). Поэма, созданная в XVIII веке, написана в основном от лица женщины. Это исключительно свободный, феминистский взгляд. Женщина говорит:
В этой длинной поэме воспевается грубая эротика. В ней нет морализаторства, зачастую стремящегося разделить сексуальность на чистую и нечистую. Такие категории в любом случае неприменимы к бренной плоти. Откуда в ней взяться исключительной чистоте? Человек всегда соединяет в себе свет и тьму. Красота Эроса – в тех гранях страсти, где сходятся свет и тьма. Мы должны переосмыслить Бога в качестве энергии преображающего Эроса, источника творчества.
Одни из самых прекрасных строк о любви принадлежат Пабло Неруде:
Это изумительный образ, показывающий, что любовь, подобно весне, пробуждает бренную часть нашего сердца. Необыкновенные строки можно найти и в любовной лирике Йейтса, например: «Но кто заметил странницы мечту / И скорбный лик, открывшийся на миг?»[20] Любящий способен разглядеть в любимом особую глубину, присутствие другого измерения. Любовь помогает увидеть особую, неповторимую природу другого.
Дары и раны
Одна из важнейших способностей любви – способность сохранять равновесие, которая помогает двигаться к преображению. Когда двое сближаются, они замыкают древний круг. Они приходят друг к другу не с пустыми руками – они несут друг другу дары. Но часто они приходят не только с дарами, но и с ранами, – тогда в действие вступает целительная сила любви. Когда мы по-настоящему кого-то любим, мы озаряем любимого человека светом своей души. Солнечный свет дает растениям жизнь. Если ранним весенним утром вы посмотрите на цветы, то увидите, что их чашечки закрыты. Но как только на них падает луч солнца, они доверчиво раскрываются навстречу свету нового дня.
Если мы любим человека, в душе у которого глубокая рана, хуже всего напрямую говорить с ним об этой ране, обсуждать ее. Когда что-либо становится предметом обсуждения, в душе развиваются странные закономерности. Такие разговоры входят в привычку и повторяются регулярно по одной и той же схеме. Иногда лучше просто признать существование раны, но не трогать ее. При малейшей возможности направляйте ласковый свет вашей души на эту рану. Не стоит забывать, что внутри круга любви, соединяющего вас, издревле заключена возможность обновления и возрождения. Судьба вашей любви никогда не зависит всецело от тех ненадежных ресурсов, которыми располагает каждый из вас в отдельности. Вы можете призвать третью силу, целительную силу света между вами; в тяжелые времена она способна принести прощение, утешение и исцеление.
Пытаясь докопаться до сути нашей связи с любимым человеком, мы действуем разрушительно. Не стоит мешать любви. Влюбленные не должны объяснять кому-то, почему они любят друг друга. Их связь – тайна. Их душам известно, почему они вместе, и они должны доверять этой общности. Если мы будем постоянно вмешиваться в то, что соединяет нас с другим, с человеком, которого мы любим, то рано или поздно начнем отдаляться от нашего
Ни один романист не сравнится с Генри Джеймсом в меткости выражения и способности улавливать малейшие нюансы. Он описывает происходящее с поразительной скрупулезностью и с разных точек зрения. Но в любви подобный въедливый анализ рискует перерасти в зацикленность и погубить романтику.
Если мы будем постоянно освещать нашу связь неоновым светом анализа, то высушим и истощим ее нежную ткань.
Человек должен быть благодарен за ниспосланную ему милость любви. Пусть тепло вашей взаимной любви согреет тех, кто ранен и нелюбим. Направьте эту любовь в мир – к людям, которые отчаялись, умирают с голоду, изнывают в тюрьмах, в больницах и в других мрачных пристанищах усталых и измученных душ. Когда мы стремимся поделиться переполняющей нас любовью, другие люди чувствуют это. В такой любви и состоит подлинная сила молитвы.
В царстве любви нет соперничества
Молитва – это акт дарения избытка любви другим людям, чтобы исцелить, освободить, благословить их. Если ваша жизнь наполнена любовью, делитесь ею с теми, кого жизнь зажала в тиски. Есть прекрасное кельтское поверье: если вы желаете другим блага или делитесь с ними своей радостью, вам воздастся сторицей. В царстве любви нет соперничества, нет собственничества и контроля. Чем больше любви мы отдаем, тем больше получаем. Вспомним Данте, который говорил, что сокровенный ритм мироздания – это ритм любви, что «движет солнце и светила». Любовь – источник опыта, его средоточие и судьба.
Глава 2. Движение к одухотворенности чувств
Лицо – икона творения
Пейзаж – первенец творения. Сотни миллионов лет прошли, прежде чем появились цветы, звери и люди. Пейзаж существовал сам по себе. Он присутствовал в мире с глубокой древности, но в отсутствие человека некому было его увидеть. Можно представить, как замерли океаны и смолкли ветры при появлении первого человеческого лица – самого удивительного, что есть в сотворенном мире. В человеческом лице безликая вселенная узнала себя. Грезы ветров и морей, тишина звезд и гор обрели в человеческом лице материнское присутствие. В человеческом лице выразилась сокрытая, сокровенная нежность творения. Лицо – икона творения. В человеческом сознании вселенная услышала собственный голос. Лицо – зеркало сознания. Присутствие человека – ответ на немую мольбу сотворенного мира о чем-то родном. В этом зеркале сознания необъятная, бескрайняя природа может созерцать саму себя.
