Дренг

Вождь скинул с себя плащ, которым его укрыл Хромунд, тяжело дышал, царапал и хватался за край постели. В сознание он так и не приходил. Я присел рядом с ним, с сожалением посмотрел на мучения хёвдинга. Ещё раз поискал взглядом Грима.

Старик на самом деле был прав, гораздо милосерднее будет добить Кетиля. Остальные раненые вроде как решили бороться за жизнь, и у них это даже неплохо получалось, а вот у хёвдинга шансов попросту не было.

Я тяжело вздохнул, снова положил его ладонь на рукоять меча, накрыл своей ладонью и крепко сжал.

— Прости, хёвдинг, — пробормотал я.

А затем другой рукой зажал ему рот и нос. Поначалу Кетиль не отреагировал, но вскоре забился под моей рукой, пытаясь вдохнуть хоть ещё немного воздуха, вцепился в мою руку, пытаясь перебороть меня. Но ранение выпило из него слишком много сил. В любом случае, он умер в сражении, с мечом в руке, а значит, умер хорошо по местным понятиям. Кетиль Стрела боролся до самого конца.

Я ещё раз посмотрел на нашего вождя, которого почти не знал, но к которому успел проникнуться уважением, кивнул и накрыл его плащом полностью. Похоронить его мы ещё успеем, пока будем собираться в путь.

На всякий случай я проверил и остальных раненых. Фридгейра Девять Пальцев, Хьялмара и Сигстейна Жадину. Все трое мирно спали. Фридгейра ткнули в бедро и он потерял много крови, Хьялмар получил по голове, почти как я, а Сигстейна тоже проткнули копьём, но куда более удачно, чем хёвдинга. Его рана не воняла и не гноилась. Может, скоро все трое встанут на ноги.

Я снова обошёл поляну по кругу, вернулся к костру, уселся на своё прежнее место. Грима нигде не было, и я готов был признать, что мне это всё просто привиделось. Мало ли какие последствия могут быть, мозги Бранду стрясли аж несколько раз. Я уже ничему не удивлялся, в конце концов, меня каким-то образом переместило сюда, на тысячу с лишним лет назад. Вряд ли что-то сможет удивить меня ещё сильнее, чем это.

Но слова Грима всё звучали у меня в голове. Сыновья Рагнара будут мстить. Но как весть долетит до них? Рано или поздно, конечно, новость дойдёт. Но тогда и к нам возникнут вопросы, мол, если вы видели гибель кораблей Рагнара, почему не рассказали раньше? В общем, лучше бы нам отправляться в Данию. Тогда мы сможем присоединиться к армии Рагнарссонов в числе первых.

На лесом начали подниматься предрассветные сумерки, небо потихоньку светлело, выпала холодная роса. Всё вокруг казалось мирным и тихим, словно бы мы просто выбрались на пикник, пожарить шашлыков за городом, а не пробирались через враждебную страну, где каждый местный желал нам исключительно смерти.

Я на всякий случай согрел воды и поставил вариться кашу, пока есть возможность пожрать горячего, ей надо пользоваться в полной мере. Умываться не стал, чтобы не тратить питьевую воду зря, но небольшую зарядку всё-таки сделал, и только после этого начал будить своих спутников. В конце концов, чем раньше мы снова отправимся в путь, тем скорее покинем пределы Мерсии.

— Бранд, поди прочь, — проворчал Олаф, когда я добрался до него и толкнул в плечо. — Дальше своими бабьими делами занимайся, кашу вари, дай поспать.

— Поспать? — прошипел я и тут же двинул кулаком ему по роже, а затем ещё и ещё.

Немного чести — бить лежащего, но и спустить такое оскорбление на тормозах я не мог. Тем более, оскорбление на пустом месте.

— Бранд, перестань! — его братец Лейф вскочил, бросился ко мне, попытался схватить сзади, обхватывая за плечи, но и сам получил от меня локтем в зубы.

На помощь Лейфу пришли ещё двое, и я прекратил борьбу. Своей цели я всё равно уже добился. Олаф лежал ничком на земле, с лицом, которое будто накусали пчёлы.

— Бабьими, блядь, делами, — процедил я, стряхивая чужие руки со своих плеч.

— Да что на тебя нашло? — к нам подошёл Гуннстейн.

— Пусть следит за своим языком, — сказал я.

Кормчий только покачал головой, глядя на побитого Олафа. Тот, похоже, потерял сознание, но Лейф присел рядом, похлопал его по щекам, и Олаф внезапно ожил, вскакивая на ноги.

— Где этот молокосос⁈ Я ему башку откручу! Как цыплёнку! — прорычал он.

— Тише, воин! — повысил голос Гуннстейн. — Никаких драк и разборок, пока мы в дороге, вы помните!

— Гуннстейн, я тебя, конечно, уважаю, но… — угрожающе начал Олаф, вытягивая топор из-за пояса.

— Но что? Повтори при всех, что ты мне сказал! — произнёс я.

— Что? Сказал дать мне поспать? — фыркнул Олаф.

— Ты сказал не это, брат, — попытался образумить его Лейф. — Ты назвал его бабой.

Норманны, собравшиеся вокруг нас, недовольно заворчали, осуждая подобные высказывания. В любой подобной культуре из закрытых мужских сообществ сравнения с противоположным полом или даже намёк на женоподобность — жуткое оскорбление. Так что я сделал всё правильно, вколотив его тупую башку в землю.

— Молодец, Бранд, — тихо произнёс Торбьерн, похлопав меня по плечу.

— Хватит склок! — крикнул Рагнвальд. — Хёвдинг умер.

Всеобщее внимание тут же переключилось на новое событие. Только Олаф сверкнул глазами, вытирая расквашенную морду краем плаща, и в его взгляде я чётко увидел враждебность. Он этого так просто не оставит, но и я не позволю обращаться с собой, как с дерьмом.

Я прекрасно понимал, что для большинства я пока был всего лишь очередным дренгом, молодым воином, салабоном, который не факт что выживет в очередной стычке, и которому ещё только предстоит завоёвывать всеобщее уважение, честь и славу, но спускать такие выходки кому бы то ни было я не собирался. Собственно говоря, так слава и завоёвывается. Ты постоянно находишься в конфликте с миром, с окружением, и то, как ты справляешься с этими вызовами, формирует твой образ в глазах всех окружающих. Плюс пятнадцать социальных кредитов, партия гордится тобой.

Тем более, что вся жизнь северян происходит на виду, что на корабле, что в походе, что в маленькой деревне на берегу какого-нибудь затерянного фьорда. Одиночки на севере не выживают, и самым распространённым наказанием за убийство или другое преступление тут было изгнание.

Мы все переместились к волокуше, на которой лежал Кетиль Стрела, накрытый плащом и успевший немного окоченеть. Хёвдинг крепко сжимал рукоять меча, так, что даже вывернуть рукоять из ладони не получалось.

— Хорошая смерть, — заключил Рагнвальд. — Давно умер?

— Перед рассветом, — ответил я.

Рагнвальд кивнул и подёргал себя за светлую бороду, заплетённую в толстую косицу.

— Увидимся в Вальхалле, хёвдинг, — задумчиво произнёс он, почему-то бросив быстрый взгляд на меня.

Хальвдан и Кнут уже принялись рыть могилу, пока все остальные собирали вещи и готовились выходить. Лошадями занимался Кьяртан, снова навьючивая на них поклажу, кто-то бездельничал, кто-то уплетал кашу. Гуннстейн раз за разом обходил поляну, проверяя, чтобы все были готовы к выходу, и я видел, как на его приказы реагируют викинги. Неохотно. Старого кормчего уважали, но беспрекословно ему подчиняться не считали нужным, и лично мне такой стиль командования совсем не нравился. Это чревато будущими проблемами.

Разброд и шатание неизбежно кончится мятежом и кровопролитием, а мы сейчас не в той ситуации, когда можем грызться между собой. Мы должны добраться до дома, желательно, в целости и сохранности.

Хёвдинга похоронили здесь же, в лесу, на краю поляны, разве что Сигстейн Жадина устроил сцену, когда мертвеца начали опускать в неглубокую яму.

— Братцы, зачем ему меч? Это же отличная сталь! — возмутился он, увидев, что Кетиля опускают прямо так, с оружием и в кольчуге.

Никто не позарился на его вещи, пусть даже Сигстейн был трижды прав.

— Попробуй забери, Сигстейн, — буркнул Хальвдан. — Придётся ему пальцы отрезать. Будешь?

— Нет, не буду, — насупился раненый.

— Вот и решили, — сказал Хальвдан.

Не было ни громких речей, ни ритуалов, ни слёз, хёвдинга просто молча зарыли в мерсийской земле, надеясь, что дикие звери или местные крестьяне не доберутся до тела. С них станется.

— Всё, выходим, — приказал Гуннстейн. — Мы и так сильно задержались.

На самом деле нет, мы бы и без похорон вышли не сильно раньше, но немного мотивации никому не повредит. Шагать нам ещё долго, в этом я не сомневался, а всего один мерсийский всадник может за пару проскакать галопом расстояние, которое мы преодолевали за день, поднять войска из соседнего шайра* и встретить нас во всеоружии на каком-нибудь мосту. Лично я бы так и поступил, поэтому я в любой момент ожидал засады. До тех пор, пока мы не покинем это королевство.

Наш караван отправился дальше по дороге на юг, Гуннстейн рассчитывал за сегодня дойти хотя бы до устья Уитема, а на следующий день переправиться через Грейт-Уз, отделяющий Мерсию от Восточной Англии. Расстояния и время он, конечно, измерял своими, морскими способами, ведомыми только ему, так что я мысленно добавил к этому пути ещё сутки. В конце концов, идти пешком по пересечённой местности это совсем не то же самое, что плыть по волнам.

Тем более, с грузом и ранеными, которые теперь восседали на конях уже не страдающими и стонущими мешками костей, а поглядывая сверху вниз на нас, идущих пешком. В сёдлах они держались, как собака на заборе, всё-таки, мореходы, а не кавалеристы, но гонору у них всё равно прибавилось, будто они были не подранками, вынужденными ехать верхом, чтобы не задерживать остальных, а крылатыми польскими гусарами.

И это многим уже не нравилось. Наш отряд вообще здорово потерял в единстве, стоило только хёвдингу сойти в могилу. Мы всё больше начинали собачиться между собой, будто бы заново выясняя, кто в этой волчьей стае главный.

* * *

Шайр, шир — единица административного деления в средневековой Англии.

Глава 7

Мы брели дальше вдоль побережья Мерсии, мимо полей и болот, старательно обходя деревни и хутора, хотя многие из норманнов не понимали причин для такой осторожности.

— От кого мы вообще прячемся? Мы же дали по рогам этому Осберту! — воскликнул Асмунд.

— Не пристало воину бежать от сражения, — поддакнул Олаф.

— Столько добычи пропустили, — сказал Сигстейн Жадина.

— Хватит болтать, — проворчал Гуннстейн.

— А то что? Саксы нас услышат и прибегут драться? Так я только за! — фыркнул Олаф, который всё ещё выглядел так, словно сунул морду в пчелиный улей.

Гуннстейн сердито махнул рукой, в очередной раз пуская всё на самотёк. Ему точно не хватало умения управляться с людьми, с каждым часом его приказы слушали всё меньше и меньше. Возможно, если бы он хоть разок дал в зубы тому же Олафу за пререкания со старшим, проблема исчезла бы сама собой, но Гуннстейн был стар, и в драку лишний раз старался не лезть.

— Заткни пасть, Олаф, — сказал я.

Если Гуннстейн позволяет всем подряд плевать на дисциплину в отряде, то я подобного не терпел, а значит, вынужден был действовать самостоятельно.

— Подожди, пока мы выберемся из Мерсии, вонючий щенок, и ты за всё ответишь, — процедил Олаф.

— Если ты хочешь сделать это побыстрее, то заткнись и шагай, — сказал я.

Олаф был крупнее и сильнее меня, старше почти на десяток лет, в самом расцвете сил, каждое лето ходил в викинг, тогда как Бранд выбрался в поход впервые в жизни. Мы не равны, но я нисколько его не боялся. Самыми опасными в нашей команде для меня казались Рагнвальд, Кнут и, как это ни странно, Хромунд.

Ругались не только мы с Олафом. Кьяртан подшучивал над Токи, тот вяло огрызался, мой кузен Торбьерн то и дело пытался декламировать свои стихи, за что ему тут же прилетало от всей команды, Хальвдан периодически донимал Асмунда. Отряд сам собой распадался на несколько мелких групп, и что-то мне подсказывало, что очень скоро кто-то потребует разделить добычу и команда «Чайки» перестанет существовать как единое целое. По сути, уже перестала.

Будь на месте Гуннстейна чуть более опытный руководитель, он бы мигом пресёк все эти поползновения, но старик всю жизнь рулил кораблями, а не людьми.

Но всё-таки мы шаг за шагом приближались к Восточной Англии, в которой, возможно, почувствуем себя в безопасности. В конце концов, норманны были не только грабителями и убийцами, но и торговцами, причём гораздо чаще, чем могло показаться на первый взгляд. Причём одни и те же люди, неплохо поторговав в одном месте, на будущий год могли вернуться туда же с оружием в руках. Любой торговец с лёгкостью становился пиратом, завидев какую-нибудь лёгкую добычу, и наоборот.

Вот и я рассчитывал, что мы, ускользнув за пределы Мерсии, представимся торговым караваном и спокойно пройдём через всю страну, уже не избегая случайных встреч, а наоборот, заглядывая в каждый порт в поисках нового корабля.

Нашей добычи должно было хватить на покупку. Да, Гуннстейн, да и все остальные, считали местные шедевры судостроения просто плавучими кусками дерьма, как и всё, что не построено своими руками, но у нас нет ни времени, ни возможности строить новый корабль.

А присоединяться к чьей-то команде — тоже не выход. Ни один хёвдинг в здравом уме не пригласит на свой корабль полторы дюжины викингов. Если только он не какой-нибудь могущественный ярл, но служение такому накладывает массу обязательств, которые нам тоже ни к чему. Особенно теперь, накануне вторжения большой армии датчан.

Гораздо разумнее будет присоединиться сразу к Рагнаррсонам. Желательно, как команда отдельного корабля, без всяких промежуточных вариантов. Но для этого нам и Англию нужно покинуть, как команда. Пока же всё шло к тому, что наш отряд очень скоро развалится.

К полудню мы вышли к неизвестной реке, преградившей нам путь. Дорога резко сворачивала и дальше шла вдоль берега, вероятнее всего, к какому-нибудь рыбачьему посёлку, а нам надо было на ту сторону. Мостов, само собой, не было и в помине.

— Так, и где тут брод? — хмыкнул Лейф.

— Не берега, а сплошные заросли, — сплюнул Токи. Камыша и осоки здесь и в самом деле было изрядно.

— Как у твоей мамани под юбкой, — тихо посмеялся Олаф, но его никто не поддержал.

— Вверх по течению надо идти, — сказал Гуннстейн.

Вот и началось то, что я предвидел. Внезапные препятствия, попытки их обойти и всё такое прочее, в разы увеличивающее время нашего путешествия. Гладко было на бумаге.

Сказано — сделано. Мы повернули и пошли вдоль берега, высматривая хотя бы один признак того, что поблизости есть брод. Вот уж где точно не помешал бы проводник из местных. Но пока мы могли видеть только заросли камыша, полностью скрывающие подходы к воде, и редкие спуски к водопою.

— Может, где-то мост будет? — предположил я.

— Местные не строят мостов, — скучающим тоном ответил Хальвдан.

— И слава богам, что они этого не делают, — вставил Рагнвальд. — Иначе мы бы не смогли подниматься по их рекам вглубь страны.

— Как это? Я точно помню каменные мосты, — произнёс Лейф.

— Ха! Саксы не умеют строить из камня. Те мосты построили великаны, — уверенно заявил Рагнвальд.

— И куда же эти великаны делись? — спросил Торбьерн.

— Ушли, — пожал плечами Рагнвальд.

Знаю я тех великанов, ростом метр с кепкой. Римляне. Мы порой встречали какие-нибудь руины сторожевых башен или старых римских ферм, но близко не подходили. И местные тоже старались держаться от них подальше, опасаясь призраков. Иначе давно бы уже растащили всё до фундамента.

Мы шли дальше вдоль берега, дорога постепенно превратилась в узенькую тропку. Возможно, разумнее было бы идти вниз по течению, там наверняка у местных где-нибудь припрятаны лодки, в тех же зарослях камыша, но переправа на лодке заняла бы слишком много времени. Будь я на месте преследующих нас мерсийцев, постарался бы настигнуть врага как раз во время переправы.

Наконец, впереди показался брод. Река в этом месте круто поворачивала и сужалась, и, видимо, глубина здесь как раз позволяла пересечь её без особых сложностей. Берег что с нашей, что с другой стороны был вытоптан. Как минимум пару часов с этой рекой мы потеряли, а впереди нас наверняка ждало ещё несколько.

Успокаивало одно. По рекам обычно проходили границы шайров, и с каждым новым пройденным шайром уменьшались шансы на то, что наши преследователи нас найдут.

Мерсия хоть и считалась единым королевством, но каждый олдермен и каждый тан в своей вотчине правил по своему разумению, и помощь соседу в поимке банды норманнов далеко не всегда входила в их планы. И, насколько я понял, подобная ситуация сейчас примерно везде. Единства на самом деле нет ни среди саксов, ни среди датчан, ни среди норвежцев или свеев. Каждый мелкий правитель считал себя практически независимым корольком, а вассальная клятва не накладывала жёстких обязательств, и если король вдруг оказывался слабее своего вассала, то рассчитывать на выполнение своих приказов он не мог. Здесь царила власть силы, а не закона, хотя саксы уже пытались делать первые шаги к этому.

Даже происхождение из какого-либо знатного рода не давало гарантий на то, что ты будешь править. Скьёльдунги и Вёльсунги вели свой род от Одина, Инглинги считали своим предком Фрейра, как и сотни династий рангом пониже. Но даже происхождение от одного из богов не давало никакого права на престол, решала только сила и удача. Если ты достаточно силён и удачлив, то за тобой пойдут люди, а чем больше людей готовы подчиняться твоим приказам, тем сильнее ты становишься.

Я, кстати, пользуясь моментом, на одном из привалов расспросил Торбьерна о нашей родословной, ссылаясь на то, что память ко мне так и не возвращается.

— Что, даже имя своего отца забыл? — сердито спросил кузен.

— Я же тебе говорил, что всё забыл, — в тон ему произнёс я.

— Храфн звали его, — сказал он.

— Звали? — спросил я.

— Ушёл в Миклагард, там и сгинул, — сказал Торбьерн. — Мой-то папаша вернулся, а твой — нет. Они родными братьями были, а мы вот с тобой кузены.

Миклагардом тут называли Константинополь, самый богатый и самый большой город всего известного мира. Царьград, если по-русски. А путь туда лежал через Хольмгард, он же Новгород, и Кенугард, он же Киев. Хотелось бы там побывать когда-нибудь, но я прекрасно понимал, что это если и произойдёт, то очень нескоро.