В интересах личного дела

– Вам знаком этот мужчина?

Варя показала ей фото с вечера Рогова.

– Нет, – с сомнением покачала головой Инга. – Не знаю. И, кажется, давно это было.

– С чего вы взяли? – удивилась Варя.

Она-то точно знала, что мероприятие проводилось не вчера и не месяц назад.

– Платье… На Ляле платье старинное. Она его берегла, но называла «мой наряд из прошлой жизни». Никогда его не надевала больше.

– А больше никого не узнаете на этой фотографии?

Инга снова ответила отрицательно.

Они выпили кофе, и, когда уже расплачивались, Варя, как бы между прочим, спросила:

– Вы знали о глазных каплях, которые Одинцовой выписали после операции?

– Конечно. Она всегда заказывала их в нашей аптеке. Готовили по специальному рецепту.

– Кто? – насторожилась Варя.

– Я и готовила. Больше Ляля никому не доверяла…

– А что, если Инга и поменяла капли на воду, Климов? – суетливо носилась по кабинету Варя, вернувшись на работу. – У нее все для этого было: мотив, возможность.

Он смотрел на нее как-то странно, словно не узнавая. Все дело было в ее стрижке, поняла Варя. И ему не понравилось – он слова не сказал. Она расстраивалась всего десять секунд, а потом забыла. Варя привыкла ему не нравиться.

– Климов, ты чего молчишь? – встала она столбом посреди кабинета.

– Согласись, глупо, – произнес он с запинкой. – Все стрелки сразу переведут на нее. Она же произвела на тебя впечатление умной женщины. Не стала бы она так подставляться. Нет, Варька, думаю, это кто-то еще.

– Кто? – Она надула губы.

– Либо сам Буторин, которому надоели ее похождения. Либо тот, кто приехал на место аварии первым, вызвал врачей и полицию.

– А кто вызвал?

– Неустановленное лицо, которое позвонило с таксофона в ближайшем населенном пункте и исчезло.

– Упс-с-с… – прошипела Варя спущенным шариком. – То есть ты хочешь сказать, что это лицо следовало за Одинцовой, дождалось, когда она расшибется, забрало капли, оставило воду и… Бред!

– Ничего не бред. – Климов встал, как в замедленной сьемке: грациозно и неторопливо, подошел к ней почти вплотную и снова странно взглянул. – Ничего не бред, Воронова.

– Бред! – настырно повторила Варя и отступила на шаг: ей было неловко от того, как он на нее смотрел. – Зачем ему менять настоящие капли на воду?

– Затем, что не было в том флаконе настоящих капель. Там было то, что повредило ей роговицу глаз. Останься Одинцова живой, она бы стала слепой.

– Да ладно! – ахнула Варя, закусив губу.

Вечно он ее обходит! Всегда оказывается умнее и прозорливее.

– Ты говорил с…

– Да, я был в морге больницы номер семнадцать. Там подтвердили, что умерла Одинцова от травм, полученных в момент столкновения ее машины с деревом. А вот глаза… Ее просто ослепили.

Климов улыбнулся, когда Варя попыталась опротестовать, и легонько щелкнул ее по носу.

– Знаю, что она не сразу поехала к их общей третьей подруге. Знаю и про супермаркет, и про бутик. Но! – Он обошел вокруг нее три раза, будто в хороводе у новогодней елки.

Варе было страшно неловко. Она чувствовала себя полураздетой. Климов вел себя до безобразия странно.

– Существует масса лекарств с отложенным действием. Разве ты не знала?

– Знала, но…

Она прикусила губу с досады – начальник снова ее обошел.

– Знала, но не подумала, – призналась она, развела руками, с силой шлепнула себя по бокам и спросила: – Может, кофе, майор?

– Легко! Сбегаешь, ладно?

С той же ленивой грацией Климов вернулся на свое место. Сел, привалившись к спинке рабочего кресла и выбросив ноги далеко вперед. Дождался, когда Варя дойдет до двери, и проговорил ей в спину:

– Тебе идет…

Глава 10

Света вернулась из больницы три дня назад. В тот же день на все окна их дома установили кованые решетки. Оказывается, их изготавливали, еще когда она была в стационаре, по ее заказу, а Вадиму никто ничего не сказал. Более того, вернувшись, Светлана выселила его из их общей спальни на первый этаж.

– Так надо, милый, – только и сказала она, посматривая на него странными глазами, лихорадочно поблескивающими от лекарств, которых ей навыписывали целую гору.

Она даже не попросила его не обижаться. Хотя прежде и извинялась, и старалась не обижать.

– Света, милая. – Вадик удивленно таращил глаза, стоя на пороге спальни, которую еще не так давно занимал. – Что происходит? Ты… Ты решила со мной расстаться?! Свадьбы не будет?!

Мысли, как блохи на бродячей собаке, запрыгали, заметались.

Если она его выставит, он пропал! Куда его определит Света после отставки? В охрану на фирме? Или вообще за ворота выставит? Сейчас Вадик – ее правая рука. Главное доверенное лицо с неограниченными полномочиями. А что будет потом? Куда ему податься с репутацией брошенного жениха?

А жить, самое главное, где он станет? В Челябинск возвращаться не вариант. Там Вадик продал квартиры родителей и бабки, даже сарая нет. А комнату в коммуналке в Москве, которую он купил на деньги, вырученные от продажи квартир на родине, он сдал на год за хорошие деньги. В договоре четко прописано: никаких форс-мажоров не будет, люди живут год. Они оплатили заранее. И если Света, решив с ним расстаться, его выгонит, он пропал.

– Детка, прости, – забыв о своем обещании, она снова назвала его так. – Сейчас не могу об этом не только говорить, но даже и думать. Не каждый день просыпаешься в морге на каталке. Прости…

Вадик стоял и не уходил, глядя на нее глазами побитой бездомной собаки.

– Я ни в чем не виноват, милая, – сказал он твердо. – Поверь мне! Это не моя вина! Я не виноват!

– Разберемся… – прозвучал за его спиной отвратительный голос вездесущего Хлопова.

– Влад, не надо. Не стоит с ним так.

Света поморщилась, быстро подошла к нему, положила ладони Вадику на грудь.

– Ничего не изменилось, милый. Я по-прежнему люблю тебя. Просто мне надо побыть немного одной. Успокоиться. И…

– Мне собирать чемоданы?

Вадик не сделал попытки ее обнять. Он чувствовал себя униженным.

– Ни в коем случае, малыш! – воскликнула она и шутливо мазнула его ладонью по щеке. – Ишь чего удумал! Бросить меня! Просто дай мне время успокоиться и прийти в себя. Ты же не хочешь просыпаться от моих ночных кошмаров?

– Я готов. – Он притянул ее голову к себе, прижался губами к волосам. – Я готов, милая. И в радости и в горе!

– Спасибо. – Она забыто улыбнулась, подняв к нему лицо. – Спасибо, мой мальчик. Мы вместе, даже не думай. Просто… Просто дай мне немного времени.

Ему выделили комнату на первом этаже с окнами на глухой забор. Вадик промолчал, но подумал, что это наверняка распоряжение Хлопова. Тот после истории с нападением вел себя по отношению к нему почти агрессивно. Все что-то вынюхивал, где-то пропадал часами: пытался связать нападение с темными делами Вадика.

У него ничего не выйдет! Он сам не знал, что произошло. Кому это было нужно? Почему все так?

Да, да, его шантажировали. Выдвигали страшные требования, грозили разоблачением. Но он, невзирая на страх быть разоблаченным и предстать перед невестой в невыгодном свете, отказал шантажисту.

– Я не стану этого делать, – сказал он задавленным голосом, лежа на больничной койке. – Никогда не стану. Можешь предпринимать что угодно, я не пойду на поводу у ваших больных фантазий.

– Это ты о чем, дружище? – хохотнул шантажист в телефонную трубку.

– Это я о том, что ты сотворил со своими дружками. Очень грубо и неэффективно!

– Да? А разве ты не в больнице? А твоя невеста не там же? Метод очень действенный, скажу я тебе. Для манипуляций и запугивания. Но… Но это не мой метод, дружище.

– Что ты хочешь этим сказать? – Вадик нахмурил брови, почти полностью скрывшиеся под повязкой.

– Что это не я!

– В смысле?!

Вадик точно помнил тот страшный холод, который промчался по его распластанному на больничной койке телу. Как будто его в емкость со льдом погрузили или в прорубь сунули, так ему сделалось холодно и страшно.

– Это не я, детка, – передразнил его собеседник Светлану. – Стал бы я так заморачиваться! Тут явно придурок какой-то забавлялся.