Человеческое лицо – произведение искусного художника. Это небольшое пространство способно отразить огромную палитру чувств различной силы. Многообразие этой палитры не укладывается в рамки ее физических очертаний. Не существует двух одинаковых лиц. В каждом лице проявляется свойственная только ему форма и сила человеческого присутствия. Когда мы надолго расстаемся с любимым человеком, мы радуемся каждому его письму, телефонному звонку или даже возможности ощутить присутствие другого в тишине собственной души. Но насколько же мы чувствуем себя счастливее, когда снова видим рядом дорогое нам лицо; мы любуемся им – и наслаждаемся. В этом лице – присутствие любящего человека, который смотрит на нас и радуется встрече. Как прекрасно увидеться снова! В Африке некоторые формы приветствия означают «я тебя вижу». В Коннемаре о человеке, завоевавшем популярность и вызывающем восхищение, говорят: «Tá agaidh an phobail ort» («Лица людей обращены к тебе»).
Если вы живете в тихой и уединенной местности, города поражают вас. В городах невероятное множество незнакомых лиц; их пестрота проносится у вас перед глазами. При взгляде на лица вам до некоторой степени открывается сокровенная жизнь этих людей. В каком-то смысле лицо – икона тела: оно отражает внутренний мир человека. На лице человека едва различимо отпечатан его жизненный путь. Сколько бы тайн ни было в нашей жизни и как бы мы их ни скрывали, нам никогда не спрятаться от мира, потому что всё запечатлено на нашем лице. Если бы мы умели читать лица других людей, нам открылись бы тайны их биографий.
Душа всегда отражается на лице, оно – отголосок и образ высшего, внутреннего мира. Созерцая чье-то лицо, мы вглядываемся в жизнь человека.
Святость взгляда
Один мой друг, журналист, познакомился в Южной Америке со старым вождем индейского племени и захотел взять у него интервью. Вождь согласился, но при условии, что у них будет время получше узнать друг друга. Журналист решил, что они просто встретятся и побеседуют. Вместо этого вождь, не говоря ни слова, отвел его в сторону и стал смотреть ему прямо в глаза. Вначале моему другу было не по себе: он чувствовал, как пристальному взгляду чужого человека открывается вся его жизнь. Через какое-то время он сам стал смотреть пристальнее. Больше двух часов они молча всматривались друг в друга. После этого у моего друга возникло ощущение, что они знакомы всю жизнь. Брать интервью было уже ни к чему. В каком-то смысле вглядеться в лицо другого человека означает вглядеться в его жизнь во всей ее глубине и полноте.
Мы привыкли считать, что живем в том же мире, что и другие люди. На уровне объективной действительности мы и правда существуем в одном физическом пространстве; в конце концов, небо – визуальная константа, присутствующая в картине мира каждого человека. Однако этот внешний мир не позволяет проникнуть во внутренний мир отдельной личности. В более глубоком смысле каждый человек – хранитель совершенно особого личного мира. Наши суждения, мнения, мысли в конечном счете направлены на то, чтобы убедить себя, что мы не одни со своей ношей неповторимого внутреннего мира. Нам нравится думать, что все мы живем в одном мире, и мы не осознаём всей глубины своего одиночества. Причина нашего одиночества не просто в том, что все мы разные, а в том прежде всего, что у каждого из нас своя телесная оболочка. То, что вся жизнь человека заключена в его теле, поразительно. Когда к нам приходят гости, они именно что приходят телесно. В своих телах они приносят в наш дом весь свой внутренний мир, свои переживания и память. Пока они у нас в гостях, их жизни не где-то далеко – они полностью с нами, перед нами, обращены к нам. Когда визит подходит к концу, они встают и уходят, вместе с телом унося и скрытый в нем внутренний мир. Это проливает свет и на тайну телесной любви. Соприкасаются не просто два тела, а два мира; они окутывают друг друга и переливаются друг в друга. Именно потому, что внутри нас – бескрайний неведомый мир, нам доступно столько прекрасного, восхитительного и страшного.
Бесконечность внутри нас
Человек – точка, в которой сходится множество бесконечностей. Есть бесконечность пространства, уходящего в глубины космоса, и бесконечность времени, вмещающая в себя миллиарды лет. Есть бесконечность микрокосма: на кончике нашего пальца сосредоточена целая вселенная, но она так мала, что ее не разглядеть человеческим глазом. Бесконечность микроскопических частиц потрясает не меньше, чем бесконечность космоса. Однако существует еще и та бесконечность, от которой человек не может уйти и которую не в силах заглушить, – бесконечность внутри его самого. За каждым человеческим лицом скрыт целый мир. Лица некоторых людей свидетельствуют о том, как они внутренне уязвимы для таких глубин. Глядя на иные лица, мы видим, как вихрь бесконечности поднимается на поверхность. Мы можем это уловить в пристальном взгляде незнакомого человека или во время разговора с кем-то, кого хорошо знаем. Внезапно, без каких-либо стараний с их стороны и незаметно для них самих, их взгляд выражает некую первичную внутреннюю сущность. Это длится не больше секунды. В едва различимое мгновение мы видим не просто человека, а нечто большее. Мы смутно ощущаем присутствие другой бесконечности, словно бы еще не рожденной. Мы понимаем, что на нас смотрит непостижимая вечность. Взгляд бесконечности устремлен на нас из древних времен. Мы не можем запечатать вечность. Сквозь зазоры, неожиданно открывающиеся в нашей упорядоченной жизни, мы видим ее тревожный взгляд. Одна моя знакомая любит кружево и часто говорит, что всю его красоту составляет «воздух» в узоре. В этом смысле наша жизнь похожа на кружево.
Человеческое лицо заключает в себе тайну и в то же время само являет тайну неповторимой человеческой жизни. Здесь интимный, внутренний мир человека соприкасается с безликим миром. Остальные части тела скрыты одеждой, но не лицо. Уязвимость этой открытости взывает к пониманию и сочувствию. В человеческом лице сходятся две неизвестности – бесконечность внешнего мира и таинственный внутренний мир, ключ к которому есть только у самого человека. За яркой видимой стороной – лицом – скрыт другой, сумрачный мир. Улыбка удивительна – она подобна яркой вспышке. Улыбка как будто озаряет сумрак этого скрытого мира. У Хайдеггера есть очень красивая мысль: мы – стражи некой таинственной древней границы. В человеческом лице подобное чудо неисчерпаемых возможностей особенно ощутимо.
Лицо – венец тела. Наше тело такое же древнее, как тот прах, из которого оно создано; мы постоянно ощущаем почву под нашими ногами. Через наши ступни наша земная оболочка соприкасается с древней матерью-землей, породившей нас. Поэтому лицо, возвышающееся над нашим телом, – наш путь от праха земного до личности. Наше бренное тело обретает индивидуальность благодаря постоянно меняющимся выражениям нашего лица. Именно в нашем лице, под сводом черепа, наша телесная жизнь переходит в подлинное человеческое присутствие.
Лицо как отражение чистоты
Наше лицо – образ нашего жизненного пути. Сквозь человеческое лицо жизнь смотрит на мир и на саму себя. Страшно видеть лицо, на которое легла печать обиды и горечи. Если человеку выпала безрадостная жизнь, многие испытанные им тягостные ощущения так и остаются с ним. Поскольку они не перешли во что-то другое, лицо человека мрачнеет. Вместо теплоты в лице появляется жесткость, придающая ему сходство с маской. Одно из древнейших слов со значением «личность» – греческое «просопон», изначально означавшее маску, которую носили актеры в древнегреческом театре. Если не преодолеть горечь, гнев или обиду, лицо превращается в маску. Но можно увидеть и обратное – лица пожилых людей, испещренные глубокими морщинами и другими отметинами времени и опыта, сохраняют порой необыкновенную чистоту. Может быть, им не раз довелось пережить боль и усталость, но они не дали им разрушить свою душу. Такие лица озаряют мир своим прекрасным светом. В их ласковом свечении проступают святость и цельность.
По лицу всегда можно понять, что это за человек и что с ним сделала жизнь. Но самому человеку трудно разглядеть очертания собственной жизни – она слишком близко. Другие же способны разгадать его тайну по его лицу. Художники-портретисты признают, что передать выражение человеческого лица очень трудно. Принято считать, что глаза – зеркало души. Изобразить рот на портрете тоже непросто. Линия рта странным образом словно бы выдает траекторию жизни; плотно сжатый рот часто наводит на мысль о низменности души. Внутренняя жизнь человека непостижимо отпечатывается на его лице.
Тело – ангел души
Тело человека прекрасно. Жить в теле – огромный дар. Через тело мы выстраиваем отношения с пространством. Неудивительно, что пространство всегда завораживало людей. Пространство дает нам место; без пространства мы оказались бы буквально нигде. Окружающий пейзаж – прежде всего
Часто мы наблюдаем необъяснимое соответствие между душой и ее телесной, физической оболочкой. Так бывает не всегда, но часто тело приоткрывает нам внутренний мир человека. Между нашим физическим естеством и ритмом души существует таинственная связь. Тело – место, где душа проявляет себя. Мой друг из Коннемары как-то сказал, что тело – ангел души. Тело – ангел, выражающий настроения души, и мы должны всегда относиться к нему с заботливым вниманием. Тело часто обвиняют в заблуждениях и пагубных устремлениях ума. Тело окутано первозданной невинностью, необыкновенной чистотой и благостью. Тело – ангел жизни.
Тело способно выразить множество различных по своей силе чувств. Поразительным примером этого может служить театр. У актера достаточно внутреннего пространства, чтобы принять в себя образ какого-либо персонажа и полностью перевоплотиться в него так, что голос, сознание и действия этого персонажа находят неуловимое и непосредственное выражение в теле актера. Тело актера становится местом присутствия персонажа. Особой выразительности движения тела достигают в танце. Танец прекрасен. Он похож на ожившую скульптуру. Потрясающие, величественные движения тела придают форму пустоте. Яркий пример – ирландские танцы в стиле шан-нос[23], в которых тело танцора движется вслед безудержному потоку традиционной музыки.
Тело часто подвергается несправедливым нападкам – даже в религии, основанной на доктрине Воплощения. Религия нередко изображает тело источником зла, двусмысленности, похоти и соблазна. Думать так – заблуждение и кощунство. Тело священно. Отрицательное отношение к телу во многом основано на неправильном понимании греческой философии. Красота греческой мысли именно в ее интересе к божественному. Божественное влекло греков, и они стремились найти язык и выработать понятия, способные передать присутствие божественного. Они остро осознавали действующую на тело силу тяжести, которая пригнетала божественное к земле. Эту тягу к земле они истолковали неверно, полагая, что она противоречит сфере божественного. Они не знали ни о Воплощении, ни о Воскресении.
