— Я? — не понял Эдвард — его мысли были далеко: с братом и отцом, с их тайным разговором, — и спросил: — Я смогу при вас кататься на лошади снаружи?
— Если вы будете осторожны, — подавшись вперёд и не переставая улыбаться, ответил лейтенант.
— Конечно. — Эдвард пожал плечами. Что угодно, чтобы развлечься без особого контроля.
Проехав на чёрном лоснящемся жеребце несколько кругов по открытому стадиону, Эдвард приказал увести лошадь и отослал присматривающего за ним лейтенанта Оуэна, уверяя, что ничего не приключится — меч у него бутафорский, а по турникам он лазал десятки раз. «Да, да, я буду осторожен», — с раздражением повторил Эдвард и, когда Оуэн, наконец, ушёл, пообещав находиться рядом, если понадобится, бросился в конец конной площадки, где за оградой росли дикие яблони с кислыми плодами. Чтобы их достать, приходилось залезать на забор, и с год назад обоих братьев наказали за порванную одежду и неподобающее поведение — как это, принцы и лазать по деревьям! С тех пор мальчики были очень осторожны и старались не попадаться на глаза тем, кто мог доложить отцу.
Сорвав кислое бледно-зелёное яблоко, Эдвард пошёл гулять по стадиону в ожидании Филиппа. Тот наверняка обсуждал что-то очень важное! И, разумеется, Эдварда никто не собирался в это важное посвящать. Он был маленький! Эдвард закатил глаза и пнул попавшийся на дороге камень.
Солнце пекло сильнее, Эдвард расстегнул плащ, от кислого яблока хотелось пить и руки стали липкими. И именно в момент, когда Эдвард собирался вернуться в здание, вышел Филипп. Он зажмурился после тёмных коридоров, приложил ладонь к лбу козырьком и, ничего не говоря, подошёл к чучелу с крестами-мишенями по всему соломенному телу. Филипп достал меч и вздохнул. Чучело иногда оживляли для тренировок, но без взрослых оставалось только отрабатывать удары на неподвижном противнике.
Эдвард забрался на турник рядом с чучелом и во все глаза смотрел, как Филипп раз за разом ударяет в центр мишеней и недовольно морщится. Ему не нравилось ни одно движение: то кисть пошла не так, то недостаточно силы удара… Филипп хотел быть идеальным, хотел достичь призрачного, несуществующего совершенства, которое выстроил в голове, во всём, но с каждым движением лишь разочаровывался в себе. Он и не предполагал, что выглядит мастером в глазах младшего брата.
Филипп бросил шпагу и плюхнулся на траву, запрокидывая голову.
— Ты чего? — спросил Эдвард, пережёвывая кусок яблока.
— Отец сказал, что мне нужно пройти тест… Но у меня ничего не получается так, как надо!
— Всё выходило прекрасно, — пожал плечами Эдвард. — Ты справишься!
— Ты не понимаешь. Это тест на выявление способностей, магического уровня. Его проходят в четырнадцать. — На лице Филиппа промелькнула гордость, но тут же сменилась отчаянием. — Ещё бы полгода, и я бы был готов.
Он застонал, опять откидывая голову и подставляя лицо солнцу.
— Ты справишься, — повторил Эдвард и откусил ещё кусок.
Филипп раздражённо посмотрел на него и произнёс сквозь зубы:
— От этого зависит моё поступление в Академию Мидланда! И никто не будет проводить повторный тест, если я провалюсь сейчас.
Эдвард понимающе закивал. Академия Мидланда считалась главной школой восточной части Мэтрика. Она находилась в единственной стране, где монархию сменила демократия; её курировал Совет Магии, поступить туда было престижнее, чем куда-либо, и только соответствие высоким стандартам Академии могло открыть её двери — не статус, не деньги.
— Я тоже хочу в Академию… — задумчиво протянул Эдвард.
— Тебе ещё рано, — хмыкнул Филипп.
Эдвард скривился и показал брату язык. Он хотел ответить, сказать что-то — и лучше, чтобы задеть Филиппа тоже. Но всё, что приходило на ум, пока он разглядывал с высоты турника площадку, было слишком обидным, и Эдвард молчал.
Тишину нарушил Филипп.
— А ещё отец сказал, что, когда я пройду этот тест и он узнает результаты, я получу одну из семейных реликвий. Я бы хотел Огненный меч. Он был у деда, помнишь? Гораздо полезнее доспехов…
— Кольчуги, — рассеянно поправил Эдвард, но брат его не слушал.
— И уж тем более полезнее Кристального Ока. Зачем оно вообще? В бою оно не поможет. — Он презрительно скривился. — Кто может его захотеть? А ты, Эд, что бы ты хотел?
— Меч, — без тени сомнения сказал Эдвард, взъерошивая рыжеющие на солнце волосы.
— Нет, — мотнул головой Филипп. — Меч заберу я. Выбери другое.
— Тогда… — Эдвард задумчиво посмотрел в лицо брата.
Глаза Филиппа искрились, он уже видел себя с заветной реликвией, уже представлял, как держит Огненный меч, и Эдвард не стал спорить.
— Тогда я бы хотел Кристалл.
Филипп переменился в лице.
— Ты чего? — Он смотрел на брата как на умалишённого.
— Я буду смотреть через него в будущее! Представь, сколько всего можно было бы предотвратить, если бы мы знали, что будет! Ты бы знал, какие задания будут на тесте. И поступишь ли ты в Академию. И ещё столько всего!..
Филипп нахмурился.
— Так нельзя, Эд. Это жульничество. Нужно жить в настоящем. Нельзя заглядывать в будущее после каждого решения и проверять, верно ли поступил. Это может только всё испортить. Хотя тебе не понять…
Эдвард упрямо мотнул головой, кинул в Филиппа огрызком яблока и, спрыгнув с турника, зашагал к выходу со стадиона.
Эдварду не нравились коридоры основного корпуса. Под потолками, кажущимися низкими даже одиннадцатилетнему мальчику, болтались световые шары, но света их было недостаточно, и хотелось зажечь ещё. Эдвард шёл по мрачным коридорам, уткнувшись в пол и уже не надеясь прийти к кабинету отца — он знал, что потерялся. Должно быть, свернул не туда после лестницы. Это было неудивительно, когда все повороты казались одинаковыми и нигде не висело ни единой таблички. И, как назло, по дороге Эдварду не встретилось ни души. Обычно днём коридор кишел людьми, топал десятками сапог и хлопал дверьми; каждый первый намеревался помочь или увести обратно на стадион, потому что детям нельзя было находиться в столь важном подземном крыле, где работали взрослые. Сейчас же — пустота. Даже лейтенант Оуэн, обещавший быть поблизости, куда-то исчез! И, плутая, Эдвард уже думал, не зашёл ли он в необитаемый отсек, где его найдут через пару лет грязным и голодным. А ведь он хотел только найти отца и спросить, почему Филипп проходит тест сейчас, почему поступает в Академию годом ранее, точно ли он получит меч…
Тут Эдвард поднял глаза от пола и замер. Заканчивающийся развилкой коридор показался смутно знакомым. На стенах появились эмблемы, у дверей — резные ручки, и, когда, свернув в длинную освещённую намного лучше прочих галерею, Эдвард увидел в конце флаг Пироса во всю стену, у него вырвался вздох облегчения. Он дошёл!
Но порадоваться он не успел — услышал голоса, один из которых точно принадлежал отцу. Оцепенев на мгновение, Эдвард подобрался к углу, заглянул за него и прислушался.
— Ваше величество, у меня важные вести с юга, — сказал мужчина с загорелой кожей и широкими, густыми бровями, одетый в дорожный китель. Звание с такого расстояния было не разглядеть. Зато Эдвард заметил, что после этих слов отец нахмурился.
— Расскажете по дороге, коммандер, — сказал он и пошёл вперёд.
Эдвард спрятался за угол, но продолжил слушать.
— Я только что прибыл с границы. Ночью в приграничном посёлке произошёл ряд нападений, двадцать пять погибших. По крайней мере десятерых опознали как местных жителей. Много разрушений, один дом спалили до основания. В нём обнаружено девять тел, видимо, он стал эпицентром. Все тела взрослые, кто с какой стороны — установить не получается, слишком много повреждений, никаких опознавательных знаков. Но мы идентифицировали следы магии, которая причинила такой ущерб: энергоаура.
— Аура? — переспросил Элиад, и в голосе его слышалась тревога.
— Именно. Соседи слышали взрыв. Несколько человек видели молнию на ясном небе. Говорят, в том доме жили дети, но мы их не нашли. Зато в бору недалеко от деревни обнаружен котлован: обвалена земля, сломаны деревья. А там ещё семеро — не наши, но…
— Но?
— Наши мундиры, ваше величество. Мы нашли значок на оружие, такие носят люди с Райдоса. Мы посчитали важным немедленно доложить вам. Эти люди, надевая нашу форму, настраивают население против нашей армии. Жители приняли нас не очень, кхе, тепло, когда мы прибыли разобраться в ситуации.
— По поводу обстановки мне уже доложили, — сухо сказал Элиад Керрелл. — А вот про значки интересно, коммандер. Передайте их на базу и сообщите представителю Восточного Альянса. Нам не нужна война.
Эдвард, казалось, врос в стену. Кого-то убили… Люди бунтуют… Кто-то настраивает народ против них, Керреллов…
Звук шагов раздался совсем близко. Задыхаясь, еле соображая, Эдвард пулей бросился на другой конец коридора и, пытаясь скрыть ужас на лице, сделал вид, что только пришёл.
— Отец! — крикнул он дрожащим голосом. — Т-то есть, в-ваше величество. Я тебя… В-вас ищу. Здравствуйте, сэр.
Коммандер кивнул и коротко попрощался с Элиадом.
— Что тебе, Эдвард? Я очень занят.
— Я… Пап… — Эдвард уже не знал, что говорить, о чём спрашивать. — Знаешь, а у меня… ну… магия. Вот, смотри!
Вокруг дрожащей руки вспыхнул ореол из пламени, но отец не обратил на это внимания.
— Позже, Эд. Позже, — проговорил он, и его тяжёлая рука легла Эдварду на плечо. — Вернёмся в замок и поговорим. Пойдём, тебе стоит вернуться на стадион.
Эдвард попытался возразить, но осёкся на полуслове и обречённо вздохнул.
3
Филипп нервничал, пожалуй, слишком сильно. Он знал, что за каждым его действием наблюдали. Кто? Это ему было неизвестно, но ощущение слежки не оставляло ни на секунду: ни в тренировочном зале, ни в классной комнате, ни в библиотеке. От поддержки Эдварда становилось хуже: брат не понимал, он маленький, ему рано, а Филипп уже чувствовал горечь разочарования: если окажется, что его результаты хуже ожидаемых, то прощай, Академия. Что скажет на это отец?..
Но когда дело дошло до самого теста, всё оказалось ещё хуже. Филиппа привели в просторную, светлую комнату с потолком-куполом, все стены были увешаны светящимися от переполняющей их энергии золотыми плитами, похожими на медовые соты. Мужчина с золотым моноклем и совершенно бесстрастным лицом, облачённый в золотой камзол, поставил Филиппа в самый центр, на перламутровый круг, и сказал:
— Стойте здесь, ваше высочество.
Он кивнул. Человек ушёл, и Филипп завертел головой, пытаясь понять, как и что здесь может проходить. Может, ему явится иллюзия врагов-соперников? Но где же ему взять меч? Или он тоже будет из иллюзий? А может, надо сдать полосу препятствий? С ними на тренировках всегда было отлично. Или ему покажут интерактивные задачи? Или всё же будет испытание магии? Если так… Филипп прикусил губу, сжал кулаки. Он сможет. Даже если не на высший балл — на достаточный точно.
Выдохнув, Филипп постарался расправить плечи. «Ну что может случиться плохого? — подумал он, пытаясь себя успокоить. — Я ведь всё сдам, что бы здесь ни произошло». Только ожидаемого успокоения мысли не принесли. Филипп нахмурился, настороженно осмотрел помещение, ожидая подвоха. Он ведь не мог просто стоять на одном месте в пустой комнате. Что-то обязательно должно было произойти.
Щелчок — и линии стыка панелей засветились. Филипп дёрнулся от неожиданности, но из круга не вышел. А между тем огни нарастали. Они загорались везде, ослепили… Филипп мотал головой, не понимая, что происходит. Белизна и неизвестность окружали его, и он не видел собственных рук, таким ярким был свет.
А потом появились образы. Резкие, обрывистые, они метались перед глазами. Разрывались. Разрастались. Умножались. От них нельзя было отбиться, увернуться. Непонимание, неготовность к такому граничили с ужасом. А вокруг Филиппа, прямо из-под его ног, стремясь занять всё пространство, появлялись всё новые и новые тёмные картины. Острые крылья. Молнии. Пламя. И дым. И всполохи магии. Множество переплетающихся линий.
Видения не складывались ни во что единое, конкретное, лишь менялись, менялись, менялись. И тут — вспышка, как ярко-жёлтый глаз…
Прошло несколько дней, прежде чем стали известны результаты. Их принёс серьёзный молодой человек, который совершенно не смущался оттого, что его провели к королю: магические оценщики из Мидланда никогда не передавали свои чемоданы с данными посторонним. Он коротко поклонился, входя в кабинет, подошёл к столу его величества и щёлкнул пальцами. Воспаривший белый чемоданчик открылся, и в лучах бледно-жёлтого цвета в воздух поднялись шестиугольная коробка и несколько исписанных листов.
— Ваше величество, — по движению руки молодого человека предметы подлетели к Элиаду Керреллу, и тот заинтересованно поймал их, — общие характеристики и наши прогнозы отражены в бумагах. Шкатулка содержит образы, которые приходили его высочеству. Интересные, надо заметить. К сожалению, нам не удалось точно просчитать его склонности, это сложный случай, но, надо сказать, для Пироса не необычный. Точно можем сказать, что потенциал велик, хоть и не конкретен. Про остальные выявленные качества вы можете прочитать в нашем отчёте.
— Отлично, — сказал Элиад Керрелл, пробегая глазами по бумагам. — Благодарю.
Он поднялся, провожая оценщика, и, когда дверь закрылась, довольно кивнул собственным мыслям. Его задумчивый взгляд окинул стоящего у дверей секретаря, но вместо того, чтобы отдать приказ позвать сына, Элиад Керрелл со сдержанной улыбкой сказал:
— Передайте её величеству, что можно готовить праздник.
Секретарь кивнул и отправился исполнять приказ.
И жизнь в замке закипела. Агнесс Керрелл раздала всем задания и теперь вместе со своим помощником проверяла, как моются полы, как чистятся складки гардин и карнизы. Она лично выбирала цветы, закуски и блюда, проверяла, как расположены световые шары, что должны были зажечься, когда в зале начнёт темнеть. И в итоге все так погрузились в эту суету, что на детей не осталось времени.
Филипп был этому рад. Неведение угнетало, и всё, чего он хотел, — чтобы его оставили в покое. На Эдварда никто не обращал внимания. Попытки поговорить с братом проваливались, и он бесцельно шатался по замку, не зная, чем себя занять между уроками; порой заходил в библиотеку, пытаясь найти книжки с картинками. Выпрыгивание из-за углов на слуг казалось ему занимательным, пока строгий мистер Ларс не пригрозил донести о выходках королеве. «Она обязательно займёт вас чем-нибудь полезным, ваше высочество», — с усмешкой сказал тогда старик, помогая прачке поднимать уроненные от неожиданности вещи.
Эдвард надул губы. С матерью во время подготовки к праздникам он предпочитал не встречаться, по крайней мере, пока она не приглашала портного снимать мерки для нового костюма или на примерки. Тогда Эдвард страдальчески вздыхал, но нехотя собирался после строгих взглядов матери — она никогда не кричала, редко делала замечания, но в её серых глазах выражалось гораздо больше, чем она могла бы сказать.
Эдвард слонялся по залу, стараясь не выдавать, насколько же счастлив быть здесь. Он был самым младшим на балу и полагал, что, не живи он в этом замке, его бы не пригласили на торжество. Как обычно. Отчего-то считалось, что пока тебе нет хотя бы одиннадцати, ты слишком мал, чтобы ходить на балы, одному кататься на лошади, упражняться с настоящим мечом. Эдвард представлял, что когда-нибудь, когда станет королём, отменит это глупое правило. А пока, тихо радуясь, что ему успело исполниться одиннадцать до такого важного торжества, как вручение фамильной реликвии, он старался казаться старше: по-взрослому кланялся гостям, улыбался и говорил дамам, насколько они красивы, и каждая делала ему за это ответный комплимент, называя Эдварда юным джентльменом. Совсем молоденькие девушки хихикали, а несколько пообещали потанцевать с ним позже. Это всё так льстило маленькому принцу, что он не мог дождаться танцев, а ведь перед ними ещё и официальная часть с трофеем для Филиппа…
Зазвучали фанфары, и все обратили взоры в часть зала, где находились королевские троны. Там, на возвышении, устланном красным ковром с окаймлением в виде множества переплётшихся между собой драконов, стояли двое: высокий, сухой мужчина в бежевом костюме и красной королевской мантии и тринадцатилетний мальчик. Они были удивительно похожи: чётко очерченный овал лица, выделяющиеся скулы и бледно-зелёные глаза, глядящие серьёзно и вдумчиво.