С этим Вадик был не согласен. Вспомнив все обстоятельства происшествия, он пришел к выводу, что «придурок» весьма умен. Придумать подобное и воплотить в реальность требовало как умственного, так и физического напряжения.

– Тебя обложили со всех сторон, детка, – ерничал его собеседник, позвонив на следующий день. – У кого-то ты прочно засел в печени.

– А может, не я? – предположил он. – Думаешь, у Светы с ее деньгами нет врагов?

– Не знаю.

– Да ты один из них, урод! – заорал на него Вадик. – И я все расскажу ей, понял! Как только она окрепнет. И мне плевать!

– На что? – поинтересовался после паузы его собеседник.

– Расскажи ей все про меня! Все, что знаешь. Посмотрим, в чью сторону будет перевес.

– Это ты о чем?

– О степени вины, придурок! То, чем ты меня шантажируешь, – фигня полная. А вот твои требования тянут на уголовную статью. И на срок приличный. А ты…

Вадик понял, что выдохся. В глазах потемнело, боль перекатывалась с затылка в лоб, оттуда растекалась в виски, тошнило.

– Пошел ты к черту! Не звони мне больше…

Шантажист больше не звонил, но Света вдруг переселила его на первый этаж. И Хлопов вел себя с ним неадекватно. Раньше он не позволял себе такого пренебрежения. А сейчас…

Вадик подошел к окну уперся взглядом в забор.

Будто в тюрьме, подумал он. Повернувшись, окинул взглядом комнату. Просторная, но обстановка весьма аскетичная. Как в гостинице. Или в гостевой комнате их офиса, где иногда оставались ночевать припозднившиеся сотрудники, выполняющие важную срочную работу.

Ему все же пришлось собрать чемоданы. Бегать по лестнице за трусами и носками, все сочли неудобным. Его отселили, сделали гостем в этом доме, и без вмешательства Хлопова здесь не обошлось. А если тот узнает обо всем, чем его шантажируют, и доложит об этом своей хозяйке, то жить в этом доме Вадику останется три с половиной мгновения.

Может, самому обо всем рассказать? Покаяться, и она поймет и простит?

Вадик присел на край дивана, на котором ему теперь надлежало спать в одиночестве, поставил локоть на колено и обхватил лоб растопыренной ладонью.

Рассказать? Признаться или нет? Поверят ему? Не сочтут лжецом и притворщиком?

Света, конечно, могла бы ему поверить, если бы не этот гадкий Хлопов, круживший вокруг Вадика матерой акулой. Как он смотрит на него! Как ухмыляется! Ему, может быть, уже что-то известно. И Хлопов уж точно все преподнесет Светлане со своей точки зрения. У него не будет шансов оправдаться.

Вадик посмотрел на свои вещи, которые еще не успел развесить на плечиках и разложить на полках. Имеет ли смысл? Переселение из спальни на первый этаж – всего лишь отсрочка. Его выставят из этого дома и выгонят с фирмы. Надо трезво оценивать ситуацию и предугадывать события. Нельзя дожидаться неизвестности и потом бежать отсюда с поджатым хвостом и отбитым задом.

Он уйдет отсюда раньше. Сейчас.

К тому же неприятности, в которые они попали на дороге, явно к нему отношения не имеют. Это происки врагов Светланы, и все может повториться, причем с гораздо более страшными последствиями. Могут не оставить в живых ни ее, ни его.

Вадик так не хотел! Он хотел жить. И чтобы Света жила. Но если ее не станет, он не допустит обвинений в том, что остался жив.

Черт! Совсем запутался.

Вадик встал, выкатил из-за двери пустые чемоданы и принялся складывать в них вещи.

Он съедет. Пока не знает куда, но съедет. Вещи уложил аккуратно, чтобы не измять – не понадобится искать утюг в случае необходимости. Ему ведь теперь и о работе надо задуматься, что-то подыскать. А являться на собеседование в измятой одежде так себе идея.

Поставив чемоданы у двери, Вадик полез в задний карман за мобильным. Захотелось позвонить квартирантам. Надежда слабая, но вдруг?

Ему никто не ответил, и тогда он позвонил соседке. Бывшая учительница, ныне подрабатывающая консьержкой, была ненавязчивой, аккуратной и очень незаметной на их общей кухне. Она ему нравилась. Может, была излишне подозрительной, но это ему никогда не мешало.