Когда христианская традиция ассимилировала греческую философию, она сохранила эту дуалистическую модель мышления. Душа в ней представала как нечто прекрасное, светлое, благое. Желание быть с Богом составляло природу души. Если бы не тяжесть плоти, душа могла бы оставаться в постоянном общении с источником бессмертия. Поэтому христианская традиция стала относиться к телу настороженно. Вот почему богословие чувственной любви никогда не занимало в ней значительного места. Песнь Песней – один из немногочисленных примеров эротической образности в Библии. В ней звучит страстный и нежный гимн чувственному и чувствам. Но этот текст – исключение, и удивительно, что его вообще включили в число канонических книг Священного Писания. В дальнейшем представители христианской традиции, особенно Отцы Церкви, крайне подозрительно относились к телу и рассматривали сексуальность как нечто исключительно негативное. В сексуальности видели потенциальное препятствие спасению души. В христианской традиции священную сущность тела часто недооценивали или искажали. Однако эта традиция вдохновляла художников на создание прекрасных произведений искусства, примером чему может служить скульптурная группа Бернини «Экстаз святой Терезы». Тело святой Терезы изображено в муках экстаза, и отделить чувственное от мистического здесь уже невозможно.
Тело как зеркало души
В теле воплощено таинство. Это очень хорошо передает устоявшееся, традиционное определение таинства как видимого знака незримой благодати. Такое определение удачно иллюстрирует, как мир невидимый отражается в мире видимом. Миру незримого глубоко присуще стремление выразить себя. Наша внутренняя жизнь и самое сокровенное в нашей душе ищут в видимом мире то, что могло бы их выразить. Они ищут свое материальное воплощение, которое было бы доступно зрению, осязанию, чувствам. Тело – зеркало, отражающее таинственный мир души. Тело – священная граница; оно достойно того, чтобы его чтили, заботились о нем и понимали его духовную природу. В католическом вероучении есть поразительная фраза, прекрасно выражающая такое представление о теле: «Тело – храм Святого Духа»[24]. Святой Дух отвечает за единство и неслиянность Троицы. Когда мы говорим, что тело – храм Святого Духа, мы утверждаем, что оно пронизано первозданной и живительной божественной энергией. Эта богословская идея показывает, что чувственное священно по своей сути.
Кроме того, тело необычайно правдиво. На собственном опыте вам должно быть известно, что тело редко лжет. Ум может обманывать и всячески стараться скрыть от нас нашу собственную природу, но тело говорит правду. Оно говорит, заботимся ли мы о нем, говорит о том, руководит ли нашей жизнью душа или клубок отрицательных эмоций. Тело одарено и особым интеллектом. Любое наше движение, буквально всё, что мы делаем, требует очень точной и согласованной работы наших чувств. Человеческое тело – необычайно сложная, совершенная и гармоничная система.
Тело – наше жилище во вселенной, наш родной дом в этом мире, священнейший храм. В тишине размышляя о тайне своего тела, мы наполняемся мудростью и святостью. К сожалению, чаще всего мы осознаём, как чувствителен, хрупок и драгоценен наш единственный дом, называемый телом, лишь когда заболеваем. Навещая больных или тех, кому предстоит операция, попробуйте посоветовать им поговорить с той частью их тела, что причиняет им боль. Пусть они обратятся к ней, как к своему товарищу, поблагодарят за всё, что она для них сделала, за всё, что ей пришлось вынести, и попросят прощения за все пережитые ею неудобства. Каждая часть тела помнит всё, что она ощущала.
По сути, наше тело – набор разнородных элементов, согласованная работа которых делает возможной нашу жизнь в мире. Следует избегать заблуждений дуализма, разделяющего душу и тело. Душа – не просто некая сущность, спрятанная где-то в тайниках тела. На самом деле, скорее, наоборот. Тело – часть души, оно пронизано ею. Потому нас со всех сторон окутывает таинственный и прекрасный свет души. Осознав это, вы научитесь молиться по-новому: закройте глаза и расслабьтесь. Представьте себе свет вокруг вас – свет вашей души. Затем вдохните этот свет, приняв его в свое тело, и своим дыханием донесите его до каждого участка тела.
Это прекрасный способ молиться, потому что таким образом вы сообщаете физическое присутствие и телесность свету вашей души, своему тайному прибежищу. Одна из древнейших форм медитации заключается в том, чтобы представить себе, как на вдохе в вас проникает свет, а на выдохе из вас выходит тьма или осевшая внутри копоть. Можно посоветовать такую телесную форму молитвы тем, кто болен. Вливая в тело очищающий, исцеляющий свет души, вы лечите больные места, долго остававшиеся без внимания. Тело прекрасно вас знает, ему ведома вся ваша духовная и душевная жизнь. Тело гораздо раньше, чем ум, понимает, что быть здесь – огромный дар. Кроме того, оно сознаёт присутствие смерти. В вашем телесном, физическом бытии есть глубокая, многое проясняющая мудрость. Часто наши болезни происходят от того, что мы не заботимся о себе и не прислушиваемся к голосу своего тела. Внутри тела живут голоса, которые обращаются к нам, стремясь донести до нас истины, скрытые под застывшей оболочкой внешней стороны жизни.
