Сквозь лёд и снег. Часть II. Антарктический беглец

Алексей Архипов

Сквозь лёд и снег. Часть II. Антарктический беглец

ГЛАВА I. ФРАНЦУЗСКАЯ РИВЬЕРА

— Который час? — спросила Фрэя сонным голосом, проснувшись, вытягивая руки вверх и разводя их в стороны.

За окном мелькали деревья, кусты и поля. Весь пейзаж казался до мельчайших подробностей аккуратным, чистым и уравновешенным. Вдалеке периодически возникали какие-то фермы в старом европейском стиле с ветряными мельницами и домами, напоминающими иллюстрации в книге Шарля Перро «Кот в сапогах». Новенький серебристый кроссовер от BMW плавно скользил по асфальтовому серпантину дороги. Лёгкая едва заметная неоновая подсветка салона очень чётко сочеталась с недавно наступившими сумерками. Тёплый летний воздух, нагретый уползающим за горизонт солнцем, на ходу проникал в приоткрытое окно внедорожника и слегка трепал волосы Фреи, перемешиваясь с ароматом духов и оригинального ароматизатора салона.

— Где мы? — переспросила Фрэя, опустив левую ладонь на правое плечо Джонса, — я долго спала?

Джонс вёл машину с максимальным удовлетворением от комфорта в салоне и видов виноградников, спускающихся со склонов холмов.

— Сейчас мы проезжаем округ Лангон, один из исторических округов Франции в регионе Аквитания. У меня такое чувство, что сейчас на дорогу из кустов Де Артаньян на коне выскочит или Дон Кихот.

— Он же испанец, — возразила Фрэя.

— Кто? — с удивлением переспросил Джонс.

— Ну, Дон Кихот. Он в Испании жил, а не во Франции, — со смущённой улыбкой продолжала она.

Джонс немного смутился на секунду. Он не хотел отвлекаться от видов за окном и непревзойдённой динамики управления спортивной подвеской на поворотах серпантина, поэтому не слишком вдавался в суть сказанного Фреей. Тёмно-синяя шёлковая рубашка трепалась как парус на его груди от плотного воздушного потока через водительское окно. Внезапно «немец» чётко включил интеллектуальный свет фар.

— Неважно, — ответил Джонс, сделав некоторую паузу, — ты же понимаешь, что я это к слову о местных видах и мельницах. Сейчас без пяти семь, а что ты хотела?

— Может остановимся где-нибудь перекусить? Я проголодалась и хочу местного вина по случаю пребывания здесь. Ты ведь не собираешься вести машину всю ночь голодным?

Джонс переключился на голосовой поиск маршрутизатора в бортовом компьютере автомобиля. Приятный женский голос на русском языке сказал: «Введите параметры поиска». Джонс быстро произнёс: «Ресторан!», после чего на карте сразу же отобразились все близлежащие заведения по проложенному курсу с регистром регламента работы над каждым.

— До ближайшего ресторана всего пару миль, — сказал Джонс, — там и остановимся.

— Что ж, прекрасно, — ответила Фрэя и они продолжили свой путь молча, наслаждаясь закатом солнца, живописными видами и приятным тёплым воздухом французской провинции.

После ужина в летнем кафе на открытой террасе небольшого ресторанчика неподалёку от винодельни Шато-Понт-дэ-Брион в округе Сен-Пьер-де-Мон, с бокалом красного сухого вина при свечах под стрекотание цикад, запах цветущей лаванды и бесконечным звёздным небом, Фрею потянуло на романтические настроения и она произнесла:

— En ce monde tous les biens sont communs!

Джонс, будучи не особо осведомлённым в крылатых выражениях на французском языке продолжал молча жевать, сделав только некоторое такое саркастическое «Угу», как будто бы согласившись с произнесённым.

— Ты что понял, что я сказала? — с радостным удивлением спросила Фрэя.

— Нет, — коротко и просто ответил Джонс, сделав несколько глупое выражения лица, но при этом сохранив невозмутимость.

Фрэя подавилась смехом, манерно прикрывая ладонью нижнюю часть лица.

— «В этом мире есть все блага, надо лишь уметь их добыть», — ответила она с объяснительной интонацией.

К столику подошёл гарсон аккуратно держа перед собой на согнутой в локте руке белое полотенце с тиснёным гербом, по видимому местной винодельни, и уступчиво чуть подавши корпусом вперёд произнёс, обращаясь всё-таки как бы больше к Джонсу, чем к Фрэе:

— Encore la faute a la dame? (Ещё вина даме?фран.)

