Правила мести, или Смерть отменяется

— я подумаю.

— Валентина Васильевна хочет, чтоб дети повзрослели в один миг. И именно сейчас. Сию же минуту. Баловаться нельзя, бегать нельзя, прыгать и кричать тем более. А играть в простые, как она говорит: не содержащие смысла и пользы, игрушки, вообще табу.

Татьяна Сергеевна тяжело и прерывисто вздохнула.

Кирилл взглянул на Татьяну Сергеевну, она чуть успокоилась и уже не натирала до дыр мебель и столешницу, разгружала посудомоечную машину и протирала посуду до блеска и скрипа. Как бы ей не хотелось поспорить с Ириной, но она была согласна с девушкой.

— только учись. Учись читать, учись писать, русский, иностранный, а когда дитю бегать и мультики смотреть? На выходных, когда к отцу приедут? Сеня молодец. В карман за словом не лезет. В прошлый раз — Ирина понизила голос, чтоб Валентина Васильевна с Настей не услышали, и наклонилась к Кириллу — говорю детям, чтоб руки после прогулки помыли, собак кошек трогали. Знаете, что мне Сеня отвечает?

— нет. — заинтересованно ответил Кирилл.

Ирина махнула рукой

— Соня сразу в ванную побежала руки мыть, а Сеня хмыкнул и говорит: «собаки же не моют лапы, после того как людей потрогают».

— мда — ухмыльнулся Кирилл

Татьяна Сергеевна пробубнила себе под нос, но так, чтоб Ира услышала

— и правильно. После некоторых людей — собак нужно руки мыть в трех водах.

Заигрывающая улыбка сползла с лица, Ирина выровняла спину и спросила:

— Татьяна Сергеевна, а где дети? Почему они так долго?

— не знаю. Рюкзачки у них собраны.

— позовите их, — она подумала и недовольно потребовала — пожалуйста.

Татьяна Сергеевна не успела ответить, она услышала, что по лестнице спускаются дети, Настя как раз проводила Валентину Васильевну и вместе с детьми вошла в кухню.

Ира встала и дала указания:

— целуйте мать родную и на выход. Сегодня ужинаем в ресторане.

— ура — закричал Сеня.

— а после ресторана — в детский мир.

— а завтра пойдем в кино? — спросила Соня

— пойдем, Сонечка.

— а я не хочу в кино, я хочу в зоопарк — капризно высказался Сеня и попросил — Ирочка, пойдем в зоопарк.

— нет, Сенечка, — ласково пропела она — я не люблю зоопарк. Все время думаю, что хищники на меня как на дичь смотрят. Сожрать хотят.

— а должно быть наоборот — не смогла промолчать Татьяна Сергеевна.

— вот, Сенечка, возьми Татьяну Сергеевну и сходите вместе. Как раз она себя в зоопарке покажет львам и медведям, пусть облизываются — она прошла мимо Насти — всем пока.

Вот тут-то настроение упало еще ниже, чем на самый низ души. Куда-то ниже низа, в подвал души.

Настя обняла и поцеловала по очереди детей, сначала скоростного Сеню, он чмокнул маму и выскочил обуваться, потом Соню. Настя проводила их до машины и вернулась в дом, сообщив Татьяне Сергеевне, что ужинать не будет.

Она села на диван и, совсем не обращая внимания на телевизор, бессмысленно щелкала каналы на пульте. На душе скребли кошки обиды и гавкали собаки злости. А она ничего не могла с этим поделать. Как? Да никак. То, что дети с радостью побежали к Ирине, ее очень обидело, но не могла же она объяснить детям, что это не няня и не подруга (как была раньше) а разлучница — любовница их отца.

Как тут настроению не упасть?

Потом еще и Татьяна Сергеевна подсела рядом и шептала, что заходила в гардеробную и обнаружила там вещи, сложенные не так как она их складывает.

— может мне не приснилось вчера, в доме действительно кто-то был?

— я же вчера все просмотрела. Никого не было.

— Ужас. — сама себя настраивала на эту волну Татьяна Сергеевна — А ты вещи в гардеробной перекладывала?

— нет. Зачем мне их перекладывать?

— А может у меня паранойя и маразм?

Насте надоело уговаривать ее в обратном и она раздраженно ответила:

— если бы кто-то приходил, то ты бы обязательно его увидела, а он бы обязательно забрал бы ценности, тем более на комоде в комнате золото лежит. Зайти и ничего не взять — вот это почти маразм. А если так и дальше пойдет, у меня тоже начнется паранойя.

— точно на пенсию пора — устало ответила Татьяна Сергеевна и, задумчиво, поплелась в кухню.

