Формула Бога. Возвращение

— Дочка, ты же знаешь нашу маму. Она найдет тысячу способов, чтобы избавиться от него. К тому же ты и сама прекрасно понимаешь, что за ним нужен постоянный присмотр.

— Я сама буду вставать раньше, и выгуливать его!

— А днем?

— И днем что-нибудь придумаем! Если мы вдвоем пойдем против мамы, она отступит. Я знаю.

— Знающая, ты наша! — усмехнулся он и присел на корточки рядом, чтобы тоже погладить щенка.

Он уже протянул к нему руку, когда поймал на себе остановившийся взгляд Колобка. Сорокаградусный мороз ошпарил все тело Захара, когда их глаза встретились. Это был не Колобок. Вернее, это был он, но взгляд не принадлежал ему. Из глубины черных как ночь глаз на него смотрела сама СМЕРТЬ. И Захар почуял, что это была именно его смерть, а ни чья иная. Она была беспощадна и неотвратима. Сердце опять тягуче и нестерпимо заныло. Он отдернул руку от щенка, будто обжегшись в пламени. Щенок тоже что-то почувствовал и отвел глаза. Захар с трудом поднялся. Колобок, тем временем, как-то ухитрился извернуться из объятий Инессы, и юркнуть обратно в непролазные кусты.

— Ой, папа, он опять убежал! — всплеснула дочь ручонками.

— Ничего, дочка. Раз нашелся, значит, теперь не убежит. Будет здесь поблизости ошиваться.

— Правда!?

— Правда. Пойдем, а то опоздаем, и нас будут ругать, — сказал он, увлекая дочь за собой.

Уже подходя к пешеходной «зебре», он по привычке взял Инессу за руку. Впрочем. Сегодня она и не пыталась вырываться, как обычно это делала. Напротив, она сама вцепилась в отца, словно боясь его потерять. Эта часть города летним утром, как правило, не изобиловала большим количеством автотранспорта, ибо многие горожане уже находились в отпуске, как и он сам, а немногочисленные пока еще фирмы по бытовому обслуживанию населения открывали свои двери гораздо позже. Строго соблюдая правила при переходе проезжей части, Захар дождался, когда на светофоре загорится разрешающий сигнал и не выпуская детской ладошки из своей руки твердым шагом направился на противоположную сторону тротуара. Они уже дошли почти до середины, когда он повернул голову направо. Неизвестно откуда взявшийся лоснящийся хромированными «обвесами» в утренних лучах Солнца бегемотообразный джип с бешеной скоростью и срезая угол на повороте, яростно и неумолимо приближался к ним. Ни проскочить вперед, ни тем более повернуть назад Захар физически не успевал. Если бы он был один, то попытался бы как-то отскочить или проскочить мимо этого жутко рычащего чудовища, но в его руке была доверчиво устроившаяся ручка той, которую он любил больше всего на свете. В глазах сразу потемнело и сердце, бухавшее до этого, как кузнечный молот, вдруг разом замолчало. Времени на размышление не осталось ни единого мгновенья. И он принял решение…

Служба ПВ-перемещений:

местное время 07часов 45минут 56секунд

Внимание! Появление неучтенного фактора

Приготовиться к возможной внештатной ситуации

Объявляется готовность к разрыву контакта и рассинхронизации объектов «1» и «2»

Напрягая все мышцы до разрыва сухожилий, он с неимоверной силой дернул дочь за руку, отшвыривая ее от себя туда — вперед к спасительному краю бордюра. Он вложил в этот рывок всего себя, всю свою накопленную и не растраченную за многие годы силу… и ЛЮБОВЬ. От этого, неимоверной силы рывка, Инесса взлетела почти на три метра вверх и по пологой параболе пролетела еще примерно метров пять или шесть, нелепо махая ручонками в воздухе, словно неоперившийся птенчик крылышками. Он еще успел остатками сознания заметить ее широко раскрытый рот, замерший в немом крике ужаса, когда гора всей массой со всей скоростью сшибла и отшвырнула его изломанное тело. Последней его мыслью была мысль о том, что он все-таки: «Успел…» Девочка приземлилась на тротуар уже за границей проезжей части. Удар был страшным.

В одно мгновение тело Захара Круглова было смято и изломано чудовищной силой. Все сосуды и артерии были оборваны, а внутренние органы сплющены и перемешаны. Зрелище всего этого, одновременно, представляло из себя, ужас и отвращение, почти на грани психологического восприятия. Однако не всегда то, что со стороны кажется безусловной трагедией, является ей на самом деле. Во всяком случае, не для Кругловых. Да-да, это не авторская описка. Кругловых было двое. Вернее он был один, но состоял при этом из двух совершенно разных частей. Одна его часть, как это и положено в соответствии с устоявшимися поверьями совершила неспешный и увлекательный «полет в трубе» и, увидев «свет в конце тоннеля» замерла, остановившись на некоторое время. В общем, все, как утверждали люди, которым якобы посчастливилось перейти за грань смерти. А вот вторая с невероятной для человеческого восприятия скоростью рванула ввысь. Туда. К звездам. ДОМОЙ!