— Non, merci! («Нет, спасибо!» фран.) — ответила Фрэя.

— But, we will take one bottle of the same wine with ourselves («Но мы возьмём одну бутылку такого же вина с собой»), — сразу продолжила она на английском.

— Une bouteille meme. C,est bien! («Одну бутылку такого же. Хорошо!» фран.) — услужливо легко и весело произнёс гарсон и быстро удалился.

Уже садясь в машину и размещая фирменную корзину с вином и сыром в багажнике среди вещей, Фрэя вдруг спросила у Джонса:

— Помнишь тот случай с американским пилотом на Амундсен-Скотт?

— Я не хочу вспоминать подробности, если честно, — ответил Джонс.

— Да ладно тебе, в самом деле… Ты что собираешься прятаться и бегать от этого случая? Это смешно, давай поговорим об этом. Мне интересно понять, что стоит за всем этим? Да и тебе, как капитану в будущем будет полезно иметь в виду такие скрытые от общих взоров факторы.

— О чём ты говоришь, не понимаю? Он просто предложил — я просто отказался. Это американцы, они слишком раскрепощённые люди и бывают довольно наглыми.

Джонс запустил силовой агрегат, кроссовер плавно и бесшумно двинулся с места. Фрэя откинула спинку кресла немного назад и приняла полу лежачую позу на боку, повернувшись в сторону водителя лицом к Джонсу и подвернув левую ногу под себя.

— В тебе говорит обида, — продолжила она, — это неправильная позиция.

— Я говорю так, как было и как понимаю суть происходящего.

— Давай начнём заново, — и Фрэя добавила немного теплого воздуха на климат контроле в свою сторону. За окном становилось прохладней.

— Для начала, что ты знаешь про этого Стива Эдиссона? — спросила она.

— Это тебе к Гансу с Йозефом надо обратиться, — у них там контора исследует все подробности.

— Ничего смешного я в этом не вижу, но допустим, можно опустить эту часть.

— Да я как бы и не смеялся, просто мне всё равно. Я не строю какие-либо выводы и не вырабатываю в соответствии с ними тактик на основе личных данных и уж тем более не собираюсь заниматься шпионажем и разведкой. Я уверен в своих силах и навыках и действую в соответствии с возможностями, которые мне предоставлены, а не максимально перескакиваю допустимые пределы. Случай с Зордаксом — это совсем другое, там не было установлено явных преград для действий. А здесь мне пришлось бы очень долго объяснять, почему я вдруг сразу же после моего назначения сорвался в незапланированную гонку с американским пилотом вопреки распорядку миссии.

— Ты не хочешь меня слушать, а всё вторишь свои оправдания и уводишь куда-то от сути. Я уже сказала, что не обвиняю тебя, дело не в этом.

— А в чём тогда?! — начал раздражаться Джонс.

— Почему эта ситуация возникла и кому это было надо? Вот главный вопрос, на который ты должен ответить, — строго перебила его Фрэя.

— В смысле? — спросил Джонс уже более спокойно, — ты хочешь сказать, что за всем этим стоит нечто большее, чем просто желание этого Стива Эдиссона помериться кое-чем у всех на виду с явно выраженной, как это принято у американцев, вычурностью и манерностью?

— За всем этим стоит гораздо большее, чем мы с тобой сейчас можем предположить, — ответила Фрэя с явным усилением важности момента, — помнишь, что было приведено управлением миссии в изменениях к протоколам первой гонки на станции Ноймайер у немцев в качестве одной из целей? Там было сказано, что при победе немецких пилотов их группа будет иметь приоритет в участии при следующих миссиях.

— А что вообще это значит? Ты так говоришь, как будто знаешь заранее все итоговые последствия. Зачем вообще немцам нужны эти приоритеты и почему они сами по себе не могут организовывать и выполнять свои миссии?

— Ты что вообще дурак? — несколько риторично спросила Фрэя, — кого будут интересовать на мировом уровне какие-то чужие, не известные достижения, если они не входят в общий план программы всего проекта? Мы же говорим о реализации целой индустрии, в которой люди потом будут платить деньги, а значит, мы говорим о весомом участии в получении дальнейшей прибыли, не говоря уже о национальном престиже.

— Ладно, хорошо я понял, дальше что? Немцы могли получить доминирующую позицию, то есть ты хочешь сказать, что и американцы также стремятся её заполучить. Но причём тут частные формы выражения личной конкуренции?

— Элементарно! — для подавления боевого стимула. Вопрос даже не в этом. Интерес вызывает то, как они это делают, — продолжила Фрэя.

— Интересно, что же там такого ещё? — опять возразил Джонс.

— Дело не в самих подробностях, а в том, насколько тонко их анализировать. Судя по их поведению, мы можем говорить о том, что они обладают абсолютной независимостью, свободой действий и иммунитетом. И естественно такие полномочия им предоставляет их руководство, ведь не хочешь ли ты мне сказать, что Стив Эдиссон вот так вот просто без всякого разрешения на свой страх и риск будет предлагать тебе посреди незаконченной миссии личную дуэль, рискуя попасть в такие же неприятности, как и бывший капитан Зордакс? Даже если у него есть деньги и это его личный Сновигатор, то уже никак, согласись он в частном порядке без разрешений не выйдет в свободный незапланированный полёт по маршруту от станции до станции. Эти действия должны были быть в любом случае согласованы со всеми службами с их стороны, а раз он был настолько смел и решителен, то наверху об этом естественно знали.

Джонс в некоторой степени оторопел:

— Послушай Фрэя, я только что ощутил невероятный прилив масштабного прозрения, даже не знаю что сказать, мне нужно время, чтоб подумать ещё раз, ведь ты абсолютно права.

— Да, веселье ещё и в том, что кроме нас с тобой в группе об этом случае никто не знает, потому что мы договорились с тобой об этом никому пока не распространяться. И они, я пока ещё не готова ответить на вопрос «кто именно?», — знают об этом тоже и также принимают это в разработку.

— Так постой, тут получается целый заговор что ли? Может ты всё-таки накручиваешь обстановку?

— Какой заговор, Джонс? Это игра! Как ты не поймёшь? Нас втянули в чью-то игру, и я хочу приблизительно разобраться хотя бы с правилами, не говоря уже о конечных целях и тех, кто хочет их добиться наверху.

— Нифига себе история! — сказал Джонс, продолжая вести машину, — лишь бы это не оказалось очередными разговорами на ночь. Понимаешь, о чём я говорю?

— Успокойся, надо выстраивать цепочку на конкретных фактах, а не смотреть сквозь них, не обращая внимания на детали. Да и в целом ты же понимаешь, что мы не просто на велосипедиках в детском садике катаемся, в деле замешаны огромные деньги. Огромные деньги и интересы разных государств. Давай лучше попробуем применить для дальнейшего рассуждения метод допустимых вероятностей. У нас есть цели американской стороны и явная принадлежность этих целей к их высшему руководству. Таким образом, мы можем сделать вывод, что, скорее всего это могло обсуждаться между главами корпорации, но не обязательно в формате нашего конкретного случая, а как общая тактика развития программы с учётом баланса заинтересованных противостоящих сторон.

— Короче, ты хочешь сказать, что Архип Великий знает про эту американскую провокацию, и что они вместе с другими членами правления обсуждали возможность возникновения таких случаев, как методы влияния на цели всей миссии? — внезапно сформулировал Джонс.

— Именно! — ответила Фрэя с некоторым удовлетворением от того, что ей наконец удалось вывести Джонса на истинное понимание происходящего и оттолкнуть от комплекса проигравшего героя.

— Хорошо, — продолжила она, — теперь осталась уже совсем тонкая структура предположений о том, какими мотивами руководствовался Архип Великий и о чём вообще они там могли говорить?

— Ну, это уже совсем не реально, — ответил Джонс.

— Согласна, — сказала Фрэя, — но мне не нужно дословное содержание, я хочу просто понять позицию Архипа Великого.

— А что тебя в нём не устраивает?

— Да, понимаешь, это очень странно, назначать человека капитаном группы и тут же кидать его под танки, нарочно провоцируя на грубые нарушения.

— Но ты же сама сказала, что он не обязан был знать о конкретных действиях со стороны американцев.

— Да, но предположим, что он знал. Представь себе, что он знал об этом заранее. Что, как ты думаешь, он хотел понять или чего добиться, на что посмотреть? Что являлось объектом понимания в той ситуации?

— Ну, возможно вероятность моей победы или же чёткое подчинение распорядку.

— Ты опять слишком поверхностен. Здесь суть как раз в отношении одного к другому, то есть объектом исследования были твои личные качества, как капитана и военного офицера. Скорее всего, он изучал твоё внутреннее состояние, что одержит вверх в твоих чувствах: страх перед риском или же отчаянная смелость, некая такая отвязанность в поступках перед возможностью уступить сопернику или врагу.

— Подожди, так ты хочешь сказать, что Архип Великий проверял меня на трусость что ли?

— Практически да, только это ещё не всё.

— Да уже как бы плохо всё.

— Почему? — спросила Фрэя.

— Ну, наверно потому что я проиграл в данном случае, то есть струсил.

— Да нет, дело-то не в этом.

— Дело не в этом — дело не в этом… А в чём тогда дело?! Послушай, Фрэя, я устал уже от твоих дедуктивных психологических расследований. Говори попроще.

— Да не получается проще, тут и смысл был весь в рассуждениях. Чтобы что-то понять, надо задавать друг другу вопросы, понимаешь?

— Ну-ну и что там дальше-то у тебя, Шерлок Холмс? — саркастично спросил он.

— А дальше всё хреново, вот что! — недовольно ответила Фрэя, — зачем Архипу Великому устраивать психологические игры с подчинёнными, да ещё и в сговоре с американской стороной? Попахивает какими-то злыми клоунами в дерьмовом цирке.

— Так ведь там ещё по твоему же графику должен присутствовать представитель из Москвы, так ведь? Архип хоть и самостоятельная личность, но без Москвы он на такое не решится, ему сразу ноги начнут пилить.

— Всё правильно, только вот и Москва меня не особо вдохновляет в плане благочестивости.

— А ну то есть и они интерес имеют к этому?

— Конечно! Даже я бы сказала это конкретный заданный интерес, только вот я не могу понять, конкретно в чём?

— Ну, пользуясь твоими методами, я могу предположить, что они просто сравнивают нас и американцев. То есть это как ставки делают в человеческой игре личностей, брошенных в свободный бой на выживание, чтобы доказать, что мы действительно самые сильные и лучшие, а остальных используют для создания нарочных помех, чтобы усложнить правила.

— Ага, весёлая замануха! Я всю жизнь мечтала о подтасовках со стороны начальства. Замечательные такие соревнования, где твои тренеры делают тебе пакости, чтобы ты проиграл.

— Ну, может это ещё не так всё. Ты же сама сказала, что мы рассматриваем только вероятность.

— Не важно, надо готовиться к худшему. Примем всё так, как есть и надо как-то аккуратно довести это до остальных, чтобы все были осторожнее и внимательнее. Не известно, что там ещё нам могут подсунуть.

— А зачем так аккуратничать, — взяли да сказали. Сейчас вон приедем к Кэтрин с Акселем и расскажем всё как есть.

— Да нет, так тоже делать нельзя. Допустим Кэтрин и Акселю я доверяю, как собственно и всем остальным, но ты же понимаешь, что мы будем там нести? Фактически мы будем дискредитировать высшее руководство, обвиняя самого Архипа Великого в чём-то подобном предательству или скрытым махинациям, направленным на подавление участников миссии. Ну, короче, умышленном саботаже проекта.

— Допустим, а в чём умысел тогда?

— Ну, как, может он добивается перевеса сил? В пользу другого государства, например.

— А как же тогда Москва?

— Да хрен с ней с Москвой, что ты пристал? Может они ему там вдвоём мозги запудрили, этому представителю, а он и не в курсе сам. Это обычная техника двое против одного.

— Хорошо, вернёмся к осторожности и нашим ребятам. Давай расскажем часть истории без своих домыслов?

— Не пойдёт. Они не так поймут ситуацию, и будут вести себя гораздо проще, чем нужно.

— Тогда как?

— Надо рассказывать всё досконально со всеми домыслами, только заранее предупредить о том, что это опасно и говорить об этом за пределами группы ни в коем случае нельзя. И вот ещё что, я думаю Зордаксу вообще не стоит ничего говорить.

— Это ещё почему?

— Ты знаешь, если выяснится, что всё, о чём мы с тобой говорили это правда, то Зордакс — является самой уязвимой фигурой в этом фрагменте. Во-первых, вы с ним враги. Во-вторых, он и со мной теперь будет враждовать. В третьих, он должен денег и очень много Архипу Великому и не известно, каков критерий прощяемости таких долгов перед корпорацией. Он может спокойно придти к нему в палату с корзинкой фруктов, похлопать по плечу и пожелать скорейшего выздоровления, а заодно рассказать о нас с тобой, напомнить о сумме убытков проекту, предложить очередную «конфету» в случае полного подчинения и просто завербовать его, как обычного стукача в команде, который сразу же сольёт наши домыслы и планы напрямую без посредников.