Настя тоже устала и грустно откинулась на спинку дивана.

* * *

Вечер Кирилл решил посвятить уборке салона автомобиля.

«Обязательно завтра нужно заехать на СТО, что-то движок не так звучит. Причем когда приехали обратно, все нормально было, а сейчас как-то не так». Он выключил пылесос и услышал звон бьющегося стекла. Он в прыжке перескочил через пылесос и в два счета преодолел лестницу. Влетел в гостиную, увидел разбитый хрустальный фужер с золотым обрамлением, а потом увидел ее босые белые ноги, торчащие из-за стола. Он быстро обошел стол. Сердце выскакивало из груди, от ужасного предчувствия.

Она сидела на полу и держала бутылку с вином, а так как бокал уже был разбит об стену, то пила она с горлышка.

Она от злости и безвыходности швырнула бокал в стену. Такое нервное состояние с ней случалось крайне редко, вернее вообще не случалось, а сегодня что-то накатило.

Он подошел к ней, наклонился и потянул за руку.

— не трогай — вяло сказала она и положила бутылку на пол, оставшееся вино вытекло из нее и потекло по кафелю, образуя красно-кровавую лужу.

— вставайте.

Она выдернула руку.

— отстаньте.

— не сидите на холодном.

— наплевать. — спорила она.

— простынете. — утверждал он.

— наплевать. — она отхлебнула глоток.

— это я уже понял, но за столом удобнее.

— мне и тут хорошо.

— насколько я знаю — женщинам нельзя сидеть на холодном. А вы на холодной плитке сидите.

— плевать.

— не замечал за вами такого многосторонне развитого лексикона и заковыристых слов.

Она нахмурилась, попыталась поймать изображение и сфокусироваться на нем.

— не смейте со мной так разговаривать — попыталась она показать себя хозяйкой этого дома.

— вставайте — он опять потянул ее за руку и констатировал факт — у вас уже руки ледяные.

— нет — она опять дернула руку.

Он сходил за подушкой и кинул рядом с ней.

— сядьте хоть на подушку.

Она взяла ее и обняла, он помахал головой и сказал

— простынете, попадете в больницу, а ваши дети будут жить с Ириной.

Он правильно рассчитал — это именно то, что ее задевает. Она зло глянула на него, потом изменилась в лице и разрыдалась, уткнувши подушку в лицо, приглушая свой голос.

— они ее любят — через пьяные слезы и всхлипы пыталась говорить она.

— они вас любят — теперь он начал с ней спорить.

— она приехала за ними, а они бегут к ней. А я даже не могу запретить. Они ведь к своему отцу едут. Они же еще маленькие. Я им объяснить не могу. Она же их к папе везет. И она ведь хорошая.

— да вы лучше.

Настя к нему не прислушивалась, она была на волне завывания, слез и пьяных воплей.

— Они ее все любят. И Сеня и Соня и Коля. А я одна. Совсем одна.

Он смотрел на нее, сидящую на полу, пытающуюся не казаться слабой и поэтому закрывающую свои слезы. И жалел.

— вы не одна.

— одна — она откинула подушку и закрылась руками.

— дети вернутся.

— через два дня-а-а-а…

— это не долго.

Она убрала руки от заплаканного лица и всхлипнула:

— но дело — то не в этом.

— а в чем?

— на следующих выходных она опять приедет и они с радостью поедут с ней. А я не могу им все сказать.

— не говорите. Лучше пусть они с радостью едут к своему отцу, чем со слезами. Вы ведь не сможете запретить им видеться.

— не смогу. Я и не собираюсь это делать.

— вот. Тогда пусть едут к отцу с женщиной, которую они знают и любят, а не боятся и ненавидят.

Она внимательно на него посмотрела, пытаясь понять смысл его высказывания. Ну не такая уж она пьяная, чтоб не понять.

— Она была моей лучшей подругой. Мы учились в одном классе, дружили. А потом я взяла ее к себе няней для детей. Она училась в педа… педаго… педагогическом. А она…. это так больно.

— разве ж это боль? — негромко сказал он.

— что вы говорите? — заплетающимся языком спросила она.

— ничего. Вы встаете?

— нет.

Он присел рядом, обхватил ее за талию и встал вместе с ней, легко пронес ее до дивана и мягко приземлил, вернее придиванил на подушки.

— зачем вы меня носите? Оставьте меня одну.

— это что женская логика? Вы только что жаловались на одиночество, а теперь просите оставить вас… — он не договорил.

Она промямлила.

— ммм. Мне плохо.

Он успел сбегать в ванную за тазиком и когда все закончилось резюмировал.

— а вино пить-то вы не умеете.