Тайные тропы Бездны

Валерий Шалдин

Тайные тропы Бездны

Фантастика XXI века. Литература альтернативной реальности.

Глава первая

Директор поселковой средней школы Мордеева Алла Леонидовна слыла среди жителей посёлка Жупеево, что Комаровского городского округа, человеком весьма культурным и образованным. Себя она тоже считала культурной и воспитанной женщиной, поэтому употреблять вслух обсценную лексику она себе не позволяла. Если только шёпотом. Или про себя, так чтобы никто не услышал. Не девочка чай уже, а женщина в некоторых годах с внушительной грудью весомого четвёртого калибра. Как говорят французы — нельзя считать количество выпитых стаканов, возраст женщины и количество ее любовников: такая вот диалектика. Может и не стаканами эти французы хлещут своё вино, а бокалами и фужерами, но смысл един. Хотя для местных возраст Аллы Леонидовны не являлся тайной, так как ещё многие односельчане помнят её как Алку-вертихвостку. Но, то дело молодое и давнее. Забыли. Как многие из односельчан забыли и первую фамилию Алки. Мордеева она значилась по первому мужу, а всего мужей у неё случилось два. Первому мужу она в своё время объявила импичмент в виде награждения его развесистыми рогами, и он, не выдержав такого авангардизма, сбежал. Второй бедолага остался при ней. Но сейчас неуместно бередить тлеющие под толстым слоем пепла ушедшего времени угольки памяти.

В тишине своего директорского кабинета Алла Леонидовна, как и положено женщине передовых взглядов, могла себе позволить выражаться резкими словами, добытыми из глубин русского языка. Но только шёпотом. Ибо культура прежде всего. И выдержка. Удивительно, но работая с детьми много лет, Алла Леонидовна сохранила выдержку и хладнокровие, причём с годами, как тот коньяк в дубовой бочке, её характер только закалялся. Но, почему бы наедине самой с собой не высказаться с применением простых народных слов? Особенно, когда читаешь очередной закон, разработанный Министерством просвещения государства или хотелки местного областного министерства.

— Интересно, какой грёбанный дебил придумывает эти законы и указивки? А? — естественно не сказала, а прошептала педагог. — Взять бы эти законы, свернуть трубочкой и засунуть авторам в одно место. Самое то.

Куда засовывать Алла Леонидовна определила сознательно и от такого определения позволила себе слегка улыбнуться. Прежде всего, она представила это действо, совершённое с её непосредственным начальником — Министром общего и специального образования области. Тётка министр имела весьма пышные формы, успешно наеденные на ниве народного образования и, наверное, здорово бы орала, буде с ней проводили бы такое непотребство. А ты не подписывай всякую дурь, после прочтения которой читающий сначала впадает в коматозное состояние, а потом в неконтролируемую ярость. Не придумывай законы, которые можно написать или с большого бодуна, или под действием тяжёлых веществ, ага, свой сажаю баклажан, всевозможный травка. Почему-то все распоряжения свыше походили на инструкции, как подавить волю подчинённому. А для этого надо заставить подчинённых коллег выполнять как можно больше идиотских правил, причем желательно, чтобы эти правила толком никто не знал и не понимал; чтобы правила постоянно менялись и противоречили друг другу. Еще лучше — если их физически невозможно выполнить. Тогда построить в шеренгу можно любого коллегу, строго спросить с него, а потом совершать над ним насилие. Плевать, что от этого резко падает адекватность объекта воздействия. Подчинённый должен постоянно находиться в тонусе и состоянии неопределенности, в подвешенном над пропастью виде. Он должен постоянно осознавать свою вину, каяться и трястись: а вдруг я опять сделал что-нибудь не так, как надо и меня сейчас накажут?

Вздохнув, Алла Леонидовна отложила в сторону очередной поистине эпохальный документ, в муках родившийся в недрах Министерства. Нет, такое без пол-литра не поймёшь. Перед ней лежала ещё целая стопка бумаги с серьёзными подписями и печатями, которую надо как-то умудриться изучить, довести мутный смысл из бюрократического шедевра до подчинённых, дать ответ вышестоящим и всё это желательно сделать вчера. Впрочем, к такому темпу работы она давно привыкла и держалась за свою работу всеми руками, ногами и зубами. В этом болоте надо уметь лавировать, чтобы и лягушки прыгали сытыми, и пиявки плавали целыми. Надо терпеть.

Третье сентября, работа кипит. Молодой поселковский народ грызёт гранит науки в стенах школы. Ученики, это вам не морковка — в землю сунул и растёт, с учениками работать надо каждодневно и в поте лица. Алла Леонидовна медленно прошлась по своим владениям. Первый этаж, где находился её кабинет, весь отдан младшим деткам. Здесь в коридорах стояла тишина: младшие ещё не все обнахалились до такой степени, чтобы шуметь или сбегать с уроков. Здесь порядок. У младших ещё совесть не атрофировалась, местами ещё имелась. Вот на втором или третьем этажах школы можно поймать прогульщика и вставить этому моральному разложенцу пистон. Но сейчас здесь просто так ошиваться дураков не находилось. Старшие обзавелись жизненным опытом: если им приспичило, просто ловко сбегали с уроков, а на глаза лишний раз попадаться директору и выслушивать нотации, никто не хотел. Ну, ладно, и здесь у нас порядок. Всё тип-топ! Директор спустилась по лестнице с третьего этажа и прошлась по коридору в сторону спортивного зала и пищеблока. А вот здесь творился непорядок: в спортивном зале детей практически никого не оказалось. Но несколько девятиклассников попались-таки за ничегонеделаньем. Как так? Девятиклассники — две девочки и два мальчика пожимали плечами, дескать, а мы чё, мы ни чё, учителя нет. А где он? Никто не знал, где физкультурник, но директор видела, что детки отводили глаза и пожимали плечами. Знают ведь прохиндеи, но молчат, как партизаны. Пришлось директору возвращаться в свой кабинет, где в приёмной сидела её секретарь Танечка. Правда этой Танечке исполнилось 46 лет, и звали её Татьяна Андреевна, а по фамилии она значилась как Лачинова. Но директор звала её Танечкой и ценила за то, что та почему-то знала обо всех событиях в школе, хотя из приёмной практически не отлучалась. Как так получалось, то какая-то загадка, но факт оставался фактом: Танечка знала всё и про всех. Она являлась ходячим компьютером (вернее сидячим) и архивом с компроматом на всех коллег и учеников. Танечкины сведения отличались чёткостью: она на зёрна истины никогда не наворачивала субъективные слои преувеличений. Весьма ценный работник.

— А где у нас физкультурник? — озабоченно поинтересовалась директор у Танечки. — В спортзале его нет, дети шляются где попало.

— Так упился Николай наш, свет, Фёдорович, до зелёных чертей, — отвлеклась Танечка от экрана компьютера. — На пробку встал.

— На какую пробку? — не поняла такого образного выражения директор.

— Известно на какую, на бутылочную. На струю подсел Николаша, — пояснила секретарь и тут же наябедничала. — И знаете с кем? С новым учителем математики они забухали. Вчера голубки вдвоём пересеклись после уроков и надрались вдрызг в спортзале. Вот такие у нас теперь молодые учителя математики, — Танечка закатила глаза. — Научат они детей, как переводить граммы в пол-литра и почём нынче водка.

По её логике выходило, что кругом виноват новый молодой учитель математики, а физрук якобы оказался потерпевшей стороной. Это с чего так-то? Да потому, что физрук, по складу своего характера, организовать ничего толкового не сможет, разве что совместную пьянку, да и то сомнительно, в одиночку всё, скорее всего, выпьет.

— Так что, и математика в школе нет? — возбудилась директор. — Вроде я его сегодня видела, и мне он показался вполне нормальным.

— Это точно, математик-то в форме, — подтвердила всезнающая Танечка. — Вот что значит молодость и задор: у молодого математика сегодня с утра ни в одном глазу, уроки проводит, а Фёдорович в осадок выпал от злостного нарушения спортивного режима. Болеет человек. Уморил его молодец.

Танечка чуть задумалась и сообщила директору ещё некоторые пикантные подробности, касающиеся вчерашней пьянки учителей:

— Вчера вечером половина посёлка видела, как нашего Фёдоровича математик пёр на себе домой. Оба пьяные, как португальские лошади. Хоть люди и говорят, что старый конь борозду не испортит, но наш Фёдорович поперёк борозды попёр. Конь старый уже — только воздух может портить. Ещё люди говорят, что матерились оба, как последние сапожники, но математик всё же Фёдоровича до его дома дотащил, а по мату даже перещеголял. Молодец, не бросил собутыльничка под забором отдыхать. То-то видать жена Кольки обрадовалась виду супружника: на ногах не стоит, лыка не вяжет, зато матерится. Любка — жена Фёдоровича таких и слов не ведала, грешит, что это математик Фёдоровича таким препохабным словам и целым загибам обучил. Учитель, мля.

Ёшкин кот! События, конечно, интересные, но Алла Леонидовна хмурилась и про себя подумала: «Интересно случится, когда попадёшь в мужскую баню, а там тесно». Вот тогда получится интересно. А сейчас получается гнусно. Однако, этот вопиющий случай с распитием в стенах школы не должен остаться без воздаяния участникам пьянки со стороны директора.

Новость о математике совсем не радует. Хотелось резких действий, но придётся вытащить из закромов последние остатки терпения. Кстати о воздухе, который портит старый конь, подумала директор. Может кое-кто его уже в школе портит. Этот математик сейчас ведёт уроки, а от него может статься несёт на детей жутким перегарищем. Вот же пример для детей: на третий день учёбы учитель уже лыко не вяжет и от него воняет, как от пивной бочки. Нет, надо сходить в его класс, вызвать его под каким-нибудь предлогом в коридор и тщательно обнюхать. Если, не дай Бог, от него несёт, то надо освобождать его от уроков ко всем ебеням. Всё меньший позор на мою седую голову. И надо обязательно поговорить с молодым математиком по душам. Конечно, пьянство — грех не великий, здесь половина населения запойная, а другая не просыхает, но простому учителю, птичке не высокого полёта, на третий день работы в школе пить до чертей как-то некузяво.

Уточнив, что молодой учитель математики ведёт занятие на третьем этаже, Алла Леонидовна опять пошла на третий этаж. Работа такая: здесь она за всё отвечает. Пока она шла к кабинету, где учил детей молодой учитель, в её голове промелькнули обстоятельства, при которых она взяла этого молодца на работу в свою школу. А что ей оставалось делать? В школе осталась только одна математичка, да и той уже давно стукнуло 67 лет. Вторая математичка, женщина около сорока лет, еле доработала до конца учебного года и с размаха бросила заявление на стол. Она так и сказала, вполне откровенно, что с вашими дебилами она работать не желает. А кто тогда с нашими дебилами, то есть с нашими детками должен работать? А никто не должен по её мнению. Эта фифа оказалась с фокусами: видишь ли, ей не нравится, когда дети ведут себя на уроках, как стадо диких гамадрилов. Чего, собственно, можно требовать от детей, если само общество такое. Если даже в наше просвещённое время откуда-то из мохнатых глубин доносится дикое, обезьянье эхо.

