Бесстрашный

Бесстрашный

Глава 1

Никогда не относился к дороге, как к развлечению. Даже в далёком детстве.

Хотя, казалось бы, какие проблемы? Сиди себе у окна в поезде или автомобиле, на корабле или в самолёте, любуйся пейзажами, болтай с попутчиками, пей газировку, жуй бутерброды, хрусти попкорном и чипсами, листай планшет, слушай в наушниках музыку, мечтай о далёких странах или о возращении на любимую родину, жди, когда машинист-водитель-пилот-капитан довезёт тебя в пункт назначения… Романтика странствий… Особенно, если не думать о чём-нибудь приземлённом, банальном. О цене на билеты, к примеру. О стоимости бензина. Об отменённых-задержанных рейсах. О разбитом асфальте. О храпящем на верхней полке соседе…

Увы, но иные дороги могут выглядеть по-другому. Совсем по-другому. Причём, без всяких банальностей.

Когда ремень автомата давит на шею, в разгрузке двадцать кило БК, из-под шлема льёт пот, ноги сами собой самоходом переступают через подозрительные обломки и ветки, а слезящиеся от дыма глаза шарят вокруг в поисках затаившихся в траве «лепестков» и тонких нитей растяжек. А в уставшем донельзя сознании крутится вялая мысль, что где-то над головой уже кружит невидимый коптер, готовый в любую секунду сбросить на ничего не подозревающего бойца РГДшку или выстрел подствольника с оперением из использованной пластиковой бутылки, или того хуже — навести на всю группу огонь миномётов и артиллерии.

И пусть я к Минобороны прямого отношения не имею, но тоже, как многие из друзей и знакомых, бывало, топтал армейскими берцами долины и кручи Кавказских гор, нёсся на пышущей жаром броне по Сирийской пустыне, трясся в десантном отсеке Ми тридцать пятого, идущего на сверхмалых и буквально стригущего лопастя́ми винта зелень Донецких степей.

Конечно, в обычной гражданской жизни чего-то похожего никогда не случается. Однако, кто знает, на что способна злодейка-судьба, подкидывающая нам испытания, не спрашивая, хотим мы того или нет?

Мне, к слову, она подкинула фэнтези-мир. В чём-то похожий на наш, но в чём-то разительно отличающийся. Наличием магии, например, которая — три раза ха-ха — на меня не действует… Ну, то есть, не действует, если я этого не разрешаю. Воздействовать на себя я разрешаю лишь тем, кому доверяю и с кем готов идти не только в разведку, но и на смертный бой.

Жаль, правда, все те дороги, какие мне здесь выпадают, только туда и ведут.

Но, в принципе, это не страшно. С этим я уже свыкся. А с чем не свыкся, так это с тем, что женщины в этом мире имеют такое же право на смерть, что и мужчины.

Рейна — к несчастью ли, к счастью — как раз такая. Готова идти за мной хоть в преисподнюю. Как, впрочем, и я за ней.

Но со мной-то понятно. Меня этому ещё в прежнем мире учили: нет большей чести для воина, чем погибнуть за други своя. А вот откуда такое в Рей, здесь, в мире, где маги глядят на всех прочих, словно на скот, остаётся загадкой. Ведь Рей, она тоже маг. Маг разума пятого уровня, а, возможно, и больше, просто экзамен на высший ранг не сдавала.

А ещё (и об этом многие говорили) её называли «богиней любовной страсти». Раньше, когда мы ещё не знали друг друга. А может, и знали, но я об этом не помню. В этом деле вообще всё запутано так, что даже с бутылкой не разберёшься. Единственное, в чём я сегодня уверен на двести процентов — это что мы наконец-то поняли, что любим друг друга, и с этим уже ничего не поделаешь.

Честно сказать, я настолько боялся в этом признаться, что гнал от себя эти «дурацкие» мысли едва ли не ежеминутно, особенно когда Рей находилась рядом. Уговаривал сам себя, что это просто влечение, похоть, страсть, взрыв гормонов… Всё изменилась, когда она попала в беду. И я, зная, что это ловушка, что именно этого добивались наши враги, рванулся её выручать.

«Глупость!» — скажут одни.

«Ах, как это романтично!» — скажут другие.

Удивительно, но и эти, и те окажутся правы.

Во-первых, из-за того что со стороны это действительно выглядит романтично, а во-вторых, любовь — это, правда, особый вид сумасшествия, любой психиатр подтвердит. И маги Конклава это, конечно, учли. Что глупый обуреваемый страстью иммунный сразу, как только узнает, бросится вызволять свою женщину.

Ну да, именно так я и сделал.

Противник не учёл одного — что я пойду до конца. Наверное, потому что на самом деле считал, что любовь — это лишь сумасшествие, и ничего больше. И что даже полный псих остановится, если сказать ему нужное слово.

Что ж, нужное слово враг мне и вправду сказал: пообещал, что, если я сдамся, предмет моей страсти останется жить.

Однако магистр Лух, каким бы сметливым он ни казался, не понял самого главного. Любовь — это не только страсть. Любовь — это нечто большее. Чего я, призна́юсь, и сам не подозревал, пока не увидел распятую, умирающую под напором магистровой магии Рейну…

* * *

— Дим! Перестань на меня ТАК смотреть!

— Как ТАК? — сделал я вид, что не понял.

— Как кот на сметану, вот как! — фыркнула Рейна.

Я рассмеялся, затем пришпорил гнедую и, догнав спутницу, пустил кобылу бок о бок с пегой.

По лесу мы ехали третий день, до Пустограда было уже рукой подать, но — вот ведь досада — сейчас мне хотелось растянуть наше время в пути хотя бы ещё на сутки. Потому что, наверно, впервые в жизни дорога казалась мне не только работой.

Да, я, как раньше, зыркал по сторонам, выискивая неведомые опасности, прислушивался, как звучит лес, не появились ли в его музыке непривычные нотки, по малейшему знаку движущейся впереди Рейны спешивался и вскидывал арбалет, а потом напряжённо вглядывался в чащобу, пока тревога не отменялась… Но всё равно, зная, что рано или поздно привал, предвкушал то, для чего никакие ограничения больше не требовались. Чтобы, как говорится, без тормозов, и пусть, кто не может, завидует…

На привалы мы останавливались каждые четыре часа. Рей первым делом устанавливала сигнализацию и защиту, накидывала на нас мо́рок, я проверял её магические построения, после чего мы минут на пятнадцать-двадцать попросту выпадали из окружающего пространства. В том смысле, что, забыв обо всём, предавались самому разнузданному разврату. И только затем, максимально насытив душу и плоть, занимались чем-нибудь более «приземлённым»: перекусывали, проверяли оружие и снаряжение, связывались по связь-камню с Туром и Ликой, корректировали маршрут и ближайшие планы…

* * *

С укрытого лесом и мо́роком подворья «богини» мы выехали за час до полудня. Могли бы и раньше, но сначала нас задержала постель, затем вдумчивый обмен информацией, потом разговор с Туром через трофейные артефакты, а дальше вдруг выяснилось, что одеться Рейне в дорогу «не во что». И это была вовсе не шутка про женщину и забитый шмотками шкаф. Нет, у моей женщины, в самом деле, пригодной для похода и боя одежды в доме не оказалось.

Почему так, не знаю, но факт есть факт. Платья, юбки, сорочки — этого у Рейны хватало, а вот таких же прочных лосин и жакета, что были на ней до плена, в её здешнем гардеробе не обнаружилось. Нашлись только выцветшие штаны, грубоватые и бесформенные, зато из относительно крепкого полотна.

— Раньше я в них на охоту ходила, — еле заметно поморщившись, пояснила находку хозяйка.

— А почему перестала? — не удержался я от вопроса.

— Я в них… как пугало, — призналась она, неожиданно покраснев.

— Ну, это дело поправимое, — ухмыльнулся я, вспомнив, как всего сутки назад кроил супермодный «дирндль» для юной ещё не осознавшей себя волшебницы из сожжённой врагами деревни.

— В каком таком смысле? — посмотрела на меня с подозрением Рей.

— В самом прямом. Тащи сюда мой мешок. Будем сейчас портняжничеством заниматься…

На то, как её мужчина «работает с материалом», Рейна смотрела, словно заворожённая. Точь-в-точь как малышка Райма в моём предыдущем выходе на авансцену в качестве самозваного «кутюрье». Мало того, у них теперь не только глаза, но даже и жесты казались похожими, буквально один в один.

И хорошо, кстати, что отворачиваться во время примерок мне в этот раз не требовалось.

Тем более что сама Рей это делала с удовольствием. Ну, в смысле, меряла новые одеяния, как законченные в работе, так и только «намётанные». В какой-то момент мне даже подумалось, что это она специально, чтобы попровоцировать, поворачивается ко мне то левым боком, то правым… а потом ещё изгибается так… эротично… Честно скажу, в такие мгновения я себя еле сдерживал… Однако обновки для лучшей на свете женщины, несмотря на все трудности, всё-таки смастерил…

В новых «охотничьих бриджах» ей было бы не стыдно теперь появляться даже на светском рауте, а не только в походе, в бою или на какой-то банальной охоте. Порванный в лоскутья жакет я, к слову, тоже сумел подлатать, и сейчас он смотрелся как новый. А вот с лосинами не задалось. Просто не нашлось материала, подходящего для ремонта. Но Рейна по этому поводу не расстраивалась. Так же как и по поводу безвозвратно утерянных ботфортов (из Сежеша я вывез её босую, оборванную, и израненную, когда уж там было об обуви думать).

В новеньких «бриджах» и ещё одной нашедшейся в чулане паре сапог (пусть укороченных, но достаточно крепких и почти не истоптанных) Рейна смотрелась великолепно. А с оружием так и вообще — зашибись. Но тем, что понравилось даме больше всего, оказались обычнейшие карманы, которые я прилепил ей на отремонтированный или, скорее, скроенный по новой жакет.

В конце концов, об этом «изобретении» было известно Алме, а коли Рей приняла от погибшей половину души, то рано или поздно она о них всё равно бы вспомнила. Поэтому пусть лучше она это сделает прямо сейчас. Не придётся, по крайней мере, оправдываться, почему не рассказывал раньше про это чудо.

А так всё прошло как маслу. Рейна с благодарностью чмокнула меня в щёку и принялась тут же запихивать в свежеприлепленные карманы всякую мелочь, необходимую каждой уважающей себя даме из общества: здешние аналоги «сюррикенов», боевые артефакты, магические точильные камешки и прочую мало что значащую «ерунду».

Когда все примерки-восторги закончились, Рей уселась за кухонный стол, указала на табуретку напротив и уставилась на меня донельзя пытливым взглядом:

— И где это, интересно знать, ты так навострился?

— В смысле, одежду шить?

— Нет, — помотала головой женщина. — Шить ТАКУЮ одежду.

— Ну, у меня ещё много талантов, — усмехнулся я, решив пока что не развивать эту тему. — Я просто не люблю о них говорить. А вообще, давай-ка мы лучше обсудим, как к Пустограду пойдём. Сейчас это, я полагаю, важнее, чем какая-то бытовуха…

Увы, увести разговоры в сторону не получилось. Скорее, наоборот. Мои потуги перевести беседу в другое русло Рейну лишь раззадорили. Так что, хочешь не хочешь, пришлось признаваться. Конечно, не в том, что я из другого мира. Нет. А в том, что уже имею опыт «кройки с шитьём».

Про карманы сказал, что идея пришла мне в голову, когда я гостил у Алмы. И что потом опробовал эту идею на своей куртке, а чтобы сохранить её в тайне, наложил на куртку руны «иллюзии». Что, как создаётся одежда, успел подсмотреть у всё той же Алмы и именно она научила меня основным приёмам. Но шить, как другие, я всё равно не умею, потому что не шью, а склеиваю, и в этом надо сказать спасибо не мне, а рунному артефакту, найденному в сокровищнице пустоградского магсовета…

Рей слушала меня очень внимательно, вопросов не задавала, однако я чувствовал: она понимает, что её спутник что-то недоговаривает. Говорить ей, что я из другого мира, казалось мне верхом безумства: наверняка решит, что я над ней издеваюсь. А если об этом не говорить, то… надо сказать другое. То, о чём не упомянул, когда мы обменивались информацией, что было, когда я и Аршаф убыли из Пустограда искать союзников.

— Прости, я не объяснил, как узнал, что ты в Сежеше.

— А разве не помощью руны «познание»? — подняла бровь собеседница. — Ты же мне её сам показывал.

Я покачал головой:

— Нет. Просто сейчас зашёл разговор про портновское дело… Короче, я это считал несущественным… В общем, когда я зашёл в Шумелки, людей там уже не осталось.

— Это понятно, — кивнула Рей. — Имперцы всегда так делают.

— Я знаю. Но дело всё в том, что… одного человека в деревне я всё-таки встретил…

Про девочку Райму, как она помогла мне в поисках, как кроил ей новый наряд заместо старых обносок, как отвёл её к родственникам, как обнаружил в ней дар, я рассказывал минут десять, в подробностях, ничего не утаивая. Даже не знаю, почему не сказал о ней сразу, когда говорил о Шумелках, рейде в лагерь имперцев, а потом в Сежеш. Меня тогда будто бы что-то остановило. Что-то «потустороннее», словно тот же «погонщик» из-под горы, выставляющий условия сделки «я помогу исполнить желание, а ты взамен будешь делать то-то и то-то и не будешь того и того».

Рей слушала мой рассказ о юной волшебнице ещё внимательнее, чем предыдущий о портняжных успехах. Ни разу не перебив и не пытаясь уточнить «непонятности».

— Знаешь, Дим… — сказала она, когда я умолк, — ты поступил абсолютно правильно, но… в Шумелки я тоже отправилась… не просто так… Меня туда что-то тянуло, и, подозреваю… это было связано с девочкой.

— Считаешь, она подставная? — почесал я в затылке.

— Нет! Конечно же, нет… ну, то есть, навряд ли, — поправилась Рейна. — Просто мне кажется, ты, я, она… мы все как-то связаны. Но я не знаю, чем именно. Я тоже, как ты… много чего не помню из прошлого, — добавила она виноватым голосом.

Я молча кивнул.

Мы говорили об этом утром, когда я наконец смог задать Рейне прямой вопрос и получил такой же прямой ответ, пусть даже он меня не слишком устроил.

Всё началось ещё до моего «визита» к тому, кто живёт под горой. Я, помнится, не единожды пытался узнать хоть что-то о прошлом своих соратников, но всякий раз они довольно умело сворачивали разговор или уводили его далеко в сторону, или нам что-то «внезапно» мешало.

Беседа с неведомой сущностью, живущей в Пустой горе, объяснила практически всё, но — вот незадача — «погонщик» вычистил все объяснения из моей памяти, едва я вышел наружу. На мою долю остались лишь озарения, случающиеся ровно тогда, когда в них возникала необходимость.

Например, на выходе из Пустой горы, когда я вдруг вспомнил старые прозвища спутников и выдал их вместе с напутствиями. Честно признаюсь, озарение вышло к месту. Соратники приняли всё, как должное. И даже вопросов никаких задавать не потребовалось.

А ещё «лирнейский огонь», которым я, аки бог-громовержец, поразил целую армию… Ну, пусть, не армию, а где-то примерно полк, но всё равно — выглядело впечатляюще. Жаль, что не удалось повторить этот «фокус» позднее, в тех же, к примеру, Горках. Тогда бы никакое морское сражение не понадобилось, сжёг бы к чертям все имперские корабли прямо в бухте, и дело с концом. А так пришлось повозиться, людей потерять, энергию, время, ушедшую на дно часть добычи…

Видимо, этот самый «огонь» и вправду «выходит наружу» лишь в случае крайней нужды, когда все другие способы и умения уже исчерпаны и иных вариантов попросту не осталось…

Лирнейский огонь, странные «прозвища», неизвестное прошлое, неожиданный пиетет предо мной и Тура, и Лики, и Рейны, и даже Аршафа… Потом, когда мы уже стали готовиться к грядущим боям с имперцами, мне было как-то неловко спрашивать у друзей, за кого они меня принимают и почему почитают «великим»?

Сегодня я всё же решился. С тем, что сегодня сложилось между Рейной и мной, снова уйти от ответа она уже не смогла бы. И она, в самом деле, не стала от него уходить.

— Прости, Дим, — заявила она, — но я ничего не скажу тебе о том прошлом, о котором ты спрашиваешь? И Тур о нём тоже не скажет, и Лика, и Шаф…

— Но почему⁈ — изумился я. — Ведь вы же его не забыли?

— Нет. Не забыли, — вздохнула Рейна. — Но говорить о нём мы не будем, Потому что ты сам попросил ничего не рассказывать, и мы поклялись, что выполним эту просьбу. Клятву мы дали на собственной крови. Так что если ты, правда, хочешь, чтобы я всё рассказала…

— Ты поклялась собственной жизнью? — глухо спросил я у женщины.

— Не только. Но да. В том числе, жизнью, — ответила Рей.

— И если нарушишь клятву, умрёшь?

— Да, Дим. Умру.

— И с этим ничего нельзя сделать? Совсем-совсем ничего? — попробовал ухватиться я за соломинку.

Рейна молчала секунд пятнадцать. И это внушало надежду.

— Сказать я могу… только одно, — пробормотала она, крепко сжав пальцами висящий на её шее амулет-артефакт. — Ты говорил… что должен вспомнить всё сам. Сам, без подсказок. Иначе всё будет бессмысленно… И ещё. Ты был другим… Ну, в смысле, внешне. Не такой как сейчас. Но это был ты, я знаю. Мы все это знаем. И… если тебе будет легче… я тоже… много чего не помню из нашего прошлого. Вот.

Я молча смотрел на неё и понимал, что она не обманывала. Что это и впрямь то единственное, что она могла рассказать. Требовать большего означало просто убить её. И я не стал требовать. Пусть всё и вправду идёт, как идёт, а дальше посмотрим. Сделаем дело, сковырнём этого придурошного императора и магов-садистов, а там уже будет видно, вспомнится или не вспомнится.

Сегодня мне почему-то казалось, что вспомнится. Железобетонно вспомнится. А иначе не стоило и огород городить…

Глава 2

К оговорённому месту мы вышли на третьи сутки. Последние лиги пути преодолевали в предутреннем сумраке. С одной стороны, не так жарко, как днём, с другой, в растёкшемся по лесу тумане, даже если там затаились вражеские соглядатаи, нас они хрен бы увидели. Ну, если только нос к носу с ними бы не столкнулись и иллюзию забыли бы выставить.

С иллюзией у моей спутницы всё было «плюс стопиццот». Что-что, а мо́роки она умела наводить такие, что закачаешься. Лучше, мне кажется, у неё только любовная магия получалась. Но тут я, как говорится, человек заинтересованный, поэтому могу ошибаться.

В любом случае, ни возле высокого дуба на краю леса, ни рядом никого посторонних не обнаружилось.

К самому дубу мы подходить не стали. Устроились на опушке, в полусотне шагов от старого дерева. Лошадей не привязывали. Пользуясь полученным от Алмы умением, я с ними просто «договорился». Пообещал, что гонки больше не будет, а будет целая куча мочёных яблок, овса и прочих вкусняшек. Пусть и не прямо сейчас, но достаточно скоро. Гнедая и пегая вроде всё поняли. Ржать, по крайней мере, не ржали, не всхрапывали, копытом не били, убежать от нас не пытались. Только ушами прядали и косились на меня своими большими глазами.

Лошади, вообще, животные умные, и хотя разум у них совсем не такой, как у человека, к абстрактному мышлению и аналитике не способный, но всё же имеется. Основанный на рефлексах, инстинктах и логической памяти. Типа, если дорога прямая и ровная, бежать по ней легче, нежели по косогорам и буеракам. И если хозяин сказал, что покормит и даст отдохнуть, значит, так оно всё и будет…

Гостей дожидались около часа. Туман постепенно таял, солнце неспешно поднималось над горизонтом, из шумящей над головами листвы всё активнее доносилась утренняя перекличка пернатых.

Высокая трава и кусты надёжно скрывали нас с Рей от чужих взглядов. Правда, чтобы самим увидеть, что происходит вокруг, приходилось приподниматься и всматриваться в просветы между ветвя́ми и листьями. Я это делал чаще, Рей реже. Она ориентировалась больше на слух и на магию поиска.

Я тоже время от времени использовал руну «познание», но сравнивать её со «стандартной» магией было бессмысленно. «Стандартная» действовала и мощнее, и гибче. Тем более что проблем с маг-энергией у волшебницы не возникало. Два десятка «драконьих слёз», найденных в Горках в кабинете Пара́уса, которые я передал ей заместо утраченных в Сежеше, давали Рейне возможность вообще не заботиться о недостатке силы. Теперь свои заклинания она могла непрерывно поддерживать даже не часами, а сутками.

Мало того, после чудесного «воскрешения» у Рей появился «помощник».

Моя пластинка с записью «исцели себя сам» непонятным образом сначала сцепилась, а потом и вовсе слилась с висящим на шее у спутницы амулетом, в результате чего дракончик на разделённом на шесть секторов круге как будто бы ожил. Всякий раз, когда амулет попадался мне на глаза, маленький ящер менялся. Он то куда-то «нёсся», вытянув хвост и расправив крылья, то просто «сидел», нахохлившись и повернувшись к миру спиной, то словно подмигивал тем, кто смотрел на него, то открывал зубастую пасть и «извергал» из неё потоки огня…