Филипп держал спину прямо, заставлял руки не дрожать, но его взгляд бегал по лицам людей, собравшихся в этом зале и теперь взирающих на него, стоящего рядом с отцом. И Филипп никогда бы не подумал, что будет переживать на публике так сильно, как когда отец заговорил.
— Дамы и господа! — начал он на удивление сильным голосом. — Добро пожаловать на Пирос! От лица всей королевской семьи я, король Элиад Керрелл, имею честь приветствовать вас всех в нашем зале. Сегодня по давней традиции мой старший сын Филипп получит право владеть одной из трёх семейных реликвий. И я торжественно объявляю начало церемонии! Пускай явятся хранилища!
Король взмахнул рукой, и на глазах у всего зала из воздуха возникло три саркофага, чёрные, с золотой окантовкой и рисунком в виде раскрытой пасти дракона. Они ничем не отличались друг от друга: ни формой, ни размером. Понять, которая реликвия в каком, было невозможно.
— В одном из них, — объявил Элиад Керрелл, — находится Кристальное Око — алмаз, с помощью которого можно смотреть сквозь время. В другом — Бессмертная кольчуга, дарующая обладателю неуязвимость перед магическими атаками. И в последнем заключён Огненный меч — оружие, способное становиться чистым пламенем и разбивать магические преграды. Теперь нужно сделать выбор.
Он взглянул на сына. Филипп глубоко вдохнул. Перед глазами у него пронеслась картина, такая яркая и реальная, как он берёт в руки меч. Эдвард тоже представил это и было порадовался за брата, как вдруг засомневался. На мгновение он представил с мечом себя: как рукоять ложится в ладонь, как загорается тонкое лезвие и каким взрослым он выглядит с ним. От таких мыслей становилось стыдно, но Эдвард не мог ничего с собой поделать. Он хотел меч. Он так много бы отдал за него! Филиппа ждёт королевство, почему у Эдварда не может быть хотя бы заветной реликвии?
Эдвард снова посмотрел на брата. Сейчас всё решится, он наверняка получит то, что хочет. Но Филипп не спешил. Он обеспокоенно переводил взгляд с одного саркофага на другой, пытаясь вычислить, в каком находится нужный артефакт. Он должен был его взять!
Филипп протянул руку. Он почти чувствовал рукоять меча.
Пальцы коснулись крышки саркофага — и провалились в золотую драконью пасть. Филиппа охватила паника, и он застыл, глядя на руку, до локтя поглощённую вязкой чёрной субстанцией, которая должна была быть деревом. Саркофаг казался бездонным и пустым, но Филипп пошарил пальцами, и паника сменилась одной-единственной мыслью, что больно билась в голове: «Не тот!»
Но выбора не было. Он притянул к себе саркофаг — два других исчезли, — вынул из драконьей пасти дрожащую руку и, нахмурившись, открыл крышку.
Филипп готов был рвать и метать. Он ненавидел всё: судьбу, реликвию, себя, в конце концов. Он так хотел меч! Думал о нём, представлял горячую рукоять в ладони, как он поднимет его и жар от пламени приятно обожжёт кожу… И, наверно, в этом была его ошибка. Он слишком много мечтал и не ожидал такой несправедливости.
— Бесполезная дрянь! — выкрикнул Филипп, захлопывая дверь, и швырнул трофей на пол. Тонкие чешуйки кольчуги укоризненно звякнули.
Он с ногами забрался в кресло и сжался, обнимая колени. Зачем? Зачем ему эта бесполезная броня?! Ему до настоящих боёв, как Эдварду до Академии!
Филипп задыхался от обиды. Казалось, весь мир, все надежды рухнули, и теперь он ничего не хотел — только сидеть в тёмной спальне, упиваясь жалостью к себе и ругаясь на судьбу. Не хватало только разрыдаться, как какой-нибудь сопляк!
Филипп изо всех сил надавил на переносицу. У него не было времени успокаиваться: мать пошлёт за ним в тот же момент, когда заметит, что отлучившийся убрать реликвию сын не вернулся в течение десяти минут.
Но как же сложно было вернуть лицу спокойное — даже не довольное — выражение! Он был уверен, что счастье, которое он пытался выдавить в зале, когда только получил кольчугу, выглядело жалко. Ему аплодировали, а он стоял как громом поражённый.
Филипп со стоном уронил голову на сложенные на коленях руки.
Поделиться книгой: