Путешествие к Краю

Я хотела закатить глаза к небу, но сдержалась. Всё одно и тоже.

— Хорошо, когда ты проводишь меня и будешь возвращаться назад, я повяжу тебе зажелательную нить. Она действует сутки, и ты должен быть рядом со своей красавицей, чтобы решиться сказать. Здесь главное не тянуть, замечтал — сразу действуй! Иначе никак! Не работает! Понял?

— Понял. — выдохнул мой проводник.

— А покажешь мне её? — подмигнула я.

— Пошли. — расплылся в улыбке кузнечик и рванул с места, будто его ошпарили кипятком.

О! Так быстро я никогда ещё не бегала. Все бывает в первый раз, подумала я, и заулыбалась ещё шире.

Мы подбежали к грибу. Он был огромен. Божьих коровок уже не было. Над родником появилась Радуга, она переливалась и подмигивала мне. Я подмигнула ей в ответ. Феи обожают радуги, они наши подружки. Это души феечек, которые решили вернуться продолжать свой земной путь. Да! И Феи уходят, но не так, как насекомые и люди. Мы выбираем, как нам дальше проживать свой век — можем появляться радугой, можем стать звездой (но это холодно, бррр!), можем быть северным сиянием или просто раствориться в безусловной любви и жить в вечном блаженстве. Я пока не решила. Я пока только изучаю новые для себя состояния, эмоции, ощущения!

И вдруг что-то блеснула на солнышке. Это была она — стрекозка Кристи! Она действительно была божественна. Я любовалась её красотой, грацией, женственностью. Она парила над родничком, крылышки её так быстро двигались, что создавали ореол вокруг неё. Это было чудесное зрелище! Кристи подлетела к нам, улыбнулась мне и чмокнула кузнечика в щеку. У меня отвалилась челюсть, кузнечик остолбенел, скорее всего забыл, как дышать. А эта шалунья захохотала и улетела. Прошла вечность, прежде чем я пришла в себя. Я посмотрела на кузнечика и спросила:

— Тебе ещё нужна нить?

— Неее… — протянул он. И я решила, что путь продолжу дальше одна.

Глава 5

Как странно любить кого-то одного или что-то одно, ведь мы, феи, любим всех и все, что попадается у нас на пути. Ох уж эти странные создания!

Но я была счастлива за кузнечика. Я шагала налегке в неизвестность и была абсолютно спокойна. Я думала про свой Край, к которому я стремилась. И вдруг я испугалась, представила, что это может оказаться чёрной бездной или ещё чем-нибудь страшным! Но я вовремя осекла свои мысли. Я тут же поняла, что мы сами загоняем себя в страхи и придумываем ужасы, а действительность может быть совсем не такой. Ох уж эти извилины, Ветер — то, оказывается, прав, когда пытается выветрить лишнее из моей головы. И я решила почаще пускать его для чистки, лёгкости и просветления. И вообще заземление мне на пользу, поймала я себя на мысли, а разве я бы размышляла об этом, паря в небесах, в беззаботности? Да! Это очень полезно! Надо сказать всем остальным, никто раньше этого никогда не делал. Может не было необходимости? Или всех это устраивает быть в привычной обстановке и не впускать новое, неожиданное в свою жизнь. Я была первой и мне это нравилось.

Я так замечталась, что ступала не глядя, и опомнилась, только когда почувствовала, что не могу двигаться, что что-то крепко держит мои руки, ноги и даже крылышки.

— Что это? — очнулась я от своих рассуждений. Я оглядела себя, и… О! Ужас! Я попалась в огромную паутину. Прочные канаты, как мне показалось, стянули все моё тело, — Вот блин! — и я испугалась, потому что такие слова Феи не говорят, это влияет на наш волшебный порошок (он начинает подмокать и плохо работает). Ну короче… Я выбрала другое слово и крикнула его вслух (на всякий случай, если меня кто услышит), — О, Всемогущая Фея Цветополья! Помоги мне! — и, оглядевшись по сторонам, я, конечно, понимала, что здесь, стоя на земле, Она меня не услышит и не придёт на помощь.

