Коварный брамин из Ассама. Гибель империи. Реванш Янеса

– Мой господин, – всхлипнула рани, позволив усадить себя на невысокую оттоманку, заваленную разноцветными парчовыми подушками.

– Моя маленькая женушка всякий раз теряет покой, стоит мне взяться за ружье, – рассмеялся Янес. – Хотя отлично знает, что я никогда не хожу на охоту в одиночку и меня не пугают даже самые свирепые тигры.

– Однако вы пренебрегаете государственными делами, милорд.

– А зачем нам тогда министры, получающие годовое жалованье в десять тысяч рупий? Чтобы позволить себя дурачить и травить? Что до меня, в моих жилах течет горячая кровь Малайских Тигров, и тебе это известно. Как наш Соарес?

– Спит.

– Кто с ним сейчас?

– Кормилица. Детская заперта, у двери стоят раджпуты с тибетскими мастифами. Туда никто не проникнет.

– Да уж, мастифы способны завалить медведя. Пойдем-ка проведаем нашего сына.

– Только не шуми, а то разбудишь его.

– Я тихо.

Они встали и, полуобнявшись, подошли к двери, скрытой тяжелой парчовой занавесью. За дверью открылась комната, обитая белым шелком. Пол покрывали толстые яркие ковры из Кашмира, вдоль стен стояли неизменные диванчики. В центре находилась серебряная колыбелька, по форме похожая на рыбу, прикрытая легчайшим шелковым облаком. В ней спал наследник правителей Ассама.

Янес приподнял муслиновый полог, под которым безмятежно посапывал ребенок. Одну ручку он вытянул вперед, словно держа оружие. Соарес был очень развит для своих двух лет. Его прозрачная кожа имела розовый оттенок, встречающийся у американских, кубинских и пуэрто-риканских креолов благодаря смешению крови. Черные, как у матери, и довольно длинные волосы вились тугими кудрями.

– По-моему, ему снятся будущие сражения, – заметил Янес, опуская полог. – Его пальчики подрагивают, будто нажимают спусковой крючок карабина.

– Когда-нибудь твой сын станет великим воином, – сказала Сурама. – А мы будем размышлять о том, как бы укротить порывы его горячего сердца.

– Отправим на обучение к Сандокану, если тот будет жив. К сожалению, даже Малайские Тигры стареют. – Янес вздохнул.

– Сандокан проживет еще сто лет!

– Ты слишком оптимистично настроена.

Португалец вновь обнял жену за тонкую талию и повел обратно в кабинет. Лицо его посерьезнело.

– Тебе известно, что в нашем царстве не все ладно. Колеса государственной машины того и гляди развалятся. Если мы в ближайшее время не отремонтируем их, то рискуем погибнуть.

– Я боюсь, Янес. Боюсь за тебя и Соареса.

– А я – за тебя, Сурама. Сегодня на Кайлас[20] отправились наши министры, завтра туда можем отправиться мы.

– Но подданные нас любят.

– Согласен, однако, по моему мнению, простые люди тут ни при чем.

– Ты кого-то подозреваешь? Я вижу это по твоим глазам.

– Да. Синдхию. Он мог бежать из Калькутты и попытаться вернуть себе корону.

– Мне тоже приходила в голову подобная мысль. Синдхия такой же подлец, как и его брат, потехи ради убивший собственных родственников.

– Что ты мне посоветуешь?

– Отправить в Калькутту Каммамури. Пусть проверит, на месте ли Синдхия.

– Я дам ему еще одно задание. – Янес начал расхаживать по комнате. – Хочу послать в Лабуан шифрованную телеграмму и вызвать сюда Сандокана и его Тигрят. С ними и с верными горцами Садии мы заставим таинственного убийцу плясать…

– Хочешь призвать в Ассам Сандокана?

– Думаю, сейчас это необходимо, дорогая. Наш трон слишком сильно шатается. Не пройдет и месяца, как Тигрята со своим вождем будут здесь.

– Но откликнется ли Сандокан на твою просьбу?

– Почему нет? На Момпрачеме сейчас спокойно, он наверняка заскучал. Ты его знаешь, Сандокан не любит сидеть сложа руки. Он жить не может без звона оружия и запаха пороха. Едва он получит телеграмму, как прыгнет на корабль и на всех парах помчится сюда по Индийскому океану.

В дверь постучали.

– Кто там? – спросил Янес, кладя ладонь на рукоять пистолета.

– Это я! – прозвучал гулкий голос из-за двери.

– Тремаль-Наик! – радостно воскликнули в унисон Сурама и Янес.

Глава 3

Крысолов

В кабинет вошел знаменитый охотник на тугов из Сундарбана. Мужчина лет сорока пяти, внешне – яркий представитель бенгальцев: стройный и гибкий, с благородными, очень живыми чертами лица, светлокожий, как подобает индийцу высшей касты, не испорченному кровью парии. Одет он был в наряд, характерный в то время для богатых младоиндийцев, отказавшихся от дхоти[21] и уттарий[22] ради англо-индийского костюма, более практичного и удобного: белая полотняная куртка с красными шелковыми галунами, широкий пояс, из-под которого высовывались два длинноствольных пистолета, узкие белые штаны и небольшой разноцветный тюрбан.

– Откуда ты явился? – спросил Янес, пожимая товарищу руку. – Я уж было решил, что и тебя отравили.

На лицо Тремаль-Наика набежала тень, черные глаза яростно сверкнули.

– Как видите, друзья, я жив, – ответил он. – Спешил к вам, даже в таверну не заглянул, хотя мне бы не помешало промочить горло. Клянусь Шивой, дела наши обстоят неважно!

– Думаешь, мы этого не понимаем? – вздохнул Янес. – Но где ты был?

– Гонялся вместе с Тимулом за отравителем твоего первого министра. Этот Тимул просто чудо. Если уж взял след, узнает его из тысячи.

– Что ты выяснил? – в один голос задали вопрос португалец и Сурама.

– На первый взгляд кажется, что в вашей столице все тихо и спокойно, однако здесь подспудно зреет заговор: кто-то хочет лишить вас трона.

– Но где же прячутся заговорщики? – в раздражении вскричал Янес. – Скажи, и я велю немедленно их схватить!

– Это будет нелегко, – ответил Тремаль-Наик, усаживаясь в кресло-качалку. – Хорошо ли ты знаешь подземелья своей столицы? Готов поставить тысячу рупий против одной, что ты понятия о них не имеешь.

– Мне известно, что дворец, пагоды и прочие крупные здания выстроены на крепкой каменистой почве.

– И ты никогда не слышал о лабиринте катакомб под городом?

– Слышал, но мне и в голову не приходило лезть в эти зловонные клоаки, полные опасных болезней. Ох уж эти государственные заботы! Ни минуты покоя!

Сурама и Тремаль-Наик рассмеялись.

– А ты рассчитывал управлять страной из джунглей, охотясь на буйволов, тигров и слонов? – скептически поинтересовался Тремаль-Наик.

– В конце концов, принц имеет право на отдых, – не моргнув глазом ответил португалец. – Не говоря уже о том, что мои охотничьи вылазки избавляют подданных от опасных тварей. Сурама и сама может подписать все указы, а я правлю при помощи карабина. Итак, что там в этих клоаках?

– Туда привел след, взятый Тимулом. Он оборвался прямо перед сточным колодцем, выкопанным, наверное, еще триста лет назад при Великих Моголах[23].

– А вы не ошиблись? – спросила побледневшая Сурама.

– Тимул – настоящая ищейка, он никогда не ошибается. Мигом отыскал следы ног брамина, отравившего министра.

– Может, он вовсе не брамин, а переодетый дакойти? – предположил Янес.

– Пока неизвестно, но я надеюсь разгадать эту тайну. Помнишь, Янес, как мы с Сандоканом и его Тигрятами охотились на последних тугов, прятавшихся в подземельях Раймангала?

– Да, кажется, это было вчера! Помню, как они собирались утопить нас, точно крыс, застигнутых ливнем. Тогда смерть прошла совсем близко… – Янес вдруг осекся и вскочил на ноги. – Кто там?

– Это я, господин! – послышался голос Каммамури. – Я стучал уже три раза, но вы не услышали.

– Для тебя наши покои всегда открыты. Входи. Кстати, твой хозяин тоже здесь.

– Знаю, знаю, я видел его прежде вас.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел маратха, а с ним четверо лакеев: они несли чеканные золотые подносы, уставленные блюдами с огромными буйволиными языками. Над яствами поднимался пар.

– Ты у нас теперь поваренок? – спросил Тремаль-Наик.

– Да, пока не обнаружим и не казним отравителя. На кухне нынче повелеваю я и глаз не спускаю с поваров. Вы, господин Янес, за делами совсем позабыли об ужине.

– Почти, – ответил португалец. – Однако с удовольствием отведаю твоей стряпни, особенно если мясо не приправлено ядом.

– Эти языки и подливу к ним я готовил своими руками, никого и близко не подпускал, можете есть без опаски.

Вошли еще четверо лакеев с серебряными тарелками, столовыми приборами, бокалами, бутылками, салфетками и скатертью. Круглый стол эбенового дерева, изысканно инкрустированный золотом и перламутром, выдвинули на середину комнаты и быстро сервировали. По кивку Янеса безмолвная прислуга на цыпочках покинула комнату.

– Министры сторожат тело? – спросил португалец у Каммамури.

– Да, господин. Сторожат и пьют вино.

– Пускай. Однако сюда не должен больше входить никто, кроме Тимула: мы позовем его, когда он нам понадобится.

Янес сам запер дверь на ключ и сел за стол рядом с женой.

Каммамури из повара превратился в слугу, вернее, в лакея и принялся споро нарезать мясо и поливать ломти красноватым соусом, остро пахнущим душистым перцем – излюбленной приправой индийцев.

Страх смерти не помешал мужчинам и прекрасной рани воздать должное ужину, поскольку никто из них не решался прикоснуться к пище после отравления министра. Убедившись, что пробки на бутылках с пивом не повреждены, Янес откупорил их, наполнил узкие бокалы голубого хрусталя и, закурив, сказал сидящему напротив Тремаль-Наику:

– Вот теперь можно и побеседовать. Значит, след оборвался у клоак?

– «Оборвался» – не совсем верное слово. Ни я, ни Тимул не рискнули спуститься вниз. Неизвестно, куда ведут подземные туннели и сколько их там вообще. К тому же в тех зловонных норах обитают сотни людей.

– Парии?

– Или заговорщики. Я расспросил одного типа, хорошо знающего клоаки, и он ответил, что несколько месяцев назад этих загадочных людей там и в помине не было. Они пробираются туда по ночам, в свои смердящие норы. Зачем они туда спускаются? Охотятся на крыс? Не думаю.

– Согласен. – Янес выдохнул кольцо ароматного дыма. – А что за тип?

– Да есть там один – старик, но еще крепкий. Кажется, из банья[24].

– Банья, говоришь… Значит, его нетрудно будет обнаружить. Он мне нужен.

– Уже сделано, Янес. Старик здесь, под надзором Тимула.

– Пусть приведет его сюда немедленно! Этот человек может оказаться ценным свидетелем.

– Я тоже так решил. А в подземельях легко затеряться.

Тремаль-Наик осушил бокал, бросил на пол окурок и вышел за дверь. Каммамури принялся собирать грязную посуду, оставив на столе только пиво.

– Они пробираются туда по ночам, в свои смердящие норы.

Не прошло и минуты, как Тремаль-Наик вернулся с седым длиннобородым старцем, чей острый взгляд напоминал змеиный. Его тощее тело было обернуто в драное выцветшее дхоти, когда-то бывшее ярко-желтым. На голове – самого жалкого вида тюрбан.

Войдя, он трижды низко поклонился рани и Янесу, после чего выжидающе уставился на них блестящими, словно у кота или тигра, глазами.

– Кто ты? – спросил Янес, кивнув старику на стул, и знаком велел Каммамури подать ему бокал пива.

– Я – банья, ваше высочество.

– Люди твоей касты – удачливые и преуспевающие купцы. Чем ты занимаешься в моем городе? Что продаешь?

– Крысиные шкурки. Отправляю их в Калькутту одной английской мастерской. Они делают из них прекрасные перчатки.

– Ну и дела! То есть ты охотишься на грызунов?

– Да, ваше высочество.

– И как? Прибыльно?

– Настолько, что я не могу позволить себе новое дхоти. – Старик вздохнул.