Обиделась математичка, что дети шумят на уроках, ничего не хотят учить, даже кидаются в неё чем попало. Так у нас все дети такие, других у нас нет: чем удобряли, то и выросло — ешьте сами с волосами. И преподавателей у нас нет. Шестьдесят процентов учителей имеют возраст больше шестидесяти лет, в школе только три мужика: физкультурник, завхоз и трудовик. Вот теперь математик. Молодой, двадцать семь лет всего — зелен, как смородина в мае. Зовут его Никодим Викторович, а фамилия у него Баширов. Семейное положение: нет даже кошки. Только вот сразу Алле Леонидовне показался он несколько странным. Спрашивается, за каким бесом учителю из областного центра перебираться в заштатный посёлок, формально входящий в Комаровский городской округ? А этот приехал, встречайте его. Пришлось брать, так как Управление образования только обещало, что найдёт математика, но до учебного года оставалась неделя, а из Управления ни ответа, ни привета, одни обещания, что всё под контролем. Что с этого контроля Алле? Если бы Алла Леонидовна не взяла нового математика, то осталась бы с одной старой Алевтиной Георгиевной Мамошиной, дамой шестидесяти семи лет. Мамошина, она, конечно, учитель от Бога, но возраст уже не тот. Была когда-то Мамошина шустрой, но то уже легенда, присыпанная пылью веков. Георгиевна уже сама еле ноги переставляет, голосок у неё слабенький, зрение не то, слух опять же. Детки не понимают, что она говорит, а она деток не понимает. На её занятиях они ничего не делают, даже ни чем не кидаются в Мамошину. А зачем? Всё равно она позволяет им делать всё, что их душе угодно. Детям даже чморить её неинтересно. С её занятий сбегает по пол класса, а остальные сидят в наушниках и смотрят кино или свои Тик-токи, или как их там. Даже в карты играют у неё на уроках. Хорошо хоть не бухают. А может и бухают?

Так что Алла Леонидовна пребывала за неделю до первого сентября в отчаянном положении, поэтому согласилась взять на работу молодого математика. Правда, немного странного, но явно состоятельного в материальном плане. Этот математик приехал в посёлок на шикарной машине марки «Вольво». Матерь божья, сколько же этот «сарай» стоит в рублях? Откуда такие деньжищи? Молодой математик представил директору полный комплект документов для приёма на работу, даже с уже готовыми копиями. Главное ведь не документы, а внешний вид нового учителя, а вид соответствовал. Один его дорогой «прикид» и улыбочка чего стоили. Несмотря на необычность ситуации, Алла Леонидовна уцепилась за эту сомнительную кандидатуру, посчитав, что сейчас кадровую дыру закроет, а потом жизнь покажет. Жизнь показала, что математик натуральная пьянь, а может и ещё хлеще. Это говорит о том, что чудеса в нашей глуши не случаются. Ага, размечталась найти нормального математика. Когда она принимала математика на работу, то на алкаша он не походил, и тут вдруг такие кренделя. Так вот оно что? Выходит он запойный? Или ширяется? Поэтому и не удержался на работе в областном центре. Эх, грехи наши тяжкие. Везде подвох и провокация. Положительных эмоций нет, только количество забот увеличивается: роятся они, как мухи над…  вареньем. В воздухе ощутимо запахло очередными проблемами. К чему я сам себе вру? Не очередные у нас проблемы, а перманентные они у нас.

Подойдя к двери кабинета, директор прислушалась. За дверью чуть слышно доносился бубунёж математика, а дети вели себя почему-то спокойно. Во всяком случае, шума и выкриков деток она не слышала. Открыв дверь, директор увидела привычную картину: на неё уставились любопытные глаза учеников и недоумённый взгляд учителя.

— Ээээ… Никодим Викторович, можно вас на минутку, — проговорила директор.

Баширову ничего не оставалось, как прервать урок, отложить мелок, которым он что-то рисовал на доске, и проследовать к директору в коридор. Когда за ним плотно закрылась дверь, то учащиеся остались одни в классе, а педагоги стали лицом к лицу в коридоре. Директор окинула фигуру математика взглядом водителя Ягуара на проходящего мимо бомжа. Что-то тут не то! К своему удивлению Алла Леонидовна не заметила в поведении учителя ничего криминального. Такой же приличный вид он имел, как и при поступлении на работу: рост выше среднего, худой, белобрысый. Особо ничем не примечательный. Лицо правильное, на котором приклеилась лёгкая, располагающая к себе улыбка. Вот только глаза молодого специалиста смотрели на директора очень внимательно, казалось, что от его взора ничего не могло укрыться. Конечно, в одежде математика имелся явный перекос. В посёлке такую дорогую одежду мало кто мог себе позволить. Вроде бы одевался математик в простую одежду, неброских тонов, но одежда прямо-таки кричала, что у неё приличная стоимость. Вернее совершенно неприличная. Как говорится — наши люди так не одеваются и на такси в булочную не ездят. Алла Леонидовна позволила себе принюхаться к математику, но от того никакого крамольного запаха не исходило. Наоборот, он молодца пахло весьма приятно. Может он вчера и не бухал? Напутала Танечка что-то. Возвела на человека напраслину. У Аллы Леонидовны появилась уважительная причина сейчас стоять и чесать в затылке.

Директор, под внимательным взглядом Баширова, задала математику дежурный вопрос, как проходят занятия. Получила дежурный ответ, что нормально. Тогда Алла Леонидовна проявила нетерпение, и спросила откровенно: «Никодим Викторович. Проясните, будьте любезны, по поводу вчерашней вашей пьянки с Якушевым».

К её удивлению математик совершенно не смутился, и отнекиваться не стал.

— Так радость у человека случилась: начало нового учебного года. Почему бы не спрыснуть радость такую. Я здесь человек новый, вот и оказался официально приглашённым на мероприятие. Влился, так сказать, в дружный коллектив.

При этом математик совершенно не выглядел виноватым, и Алла Леонидовна поняла, что он тот ещё демагог. С таким в коридоре, на бегу, лучше не говорить на серьёзные темы. Надо его пригласить в директорский кабинет и на своём поле словесно повоспитывать, как нашкодившего котёнка. С этим она и удалилась, сообщив математику, что хочет его видеть у себя для беседы. Она удалялась по коридору и не видела, что на лице её собеседника появилась весьма ехидная усмешка. Раскаянием на этом лице и не пахло. Чуть стерев ухмылку, преподаватель вернулся в класс и продолжил занятия.

На третий день у учеников уже сложилось мнение об этом новом математике. Практически во всех классах, где он проводил занятия, десяти процентам учеников он понравился, пятьдесят процентов встретило его появление в школе совершенно индифферентно, а сорок процентов встретили его враждебно. И сейчас эти сорок процентов уже готовили ему всякие пакости. Особенно не понравилось ученикам то, что этот молодой учитель сообщил, что на уроках нельзя пользоваться гаджетами. Это как так? Он что, обнаглел в корягу? Мы, что хотим, то и делаем и не надо нам тут указывать всяким залётным дешёвым фраерам, если не сказать грубее. Прикиньте пацаны, это чмо так и сказало. Говорит, что если кто не выключит свои приборы на его уроках, то он не виноват, что они сломаются. У него чё — чувство страха ампутировано?

Сорокопроцентная общественность решила, что такого препода надо нещадно чморить. Планы в этом направлении уже стали разрабатываться, но пока народ к молодому преподу присматривался и обсуждал его вид, прикид, тачилу и непомерную борзость. Обсуждалась и его пьянка с физкультурником, потому как половина посёлка видела эту сладкую парочку еле бредущую по посёлку и выражавшуюся непарламентскими выражениями. Странно, но пьянка и матерщина, на один балл повысили рейтинг учителя в глазах некоторых учеников. В этом плане новый учитель свой чувак, ведь у подавляющего большинства учеников в семье водились свои любители злоупотребить спиртным. С кем не бывает. Так что ученикам такая пьяная картинка совершенно не в диковину. Что касается мата, то ученики здорово бы удивились, узнав, что их новый учитель великолепно мог материться на целом списке языков. Зато рейтинг математика упал из-за его настырности. Прикиньте, братва, что этот убогий счетовод удумал. Он на каждом занятии раздаёт листы с напечатанным заданием и за несколько минут надо написать ответы, а он их оценит. Причём каждому ученику свой вариант. Где это видано? У кого тогда сдирать? Это же тогда думать надо, чтобы решить его вопросы, а для этого надо слушать тему. А оно нам надо? Да нам по уху на его задания: пошёл он в перуанскую деревушку. Нет, братва, решено: такого гада надо нещадно опустить ниже плинтуса. Или мы его, или он нас. Лучше мы его. А всяких ботанов и заучек после уроков надо немного побить. Можно и много, но лупцевать ботанов уже надоело. Какой кайф бить существо, которое трясётся от одного твоего вида.

Приблизительно такие суждения ходили среди учеников всех классов, в которых уже побывал новый математик. Впрочем, тот пока работал спокойно и периодически улыбался. Никодим Викторович показывал, что доволен школой, учениками и коллегами. В школе его приняли хорошо, посёлок неплохой, народ в нём душевный, ученики в целом нормальные, с жильём устроился он тоже неплохо. Никодим ещё неделю назад снял отличный флигель во дворе тётки Вали по улице Вишнёвой. Флигель имел все удобства, как в городе. Спрашивается, зачем на судьбу жаловаться. Всё ведь нормально. Уже неделя прошла, как он тут живёт, а посёлок не сгорел и никто не помер. Пока… не помер.

Тётка Валя по отчеству Егоровна, а по фамилии она Коновалова. Проживала она одна в хорошем доме. Этот дом ей построил один из сыновей не стеснённый в средствах, так как он трудился в областной администрации на хорошей должности. Летом к тётке Вали приезжали многочисленные внуки, но к сентябрю они разъезжались по своим городам, и ей становилось очень скучно одной. Так что молодой учитель ей совсем не в тягость. Пусть живёт. К тому же он платит приличные деньги за аренду флигеля. Даже не торговался о цене. А говорят, что учителя мало получают.