Дрожь побежала по моему маленькому тельцу. Я вдруг вспомнила, что эта мудрая фея Флора как-то читала нам сказку про какую-то муху, которая попалась в паутину. Мы тогда все смеялись, как вообще это возможно? Попасть в паутину? У неё такие огромные глаза, куда она вообще смотрела? Но на всякий случай я крутила головой в поисках этого — как его? А! Комарика с мечом или саблей! Я уже не помню, но чувствовала, что мне нужна помощь, потому что от ужаса я готова была потерять свое волшебное сознание и завалиться в обморок. А это для фей самое страшное, потому что из обморока нас может вывести только поцелуйчик в ухо гусеницы Повелухи Густавны. Она являлась крайне редко, и почему-то её все безумно боялись, и поэтому в обморок старались не падать. Но сейчас я была бы рада её присутствию. Моё феечковое чутье меня не подвело, я услышала зловещее шипение справа. О! Фея Цветополья! Спаси меня, спаси меня, спаси меня! Фраза застряла в моей голове и билась в висках. На меня надвигался огромный мохнатый чёрный паук. Он приближался медленно, шипел, скалил свои огромные зубы и заливал кровью свои глаза — блюдца. Он приблизился к моему лицу, разинул пасть, я увидела полные ужаса свои глаза в отражении его клыков.

— Ох! Все! — я приготовилась падать в обморок, потому что пульс бился с запредельной скоростью, а нам, Феям, это противопоказано — может не выдержать сердечко.

— Шшшшшшшш! — зашипел Паук. Я зажмурилась и прогнала свою жизнь на всякий случай: может я где согрешила, что-то сделала неправильно? А может это наказание за неподчинение и любопытство?

— Феяяя! — закричала я.

— Ага! Испугалась? Все пугаются! — захохотал паук, — Обожаю этот момент! — я приоткрыла правый глаз, потому что второй приклеился навеки (как мне показалось). Обворожительная белозубая улыбка ввела меня в недоумение. — Привет! Я Косюн! И ты у меня в гостях! Кофе будешь? — он продолжал улыбаться. Я отклеила второй глаз и уставилась на него, моргая так быстро, как Кристи своими крылышками (и мне даже показалось, что я сейчас взлечу). — Ты вообще разговариваешь? Понимаешь меня? Иностранка что ли? Откуда прибыла? Красивое платье! А чего крылья в пятнах? Так надо? Выглядит не очень! Прости! — тараторил паук. Я опять впала в ступор, точнее, я из него ещё не выходила — столько вопросов сразу никогда не влетало в мои уши, мозг не успевал отвечать на один, как прилетало ещё три.

— Стоп! — крикнула я.

— Прости! Так всегда! Не с кем поговорить, все падают в обморок или откидывает лапки, и я не успеваю пообщаться. А я так люблю! Я вообще очень дружелюбный и люблю гостей. Еще ни разу никто не попил со мной кофе. И я даже не знаю, как это пить кофе в дружеской компании, не было случая попробовать.

— Стоп! — сказала я тише, — Погоди! А ты даешь своим гостям сказать хотя бы слово? Ты вообще представляешь свой прием на месте твоих гостей? Я вообще чуть крылышки не откинула, не говоря уже о лапках. И как тебя зовут говоришь?

— Косюн! — Надул губы паук. Я вообще, наверное, первая, кто заговорил с ним (так мне показалось). Я уже перестала удивляться, просто принимала всё новое, что входило в мою жизнь.

— Странное у тебя имя, не соответствует твоему грозному внешнему виду — начала я разговор.

— Да это я сократил. Гости и так падают в обморок, я и короткое не успеваю сказать. — он хихикнул, — А так-то я Констанц Осипун Солюсиус Юпираус Ногтюнский! — я мысленно закатила глаза (наяву было неудобно, боялась оскорбить гостеприимного хозяина).

— А чего так длинно то? — выразила удивление я. И обнаружила у себя новое качество, а я не луплю в лоб свое мнение, а деликатно общаюсь. Вот это да! А ведь феи, хотя и милые создания, но всегда говорят правду в глаза. А это не всем нравится. А тут я прям включила дипломатию, хотя понятия не имею, что это такое…

— Так у меня длинная родословная. Я, между прочим, Барон в этих местах. У меня и герб имеется. — он в доказательство ткнул мне в лицо свою заднюю лапу, на которой было что-то вроде тату (ну вот откуда я знаю про тату, поймала я себя на мысли). Его задняя лапа около моего носа совсем мне не нравилась. Если бы это было хотя бы передняя, а то задняя. Это было негигиенично, а вдруг он наступил ей во что-нибудь? Вдруг? Он же не видит задом (ну и мысли — удивилась я).

— О, Ваше превосходительство! Не будете ли так любезны освободить меня, и я с удовольствием выпью с Вами кофе. — лукаво посмотрела я ему в глаза. Он даже смутился.

— Конечно, извини! Сети — канаты в миг спали с моего тела.

— Уф! — выдохнула я, — Ну и напугал же ты меня. Мне точно надо подкрепиться! — мы уселись в тени подорожника в бархатные Маргаритки, которые источали тонкий приятный аромат.

— Грантос! Кофе пожалуйста! — я закрутила головой, чтобы увидеть существо со странным именем.

Маленький синий паучок примчался с подносом, сервированным серебряным сервизом. Он неспешно разлил кофе по малюсеньким чашкам. Аромат завораживал. И Пеночка выглядела красиво и пузыристо (мы феи обожаем все пузыристое и красивое). Я глотнула кофе, и мои глаза захотели выпасть на землю. Фея Цветополья, что это? Что за гадость? Что же делать? Я не могу это проглотить (хочу напомнить, что Феечки пьют нектар и едят цветочный салат, желательно без маковых семян). А тут такое! Это вообще пьют? Зачем? Это же невкусно! Мои мысли, как пулемет, выстреливали в моей голове. Это просто гадость, подумала я. Я сузила глаза на всякий случай, попыталась улыбнуться. В этот момент Паук тоже сделал глоток. Я замерла и подумала, что надо бы проглотить, чтобы не обижать хозяина, а потом я подумала: а зачем я буду делать то, что не хочу? Я скажу ему правду, что его кофе просто гадость (как и сделала бы любая фея на моем месте). Подумав об этом, я осознала, что я не обязана кому-то угождать, если мне это не нравится. Я громко выплюнула кофе в траву.

— Ну и гадость! — крикнула я и приготовилась к истерике паука.

— Птфууу! — выплюнул паук тоже и заулыбался, — Я думал, это только мне кажется, что это гадость!

— Ты что, издеваешься? — опешила я. Паук не переставал меня удивлять.

— Ты понимаешь, нам на роду написано пить кофе по утрам, а я терпеть его не могу! — начал рассказывать паук.

— Кем написано? На чем? Дай посмотреть! — вскочила я.

— Что посмотреть? — удивился Паук.

— Ну надпись на каком-то роду! — пялилась я на него.

— Ну это не надпись… — выпучил глаза на меня наш Барон, — Это передается из уст в уста, от отца к сыну и так далее. Ещё никто не прерывал эту традицию!

— Ааа! — протянула я, — Я бы так не смогла, пить эту гадость. Ты самоотверженный! Я вообще не могу делать то, что мне не нравится. У меня такая суть. Я даже летаю с трудом на голубых крыльях, когда что-то мне во вред. — я проверила свои крылышки, фиолетовые пятна пропали, но они ещё были голубые после кофе, — Слушай! А что изменится, если ты перестанешь пить этот кофе?

— Не знаю. Я делаю это каждое утро, выплевываю вон туда. Видишь, там даже трава не растёт! — паук аж вздохнул. Я посмотрела на грустное место под подорожником.

— Ну что будет, если не пить? — не могла не спросить я, — у кого спросить? Кто знает? Кто у вас тут самый умный? Вот у нас, например, Фея Флора самая умная, хранительница традиций и правил. Она всё знает, — захлебывалась я.

— Ну… Это… Тут я самый умный. Я слежу за соблюдением порядка и традиций… — промямлил Паук. И я увидела, как его начинает осенять гениальная мысль, — Это что же, если я тут самый главный, то мне и решать, что лучше для меня и моих подданных? — он почесал себе затылок.

— Ну конечно! — обрадовалась я.

— Кот — сапорот! — крикнул вслух Паук. Наверное, это было грозное ругательство (подумала я), потому что Грантос зажал уши и зажмурился. Я тоже зажмурилась на всякий случай. Ахахаха! — паук разразился громким смехом, — Слушайте, подданные мои! С сегодняшнего дня тот, кто не любит кофе, может его не пить! — он кричал так громко, что даже какие-то жуки разлетелись в стороны.

— Ну слава Богу! — прошептал Грантос и удалился.

— Спасибо тебе, добрая Фея! Ты освободила меня и мой род от заклятия! — какие заклятия, подумала я, сами придумываете рамки, ограничения, препятствия, преодолеваете их, жалуетесь, мучаетесь. А на самом деле все просто — не делай то, что тебе не нравится. А вслух сказала:

— Пожалуйста! Зови, если что! А сейчас мне пора в путь, дело то к вечеру!

— Хочешь, я отвезу тебя в безопасное место, переночуешь, а утром в путь? Ты когда-нибудь каталась на мохнатой спинке?

— Да! Конечно! Поехали! — вот это поворот. И я была счастлива.

Глава 6

Вечер у Бабочки

Косюш бежал так быстро, что от встречного ветра у меня из глаз вытекали слёзы. Они катились по щекам и падали жемчужинами на землю. Ты разве не знаешь, что слёзы феи превращаются в жемчужины?

Я держалась крепко за паука и радовалась новому ощущению свободы и непринужденности. И ещё одна эмоция ушла в кармашек, чтобы поделиться с остальными феями. И ещё я подумала, что всё-таки лучше переживать эмоции самому, а не рассматривать их как чужой опыт.

Мы резко остановились на краю скошенного поля у подсолнуха. И его огромный жёлтый цветок выглядел как второе солнце. Тут, снизу, он выглядел совсем по-другому. И я опять поймала себя на мысли, что один объект, если смотреть на него с разных позиций, меняет свой вид и даже функцию. И это наблюдение удивило меня. Я почувствовала себя мудрой феей Флорой, хихикнула своим рассуждениям и спрыгнула на землю.

— Доброго вечерочечка! — раздался сильно доброжелательный голос.

— Привет, старушка! — крикнул паук. Я обернулась, навстречу нам шла роскошная бабочка, с наглаженными крылышками, в фартучке и мягких тапочках. Я опешила. Она выглядела круче Феи, а мы, на минуточку, самые красивые создания, в общем, само великолепие! А тут такое! Я чуть не захлебнулась своим приветствием:

— Здрааастеее! — выдавила я.

— Добро пожаловать в мой храм хлебосольный, — пролепетала хозяйка. Я напряглась, я чувствовала фальшь (мы, Феи, очень чувствительные и интуитивные, и от фальши мы покрываемся мурашками. И это совсем не означает, что нам холодно. Так работает наша внутренняя навигационная система состояний). Бабочка была прекрасной, но какой-то ненастоящей. Я обернулась на паука, он отдал честь, крикнул: «Пока!» и умчался. Вот злыдень, подумала я, но позлиться не успела, бабочка уже тащила меня в дом.

— Я Тиоптрия! Заходи! Не стесняйся.

Не стесняйся? Да я даже не знаю, как это — стесняться (шипела я внутри себя). И тут я словила жгучее, разъедающее чувство. Что это? Что же так щемит? Я мысленно перелистывала учебник «Ограничения в земной жизни». И тут вспомнила. Да, это была зависть. До этого момента никто и никогда из фей не испытывал это чувство, и все шушукались об этом, наговаривая разные страшилки. Я испугалась. Я испугалась, что это чувство разъест меня изнутри, и я сгину Феечкой, даже и не успею принять новое приятное состояние в новой жизни. Ах, ах! Что же я наделала? Вот оно — приземление в неизвестное. Дает тебе испытать новые состояния, и это мне явно не нравилось. Оно причиняло дискомфорт всей моей сути. Я остановила поток мыслей, вздохнула, задержала дыхание и медленно выдохнула (как учил ёжик). И я начала разбираться. Бабочка красивая? Красивая! О! Все феи восхищаются красотой? Все! Ну так что же? Она великолепнее великолепного? Несомненно! Значит есть в мире те, кто красивее тебя? Значит есть! Фея Флора умнее тебя, ты же не злишься на неё за это? Нет, не злюсь. Я уважаю её за её труд. Умница! А ёжик? Разве он не мудрее тебя? Мудрее! Вот. Так что? А красивее тебя никто не может быть? Может. И тут я поняла, что у каждого свой талант, свое «золотое» качество. И не обязательно быть идеальной, надо просто быть собой. Этот диалог в моей голове успокоил меня. Я расслабилась и заулыбалась.

— Нектар будешь? — голос бабочки вывел меня из размышлений.

— А! Да! Конечно! А то кофе не пошёл! — улыбалась я.

— Ааа! Он тебя поил этой гадостью? — засмеялась бабочка.

— Он отменил эту традицию и освободил себя и подданных от этой обузы! — лыбилась я.

— Как это? Как это могло быть? — удивилась Тиоптрия.

— Просто, он же сам пишет правила, он их и отменить может! — не унималась я. Бабочка села на стул, она резко погрустнела, плечи опали, и она разревелась, — Фея Цветополья! — выругалась я, от неожиданности я даже нектар разлила, — Ты чего? Кофе любишь?

— Нет! — ревела красавица.

— Подданных жалко?

— Нет! — уже навзрыд кричала бабочка.

— Так что такое? Ты ему кофе поставляешь? — заикалась я.

— Да нет же! — она заливалась слезами.

— Вот ведь Фея Цветополья! — опять я за свое, — Что случилось то?

— Я тоже так хочу! — она подняла на меня краснющие глаза (если честно, то красных глаз за этот день было предостаточно).

— Ну? — приготовилась слушать я, — Выкладывай, чудо — божество, что у тебя в шкафу? — Бабочка подскочила к шкафу, открыла дверцы и, заикаясь, сказала:

— Наряды всякие! — тут уже было не до дипломатии. Я закатила глаза к небу. Это образное выражение (так говорила наша Фея Цветополья и закатывала глаза, когда у фей что-то случалось). И ещё я успела подумать, почему я ругаюсь её именем? Надо будет об этом подумать, но не сегодня.

— Ну рассказывай! — и это волшебное божество (в моих глазах) начало свой печальный рассказ:

— Видишь, какой чистый и уютный дом у меня? Видишь, сколько в хранилище висит личинок под потолком? Из них скоро появятся красивые бабочки, как я, их ждёт та же судьба, как и меня.

— А что с твоей судьбой? — осторожно спросила я.

— Они появятся на этот свет, расправят крылья, заведут дом, наведут в нём идеальный порядок, напекут васильковых пудингов, отложат тысячу личинок, будут холить, лелеять их, пока те не вылупятся, и всё — жизнь кончится. Ты знаешь, на всё у нас только сутки! Они скоро появятся, и я сгину.

— Когда? — спросила я.

— Завтра утром. — вздохнула она, — А я даже не сделала ничего для себя. — я вскочила, мне очень хотелось исполнить её желание.

— Что ты хочешь сделать?

— С самого своего проявления я мечтала играть на гусляшах. Они стоят в углу в чулане, но я так занята хозяйством, что у меня нет времени.

— Чушь! — крикнула я, — что ты делаешь, пока твои личинки зреют?

— Я? Пеку васильковый пудинг!

— Для кого? — ехидно спросила я.

— Не знаю. Так все делают, пока ждут появления первенцев.

— Они будут есть этот пудинг при появлении? — не унималась я.

— Нет. У них не будет времени.

— Время относительно. Тебе никто этого не говорил? — я буравила её взглядом.

— Но так все делают!

— Хорошо. Если пудинг никто есть не будет, зачем его печь?

— Ну так все бабочки делают! — упиралась она.

— Что ты хочешь делать? Спрашиваю тебя ещё раз! — начиная раздражаться.

— Играть на гусляшах. — робко прошептала она. Я пошла в чулан, нашла там гусляши и принесла их в столовую.

Фея Цветополья! Надо было видеть эти глаза. Бабочка преобразилась, и глаза её блестели, крылья расправились и подрагивали в предвкушении. Она запрыгала, захлопала в ладоши и закружилась вокруг своей оси. Я уже наплевала на все приличия и закатила глаза к потолку. Она подскочила ко мне, схватила в охапку, оторвала от пола и закружила меня по всей комнате. Мы хохотали уже в два голоса. Я передала гусляши Тиоптрии. Она села на стул, закрыла глаза, и тоненькие пальчики заскользили по струнам, толщиной с паутинку. Я вспомнила паука, его кофе, его счастливое лицо, и теперь эта счастливая бабочка. Я легла спать на перинку из одуванчиков, а бабочка играла божественную музыку всю ночь. Засыпая, я подумала, что надо позволить себе свои желания, а не просто мечтать о них. Тогда и мои зажелательные нити и волшебный порошок будут уже не нужны. Я вдруг подумала, а зачем тогда нужны будут феи? Но испугаться не успела, провалилась в сладостный феечковый сон. Об этом я подумаю завтра (как говорила Скарлет из какой-то древней книги из нашей книготеки), улыбнулась я. Спать. Спать…

Глава 7

Итак, ночь пролетела, как одно мгновение. Во сне я ныряла в тёплое розовое облако, гоняла с ветром наперегонки, ну, в общем, была абсолютно счастлива. Из моего облака меня вытянул очень громкий звук, это было похоже на бурю. Я распахнула глаза и не сразу поняла, что происходит. Комната была наполнена синей движущейся массой, очень шумной, гудящей. Я вскочила на ноги, и тут до меня начало доходить, что это синяя туча — это новорождённые бабочки. Здесь их была тьма тьмущая. Они заполнили все пространство дома, мешались друг другу, бились о стены и потолок, явно искали выход наружу. Ну конечно же, надо много успеть за эти сутки: и дом найти, и партнёра, и пространство убрать, и личинок отложить. И вдруг меня осенила потрясающая мысль. Я схватила гусляши, провела пальчиками по струнам, звук полился нежный, тихий, но все бабочки обернулись на этот звук, заулыбались, закивали головками и рванули в окно. Дом опустел. Было тихо и грустно. Я не нашла свою знакомую бабочку Тиоптрию. Надо узнать у Феи Флоры, куда пропадают бабочки после игры на гусляшах. Я вообще стала много думать за время своего путешествия.