III

Служба ПВ-перемещений

Местное время: 07 часов 50 минут 32 секунды

Внимание! Чрезвычайная ситуация. Вмешательство неучтенных факторов.

Несанкционированное присутствие объекта «3».

Несанкционированное присутствие объекта «4»

Объект 2 выведен из контролируемого координатного поля.

Несанкционированный контакт между объектами «1» и «4» установлен.

Произошла общая рассинхронизация событий.

Жизнедеятельность объекта «1» прекращена.

Экстренная эвакуация объекта «2».

Операция окончена аварийно.

Захария, как это и было положено во всех без исключения девяноста восьми перевоплощениях, очнулся в позе человеческого внутриутробного плода лежащего на правом боку, на который его заботливо пристроили чьи-то очень умелые руки. Он как-то интересовался у техников службы ПВ-перемещений с чем это связано, но из путаных в своей зауми объяснений уяснил только то, что именно такая поза наиболее оптимальна для выхода и возвращения в свое естество при подобного рода путешествиях сквозь пространство и время. Прислушался к своим внутренним ощущениям. Гулко и мощно ухало сердце, будто «баба», которой забивают сваи. Медленно открыл глаза. Приглушенный чуть зеленоватый свет, исходящий, казалось бы, отовсюду нисколько не раздражал. Все также не торопясь скосил глаза направо. Белоснежная атласная простыня приятно холодила голые ноги. Вставать решительно не хотелось. Сердце понемногу успокаивалось, но он решил все же схитрить сам с собой, чтобы продлить мгновенья очаровательного блаженства. Сосредоточившись, он начал вспоминать все, что с ними обоими происходило в этом воплощении. С ним и его реципиентом. Невольная гримаса пробежала по его лицу — не нравился ему этот эпитет. «Как же его звали?! Ах, да, Захар». Удивительное совпадение имен. С ним такого еще ни разу не случалось. Словно четки перебирал события из их общей памяти, то улыбаясь, то морщась от нахлынувших воспоминаний.

Стоп!

Будто тысячи горячих иголок вонзились ему в голову. Нестерпимым жаром накатила от позвоночника волна и словно обручем сдавила мозг. Сердце, бившееся до этого с размеренностью швейцарского брегета, со всего маху остановилось и разом ухнуло в пропасть…

«Инесса!»

Голова буквально взорвалась от последней картинки воспоминаний… Её последний немой крик: «Па-а…!» катапультой подбросил его с ложа, раскаленная сковорода, а не мягкая и прохладная простынь казалось сейчас была под ним. «Как же так?! Инесса! Я тут, а она осталась там! Что с ней будет?!» — вихрем проносились мысли в голове. Рывком сел, свесив ноги на пол. В висках застучала молоточками кровь. Инструкция настоятельно рекомендовала не делать резких движений в первые минуты после возвращения из командировок. К черту инструкции! Он был абсолютно голый. Глазами поискал привычное место для одежды. Так и есть. Кем-то аккуратно сложенное нижнее белье, тога с золотой оторочкой по краю (Гм… знак полковничьего достоинства) лежали стопкой на низкой подставке, расположенной в углу помещения. Там же прислоненные к стене стояли два белоснежных крыла плавно переходящие по окоему в светло-голубой цвет. Рядом с ними скромно примостились котурны с кучей ремешков. Облачившись в тогу и закрепив ее складки на груди массивной золотой пряжкой в виде головы льва, сунул ноги в сандалии. Вздохнул. Очень ему не нравилась эта форма одежды, к тому же он всегда почему-то стеснялся своих голых коленей. С крыльями пришлось повозиться дольше. Большие — более метра в высоту они произвольно изгибались, и все время норовили упасть пока он, изрядно помучившись, не пристегнул их к спине, закрепив наплечными ремешками. Пока возился с крыльями, как-никак прошло более тридцати лет, с тех пор как он надевал их в последний раз, немного успокоился, начав приводить мысли в порядок. Наконец покончив с облачением в парадный мундир, мельком глянув на себя в большое напольное зеркало, вышел из помещения, прикрыв за собой дверь.

Выйдя в широкий и светлый от облицовки натуральным белым мрамором коридор, оглянулся по сторонам. Его никто не встречал. Ну да это и не удивительно, встречают, как правило, новичков вернувшихся из первых циклов, а он был опытным сотрудником в немалых чинах. Коридор здания Шестого — «Русского» (как все его звали неофициально) сектора простирался влево и вправо от Захарии на много сот метров, олицетворяя своей перспективой бесконечность. Поднял глаза. Над дверью, что находилась напротив двери, из которой он только что вышел, горело электронное табло с часами указывающими текущее время. Часы по сложившейся традиции показывали московское время. В «Москве» было 7 часов и 26 минут. Несмотря на ранний час, коридор отнюдь не пустовал — ночные смены готовились к сдаче вахты, а утренние начинали потихоньку подтягиваться на службу. В ноги отдавало гудением трансформатора сверхвысокого напряжения, работающего где-то в подвале. Тут и там сновали молодые ангелы и ангелицы младшего офицерского состава, в мгновенье ока, то появляясь из неоткуда заходили в многочисленные двери, выходящие в коридор, то наоборот, выходя из дверей исчезали в никуда, деловито неся в руках папки и кейсы. Ангелы более высокого ранга, а потому и с более крупными крыльями за плечами, предпочитали банальной телепортации, мерное и неторопливое вышагивание словно древнегреческие перипатетики, с натянутыми на лица масками задумчивой отрешенности. Младшие в своей суетливости старались таких важных особ не задевать, поэтому частенько сталкивались между собою. От этого в воздухе стоял приглушенный шорох и хлопанье, напоминающий Захарии птичий базар. Все было знакомо и привычно. До кабинета шефа, куда он решил направиться первым делом, было далековато, но он по примеру старших ангелов не захотел воспользоваться телепортом, а решил прогуляться пешком, желая не столько размять ноги сколько еще раз привести мысли в порядок. Спешить, по сути, было уже некуда. Предотвратить прошедшее событие по причине его свершения представлялось невозможным. Что же касалось всего остального, то у него было время на обдумывание своих дальнейших шагов в этом направлении. Повернувшись налево, Захария зашагал прямо по коридору. Навстречу иногда попадались знакомые ангелы. Приветствовали друг друга высоким поднятием рук. Иногда останавливались, чтобы перекинуться парой-тройкой малозначащих фраз, типа: «Привет! Уже вернулся?!», «Ну как там?! Где был на этот раз?!», «Ты куда? К шефу?» Приходилось останавливаться, отвечать такими же ничего не значащими фразами: «Привет! Да вот только что вернулся», «Там, все как обычно», «Да, к шефу. Нет, отпускные еще не получал». Пустые разговоры отвлекали и сбивали с основной мысли, но негласный этикет в общении, выработанный тысячелетиями требовал безукоризненной вежливости. Не отсюда ли пошла знаменитая фраза об «ангельском терпении»? В результате чего, дорога к кабинету руководства и так не слишком близкая, превращалась почти в бесконечную. Она вела мимо бесчисленного множества всяких аппаратных, операторских, контрольно-измерительных, технических и подсобных помещений. Вереницей шли испытательные стенды, лабораторные с загадочными, даже для него, самого, функциями, реквизиторских и прочих помещений. Повсюду царила деловая атмосфера крупной корпорации. Деловая суета напоминала ему некую смесь между крупным НИИ и вокзалом в час-пик. Ноги с непривычки к долгому пешему хождению гудели, а котурны, надетые на босу ногу, изрядно натерли пальцы и пятки. Когда, спустя более часа, Захария, всерьез начавший жалеть об игнорировании телепорта, уже собрался было им втихаря воспользоваться, наконец-то появилась широкая и высокая ниша, скрывающая в себе массивные двухстворчатые дубовые двери с такими же массивными бронзовыми ручками и золотой табличкой с двумя лаконичными, черного цвета надписями «Приемная» «Архангел Гавриил». С заметным усилием, потянув на себя ручку тяжеленной двери, он проник в приемную, едва-едва не прищемив крылья, ибо возвратный механизм двери сработал со скоростью гильотины. После ярко освещенного коридора приемная встретила его приглушенным светом канделябров искусно сделанных «под старину». Глаза медленно привыкали к полусумраку помещения. Последний раз он был здесь почти 33 года назад. В убранстве приемной почти ничего не изменилось за исключением того, что, во-первых, со стола секретаря куда-то пропал моноблок с ЖК-кристаллическим дисплеем, а вместо него появился вполне приличного вида голо-монитор с 3D проектором, управляемым мысленными усилиями. А, во-вторых, появилась молоденькая и прехорошенькая ангелица-секретарша в чине младшего лейтенанта, о чем говорил цвет и узор, идущий по краям ее тоги. Секретарша, без преувеличения, была настоящей красавицей, сошедшей с глянцевой обложки журнала для мальчиков пост-пубертатного возраста. Пышные льняного цвета волосы до плеч обрамляли настолько миловидное личико с большими голубыми глазами, что он невольно засмотрелся на нее, забыв на несколько мгновений о том зачем, собственно, сюда и пришел. Её ресницы были такими длинными, что казалось, хлопни она ими, и вместе с ними схлопнется и превратится в точку сингулярности весь окружающий мир. Кожа на лице ее была такой чистой и гладкой, что скорее походила на мейсенский фарфор, чем на настоящее лицо. Губы ее рта были настолько прелестны в своей целомудренной красоте, что хотелось немедленно приникнуть к ним долгим и жадным поцелуем. Он невольно сделал глотательное движение, одновременно подумав про себя не без ехидства: «Эге… а шеф-то у нас хоть и ангел, но отнюдь не монах». Секретарша, упорно не желала его замечать, сосредоточив все свое внимание на мысленном управлении компьютерными процессами. Но Захария и сам не торопился более настойчиво заявлять о себе. Из-за этого складывалось такое ощущение, что она вообще отсутствует на рабочем месте, погрузившись в один из информационных потоков. «Стажерка, — подумал он. — Из кадрового резерва». К ним частенько присылали таких ничего не знающих и ничего не умеющих молодых практикантов для того, чтобы они хоть немного поднаторели на ниве небесной бюрократии. Он был почти уверен, что стажерку шефу буквально навязали, так как знал, что тот не любит никаких изменений в своем личном окружении. Последние полторы тысячи лет, должность секретаря исполняла, уже не молодая, но чрезвычайно опытная в секретарском деле, из «обращенных», по имени Олимпиада Дормидонтовна — женщина поистине выдающихся деловых качеств, и еще более выдающихся габаритов. Шеф был и сам не маленького роста, поэтому всю жизнь (по крайней мере, последние 3000 лет, что Захария лично знал его) предпочитал женщин под стать себе и с пышными формами. «Орлы мух не ловят», — часто приговаривал он, глядя на свою неизменную помощницу. Эта же, судя по бликам от виртуального экрана монитора на ее лице, выглядела сущей пигалицей по сравнению со своей предшественницей. Пауза уже начала затягиваться, когда он все-таки решил, что с него довольно, негромко кашлянул для привлечения внимания к своей персоне. Юная ангелица подняла на него свои глаза, и ее фарфоровое личико слегка порозовело от не напускного смущения. Решив немного отомстить за явное невнимание к себе, не поприветствовав, деловым тоном спросил, кивая головой в сторону двери, ведущей в кабинет:

— Шеф у себя?

— Ой, товарищ под… ой, (опять ойкнула она) извините, полковник?! А я сразу вас узнала! — воскликнула она, заулыбавшись и еще сильней разрумянившись, от чего ее кукольное личико стало еще милей.

— Эээ… — невнятно проблеял он, явно не ожидая такого поворота событий.

— Ну как же! Вы у нас на первом этаже в вестибюле висите на доске почета «весь Рай ровняется на них». Я всегда любуюсь, когда мимо прохожу. А мы вас еще не ждали. Думали, что вы пока на реабилитации будете.

— Наверное, все-таки не я, а мое фото висит на доске? — решил съехидничать он.

— Да-да, конечно, — чуть смутившись, пробормотала она, скромно опуская реснички. Девчонка явно начинала ему нравиться, поэтому не став далее вгонять в краску молодую особь, он еще раз спросил, но уже куда более ласковым тоном:

— Так что насчет шефа? У себя? Принимает?

— Да. У себя. Подождите минуточку, я сейчас доложу о вас.

Она с улыбкой бодренько вспорхнула с крутящегося кресла и метнулась к двери обитой красной кожей. Стоя на полу, она уже не оказалась такой миниатюрной, как он предположил вначале. «Ого, крошка, а ты не такая уж и пигалица, как мне показалось сперва», — невольно про себя отметил Захария. И в самом деле, когда она поравнялась с ним, то оказалось, что её рост всего лишь на полголовы меньше чем у него. Это приятно пощекотало его ноздри. Сам немалого роста, он любил статных и высоких женщин с рельефными формами. Тихонько пискнув, она потянула ручку двери на себя. Вопреки ожиданиям дверь послушно начала открываться с неторопливой грацией объевшегося бегемота. Она юркнула в образовавшийся проем. Ждать пришлось недолго. Буквально через пять секунд она также резво выскочила из кабинета и, придерживая одной рукой дверь, второй сделала приглашающий жест входящему.

Захария, ничуть не колеблясь, вошел в кабинет. За время его отсутствия, в кабинете, так же как и в приемной разительных перемен не случилось. Всё тот же толстый, с длинным по щиколотку ворсом шемаханский ковер во всю площадь немаленького помещения, стены, облицованные светло-ореховыми панелями, высокие и широкие окна с подоконниками, уставленными всевозможными цветами в горшочках, массивный дубовый стол, расположенный у противоположной от входа стены заваленный бумагами и аппаратами телефонно-селекторной связи. Шеф был отчаянным ретроградом, поэтому предпочитал держать в руках телефонную трубку, стилизованную под «старину», нежели носить в ухе шарик миниатюрный шарик связи. К столу шефа был перпендикулярно приставлен столик поменьше с двумя приставленными к нему изящными золочеными креслицами в стиле барокко. Все как было в прошлый раз. Шефа во главе стола не было. Среди обильной зелени, усеявшей подоконники, Захария не сразу увидел своего начальника. Тот стоял в проеме окна, держа в руках небольшую садовую лейку из которой бережно поливал предмет своей ничем не обоснованной гордости и вполне обоснованного бесконечного разочарования — гигантскую маммилярию. «Проклятая верблюжья колючка», — как в сердцах иногда выражался он в адрес своего кактуса, вымахала, чуть ли не в два метра, но упорно не желала зацветать. Впрочем, когда у шефа было хорошее настроение, то «проклятая верблюжья колючка» превращалась в «наш ответ лорду Керзону». Архангел повернул голову в сторону вошедшего. На вид непосвященного, старшему ангелу было примерно за пятьдесят лет, а никак не восемь тысяч, о чем свидетельствовали документы. Впрочем, этого нельзя было сказать и о самом Захарии. Тридцатилетние с хвостиком черты его лица скрывали за собой почти пять тысяч лет полной приключениями жизни. Светлая улыбка неподдельной радости моментально озарила резкие черты лица архангела, изборожденные глубокими вертикальными морщинами. Рот растянулся в благостной улыбке, обнажая ряд ровных, как на подбор, белых и крепких зубов, нерастраченных в подковерных баталиях с недоброжелателями. Однако все это не помешало Захарии заметить, что-то новое в поведении начальника. Громадные, будто выкованные из цельного куска серебра крылья в радостном возбуждении слегка приподнялись и опустились за его могучей спиной. Но глаза, при этом, у него были какими-то испуганными и немного растерянными, будто он только что увидел привидение «белой дамы» в Несвижском замке. «Что это с ним?» — подумал Захария. «Неужели он не ждал моего возвращения?» Впрочем, эта немая неловкость продолжалась всего лишь доли секунд. Старший ангел быстро взял себя в руки.

— А поворотись-ка, сынку! Экой ты смешной какой! И эдак все ходят у вас в райских кущах?! — слегка переиначив и адаптировав известную всем фразу, воскликнул он. Заведующий сектором любил щегольнуть прекрасным знанием русской литературной классики. Все окружающие были в курсе его маленького увлечения и всегда охотно принимали его манеру общения.

Гавриил подошел и крепко по-отечески обнял подчиненного за плечи. При этом крылья старшего ангела взметнулись, чуть ли не к потолку, создавая неслабое дуновение в кабинете. Слегка отстранив от себя прибывшего из командировки, но, не выпуская его плеч из своих рук, добродушно пророкотал:

— Хорош! Хорош!

На попытку Захарии доложиться о прибытии по всей полагающейся форме, заведующий только отмахнулся:

— Молчи! Все знаю! И про жизнь твою, и про дела, и про твои подвиги, особенно последний. Сводку уже доставили. Читал! — кивнул он на стол с бумагами. — Пойдем-пойдем, проходи, садись.

Ненавязчиво подталкивая, усадил в золоченое кресло. В свое, начальственное, садиться не стал, а сел в такое же напротив. Улыбка его по-прежнему светилась лаской и гордостью, за собственным трудом взращенные кадры. А глаза уже не были такими испуганными, как вначале. Не давая раскрыть рта, он продолжил:

— Ты у нас герой по всем статьям. Это ведь твое девяносто девятое — последнее перевоплощение. Помнишь, что я тебе обещал в прошлый раз перед твоим уходом?! Приказ о присвоении очередного звания я уже подписал. Он с утра лежит и дожидается тебя в канцелярии. Ну да ты это уже и так понял, когда одевался, — кивнул он на новую тогу Захарии.

— Да я, собственно…, — начал было тот, но опять умолк под натиском шефа.

— Да-да, все понимаю, — опять вскинулся старший ангел. — Твой последний подвиг ставит не просто точку в твоей полевой работе, но, не побоюсь высоких слов, а жирный восклицательный знак! — произнес пафосом он, многозначительно поднимая указующий перст, кверху. — Мало того, что ты спас душу реципиента, не дав завладеть ею темным силам, — и театрально при этом сплюнул через левое плечо, — так еще и уберег от смерти дитя малое, ценой своей жизни!

— Да это он сам изловчился как-то, — вставил Захария.

— Сам?! Скажешь тоже! Сам прекрасно знаешь, что ничего бы он без тебя не сделал, не будь вы с ним одно целое. Я же еще утром просматривал видеоматериалы отчета. Это ведь ты придал ему силы отшвырнуть ребенка метров на десять! Теперь, благодаря тебе, нашего полку прибыло. Реципиент, — тут он невольно поморщился, видимо не нравилось ему это новомодное слово, — не только завершил свой отмерянный Всевышним жизненный путь, не замарав себя никакими бесчестными поступками, удостоившись попадания в Райские Кущи, но и сможет впоследствии пополнить наши ряды, став, как и ты, полевым агентом. Он сейчас на сорокадневном карантине, в отстойнике. Если захочешь на него потом взглянуть, то могу устроить…

— Да нет, не надо, — вяло отмахнулся Захария. — Пусть приходит в себя. Ему ведь сейчас тоже будет тяжело после карантина и перемещения. — И уже совсем тихо добавил себе под нос, — как и мне.

Гавриил, не обращая внимания на сказанные почти шепотом слова подчиненного, продолжал:

— Так вот. К чему это я?! Ах, да. С учетом твоих прошлых заслуг, да еще последнего подвига… это ведь как-никак тянет на Ангельскую Звезду с Терновым Венцом и Косицами! В общем, есть мнение, выйти к руководству с ходатайством о награждении тебя этим орденом. Бумаги выправим и отправим сегодня же наверх.

Не увидев на лице собеседника ожидаемой им радости от награды, Гавриил продолжил:

— Да и то сказать, ценз по перевоплощениям тобой выполнен. И выполнен успешно. За все девяносто девять перевоплощений ни одного замечания. Все твои подопечные, не просто обрели покой и новую жизнь в Райских Кущах, но и пополнили именно наши — ангельские ряды. Рай гордится такими как ты, — говорил старший ангел, опять тыча указательным пальцем куда-то кверху и смешно при этом вращая глазами. Какой-то ненатуральной театральщиной веяло от всего этого. Захарии все никак не удавалось вставить хоть словечко. Складывалось впечатление, что шеф просто боится давать ему эту возможность. И все же уловив момент, когда начальник набрал побольше воздуха в грудь для произнесения очередной выспоренной тирады, он успел произнести тихим, но твердым голосом:

— Пожалуйста, разрешите высказать просьбу?!

Эти слова, словно иголки, пронзили Гавриила, который в этот момент был похож на воздушный шарик. Сходство было тем более очевидным, что шеф, услышав просьбу издал губами какой-то невообразимый звук — нечто среднее между всхлипом и иканием одновременно. Разом «сдулся», осел и даже как-то приопустил крылья, чинно реявшие над головой до сего момента. Не сообразив, что сказать, только кивнул. Тем временем Захария, опустив глаза в столешницу, произнес:

— Видите ли… Мне срочно нужно вернуться назад. Просто необходимо, — с натугой выталкивая из себя слова начал он. Видя, как медленно, но верно шеф превращается в подобие «лотовой» жены, продолжил уже чуть более уверенно. — Дело отнюдь не завершено. Остался ребенок. Сирота. Чистая и ничем не замутненная детская душа, — говорил он короткими и рублеными фразами. — Мы просто обязаны спасти ребенка. Насколько я знаю, к ней никто еще не подселен, а только пока планируется. Ребенок находится без должного присмотра. Но даже если и подселят в ближайшее время, то сами понимаете, ангел-хранитель не может уберечь ни от случайностей и превратностей судьбы, ни от травматизма. Он всего лишь выступает в роли советчика. Я же прошу, только изыскать возможность моего внедрения в кого-нибудь, кто находится рядом, — голос его крепчал. — Вы понимаете, что с ней будет, если мы ее сейчас упустим или физически не убережем?! И это в тот момент, когда силы зла не упускают ни малейшей возможности для того, чтобы завладеть еще не окрепшими душами! А тут такой шикарный случай — сирота!

Услыхав какие-то чавкающе-булькающие звуки, поднял глаза к собеседнику. Звуки исходили от шефа, непроизвольно шлепающего губами. Лицо его, которое еще пару минут назад было таким благообразным, сейчас представляло собой огромный белорусский буряк, с размаху насаженный на метровые в поперечине плечи.

— Да…да…да, какая она к бесу сирота!? — мелко крестя рот щепотью просипел архангел. — Ты что, сирот никогда не встречал?! Терминологии не знаешь?! Так в Божепедию глянь!

— Да знаю я терминологию! — начал уже злиться Захария. — А только для нее, отцом и матерью были мы с моим подопечным! И вы, товарищ генерал-лейтенант, прекрасно это сами знаете. И еще знаете, — вколачивал он слова, как гвозди, — что Оксанка или доканает девчушку окончательно в очередном приступе религиозной экзальтации, либо сделает так, что та обозлится на весь белый свет и уж тогда ее душа точно не сможет попасть к нам, а значит и все мои труды насмарку пойдут. Мне сейчас чудом удалось спасти ребенка. Не душу — всего лишь тело. Я и дальше хочу этим заниматься.

— Смотри-ка, какой защитник сирот выискался! Ты что, забыл, чем закончилась твоя прошлая миссия?! Разве не ты подставил под огонь пулемета свое тело при штурме дворца Амина, чтобы прикрыть собой того молодого лейтенантика?! А ведь у тебя тогда было, если не ошибаюсь, двое маленьких детей! Или ты тогда не думал, что сиротишь детей своих?!

— Напрасно, вы, товарищ генерал вспомнили тот случай! Но я отвечу. Дети не были сиротами. У них была мать. Бала страна. Время было другое, да и люди были другими тоже.

— Время не может быть тем или иным. Оно есть объективное проявление реального настоящего, векторально устремленного в будущее, — витиевато выразился Гавриил в несвойственной ему манере.

— Может. И вы это знаете даже лучше чем я. Как сказал, не помню кто: «бывали хуже времена, но не было подлей». Так как-то.

— Мальчишка! Ты меня еще поучи! — опять было вскипел начальник.

— Простите, товарищ генерал! — чувствуя, что несколько перегнул палку, произнес Захария, сбавляя тон. — А только ведь обидно получается. Когда такая борьба идет буквально за каждую душу, а тут…, — и он неопределенно махнул рукой.

— Что тут?! Договаривай! — вскинулся опять шеф.

Что договаривать-то? Все на поверхности. Плавает, так сказать…

— Но-но, — насупился архангел, и крылья за его спиной встопорщились. — Попрошу без намеков у меня.

— Ни сном, ни духом, — и уже голосом вкрадчивым и по заговорщически тихим голосом продолжил он, — У нас тут хоть и рай и служба райская считается, а все равно, как ни крути, заведение казенное. Все как у людей. Со своей иерархией, так ее и растак… Ангелы ведь тоже, в большинстве своем те же люди, только бывшие, а значит, и мыслят, и поступки совершают тоже по своей сути людские.

— Ну-ну, продолжай, — насторожился шеф.

Захария никогда не числил себя в специалистах по интригам, но тут его как будто понесло. Откуда что и взялось?! Тут тебе и мимика лица, и тон, как у бывалого заговорщика. Самому было противно и немножко смешно.

— А и продолжу, — охотно согласился хитрый подчиненный. — Девочка-то сейчас на самом, что ни на есть перепутье. Шаг влево, шаг вправо — пропадет или сорвется. А представители «конкурирующей фирмы», если таковая всё же имеется, а не является плодом досужих вымыслов, — ввернул он к месту, показывая тем самым, что тоже готов блеснуть знанием советской прозаики, в лице Ильфа и Петрова, — не дремлют, и уж как пить дать, но уцепятся за такой шанс перетянуть на свою сторону чистую душу. А тут и наши подоспеют. Пойдут шепотки да разговоры по углам, что «упустили на равном месте, ротозеи» И чье это будет упущение?! Наше с вами! И пальцами будут тыкать в нас, в наш сектор. Да и вас не обойдут.

— А-а-а меня-то к чему приплел сюда?! — опешил Гавриил. Несмотря на свой возраст и опыт руководящей работы он был честен и по-своему бесхитростен в делах подковерной борьбы. В этом была его сила, но и слабость.

— А к тому! — назидательным тоном классного руководителя, продолжил плести интригу полковник, — что скажут, а скажут непременно, уж вы мне поверьте, что-де «постарел наш Гавриил. Хватку потерял. И подчиненных не воспитал должным образом». Каково, а?! Дальше, вообще, мысли возникнут у некоторых…

— Какие?! — уже с нескрываемым страхом воззрился архангел на своего визави.

— Такие! Раз-де не тянет старый Гавриил, то и не подыскать ли ему более спокойную и менее ответственную работу? Регистрацию молитвенных прошений, к примеру, — добивая своего начальника, резюмировал Захария.

Казалось, что неподдельный ужас плавал в глазах старшего ангела. Впрочем, подобной сценой, Захария наслаждался недолго. Несмотря на все, шеф был «тертый калач», а поэтому довольно быстро пришел в себя:

— Эк-кий ты у нас мол-лодец как-кой! — с расстановкой проговорил он. — Ишь, ты, какую хитрую базу подвел под свое желание продлить командировку! Молчи! — видя, как собеседник приоткрыл рот для оправдания, заявил он. — Теперь я буду говорить! А ты будешь слушать и не перебивать старших по званию и возрасту.

Захария захлопнул рот, едва не прикусив себе язык, и быстро-быстро закивал.

— Хоть ты и считаешься в нашем секторе лучшим полевым агентом, однако даже тебе полезно иногда напомнить о нашем предназначении. Мы, ангелы, создания Всевышнего. — Тут он кивнул головой на портретную раму, висевшую над начальственным креслом. Вследствие того, что Всевышний был безОбразен, а именно не имел конкретного образа, то и портреты его соответственно, представляли собой, пустое пространство обрамленное рамой. — Для чего ты думаешь, мы созданы?! Мы созданы для того, чтобы тот полуфабрикатный материал, что называется человечеством, путем долгой и порой изнурительной селекции, поднять на более высокую ступень развития, часть из которого станет обитателями Рая, а часть пополнит наше сообщество. Мы — связующее звено между Ним, — он опять кивнул на пустую раму, — и людьми, порожденными Им. Какова конечная цель всего этого тебе никто не скажет. И я не скажу.

— А что, — вставил Захария, — за все это время так никто у Него и не спрашивал?!

— Почему не спрашивал?! Спрашивали. Но ты же сам прекрасно знаешь, каково это — устраивать допросы начальству. Оно никогда, по большому счету не делится своими планами, а предпочитает отделываться ничего не значащими фразами, либо просто игнорирует вопрошающего. А надоедать начальству с этим…, — он покряхтел и пожевал губами. — Чревато. Но нас, ангелов, все это устраивает. Мы живем, развиваемся, учим людей и учимся у людей сами. Происходит процесс конвергенции. Подтягивая людей до своего уровня, в морально-этическом плане, мы многое, в свою очередь, перенимаем у них в плане техническом.

Он встал с креслица, махнув рукой Захарии «сиди мол», медленно подошел к окну. Глядя в окно, не оборачиваясь, продолжал тихим голосом, постепенно его повышая:

— Нас, «природных», не считая шестикрылых, поначалу и было только горстка в несколько тысяч особей и с ними восемь архангелов. Да ты и сам помнишь. Это уж потом «обращенные» стали пополнять наши ряды. Смех, если кому сказать… Самому порой приходилось работать полевым, правда, без полного слияния, но зато без отрыва от основной работы. Днем с человеком, а как тот уснет, так сюда возвращался. Без малого тысячу лет спал вполглаза. Но работу наладили. А потом, вдруг, как гром среди ясного неба. Не ждал, не гадал. Перевод. Меня, когда из Византия, почти тысячу пятьсот лет тому, вслед за тобой, направили курировать «русский отдел», пока он еще не стал сектором, всё это очень задевало. Я ведь спервоначала сильно в обиде был. «За что, мол, понизили?! В такую дырищу сунули». Сам ведь знаешь, какая тут резня была? Обры, киммерийцы, славяне, скифы… Двунадесять языков. Какие уж тут заповеди?! Какое прогрессорство?! Тоже, навроде тебя, писал реляции, да прошения наверх, слезницы. А сверху только одно: «Вам-де оказано высочайшее доверие». И точка. Как сейчас молодые говорят: «no comment». Но мы выстояли. Нашли на кого опереться, в кого и куда внедриться. А в итоге что?! А в итоге, не прошло и семисот лет, как не стало Византия. Пропал, развалился под гнетом противоречий между слепым клерикализмом одной его части и безумной алчностью другой. Исшаял и растаял яко воск на Солнце. Хоть еще и существовал несколько столетий, но всем и без того было понятно, что ему неминуемо настанет карачун. В конце концов, сектор сначала упразднили до отдела, а впоследствии просто объединили с балканским. И понял я тогда, что воистину неисповедимы пути Господни! — многозначительно воскликнул он, опять тыча указательным пальцем вверх. — А ты меня тут пугать вздумал отделом молитвенных прошений. Мальчишка! — уже совсем миролюбиво присовокупил он.

— Да я разве умаляю ваши заслуги?! Знаю. С самого Древнего Египта под вами ходил, с перерывами.

— Да причем тут мои заслуги?! — отмахнулся Гавриил. — Ты вокруг посмотри! У нас хоть и «Шестой» по названию сектор, а по сути, давно уже стал «Первым» как по величине, так и по значению, оставив всех остальных далеко позади. Самый многочисленный. Куда там европейскому, африканскому или даже южно-азиатскому секторам. Я уж молчу про североамериканский сектор. Его вообще собираются раскассировать по другим секторам, за бесперспективностью. Даже «китайский», несмотря на то, что их там, на Земле, как маковых зерен на булке, и то, в подметки нам не годится, ибо нет в них того, что есть у нас — искры Божьей! Тот самый случай, когда количество так и не переросло в качество, — скептически сморщив нос, произнес генерал.

— И тут с вами не поспоришь — у нас самый большой приток «обращенных». Особенно в первой половине ХХ века, — с грустью в голосе согласился новоиспеченный полковник. Ему вспомнился трагический период, в результате которого их сектор существенно раздался в объемах.

Словно угадав мысли своего подчиненного, Гавриил, тоже с печалью в голосе начал и продолжил со все больше усиливающейся интонацией в голосе после каждой фразы:

— Ты только не думай, что я радуюсь этому обстоятельству, — насупился он. — Мне ведь, так же, как и тебе хочется, чтобы наш сектор рос не за счет таких радикальных методов и моря людских страданий. Думаешь, у меня не рвалось сердце при виде умирающих детей блокадного Ленинграда?! Или защитников Брестской крепости?! Или думаешь, я не отправлял рапорты в штаб-квартиру с просьбой об отправке на фронт в части ангельского спецназа?! Отправлял! Да так, что мне и писать их запретили специальным распоряжением! Меня вон, люди на иконках малюют то с веточкой, то с цветочком, а мне бы меч, как у Мишки! И чтобы гвоздить и гвоздить им супостатов наполы.

— Мне бы шашку да коня, да на линию огня… — явно кого-то цитируя, пробормотал Захария.