Учителя действительно получают мало. Поэтому Никодим Викторович так вчера и сказал физкультурнику на предложение того влиться в коллектив, что пьянка дело хорошее, но, учитывая мизерную зарплату, лично ему за свой счёт покупать спиртное не в масть. Физкультурник удивлённо скривился: молодой не хотел скинуться по-братски на бухло. Сразу видно, что жлоб голимый. Но Николаю Фёдоровичу требовалось выпить в компании и прояснить жизненную позицию нового учителя. Может у него гнилая жизненная позиция и он водку не пьёт.

— Ладно, угощаю, — сообщил Якушев математику. — Пить будешь?

— Да не вопрос. Кто ж от халявы откажется, — явно возбудился тот. — Непременно нарушу спортивный режим. Начало учебного года всё-таки. Святое дело. Отметить надо. Компанию решительно поддержу.

— Ну, тогда после уроков подгребай в мою бендежку в спортзале. Как думаешь, пару пузырей водки хватит? — уточнил физрук количественное и качественное пристрастие математика в крепких напитках.

— Бери восемь, — невозмутимо произнёс тот.

— Чего восемь? — с удивлением посмотрел на математика физрук.

— Литров, — последовал ответ. При этом математик продолжал дружелюбно улыбаться. — Тогда может и хватит. Сам посуди: зачем тебе по нескольку раз бегать. Гулять, так гулять.

Тут до Якушева стало доходить: а не издевается ли над ним новый учитель. Но нет, вроде всё пока вежливо и в пределах нормы. Но восемь литров водки — это перебор. Что-то тут не то. Якушев не показал вида, но раз клиент настаивает, то, почему бы не наказать немного математика. Куплю водки побольше и заставлю его выпить, вот и посмотрим, как тот поведёт себя. Тогда и посмеёмся.

Добыть шесть бутылок водки для физрука не представляло трудности. Это он сделал в «окно» между занятиями, благо магазин находился от школы совсем не далеко. В этом посёлке всё располагалось не далеко и компактно. Якушев ограничился шестью бутылками водки, а не шестнадцатью, как хотел математик. Потом он весьма радовался такому своему решению, ибо получилась не пьянка, а какая-то похабщина.

В условленное время, после уроков, математик, как штык, появился в спортивном зале, где его уже поджидал физрук. Якушев перед пьянкой успел, как следует перекусить, что, по его мнению, должно спасти его от быстрого опьянения, а вот математик, наверное, голодный, и его быстро развезёт. А нечего заказывать много водки, зачем бахвалиться лишний раз. В качестве закуски физрук предложил четыре пирожка с картошкой, что было встречено математиком с огромным одобрением и пониманием. Пища самая, что ни на есть учительская. То, что доктор прописал. Гастрит уже есть, язву наживем.

— Ну, и где тут у вас что, — уточнил Никодим, войдя в бендежку физкультурника.

Пьяницы расположились в означенной бендежке физрука, где хранился спортивный инвентарь. От инвентаря исходил сильный запах пластика, кожи, пыли и пота, но двое учителей на такие мелочи внимания не обращали. Немного грязно, немного ободрано, так и не отель пят звёзд. Красотища, кто понимает. Кушетка, колченогий стул, столик — что ещё надо для беседы за стаканчиком спиртного. Математик, как знатный гость, расположился на кушетке, а хозяину заведения пришлось восседать на стуле. На столике стоял электрический чайник и две керамические вместительные кружки с картинками на спортивную тематику. Здесь же стояла баночка с сахаром. Это Якушев и его коллега физрук, только женского пола, баловались здесь чайком. Сейчас, правда, женщину в свою компанию физрук не пригласил. Зачем им, двум молодым орлам, женщина сорока шести лет, такая как Галина Васильевна? При ней даже кривое слово не произнесёшь, да и не интересно с ней бухать. Так что, пусть Галина чешет вальсом к своему мужу Феде, а мы тут за знакомство и за всё хорошее.

Якушев достал первую бутылку водки и два пластиковых стаканчика. Но математик, немного скривился от вида стаканчиков и, пробурчав, что тара слишком маленькая и хлипенькая, потянулся к керамическим кружкам. В кружках находились чаинки, поэтому математик поднял свою задницу с кушетки и сполоснул кружки в мойке.

— Во, нормальный размерчик, — показал он удивлённому Якушеву пальцем на кружки. — Самое то. Вот это я понимаю, чеплашки.

Разливал водку по кружкам молодой математик, так как ему вроде бы стукнуло всего 27 лет, а его визави разменял уже 42 года. Дедовщину никто не отменял. Содержимое первой бутылки водки математиком ловко и умело перераспределилось по кружкам, причём, наливал он до самых краёв ёмкости, что несколько смутило физкультурника. Буль-буль — и вся бутылка рассталась со своим содержимым.

Первый тост должен произносить хозяин заведения, поэтому Якушев, с некоторой опаской косясь на свою кружку, предложил выпить за знакомство, за начало учебного года и за всё хорошее. Что ж, кивнул Никодим, вполне жизненный тост: скромный, но со значением и со вкусом. Аккуратно чокнулись кружками так, чтобы не расплескать напиток и стали пить водку. Водка, естественно, оказалась тёплой и шла не очень хорошо, да и имелось её в кружке непривычно много для Якушева, поэтому он долго хлебал родимую, но, с удивлением заметил, что его коллега успел лихо выдуть свою тару и теперь, отломив от пирожка весьма маленький кусочек, заедал водку закуской.

— Хороший напиток, — глубокомысленно прокомментировал математик. — Ректификат. А когда-то на Руси водку хлебным вином величали.

Якушев так бы не сказал, что напиток хороший: водка, как водка — горькая и тёплая, да и доза, как бы сказать, непривычно большая. Его немного передёрнуло от вкуса «хлебного вина». Якушеву хотелось запить водку водой, но он не догадался купить минералки, поэтому налил воды из-под крана и выпил её. Что-то такая пьянка начала его немного напрягать. Куда коней гоним, в какую степь? Пожар что ли? А этот математик уже вторую бутылку разлил по кружкам и готовился говорить тост:

— Дорогой друг и коллега! Пусть каждый из нас подумает о добром поступке, который он совершил в этот день. Ну, давай за нас учителей. Ведь мы… это самое… несём доброе и вечное. Знания мы несём, вот. Вот давай за знания и за всё просвещение в целом. Особенно за просвещение и его олицетворение, ага. В общем, давай за носителя света. Надеюсь, коллега, вы знаете, кто олицетворяет просвещение?

Коллега не знал. Он считал, что свет и просвещение несут учителя, такие, как он. Но математик не стал объяснять коллеге всякие сакральные тонкости мироустройства.

— Ладно, — легко согласился собеседник. — Конкретно за учителей тоже надо выпить. Ну, вздрогнули.

И они вздрогнули. Математик ловко осушил свою посуду и с любопытством смотрел, как физрук с трудом хлебает свою водку. Вторая кружка в физрука зашла ещё хуже, чем первая, но он стыдился показать, что не может принять в себя такое количество водки. Жидкость вливалась в глотку с бульканьем, и часть её текла по подбородку, падая на грудь.

Как только физрук осилил вторую кружку водки и поставил тару на стол, то с ужасом увидел, как неуёмный коллега уже разливает новую огромную порцию. При этом математик нёс какой-то пьяный бред, смысл которого уже не доходил до Якушева, но тот усиленно кивал, давая понять, что он ещё в теме.

— Реальность — это единственное, что реально. Сегодняшняя реальность, коллега, полный отстой, точно знаю. Упорядоченность живет лишь в наших фантазиях, мамой клянусь. Прошлое не такое, как мы его знаем, а будущее наше туманно. Давай выпьем за наших бестолковых учеников. А чего вы от них хотите? Загляните сами себе в душу, и поймёте простую вещь. Всем им хочется гулять и развлекаться, разве не так. Любая учеба — принуждение. Любая культура — принуждение. Молодёжь внутренне незрела, поэтому её надо принуждать учиться, и принуждать с жестокостью. Сечь их надо. Битиё определяет сознание, так сам Маркс сказал. Какой Маркс? Который Карл. Волосатый такой мужик, весь в ботве и мыться не любил. Он ещё переписывался с этим чёртом, как его, с Энгельсом. Ну, давай, коллега, хряпнем за истину, с которой нельзя договориться, её нельзя купить и ей нельзя приказать.

Третью кружку водки физрук уже держал двумя руками, чтобы не расплескать, ибо этот математический выродок опять налил водку до самого верха кружки. Сам выродок уже выдул свою порцию и бодро разглагольствовал о проблемах современной педагогики. Смысл его умных слов от сознания физкультурника уже давно ускользал, а на математика напал словесный понос. Он так и сыпал цитатами из великих, перемежая их анекдотами, ни разу не смешными.

Это полный попадос — понял физрук и затосковал. Физрук считал себя крепким мужиком, но третья кружка водки далась ему нелегко. С одного подхода он её не осилил. Ему приходилось делать перерывчики между глотками, чтобы прийти в себя, а этот гадёныш уже крутит в руках четвёртую бутылку и говорит всё время, и говорит, и говорит. Трещит, как радио, не заткнёшь.

— Мы реально крутые перцы! — радостно сообщил математик. — Во всех смыслах.

— Не, мы нереально крутые пер… ик… мля! — помотал головой физрук. Приходилось как-то поддерживать разговор, хотя смысл предложений он уже давно не улавливал. Так, понимал отдельные слова и понимал, что может помереть, а семья останется без кормильца.

— В чём заключается смысл, коллега. Смысл, как мы знаем, это проекция воли на пространство её приложения. Как-то так. Смысл не абсолютен и зависит от выбора пространства и способа проекции. Это слишком серьезная тема, чтобы говорить о ней без смеха. Вот слушай анекдот. Знаешь, какие первые слова в корейской книге поварских рецептов? Не знаешь? Сначала где-нибудь украдите собаку… .

При этом математик смеялся первым, не дожидаясь, пока соль анекдота дойдёт до Якушева. Тому совершенно не хотелось смеяться, хотелось домой. Вот скажите, разве это смешно, что, по утверждению математика, ученые обнаружили интересную закономерность: как только правительство выделяет миллиард для благих целей, в стране сразу же появляется новый миллиардер. Где здесь логика и где надо смеяться? Достали уже его математические анекдоты. Где смеяться про встречу с динозавром на автобусной остановке? Над вероятностью в пятьдесят процентов: либо встретишь динозавра, либо нет? Совсем не смешно, обрыгаться хочется.

— А вот ещё анекдот, — радостно сообщил Никодим Викторович физкультурнику, и начал смеяться перед рассказом анекдота. — Великий русский химик Менделеев сначала открыл 40-градусную водку, ага. Потом он открыл 20-и градусный портвейн. И только утром Дмитрий Иванович открыл, что смешивать эти напитки нельзя. Ха-хи-хи-ха-ха!

Четвёртую кружку Якушев употреблял на морально-волевых качествах. Это, как в спорте: он должен победить и точка. Пятую кружку физрук пил уже на автомате, как зомби и слушал ахинею математика, смысл которой до него уже давно перестал доходить. Математик почему-то утверждал, что каждую минуту в Африке проходит ровно шестьдесят секунд. Прикинь, как интересно. К пятой кружке компаньоны перешли уже на «ты», что говорило о том, что пьянка проходит нормально. Вернее она летела со скоростью стрижа. К шестой кружке физкультурник спёкся, как помидор на солнцепёке: ему уже не хотелось пить, а хотелось материться. В этом начинании математик его радостно поддержал и признался, что он знает множество матерных слов, выражений и целых загибов.

Якушев попытался согнать коллегу с кушетки и улечься на неё спать, но коллега сказал, что надо отдыхать дома, поэтому мы сейчас пойдём искать твой дом. Дом искать, а не приключения. Зачем идти домой? — отбрыкивался Якушев.

— Потому что ты честный семьянин, — утверждал математик.

— Кто честный? — сомневался Якушев. — Я что ли честный?

Несмотря на то, что Якушев грузный мужик, худой математик лихо закинул руку коллеги себе за шею и потащил уставшего коллегу по поселковым улицам искать, где живёт Якушев, потому, что сам Якушев забыл, где он обитает и только тоскливо матерился.

На дворе совсем ещё не вечер, поэтому прохожие встречались сладкой парочке постоянно. Никодиму пришлось демонстрировать прохожим перекошенное лицо Якушева и узнавать у них, где это лицо, грязно матерящееся, проживает. Наверняка же оно где-то проживает. В посёлке все друг друга знали, если не близко, то в лицо. Народ, если пребывал в трезвости, то оказывался понятливым и указывал дорогу, где обитает уважаемый Николай Фёдорович, который, с кем не бывает, сильно крепко сегодня немного устал на работе. Математик тащил свою ношу не по тротуарам, а напрямую, потому как прямая, это самый короткий путь. Доказано наукой. Но получалось так, что при таком передвижении есть свои минусы — пьяницы натыкались на кусты, заборы и помеченные собачками столбы. Наступали на кошек, поднимающих обиженный ор. Как-то так получалось, что больше доставалось Якушеву. Его тушка тёрлась о заборы и кусты, налетала на все столбы и вляпывалась, пардон, в отходы кошек и собак. Почему-то к математику много грязи не прилипало.

— Привет тебе, большая яма! Это мы, — заявил математик, когда они угодили в очередную яму, где Якушев ещё больше вымазался. Теперь с него хоть пиши картину под названием: «Усталый физрук в депрессии».

Вывалявшегося в грязи физрука вдруг облюбовали поселковые мухи. Назойливые насекомые радостно бегали по его одежде, лезли напролом в глаза и суетились в волосах пьяного преподавателя. К Никодиму они почему-то не липли.

Наконец Никодим нашёл квартал, где стоял дом Якушева. Весьма миленько тут, отметил математик: заросший травой двор с деревянными сараями, плодовые деревья и огород с грядками. В идиллическом пейзаже присутствуют романтичные черты, присущие истокам, ага, глубинная Святая Русь.

На другой стороне улицы, на скамейке, слегка скрытой кустами, местные бабульки лузгают семечки и внимательно, по-партизански, наблюдают над приходом домой физрука. Только старая лохматая дворняга с радостью его встретила, чего не скажешь о супруге уважаемого учителя.

— Это кто? — с ужасом уставилась на матерящийся комок грязи Любка, законная, между прочим, жена Николая Фёдоровича, когда обнаружила в своём дворе двоих мужиков.

Всё-таки дотащил Никодим Викторович физрука к его дому. Язык, говорят, до Киева доведёт, и кто ищет, тот всегда найдёт. А что супруг немного вымазался, так, то ямы поселковые виноваты. Понарыли, понимаешь, ям да канав: ни пройти путнику, ни проехать.

— Это, не побоимся этого слова, ваш законный муж, — с обаятельной улыбкой заверил Любку молодой человек, крепко поддерживающий её драгоценного супруга. Супруг на ногах стоять не мог, мог висеть на руках незнакомого молодого человека и материться. — Это ваша законная половина, супруг, хозяин и самый ваш благоверный, ага. Выпимши он немного.

— А вы кто?

— А я не ваш муж, — открестился от Любки Никодим.

— Аааа… а где же он так нажрался? — Любка уже не сомневалась, что это матерящееся существо и есть её муж. Узнала по голосу.

— В школе, — выдал с потрохами собутыльника Никодим. — Ведь он учитель, понимать надо. Где же ему праздник отмечать, как не в школе. Святое дело — начало учебного года.

Любка ещё причитала на предмет, что где это видано, чтобы в школе так напиваться, чай школа не гараж и не подворотня, но Никодим уже не слушал её. Зачем слушать глупую бабу, которая не понимает широту и долготу мужской души. Вот чего, спрашивается, так верещать и лить слёзы. Ну, выпил кормилец немного, так домой же пошёл, а не закосил по девкам. А мог бы загулять по-рыхлому, например, в бане с девицами лёгкого поведения и триппер в дом принести. Чего ей, глупой бабе ещё надо, что она так громко кричит на самца и добытчика. Кричать не надо: у самца от крика голова может разболеться и он расстроится. А нервы не восстанавливаются, Климент Тимерязев это доказал. Вот зачем она громко верещит, что устроит благоверному знакомство с матерью неизвестного гражданина России по имени Кузьма? Вот же глупая баба — мужика ведь можно отмыть, и получишь в свои руки самца, как новенького. И не надо верещать, что познакомишь его с клизмой последней модели.

Никодиму совсем расхотелось слушать вопли разошедшейся Любки, и он отправился домой, в свой уютный флигель, подальше от этих воплей. Что он мог умного почерпнуть из Любкиных слов? Язык её беден и неинформативен. И как Якушев с такой дурой живёт? Ведь он высокоинтеллектуальный человек, учитель физкультуры, а жена дура.

Половина Жупеево видела, как молодой человек волок учителя физкультуры по всем колдобинам посёлка. Картина, в общем-то, привычна для поселкового люда. Немного необычными оказались лингвистические способности этой пьяной пары. Некоторые местные жители старались даже запомнить новые для них слова, произносимые этими двумя учителями, особенно, когда те влетали в яму или канаву.

Бабе Вале, хозяйке Никодима, тоже наябедничали, что её постоялец перемещается по посёлку в обнимку с Николаем Фёдоровичем, ибо упились два уважаемых учителя в дрова. Соседки с радостью донесли благую весть и сочувствовали бабе Вале: да, не повезло бабке с постояльцем. Оказался постоялец пьяницей подзаборным и матершинником. Ой, беда, беда. А ещё детей эти ироды учат. Куда мир катится? Как только Любка, эта святая женщина, с таким алкашом, как её Якушев, живёт?

Добрые соседки бабы Вали завсегда знали, кто в посёлке наркоман, кто алкаш, а кто представительница древнейшей профессии. Они коллегиально решали, кого в этом посёлке не надо любить.

Баба Валя опешила от такого сообщения соседок и заранее окрысилась на своего молодого постояльца. Она-то думала, что берёт в квартиранты приличного учителя, интеллигента, а тут пьянь голимая. Получается, запустила она к себе в огород самца полорогих парнокопытных, а не приличного человека. Поэтому баба Валя встала у калитки в позу фурии. Она хотела самолично встретить возмутителя спокойствия и отчехвостить, а может даже выгнать его на все пять сторон света. Зачем ей в своём дворе любоваться на пропойцу?

Вскоре возмутитель спокойствия подошёл к подбоченившейся бабе Вали. К её огромному изумлению он был абсолютно трезв, одет, как всегда прилично: ни пылинки, ни соринки. Туфли блестят, взгляд нормальный, лёгкая улыбка и ни грамма запаха перегара. Как так-то? Совершенно нормальный человек. Бабе Вали пришлось перестать метать молнии из глаз, ибо ситуация оказалась дурацкая. Как обвинять трезвого человека, что он напился?

— А говорят, что вы с Николаем Фёдоровичем, как следует, перебрали, — неуверенно произнесла баба Валя.

— Инсинуации. Люди, особенно чёрствые душою, много чего говорят, — спокойно ответил математик. — Это называется, не говорят, а судачат. Люди они такие. Любят нафантазировать с три короба, натуральной колбасой их не корми, а дай посудачить. Наше общество борется с пустословием и шушуканьем за спиной, но есть ещё отдельные личности, которые любят почесать языком, обмыть косточки ближнему, и растрезвонить какую-нибудь весть, которую норовят безбожно переврать. А что касается Николая Фёдоровича, то, скрывать не буду, чуть-чуть нарушил мужик спортивный режим. Так после работы и на свои. У кого поднимется нога пнуть такого человека?

— Ни-ни, — замотала головой баба Валя, — совсем не поднимется, особенно ежели после работы, да на свои.

У бабы Вали исчез боевой настрой, и ей стало немного стыдно, что она плохо подумала на хорошего человека. Надо как-то загладить свою вину. Заглаживать она решила с помощью приглашения к своему столу:

— Никодим Викторович, — смущённо проговорила она, — вы, наверное, устали, после работы-то. Так что прошу к моему столу отужинать, чем Бог послал: борщик со сметанкой, голубцы со свиным фаршиком, компотик…

— Валентина Егоровна, — улыбнулся своей обаятельной улыбкой Никодим. — Борщик с голубцами, это конечно прелесть. Особенно приготовленные таким мастером своего дела, как вы. Но, вчера я вам обещал помочь с поливкой огорода, — учитель поднял вверх палец. — Вооот! Сами жаловались на спину. Поэтому, пока ещё светло, пойду-ка я в огород, разверну шланги, да немного полью растения. А ужин потом после дела.

Пока постоялец ловко разворачивал шланги и поливал растения, баба Валя металась по двору и отгавкивалась от соседушек: Нюрки 66 лет и Катьки 65 лет. Старые подружки подлетели к бабе Вали и стали допытываться: «Ну, как твой алкаш молодой. Прочехвостила молодца с песочком или с перчиком? Вставила ему люлей, али как?»

— Али как, глупые вы сороки, — ворчала на соседок баба Валя. — Конкретно помешались вы бабоньки на фоне экономического кризиса. Затрахали мне мозги до срыва резьбы. Человек работает в огороде, поливает растения, как обещал, причём после трудового дня. А вы его в алкаши записали, а у него ни в одном глазу. Совесть у вас где?