Для кельтов зримое и незримое были едины
Такое пренебрежительное и неприязненное отношение к телу сложилось в мире духовного, потому что дух обычно представляют как нечто воздушное, а не земное. Воздух – стихия незримого, стихия дыхания и мысли. Если сводить дух только к этой сфере, телесное сразу же умаляется. Это большая ошибка, потому что во вселенной нет ничего более чувственного, чем Бог. Чувственность Бога – в безудержности фантазии. Природа непосредственно выражает божественный замысел. В ней таинственно явлено присущее Богу чувство прекрасного. Природа – зеркало божественного воображения и мать всех чувств, а потому рассматривать дух исключительно в категориях незримого неблагочестиво. Как ни парадоксально, сила и энергия божественного и духовного основаны именно на таком противостоянии зримого и незримого. В мире души всё ищет зримой формы, всё стремится к ней; именно в этом заключена сила воображения.
Воображение – способность, соединяющая, сближающая и являющая одновременно зримое и незримое. Кельты, например, хорошо понимали, как зримое и незримое перетекают одно в другое. На западе Ирландии сохранилось множество легенд о призраках, духах или феях, связанных с некоторыми местами; местным жителям эти легенды казались не менее естественными, чем сам пейзаж. В частности, есть поверье, запрещающее срезать одинокий куст в поле, потому что он может быть местом тайных собраний духов. Существует немало мест, которые называют «курганами фей». Местные жители никогда их не застраивают и никак не посягают на эту запретную территорию.
Дети Лира
Одна из удивительных особенностей кельтского сознания – представление о перемене обличия. Это возможно только при условии, что физическое одухотворено и чувственно. Сущность или душа вещи не ограничена каким-то определенным или сиюминутным ее обликом. Душе свойственны текучесть и подвижность, которые невозможно заключить в рамки какой-либо фиксированной формы. А потому в кельтской традиции душа и материя, время и вечность поразительным образом перетекают друг в друга. Этому ритму подчиняется и человеческое тело. Человеческое тело – зеркало и воплощение мира души. Одна из ярких иллюстраций такой связи – красивая кельтская легенда о детях Лира.
В ирландской мифологии важное место занимают Туата Де Даннан (Племена богини Дану), жившие под землей; этот миф наполняет мистическим присутствием весь ирландский ландшафт. Лир был вождем Туата Де Даннан. Он поссорился с королем этих земель. Чтобы уладить ссору, король, у которого было три дочери, предложил Лиру в жены одну из них. Лир женился на дочери короля, и у них родились двое детей. Вскоре родились еще двое, но потом жена Лира умерла. Тогда Лир снова пришел к королю, и тот отдал ему в жены среднюю дочь. Она заботилась о Лире и его детях, но, заметив, что Лир уделяет им больше внимания, начала ревновать. Она поняла, что даже ее собственный отец, король, очень привязан к детям Лира. С годами ревность всё больше разгоралась в ее сердце, пока однажды она не усадила детей в свою повозку и не превратила их в четырех лебедей, взмахом волшебной палочки наложив на них заклятие друидов. Девять столетий они должны были скитаться по морю близ Ирландии. В обличии лебедей они сохранили человеческий ум и чувства. Когда в Ирландию пришло христианство, они снова превратились в людей, но оказались уже дряхлыми стариками. Образ их скитаний в дикой местности в обличии птиц, наделенных человеческим сознанием, поразительно точен. Это специфически кельтский сюжет, в котором прослеживается связь человека с миром природы и миром животных. Когда дети Лира были лебедями, их песни исцеляли и утешали людей. Из-за того, что мир животных так беззащитен перед человеком, эта повесть звучит еще более пронзительно.
Животные древнее нас. Они жили на земле уже не одно тысячелетие, когда появился человек. Животные – наши древние братья и сестры. Они живут в непрерывном потоке дней, в безмятежном единстве с природой. Они обитают под открытым небом, в морях, в горах, под землей. Им дано знание природы. Созерцательное молчание и нездешнесть пейзажа отражаются в стремлении животных к тишине и уединению. Животные ничего не знают о Фрейде, Иисусе, Будде, Уолл-стрит, Пентагоне или Ватикане. Они вне политики и смыслов, которые вкладывает в нее человек. Однако они каким-то образом уже в вечности. Кельты это сознавали. Они не унижали величие, красоту и мудрость животного мира никакими ложными иерархиями, свойственными самодовольному человечеству. В основе мышления кельтов лежало представление о том, что люди получили этот таинственный мир в наследство. В шуточной форме такая мысль выражена в стихотворении «Монах и его кот», написанном в IX веке:
В сознании кельтов весь мир пронизан скрытой, но деятельной духовной энергией. Эта связь проявляется и в том, какой силой кельты наделяли язык. Язык способен и сам порождать события, и предугадывать то, чему еще только предстоит произойти. Песнопения и заклинания способны изменить злую судьбу и открыть дорогу чему-то новому и благому. В мировосприятии кельтов, особенно в том, что касается чувств, границы между душой и телом не было. Между ними существовала естественная связь. Душа и тело считались сестрами. Их не разделяли, называя одно добрым, а другое – дурным, как позже сделала христианская мораль, нанесшая такой ущерб этой прекрасной всеобъемлющей целостности. Сознание кельтов пронизывала единая, поэтическая чувственная духовность.
Свет – источник жизни. Солнце приносит с собой свет и краски. Благодаря ему растут травы, злаки, листья и цветы. Солнце любовно прикасается к изгибам земли и пробуждает ее безудержную чувственность. В приведенном ниже кельтском стихотворении солнце воспето как око и лик Бога. В нем поэтически выражена свойственная кельтам чувственная полнота восприятия жизни.
Духовность преображения
Духовность – это искусство преображения. Мы не должны насильно менять себя, загоняя жизнь в готовый шаблон, выстраивая ее в соответствии с каким-то сценарием или планом. Вместо этого нам следует научиться внимательно вслушиваться во внутренний ритм течения наших дней. Такое вслушивание поможет нам по-новому осознать и свое, человеческое, и божественное присутствие. Один из поразительных примеров такого преображения знаком всем родителям. Мы внимательно наблюдаем за своими детьми, но однажды они удивляют нас: мы по-прежнему знаем их, но уже недостаточно. Нам приходится заново вглядываться в них.
Осознанность гораздо продуктивнее волевых усилий. Слишком часто люди стараются перековать свою жизни, усилием воли придав ей нужную форму. Ум определяет цель, в соответствии с которой человек волевым решением начинает выстраивать жизнь по выбранному сценарию. Это поверхностный подход к святыне своего бытия и насилие над ней. Мы перестаем быть собой и можем годами блуждать в лабиринтах своих искусственных представлений о духовном развитии. Мы можем задохнуться по собственной вине.
Если мы попробуем двигаться в другом ритме, то легко, естественным образом станем самими собой. Нашей душе известен путь, который нам предстоит пройти. Только перед ней развернута карта нашего будущего, и потому мы можем доверять этой таинственной, смутно осознаваемой части себя. Если мы так и поступим, она приведет нас туда, куда надо, а главное – научит легкому ритму этой дороги. Искусство жить не регламентировано какими-то универсальными правилами. Но эта неповторимая дорога накладывает глубокий отпечаток на каждую душу. Если мы прислушаемся к себе и попытаемся обрести полноту своего бытия, то нащупаем правильный ритм своей жизни. Чувства – широкие тропы, которые могут привести нас домой.
Если мы будем внимательны к своим чувствам, наша жизнь не просто обновится, а полностью преобразится. Под руководством наших чувств мы проникнем в сокровенные глубины нашего сердца. Величайшие мыслители согласны в том, что мы познаём мир в значительной степени именно посредством чувств. Чувства соединяют нас с миром. Кожа человека испещрена порами – мир проникает сквозь них. Наши чувства – расширенные поры, через которые в нас вливается мир. Прислушавшись к мудрости наших чувств, мы никогда не станем изгнанниками в собственной жизни, чужестранцами, заблудившимися в том далеком умозрительном пространстве, что сконструировали наши воля и рассудок.
Чувства – порог души
Мы слишком долго считали, что божественное находится вне нас. Это убеждение сделало нашу тоску невыносимой. Вот почему нам одиноко: ведь именно тоска придает нам святость. Наша тоска – самое прекрасное в нас; эта тоска духовна, в ней – огромные глубина и мудрость. Если в нашей тоске мы сосредоточимся на далеком божестве, то взвалим на себя непосильную ношу. Часто бывает, что тоска человека устремляется к далекому, божественному, но из-за чрезмерного напряжения оборачивается цинизмом, опустошенностью и унынием. Человек может утратить способность чувствовать. Но нам вовсе не надо превращать тоску в тяжкое бремя. Если мы верим, что тело – часть души, а душа – вместилище божественного, значит, божественное всегда здесь, с нами.
Тело – часть души, вот почему чувства выполняют функцию ее порога. Когда ваши чувства устремлены к миру, первое, с чем они соприкасаются, – ваша душа. Чувствительность или чувственность – это умение ощущать связь с собственной душой. Вордсворт, прекрасно осознававший величие чувств, писал, что наслаждение – дар, которым мы обязаны своему человеческому достоинству[26]. Это глубоко духовный подход. Благодаря чувствам мы тесно связаны с божественным внутри и вокруг нас. Умение прислушиваться к чувствам способно оживить иссякающую веру и смягчить внутреннюю ожесточенность. Оно может согреть и исцелить исковерканные чувства, отделяющие нас от нас самих и от других людей. Тогда мы прикасаемся к чудесным плодам божественного, которые всё время таинственно зреют в нас. Хотя мы поговорим о каждом виде чувств особо, важно подчеркнуть, что они всегда действуют сообща. Чувства накладываются друг на друга. Это проявляется, например, в том, что люди по-разному видят цвета, а значит, цвет воспринимается не только зрением.
Глаз подобен рассвету
Начнем мы со зрения. Глаза человека – средоточие его бытия, которое открывается нам через них. Вселенная таинственно отражается и обретает себя в глазах человека. Я представляю себе, как горы мечтают, чтобы их увидели. Человек открывает глаза, и словно бы наступает рассвет. Возникает новый мир. Кроме того, зрение рождает расстояние. Открывая глаза, человек видит, что люди и мир отдалены от нас. Западная философия всегда стремилась соединить субъект и объект. Вероятно, именно зрение, порождающее расстояния, отделяет субъект от объекта. Однако в каком-то смысле бесконечность определяет наше восприятие любого предмета. Как прекрасно сказал Иосиф Бродский, «именно предмет делает бесконечность частной»[27].
Удивительным образом зрение, которое рождает расстояния, заставляет нас поражаться тому, насколько всё вокруг непохоже на нас и таинственно. Поэтому зрение рождает и близость – оно приближает к нам всё окружающее. Пристально вглядываясь в какой-то предмет, мы принимаем его внутрь себя. Можно написать прекрасный гимн о святости внимательного взгляда. Ему противостоит бесцеремонное разглядывание. Когда кто-то в упор рассматривает нас, взгляд другого ограничивает нашу свободу, он унижает, подавляет нас, угрожает нам.
Предмет нашего внимания становится частью нас самих. В этом одна из опасностей телевидения. Люди постоянно смотрят на пустые, лживые картинки, и эти убогие картинки заполняют их внутренний мир, их сердце. Современный мир изображений и электронных медиа напоминает пещеру Платона. Узники, выстроенные в ряд и скованные цепями, смотрят на стену пещеры. За их спиной горит огонь, и на стене появляются очертания предметов. Узники думают, что образы, которые они видят на стене пещеры, и есть реальность. Однако они видят лишь тени и отблески. Мир телевидения или компьютера – огромная пустыня теней. Если мы будем смотреть только на то, что способно ответить на наш взгляд, что обладает внутренним содержанием и глубиной, то наши глаза исцелятся, станут зорче и внимательнее.
Есть слепые в буквальном смысле слова: всю жизнь они проводят в однообразном сумраке. Они никогда не видели ни волн, ни камней, ни звезд, ни цветов, ни неба, ни человеческих лиц. Но есть люди с отличным зрением и при этом абсолютно слепые. Ирландский художник Тони О’Мэлли прекрасно умел изображать незримое; Патрик Хэрон, английский художник, так охарактеризовал его творчество: «В отличие от большинства людей, глаза у Тони О’Мэлли открыты».
Многие из нас так привыкли к окружающему миру, что просто не замечают его. Задайте себе перед сном такой любопытный вопрос: «Что же на самом деле я сегодня видел?» Вы удивитесь, обнаружив, сколько всего вы не заметили вокруг себя. Может быть, вы весь день смотрели машинально; направляя взгляд на окружающие предметы, вы ни разу не вгляделись в них, даже не присмотрелись к ним. Нам всегда открывается сложно устроенное поле зрения; глядя по сторонам, мы не можем увидеть абсолютно всё. Если мы попытаемся охватить взглядом всё вокруг, то детали утратят четкость, окажутся смазанными; если мы сосредоточимся на чем-то одном, то получим полное представление об этом предмете, но общая картина от нас ускользнет. Человеческий глаз всегда выбирает то, что он хочет видеть, и избегает того, что ему видеть не хочется. Вопрос в том, исходя из каких критериев мы решаем, что нам хочется видеть, а что – нет. Неполнота жизни и неудовлетворенность ею часто объясняются именно такой ограниченностью зрения.
Поразительная и совершенно справедливая вещь: что именно и как именно видит человек, определяет его натуру и судьбу. Интересный способ начать работу над собой – проанализировать, как вы привыкли смотреть. Спросите себя: «Как я смотрю на мир?» Ответив на этот вопрос, вы поймете специфику вашего зрения.
Способы ви́дения
У страха глаза велики. Глядя на мир со страхом, мы видим лишь то, что нам угрожает и может причинить вред. Кто боится, тот повсюду видит опасность.
Алчному взгляду везде мерещится возможность обладания. Алчность – одна из мощнейших сил на современном Западе. На свое несчастье, алчный человек не способен наслаждаться тем, что имеет, ибо его всегда преследует желание завладеть чем-то еще. Это могут быть земля, книги, предприятия, идеи, деньги или произведения искусства. Мотивы и механизмы алчности всегда одинаковы. Обладание доставляет радость, но эта радость, увы, не утоляет жажды, а потому никогда не бывает полной. Алчность разъедает, поскольку человека постоянно преследует и опустошает мысль о новых возможностях; он не живет тем, что дано. Однако у алчности есть еще более страшное свойство: она усыпляет и гасит желания. Она разрушает естественную невинность желаний, сужает их горизонты и подменяет их маниакальным и болезненным собственничеством. Сейчас алчность отравляет землю и иссушает души людей. Обладание превратилось в грозного врага бытия.
Оценивающий взгляд заключает всё в строго определенные рамки. Человек, который на всё смотрит оценивающе, видит только черное и белое. Он всегда стремится исключать и разделять, поэтому в его взгляде нет сочувствия или любования. Для него смотреть – значит оценивать. Как это ни грустно, люди с оценивающим взглядом многого себя лишают. Они видят собственную измученную душу, спроецированную на внешний мир. Воспринимая лишь поверхность предметов, оценивающий взгляд считает ее их подлинной сутью. Ему не хватает ни способности прощать, ни воображения, чтобы проникнуть в глубину вещей и увидеть, что истина бывает парадоксальной. Подобная склонность к поверхностным суждениям порождает культуру, зацикленную на показном и внешнем.
В том, кто смотрит вокруг с обидой, всё вызывает зависть. Люди, допустившие, чтобы их взгляд помутила обида, вечно недовольны своим положением и тем, что у них есть. Они всегда смотрят на других с неприязнью. Причиной этой неприязни может быть то, что другие красивее их, талантливее или богаче. Человек, который привык смотреть на мир с неприязнью, живет в скудости и забывает о собственном внутреннем богатстве.
Равнодушный взгляд ничто не манит и не трогает. Равнодушие – одна из примет нашей эпохи. Считается, что стремящийся к власти должен быть равнодушным: чтобы сохранить власть, ему надо оставаться безучастным к нуждам и слабым местам тех, над кем он властвует. Поэтому равнодушие требует умения не видеть. Способность не видеть требует огромного внутреннего напряжения. Вы даже не заметите, как равнодушие лишит вас возможности сопереживания, исцеления, любви. Становясь равнодушным, человек замыкается в цинизме и отчаянии.
Тому, кто смотрит снизу вверх, другие люди кажутся намного лучше его самого. Они красивее, умнее, одареннее. Глядя на других снизу вверх, человек не замечает сокровищ собственной души. Он не в состоянии радоваться собственной жизни и имеющимся у него способностям. Тот, кто привык принижать себя, слеп к красоте, скрытой в нем самом. Человек никогда не должен смотреть на других ни снизу вверх, считая их выше себя, ни сверху вниз, как будто они в чем-то ему уступают. Только прямой взгляд в глаза другим свидетельствует о вашей искренности, мужестве и вере в их способности. Все мы равны, но при этом все мы разные.
Любящий взгляд видит правду. В умении любить нет ничего сентиментального или наивного. Такая любовь – лучший критерий истины, реальности, благодарного отношения к жизни. Кэтлин Рейн, шотландская поэтесса, говорит: если вы не видите что-либо в свете любви, вы вообще этого не видите. При свете любви мы видим свет. Любовь – свет, являющий подлинную историю каждой вещи, ее природу и предназначение. Если бы мы научились смотреть на мир любящими глазами, мир бы предстал перед нами исполненным приветливости, возможностей и глубины.
Любящий взгляд способен даже боль, страдание, жестокость привести к преображению и обновлению. Любящий взгляд светел, потому что независим и свободен. Он смотрит с любовью на всё вокруг. Любящий взгляд не плутает в лабиринтах власти, соблазна, противостояний или заговоров. Это творческое, разрушающее привычные представления видение. Оно поднимается над банальностью упреков и осуждения; человек, обладающий им, воспринимает жизнь в ее первозданности, на уровне ее структуры и предназначения. Любящий взгляд видит сквозь внешнюю оболочку и вызывает глубинные изменения. Зрение во многом определяет нашу жизнь и способность подходить к ней творчески. Ответив на вопрос,
Вкус и речь
Вкус – тонкое и сложно устроенное чувство. Язык – одновременно орган вкуса и орган речи. Ощущение вкуса пало жертвой современного ритма жизни. Так как мы постоянно находимся в состоянии напряжения и стресса, у нас почти нет времени прочувствовать вкус того, что мы едим. Одна моя хорошая подруга говорит, что еда – это любовь. В ее доме за столом принято не спешить и относиться к еде внимательно.
Трапеза для нас уже не связана с какими-то особыми правилами. Мы утратили чувство ритуала, непосредственного переживания и интимности, которое неизменно сопутствовало любому приему пищи; мы уже не садимся за стол так, как прежде. Кельты славились своим гостеприимством. Того, кто пришел в дом, обязательно сажали за стол. Прежде чем переходить к делу, гостя полагалось накормить. Когда человек ест с удовольствием, он ощущает оттенки вкуса, которые обычно не замечает. Сегодня еда большей частью начисто лишена вкуса; даже то, что растет, поливают искусственными удобрениями и опрыскивают химикатами. Во вкусе такой еды не остается ничего натурального. Вот почему у многих людей основательно притупляются вкусовые ощущения. Образ фастфуда наглядно являет скудость ощущений современной культуры, в том числе и вкусовых. Эта скудость проявляется и в нашей речи. Наш язык не только орган вкуса, но и орган речи. Многие слова, которые мы произносим, – тот же фастфуд, только нематериальный. Эти слова слишком бедны, чтобы выразить переживания; слишком слабы, чтобы назвать по имени таинственную сущность вещей. В нашем суетливом и поверхностном мире язык становится призрачным, сводится к штампам и ярлыкам. На словах, выражающих душу, лежит печать смысла и отблеск божественного.
Ощущение того, что за словами кроются молчание и тайна, присущее более древним культурам, в особенности народным, ушло из современной речи. Язык изобилует аббревиатурами; мы отмахиваемся от слов, обладающих историей и вызывающих множество ассоциаций. У сельских жителей, особенно у тех, кто живет на западе Ирландии, хорошо развито чувство языка. Им присуще языковое чутье, поэтому их речь поэтична и точна. Благодаря безошибочной интуиции и мгновенному озарению им легко даются искусно построенные фразы. Разговорная английская речь в Ирландии интересна отчасти именно тем, что за ней чувствуется выразительность ирландского языка. Именно поэтому английская речь здесь звучит так красочно, живо и насыщенно. Однако попытка англичан во время колонизации Ирландии искоренить ирландский язык нанесла стране жестокий ущерб. Ирландский язык необыкновенно поэтичен и выразителен, он хранит в себе историю Ирландии. Когда у народа крадут язык, он остается в полной растерянности.
Поэзия – наиболее прекрасное отражение языка в его молчании. Поэзия – язык молчания.
Посмотрите на страницу прозаического текста – она испещрена словами. Посмотрите на страницу со стихами – среди белой пустоты листа тянутся узкие столбики слов. Страница – пространство молчания, в котором отчетливо проступают очертания слов, глубоко личных и потому особенно выразительных. Понаблюдайте за своей речью, за тем, какие слова вы часто употребляете, – чтобы понять, способны ли вы услышать тишину и молчание. Один из способов оживить и обновить свою речь – научиться воспринимать поэзию. Поэзия очистит вашу речь и возродит чувство языка.
Поделиться книгой: