Помоги проекту - поделись книгой:
– Все экзесцирует? – к Панину подошел худощавый мужчина в черном парике, слегка поклонился.
Это был кавалер Франсуа-Мишель Дюран де Дистрофф. Французский посланник при дворе Екатерины II.
– Экзесцирует – согласился Панин, тяжело вздохнул – Франсуа, я переманю вашего повара! Сей же час поделитесь секретом вашей худобы!
Панин в шутку похлопал себя по необъятному животу.
– Это есть импосибле! – засмеялся посланник – Мой сьекрет в постоянном твижении.
– Да… – Панин с хмурым лицом отвернулся от окна – Еще Аристотель сказал – Движение – жизнь. А если движения нет… Особенно в государственном смысле.
– Вы весьма правы, граф! – де Дистрофф перешел на французский – Общество должно развиваться. Государство – словно человеческое тело. Застой крови – вредит здоровью.
– Сколько раз уже было говорено матушке – лицо Панина сморщилось – Еще десять лет тому назад я представлял Екатерине Алексеевне проект учреждения Императорского совета и реформы Сената! Законы утверждаются министрами и только после попадают на подпись императрице… А там один шаг до конституции.
– А это ваше ужасное крепостное рабство! – посланник покачал головой – Это же варварство.
– Богатые вы – вздохнул граф – У нас отними у помещиков крестьян – с чего они жить будут? Вмиг обнищают, да заговор организуют. Впрочем, я не могу подобное обсуждать с дипломатом. Прошу меня понять.
– Исключительно приватно! – де Дистрофф помахал треугольной шляпой с белым пером, которую держал в руках – Я знаю о вашем отношении к Франции и смею надеяться, что когда-нибудь…
– Бросьте, кавалер! Я не для того столько лет трудился ради создания Северного аккорда…
– Но теперь, когда вы в опале, вас отстранили от обучения наследника, а ваши союзники – Пруссия, Англия – не стремятся вам помочь, я хочу заверить вашу светлость, что во Франции остались друзья, которые…
– Что этот французик тут делает? – по коридору дворца шел плотного сложения мужчина в генеральском мундире – Братец, нам бы перемолвица конфидентно.
– Ваша светлость, я всегда к ваши услугам. Разрешите откланяться – посланник изобразил легкий поклон и не глядя на генерала быстро заспешил прочь.
– Слетелось воронье – граф пристукнул тростью по паркету, глядя вслед французу – С чем пожаловал Петя? Тебе разрешили выезд из поместья?
– Я инкогнито – генерал кинул треуголку на подоконник.
– По краю лезвия ходишь, Петя! Матушка недовольна тобой. Называет тебя за твои шутки и насмешки «персональным оскорбителем». Орловы требуют твою голову!
– Доносили уже – Петр Панин достал табакерку, заложил понюшку в ноздрю. Чихнул – Плевать. Про Емельку слышал?
– Вся столица бурлит – сколько крепостей взял… – Никита Панин тоскливо посмотрел в окно. За стеклом стучали барабаны, играли флейты гвардейцев – К Оренбургу подступает.
– Кара послали. Бездельника этого.
– Чем худ сей генерал? Кажется, в Польше подавлял уже восстания…
– Ты, Никита, не путай поляка с русаком. Если нашинские бунтуют – вся Европа дрожит. Попомни мое слово!
– Откель же катькины войска пойдут? – первым задать правильный вопрос сообразил быстрый Овчинников.
Творогов подвинул к себе карту, закряхтел.
– И думать неча – я ткнул пером в Казань – От Москвы, через Нижний на Казань. Потом по сибирскому тракту к нам.
– С Симбирской губернии також кто-то двинется – сообразил, наконец, Творогов – По самарской линии в направлении Татищевой крепости. Другого пути тут нет.
– Надо усилить ее – согласился я – Как разверстаем казачков, пошлем сборный отряд. Кто там сейчас управляется?
– А ты запамятовал, царь-батюшка?? – удивился Овчинников – Поп Стефан Симеонов. Он тебя первый признал.
Мнда… Вот он кадровый голод. Крепостью управляет священник! Впрочем, у Екатерины ситуация тоже пиковая. Все боевые генералы в Турции или давят восстания в Польше. Франция науськивает Швецию напасть на Россию и отнять часть завоеванных ранее земель. Так что и в Питере приходится держать несколько генералов – на случай если им срочно надо будет воевать в Финляндии. На нас пошлют Кара, который прямо скажем звезд с неба не хватает. Праотцу довольно легко удалось его разбить под Юзеевой, после чего военачальник бросил войска и сбежал в Москву. Пришлось назначать нового генерала – Бибикова. Впрочем, в защиту Кара можно сказать то, что ему дали весьма мало войск. Да и центральные власти просто не представляли масштаб армии Пугачева в ноябре 73-го года.
– Казачки гутарили, что в Верхне-Озёрной крепости сидит бригадир Корф – вспомнил Творогов – Поди его тоже на нас пошлют.
Ну вот и определились три главных удара по Оренбургу. Один главный – Кара и два вспомогательных. Плюс костью в горле сидел так и не взятый Яицкий городок. Местные казаки его блокировали и у коменданта не было сил на вылазки, но это только пока.
– Месяц у нас есть – тяжело вздохнул я – Навряд больше.
Внезапно зазвонили массивные напольные часы Рейнсдорпа.
– Некогда лясы точить – я понял, что время стремительно утекает как вода из рук – Айда на осмотр города!
Мы встали, вышли из комнаты. Только стали спускаться по парадной лестнице, как меня перехватывает Шигаев.
– Петр Федорович, свет наш солнышко! – полковник умильно улыбается – Все сделали по твоему слово, вот казна. Прикажешь счесть при видоках?
Шигаев кивает на двух казаков, которые держат на весу деревянный ящик с замком.
– Верю тебе, Максим Григорьевич. Ступайте за мной.
Пришлось отправить генералов седлать коней, а мне идти в подвал. Выставив вон любопытного Шигаева и сменив на посту Никитина, я принялся копаться в губернаторской казне. Чего тут только не было! Разнообразные драгоценности, иностранные монеты, включая французские, прусские… Рейнсдорп явно не был простым чиновником. Я дал себе слово разобраться в чем дело. Собрав кое-какие нужные ценности и рассовав их по карманам, догнал генералов. Незнакомый молодой джура[5] уже держал моего оседланного вороного. И ведь не спросишь кличку лошади! Окружающие не поймут.
Наше путешествие по городу сразу началось с неприятностей. Сначала мы встретили пьяных казаков. Трое всадников, покачиваясь, ехали по улице и орали песню:
– Вам ли не доносили мой указ о запрете пьянства?! – не выдержал я, дернув за узду коня ближайшего казака. Генералы двинули своих лошадей и прижали пьяниц к дому.
– Царь-батюшка! – молодой парень с огромным чубом прижал руку к сердцу – Ну как не выпить?? Такая же виктория! Век люди помнить будут.
– Чья сотня? – поинтересовался я.
– Полковника Лысова – повесил голову парень.
– Слезайте с лошадей, сдавайте оружие. Вы под арестом на два дня – я кивнул джуре, что нас сопровождал – Где гауптвахта знаешь?
– Да, царь-батюшка!
– Веди.
Генералы подкрутили усы, но ничего не сказали. Спустя четверть часа мы были возле приземистого, серого здания. Овчинников постучал в дверь и к нам вышел… каторжник Хлопуша. Его заклейменное лицо озарила страшная улыбка. Арестованные казаки дружно выдохнули.
– А я тут ваше величество, заселился, обстраиваюсь. Капрал то местный, сбег.
– Раз так, принимай пополнение – я ткнул ногайкой в сторону пьяниц – Запри их до послезавтра. Пусть протрезвеют. Вот тебе человечек в помощь – я кивнул на джуру.
Хлопуша поклонился, молча схватил казаков за шиворот и потащил к себе. На улице почти стемнело, генералы разожгли факелы. Я же повернулся к Овчинникову:
– Андрей Афанасьевич, надо на ночь разъезды по городу пустить. Будь любезен, распорядись!
Мы отправились дальше и я даже не удивился, когда уже на следующем перекрестке мы столкнулись судя по малахаям с двумя башкирами, которые тащили в четыре руки расписной сундук. За ними бежала растрепанная простоволосая молодая девушка в разорванной душегрейке. Она цеплялась за ящик, азиаты ее со смехом отталкивали. Увидев нас, девушка повалилась на колени, закричала:
– Ой, родные, государи мои!.. Спасите! Я ж невеста… Это ж мой сундук, с приданым!
Башкиры бросили сундук, схватились за сабли.
– А ну на колени перед царем, сучьи дети – закричал Творогов.
– Встань, милая, – я слез с коня, подхватив девушку под мышки, поднял ее, как перышко – Как тебя звать-величать?
– Марья.
– Искусница? – пошутил я.
Тем временем Творогов и Овчинников наезжали конями на башкир. Те достали сабли и отходили к стене дома. Я пожалел, что почистив пистолеты, так и не зарядил их. Все некогда было. Да и охрану надо было взять, а не надеяться на генералов.
– Что будем с ними делать? – Овчинников передал свой факел Творогову.
– Руби их к псам – я решился посмотреть, чего стоит Андрей. И тот показал класс. Дал шенкелей жеребцу, тот с места прыгнул вперед. Я даже не заметил, как в руках привставшего в стременах генерала оказались сабли – так быстро он их выхватил. Чирк, чирк и башкиры валятся на землю, хрипя и зажимая горло.
Девушка визжит, по земле течет кровь.
– Любо Андрей Афанасьевич! – одобрил Творогов, светя факелом – Кончаются
Глава 4
Конец дня проходит стремительно. Я пытаюсь успеть везде и нигде толком задерживаюсь. На объезде, захватив с собой Марью и ее сундук, мы сначала посещаем местный госпиталь. Два полковых врача не сбежали и даже перевязали раненых. Делаю себе еще одну пометку в памяти поговорить с эскулапами. Отворять кровь больным – это совсем не то, что лечит болезни.
Разговариваю с ранеными казачками, одариваю их золотыми рублями. Пугачевцы довольны. Заехав в казармы и проведав сотни, осматриваю тюрьму. Тут распоряжается Чика.
– Всех заперли пока по камерам да казематам. Офицериков, да с пару сотен солдат ренбурхских. Еле влезли.
– Так много? – удивляюсь я.
– Сдались на твою милость. Готовы присягу дать.
– Все завтра – я от усталости уже валюсь с ног, а день то еще не закончился!
После тюрьмы нахожу разграбленную лавку золотых дел мастера. Грустный чернявый мужичек, в чьем виде легко угадываются семитские корни встречает нас поклонами. Не ропщет, не ругается. Имя у мастера впрочем, оказывается вполне русское – Авдей. На грозный вопрос Овчинникова, который при чернявом оттирает кровь с сабель – «Не выкрест ли ты?» Авдей обреченно кивает головой. Ясно. Евреям в Россию въезд запрещен. Но если ты отказался от веры отцов, крестился… Многие двери перед тобой открываются.
Я компенсирую мастеру раззорение лавки, выдаю золото из запасов губернатора. Пытаюсь договориться об изготовлении отличительных знаков. Надо как-то выделить моих начальных людей. Авдей обещает что-нибудь придумать. Обсуждаем внешний вид знаков. Мастер смотрит на меня печальными глазами, в которых видна толика удивления.
– Такового я еще не делал. Но у меня остались в тайничке, царь-батюшка, заготовки медалек для Вольного экономического обчества. Оренбургские чиновники заказали. Из них могу изделать по твоему слову.
Вот это новость.
– И что за звери эти экономы? – поинтересовался я. В преданиях о Праотце ни слова не говорилось, что в Оренбурге жили какие-то экономисты.
– Некто Рычков – ответил мне Авдей – Большой учености человек!
– Сбег поди – качает головой Овчинников – А может казачки споймают.
– Тады и глянем в мошне сколько Рычков наэкономил – смеется Творогов.
Споймали. И не только его. К нашему возвращению к губернаторскому дому тут стоит под охраной группа мужчин и женщин. Толстая, надменная губернаторша в шубке. Выводок ее взрослых детей – девушек и юношей, плешивый мужчина лет 50-ти в сюртуке.
– Пытались затемно сбежать через валы – пояснил один из казаков, рассказывая кого поймали.
– Да как ты смеешь, быдло яицкое! – губернаторша брызгает слюной, бьется в руках казаков.
– Маша – я оборачиваюсь к спасенной девушке – Мне нужна помощница домоправительницы. Плачу хорошо, пять рублей в месяц.
У окружающих отваливаются челюсти. Извозчик канцелярии армейского штаба, получает 50 коп в месяц, сержант – 3,75 рубля, оклад асессора (гражданская должность, соответствующая воинскому званию майора) составляет 37 рублей с полтиной.
Мария краснеет, бледнеет, тихо произносит – Куда мне сироте податься, я согласная.
– Бери вот этих девиц – я указываю на двух дочек губернатора – Они теперь здешние служанки. Дом мыть, чистить, мне баню истопить.
Губернаторшу сейчас хватит инфаркт. Она хватает воздух губами, пытается что-то сказать. Я демонстративно достаю незаряженный пистолет, играю им в руках. На крыльцо выходит напряженная Татьяна Харлова. Одна.
– Вот, Татьяна Григорьевна! – я указываю стволом на губернаторшу – Нашел вам прачку. Буде вести себя дерзко – велю пороть на главной площади прилюдно.
Теперь уже все таращат на меня глаза. Пороть дворян?? При Петре то можно было, а вот Екатерина отменила телесные наказания. Губернаторша пытается изобразить обморок.
– Петр Федорович, окститесь! – тихо говорит мне Харлова на ухо – Это же лучшие люди Оренбурга! Они дворяне.
– Кончились дворяне, Татьяна Григорьевна – я тоже наклоняюсь к уху вдовы – Или лучше, чтобы казачки их убили или они замерзли в степи? Пусть пока так – и уже громче, для всех – А это Мария, ваша помощница. Будет руководить служанками.
Губернаторские девицы бледнеют, кусают губы. И молчат. А как не молчать, если рядом играют плетками казаки?
– Что с хлопцами будем делать? – Овчинников тыкает в трех сыновей Рейнсдорпа.
– Отдай в сотни, в джуры.
– Забреем в рекруты – генерал смеется.
– Умоляю! – губернаторша пытается взять меня за руку, но я киваю казакам и те ее утаскивают. Овчинников с Творговым уводят сыновей, Татьяна – Марию и дочерей. Остается лишь один человек – тот самый плешивый мужчина.
– Рычков. Петр Иванович – представляется он, заискивающе заглядывая мне в глаза – Смею надеяться, что надо мной не будет учинено насилие?
Поделиться книгой: