«Он посадил нас рядом с собой в Небесной обители»; в Индии мы говорим о Космическом Порядке: вы идете за пределы человеческого в мир божественного, в мир ангелов и сил. Таково трансцендентное сознание. И мы открыты атому трансцендентному сознанию. Эту Тайну и провозглашает святой Павел.
«Пребывать в Небесных обителях во Христе Иисусе, который проявит неизмеримые богатства благодати и милости к нам». Неизмеримые богатства благодати: вам не нужно карабкаться к Богу. Конечно, есть некоторый путь, вид йоги. Видите ли, йога — это способ гармонизации тела и ума, открытия себя, а затем что-то должно повести вас выше. Должен прийти Дух и поднять ваше сознание на более высокий уровень. Благодать ведет нас в Высшие миры; мы можем делать все, что в наших силах, готовить себя и так далее, но реальное движение в сторону Бога — что всегда дар благодати. Иногда он приходит безо всяких усилий с нашей стороны, когда люди просто страдают. Хороший пример тому — Манниккавасагар: мы читаем отрывки из работ этого тамильского мистика почти каждый день. Снова и снова он повторяет: «Я был обычным Божьим псом, бродившим бесцельно, тратившим мою жизнь попусту, но Он пришел и позвал меня, явил Себя мне и воскресил меня, сделав единым с Собой». Такова абсолютная благодать. И здесь мы видим ту же самую идею: «Он проявил неизмеримые богатства благодати в милости к нам в Иисусе Христе… Благодатью вы были спасены по вере, не по вашим добрым делам». Это главная тема святого Павла и таковой она остается после Послания к Римлянам с рассуждениями о законе и благодати. Вы не спасаетесь законом, трудами, благими деяниями, хорошим характером, добродетелью — вы спасаетесь благодатью Бога, которая приходит к вам без усилий с вашей стороны. Безусловная любовь призывает вас из вашего нынешнего состояния. «По вере, не через добрые дела — это дар Бога, не от дел, чтобы никто не хвалился». Это очень важно, потому что с другой стороны есть смерть, и тут ничего не поделаешь. Мы должны трудиться, молиться, заниматься всей этой деятельностью, но мы всегда должны помнить, что это лишь небольшой вклад с нашей стороны, которые помогают благодати Божьей действовать в нас. Мы молимся, мы медитируем, мы занимаемся йогой — но это лишь дает нам возможность открыться действию благодати, позволить ей начать свою работу в нас.
Далее Павел ведет нас к прекрасной мысли: «Не по нашим делам… поскольку мы — соработники в Иисусе Христе, Которого Бог приготовил заранее, чтобы мы пребывали в Нем». Все хорошее, что мы можем сделать, — приготовлено для нас; все подготовлено, и мы должны лишь действовать. Мы думаем, что делаем все сами, мы прилагаем усилия, мы делаем все возможное, и так далее. Но когда мы пробуждаемся, мы осознаем, что все было запланировано заранее и что-то иное действует в нас, побуждает нас действовать так, как запланировано. В действительности, дело жизни — отыскать путь, приготовленный для нас. У каждого есть свой путь, и если мы откроем наши сердца и наши умы — мы найдем этот путь и будем идти по нему. Есть знаменитая история, которую я перечитывал сегодня, в которой главный герой увидел картину своей жизни, и он увидел, что на каждом этапе его пути Иисус Христос шел рядом. Он увидел свои шаги, и Христос всегда был рядом. Далее, он увидел тяжелый момент жизни, и там оказалась всего одна пара следов, вторая исчезла. Затем, когда жизнь налаживалась, вторая пара следов вновь появлялась. Может показаться, что когда все шло неправильно, Христос покидал его. Но Христос сказал: «Наоборот, когда дела шли плохо, Я нес тебя на руках. Это Мои следы ты видел, а не свои». Так что, вы видите, что Бог сопровождает нас на каждом этапе жизни, и мы должны идти вместе с Ним, позволять Ему действовать в нашей жизни. Таково величайшее послание Евангелия.
4. Послание недвойственности
Как мы уже рассказывали в предыдущих главах, после ухода Жюля Моншанена «Сатчитананда ашрам» остался на некоторое время без присмотра: Свами Абхишиктананда активно путешествовал, а впоследствии и вовсе решил оставить обитель и начать вести отшельнический образ жизни в Гималаях. В его жизни Шантиванам уже сыграл важную роль, и его гораздо больше заботило осознание недвойственности, вне зависимости от места, времени и обстоятельств, чем послание ашрама. Казалось, что начинание Моншанена и Ле Со окончилось неудачно: без настоятеля, ачарьи, гуру, ашрам не мог существовать и был обречен на медленное умирание. Дела уже и так шли не лучшим образом — место казалось покинутым и заброшенным. Однако в 1968 г. отец Беда Гриффитс все-таки решился заняться воссозданием Шантиванама и вдохнуть в него новую жизнь. Он принимает новое духовное имя «Свами Даянанда» (Блаженство Сострадания) и отправляется в Тамил-Наду. Это решение стало судьбоносным не только для самого ашрама, но и для многих последователей и друзей пионеров диалога, коими были первые отшельники Сатчитананды. Уже с начала 1970-х гг. можно было говорить о «трех отцах-основателях Шантиванама», и этот термин используется до сих пор, подразумевая Жюля Моншанена, Анри Ле Со и Беду Гриффитса. Эти три не похожих друг на друга человека, но объединенные мечтой о том, чтобы прожить христианскую жизнь в контексте индийской духовности, совершили настоящую революцию в духовной жизни как христиан, так и индуистов.
Отец Беда прибыл в Шантиванам в сопровождении двух других монахов и сразу же принялся работать над книгой под названием «Веданта и христианская вера», в которой сравнил и сопоставил индийскую духовную мысль с христианской теологией. Надо сказать, что важным отличием работ Беды Гриффитса от работ его французских предшественников был всесторонний охват духовных проблем на материале различных цивилизаций мира: если Моншанен был типичным представителем французской духовной элиты (в хорошем смысле этого слова), а Ле Со полностью погрузился в индуистское мироощущение, то Гриффитс, рассуждая о духовных вопросах, использует примеры, взятые из христианства, индуизма, даосизма, ислама, национальных религий народов Америки и Африки и из многих других источников. Всеохватность мысли отца Беды позволяет его ученикам говорить о нем как об учителе всех народов: «Отец Беда — Учитель не только индийцев или христиан. Он — Учитель всех»[98]. Раскрывая философию недвойственного единства и Высшей Тайны, лежащей за пределами чувственного познания, Гриффитс часто обращается к религии американских индейцев, отмечая, что, например, у племени дакота есть четкие представления о Великом Духе Таку Ваккан, являющем собой Тайну, которую остальные боги и духи представляют лишь частично, являясь отблеском Высшего Принципа. «Эта Тайна лежит за пределами всех религий, от самых примитивных до самых развитых»[99].
С появлением Беды Гриффитса в Шантиванаме ашрам преображается: он превращается в живой и действующий центр медитации, инкультурации и индуистско-христианского диалога. Ежедневно проводятся лекции и беседы на различные духовные темы, поются христианские и индуистские гимны и бхаджаны на английском, тамильском и санскрите. Общая медитация становится неотъемлемым атрибутом монастырской жизни. Вообще то, каким мы видим ашрам сегодня, есть следствие кропотливой и длительной работы Гриффитса и его помощников: начиная от литургического сборника «Сандхья-Вандана», на текстах которого построено богослужение, и заканчивая новыми хижинами и алтарным помещением, выстроенным по его предложению. Хижины, в которых живут монахи, претерпели во времена Гриффитса некоторые изменения: они сохранили свою простоту, но стали строиться из глины и покрываться соломой. Были также добавлены столы и табуретки для работы, а также простые деревянные кровати без матрасов: для многих гостей ашрама, которые стали периодически посещать обитель, было весьма затруднительно придерживаться тех строгостей, которые бытовали, когда настоятелями были Моншанен и Ле Со. Отец Беда с сожалением отмечал, что ему пришлось пойти на эту уступку европейскому образу жизни в связи с тем, что не все люди, родившиеся за пределами Индии, могли привыкнуть спать на полу и есть правой рукой, используя вместо тарелки банановый лист. Хижина Гриффитса не отличается от остальных: он участвует в жизни ашрама, во всех ее мелочах: от уборки территории до приготовления пищи, которая по-прежнему была исключительно вегетарианской и простой. Отец Беда умел налаживать контакт с любым собеседником, и поэтому именно при нем Епископальная Конференция Индии официально одобрила методы духовной практики, которую использовали монахи «Сатчитананда ашрама», и теперь никакой бюрократ от Церкви не мог придраться к ним. Помимо прочего, получили одобрения такие моменты литургии, как арати и сидение на полу во время мессы (этот пункт может вызвать улыбку у современного читателя, но в то время в Церкви активно шли серьезные споры о том, в каком положении необходимо читать какие молитвы, когда преклонять колено, а когда совершать поклон кивком головы; даже и сегодня католические консерваторы требуют запретить распространенную традицию причастия «в руку» и повсеместно ввести исключительно причастие «в уста», которое было атрибутом дореформенной Тридентской Мессы).
Как мы знаем, в Индии большинство ашрамов возглавляются тем или иным гуру, который и является духовным наставником всех его обитателей. Этот вопрос неизменно возник и в отношении отца Беды, который, как ачарья «Сатчитананда ашрама», проводил все его мероприятия, медитации, лекции и давал индивидуальные наставления. Сам Гриффитс отказывался от громких титулов, поскольку Сатгуру всех христиан — это Иисус Христос, однако он рекомендовал принимать непосредственное духовное наставничество, если такая возможность имелась. Несмотря на нежелание быть формально провозглашенным гуру, он был признан очень многими индуистами и христианами, уже погрузившимися в индийские духовные реалии, настоящим гуру, который может привести человека к познанию Истины как своим собственным примером, так и через свои наставления. Очень многие люди, интересующиеся вопросами индуистской и христианской духовности, приходили к отцу Беде со своими вопросами, часть из которых касалась именно возможности сочетания, казалось бы, противоречащих друг другу идей индуизма и христианства[100]. По свидетельству людей, находившихся в ашраме в 1970—1980-е гг., европейские гости часто спрашивали о таких вещах, как реинкарнация, соотношение личностей Кришны, Будды и Христа, возможности создать некий синтез христианства и индуизма. С самого начала отец Беда отрицательно отзывался о попытках создать новую синтетическую религию: даже в индуизме человек выбирает некий духовный идеал, ишта-дэвату, и стремится к нему с верой и преданностью, рассматривая другие образы Божественного как его проявления. Да, все религии исходят из одного Центра и все ведут к постижению Истины, и мы должны вести постоянный и настойчивый диалог между ними, взаимно обогащая наши традиции, но это вовсе не значит, что мы должны отказаться от наших собственных убеждений. Смысл диалога не в том, чтобы принять индуизм или скрестить две (три и более) религии, раскрывающие Единую Тайну разным философским и теологическим языком, а в том, чтобы осознать истины своей религии в контексте иных религий, каждая из которых представляет собой луч, идущий из сердца всех духовных традиций — из Вечной Религии, из санатана-дхармы. Несовершенство христианских церквей вовсе не повод отказываться от них: как показала история, на место раскритикованной и уничтоженной религии приходит новая, потому что в этом материальном мире Истина должна быть облечена в какую-то материальную структуру:
«Когда церковная организация, помпезно учрежденная и обладающая богатством и властью, более не способствует единению человечества в любви, она перестает исполнять миссию, для которой была создана. Каково же решение этой проблемы? Следует ли упразднить Церковь, отказаться от догм, ритуалов и организации? Многие подвергаются такому искушению, но этот метод никогда не действует. Все заканчивается созданием другой Церкви, других догм, других ритуалов и другой организации…»[101]
Сестра Паскалина Кофф, которая провела целый год в Шантиванаме, вспоминала, что во время всего периода ее пребывания в ашраме отца Беду постоянно спрашивали о реинкарнации, что, несомненно, было щекотливой темой для католического священника в Индии. Как правило, Гриффитс говорил, что Католическая Церковь не принимает этого учения, но и не считает его еретическим, однако, как христианам, нам совсем не нужно это учение, поскольку для нас важно то, что мы все призваны Христом к недвойственному единству, которое есть у участников Святой Троицы: «Как Ты, Отче, во Мне, так и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едины»[102]. Если ученые когда-либо откроют, что реинкарнация и вправду существует, то это никак не повлияет на наше учение, если же нет — то это тоже не особенно важно. В своих трудах отец Беда глубже рассматривает этот вопрос в свете адвайтической мысли, вспоминая слова Шанкары о том, что «единственный субъект перевоплощений — Господь», а также учение св. Фомы Аквинского, о котором уже говорилось выше и согласно которому «все люди суть один Человек». Если человек имеет три составляющие: Дух (именуемый в веданте Атманом, а в христианской философии Пневмой), душу (дживатма или психе) и тело, то Дух — это не что иное, как Сам Бог, Святой Дух, Параматман, наше истинное «Я», которое также является истинным «Я» всех остальных существ, и именно о нем можно сказать, что он принимает формы (или становится истинным «Я») одновременно многих существ, что, однако, не доказывает необходимости дживатмы, или элемента, который делает нас отличными от Бога, рождаться заново в материальном теле (хотя и не является обоснованием обратного).
«Человечество как единое целое, человечество в ходе истории, есть тело Единого Духа. Все люди, как говорит Аквинат, суть один Человек. Именно этот человек пал в Адаме и искупился во Христе… Христос воплощен в каждом человеке и даже воплощен во всей Вселенной»[103].
Беда Гриффитс унаследовал от своих французских предшественников идею, что ведантический принцип Сат-Чит-Ананда есть пророческое предвосхищение Тайны Троицы, развив эту мысль в своих последующих произведениях. Помимо прочего, его собственным прозрением стала попытка сопоставить путь проявления Брахмана в индуизме с различными ипостасями Триединого христианского Бога: непостижимый сверхличностный абсолютный Ниргуна[104] Брахман есть Отец, проявленный в этом мире личностный Сагуна[105] Брахман есть Сын, Слово, являющее Истину, наконец, Божественная Энергия Шакти есть Святой Дух, представляющий собой женское Божественное Начало:
«Дух — это женский принцип в Божественном, Мать всего Творения. Именно в Ней посажены семена Слова, и она питает их, порождая в мире»[106].
Поскольку все индуистские проявленные Божества (по крайней мере, в адвайте) относятся к категории Сагуна, то в них Гриффитс видел различные стороны Космического Христа, проявленного таким образом во всех религиях. Особенно часто он обращался к образу Нарайяны (Пуруши) как к проявлению Космического Человека и к образу Шивы Натараджи, в котором он видел образ победы Христа над смертью: вечный танец Натараджи есть танец жизни, во время которого он осуществляет эволюционные изменения в мироздании, вместе с тем попирая ногами карлика, символизирующего зло. Говоря о таких важных для индуизма ликах Божественного, как Кришна и другие аватары (земные воплощения Вишну), отец Беда отмечал, что в них Бог проявился особым образом:
«То, что Кришна — Высшее Существо, Отец Вселенной, пронизывающий все Творение и пребывающий в сердце каждого человека, ясно являет "Бхагавадгита"»[107].
Однако он находил в этих образах некую незавершенность Откровения, моральную амбивалентность и отстраненность от жизни людей. Эти личности являлись на землю, совершали определенные деяния, исполняли свою миссию, однако Христос в отличие от них не только побывал на нашей планете, но и остался с нами «до скончания века», став реальным воплощением того недвойственного единства, о котором говорили авторы Упанишад. Конечно, такая же амбивалентность наблюдается и в образе древнееврейского бога Яхве, восприятие которого эволюционирует от самых примитивных представлений кочевого пастушеского народа до универсальности пророков. Кроме того, для индуизма, по мнению Гриффитса, не очень важна историческая составляющая аватар: они являют собой скорее поэтическое воплощение идеи Божественного, становясь символами Абсолюта. В этом отец Беда приближается к Махатме Ганди, который писал:
«Я не знаю, жил ли когда-нибудь Кришна — герой "Махабхараты". Мой Кришна не имеет ничего общего с историческим прототипом. Я бы никогда не склонил голову перед Кришной, который убивал из гордости или перед Кришной, которого неиндусы представляют как развратного юношу. Мой Кришна — совершенное воплощение, он чист во всех смыслах этого слова. Он создал "Бхагавадгиту" и вдохновил миллионы людей. Если мне скажут, что "Махабхарата" — историческая книга и что Кришна, ее герой, действительно свершил все, что ему приписывают, я бы отказался от идеи, что он — воплощение, даже под страхом изгнания из индуистского сообщества. Для меня "Махабхарата" — глубокая религиозная книга, полная аллегорий, а вовсе не историческая хроника. Это настолько яркое описание вечного поединка, происходящего внутри нас, что иногда нам кажется, что ее события происходили в реальности. Я также не считаю, что "Махабхарата", которую мы читаем сейчас, — непогрешимая копия оригинала. Думаю, что в нее была внесена масса изменений и поправок…»[108]
В отличие от Ганди отец Беда признавал наличие исторического прототипа у Кришны, однако, по его мнению, для нас важно само послание этой личности, а не ее историчность. Что касается Иисуса из Назарета, то в этом человеке Бог радикально вмешался в ход исторического процесса, явившись в нашей временной и пространственной реальности, в конкретный исторический момент, «при Понтии Пилате».
Чтобы упорядочить духовную жизнь ашрама, Беда Гриффитс составляет молитвенник под названием «Сандхья-Вандана». В традиционном индуизме этот термин относится к молитвам, которые брахманы возносят три раза в день и которые считаются их «нитья-кармой», вечной обязанностью. Кастовая система запрещала проводить подобные ритуалы людям, не родившимся в брахманских семьях, однако отец Беда полагал, что эта система воспринимается современными индусами неверно: брахман — это любой человек, который посвятил себя Богу, который имеет «качества брахмана». В христианстве нет и не может быть деления на касты, поскольку Бог создал людей равными, а Иисус спас всех, вне зависимости от личных достоинств и недостатков. В основе сборника лежат тексты на санскрите, тамильском и английском, которые используются во время богослужения. Мечтой отца Беды было создание и официальное одобрение Церковью особого «чина индийской литургии», наподобие латинского, греческого, сирийского или армянского обряда, и фактически «Сандхья-Вандана» становится воплощением этой мечты. Несмотря на то что в реальности литургическая практика Шантиванама носит совершенно особый характер, не похожий на другие, формально она все-таки остается частью латинского обряда со значительными поправками. Сердце «Сандхья-Ванданы» — древняя «Гаятри мантра», которая была помещена на первую страницу книги. С «Гаятри мантры» начинается каждое богослужение в ашраме, и в этом Гриффитс не отступил от брахманской традиции, которая легла в основу духовной практики монастыря.
Первоначально эта мантра упоминается в «Риг-Веде» и, по мнению ученых, была обращена к богу Солнца:
«Ом бхур бхувах сваха Тат Савитур вареньям Бхарго дэвасья дхимахи Дхйо йонах прачодайят»[109]. Савитур — одно из имен лучезарного бога, каждое утро выезжавшего на своей сверкающей колеснице на небосклон над землей Ариев. Однако совершенно очевидно, что уже во времена риши это слово стало ассоциироваться с Высшим Существом, символом которого было солнце, как указано в «Бхагавадгите»:
«О Арджуна, Я — Дух (Атм&) в душе всех существ. Я— начало, середина и конец всех вещей. Я— хранитель и из всех источников света Я — светлое солнце, Я — сверхъестественные властители ветра, а из звезд Я — луна» (10.21)[110].
Следовательно, меняется и смысловое наполнение «Гаятри», и она становится основным гимном, воспеваемым ежедневно в честь Абсолютной Истины, проявляющей себя в различных формах. Уже в «Рамаяне» мудрец Агастья рассказывает Раме о славе Высшего Источника Света, скрытого за образом солнца:
«Восходящее солнце с золотыми лучами, свет мира, поклонение и хвала: оно — Царь Вселенной, Господь. Ему поклоняются все боги и демоны… Он — Высшая Душа всех богов… Он — Брахма, Вишну и Шива… Он — Царь Небес и Повелитель Ада, Он в каждом боге, которому поклоняются от века, Он — Господь — Воитель, Царь Златого Чертога…»[111]
Отец Беда Гриффитс воспринял «Гаятри мантру» и передал ее своим ученикам как обращение к Божественному Логосу, в котором молящийся просит привести его к самосознанию:
«ОМ, мы медитируем на лучезарное Слово, Рассеивающее тьму невежества в трех мирах! Да дарует нам этот славный Господь Истинное знание!» После рецитации ОМ-кары и «Гаятри» монахи поют один из трех бхаджанов на санскрите, определенных для каждого времени суток, затем — вступительные молитвы Чина Сирийской Литургии, два псалма — на английском и тамильском, — после чего приступают собственно к литургическому действу. Отец Беда посчитал возможным использовать в песнопениях такие имена Божества, как Говинда и Мукунда, которые обычно употребляются по отношению к Кришне и означают соответственно «Пастух» и «Приносящий Освобождение», поскольку любимый его североиндийский поэт Кабир, о котором мы рассказывали в первой главе, понимал их как имена сверхличностного Абсолюта, независящие от того или иного проявления Ишвары (Господа). Движимый желанием как можно полнее представить в ашраме духовную культуру Индии, Гриффитс вводит в обиход литургические чтения не только Библии и трудов Отцов Церкви, но и отрывков из Священных Писаний Индии, Мира, а также цитаты из работ тамильских мудрецов и святых. Монахи ежедневно знакомятся с многовековой мудростью «Бхагавад-гиты» и Упанишад, размышляют над стихотворениями вдохновенных поэтов-бхактов. Отец Беда отказался от идеи стандартной ишта-мантры для всех монахов: для медитации каждый может выбирать тот стих или слог, который кажется ему ближе, при этом для совместных утренних и вечерних намаджап выбраны мантры «Криста джая джая Криста джая джая Криста джая джая намо намо» и «Иесу Иесу джей джей намо» соответственно. После 9 часов вечера, как и в «Курисумала ашраме», наступает время всеобщего молчания: обитатели монастыря готовятся ко сну.
Желая глубже познать тайны индуистской философии и практики, Беда Гриффитс в начале 1970-х гг. связывается с другом Абхишиктананды Раймоном Паниккаром, вместе с которым совершает несколько паломнических поездок по Индии и проводит всевозможные конференции на интересующие его темы. Также в этот период он пишет свою знаменитую работу «Возвращение к Центру», первые экземпляры которой монахи ашрама получают к 70-летию Свами. В этой книге Гриффитс рассматривает все стороны духовности, о которых он размышлял все эти годы. В одной из заключительных глав он как бы подводит итог своему диалогу с различными школами веданты, говоря о том, что каждый из трех выдающихся ачаръев Средневековья (Мадхва, Рамануджа и Шанкара) внес неоценимый вклад в развитие философской мысли Индии и всего мира, и они стоят в одном ряду с великими греческими мыслителями. Однако главное в их послании — это прозрения, которые направили их на путь размышлений о сути Абсолютной Истины: Шанкара постиг, что все сущее пребывает в состоянии недвойственности, Рамануджа подчеркнул, что недвойственность не означает утрату личностных качеств человека, а Мадхва указал на необходимости предания себя Высшему Существу. Особое значение отец Беда придавал диалогу христианства и шайва-сиддханты, распространенной среди тамильских пандитов (ученых). По его мнению, идея о том, что недвойственное единство с Богом реализуется на основе любви к Нему, и при этом личностное послание каждого человека не тонет в океане Абсолютного, как нельзя лучше соответствует христианскому мировосприятию. Общение с шиваитами заставляет Гриффитса обратиться к поэзии патриарха тамильской литературы Маниккавасагару, который жил в VIII в. и прославился как автор южно-индийского эпоса «Тирувасакам», полностью построенного на идее преданности Высшему Существу, коим для Маниккавасагара был Шива.
Несмотря на всеобщее признание заслуг Беды Гриффитса в самой Индии (по крайней мере, в епархии Тиручираппалли, епископ которой, Гарриель Сенгол, впоследствии говорил, что «дон Беда Гриффитс — великий дар Церкви Индии; Он был святым»), иногда он сталкивался с непониманием со стороны некоторых представителей римской иерархии, но его мудрость быстро разрешала все вопросы. Отец Беда относился к нападкам в свой адрес со «смиренным безразличием», обезоруживая, таким образом, своих оппонентов. По большому счету деятельность монахов «Сатчитананда ашрама» была признана в католическом мире, и на мероприятия, проводившиеся в монастыре, часто приезжали высокие гости, в том числе из Рима. В частности, в 1973 г., «Комиссия по диалогу в Индии» организовала в ашраме крупную международную конференцию, которую отметили своим присутствием не только два местных епископа, но и кардинал Россано, представлявший ватиканский «Секретариат для нехристиан».
«На трехдневной встрече, в которой участвовало более 50 человек, католиков, протестантов и индуистов, царила атмосфера открытости и дружелюбия, что явилось особым достижением, учитывая тот факт, что зачастую с обеих сторон превалирует страх и подозрительность.
Дискуссии также представляли собой огромный интерес. Тон встречи был личностным и экзистенциональным. Каждому представилась возможность задать себе вопрос: «Что моя религия означает для меня, и как я отношусь к партнерам по диалогу?» Это было не академическое обсуждение религиозных отличий, которое ведет в никуда, а обмен духовным опытом, который ведет к истинному единству в богореализации. Это стало очевидным во время молитвенных служб, которые совместно проводились в часовне, построенной в стиле индуистского храма. Индуисты чувствовали себя как дома, поскольку богослужение состояло из чтений, молитв и гимнов, как из христианских, так и из индуистских источников. Было очень трогательно слушать индуистские молитвы и песни, выражающие печаль о грехе и жажду благодати, призывы к самоотречению и описание блаженства единения с Богом. На этом уровне индуисты и христиане получили опыт общения друг с другом и с Богом»[112].
Монсеньор Россано поделился своим видением принципов диалога христиан с представителями других религий, и эти принципы на тот момент были официально признаны официальным Римом. Самым важным, с его точки зрения, стало то, что монахи Шантиванама идут путем взаимообогащения с индуистами, буддистами и другими людьми, основываясь на неком общем духовном опыте, находящемся за пределами познания. Кардинал указал на то, что
«В каждой религиозной традиции, не только в индуизме и христианстве, ной в буддизме, исламе, религиях африканских народов и американских индейцев, присутствует необъятная глубина религиозного опыта: каждый народ осознает Божественную Тайну на собственном языке, системе символов и образе мысли. Диалог подразумевает то, что каждый остается верным своей собственной традиции, но пытается открыться для осознания Божественной Реальности через другой образ мысли и ее выражение. Этот процесс можно сравнить с тем, как 81 белый цвет, расщепляясь, дает начало другим цветам: красному, синему, зеленому, желтому, каждый из которых отличается от другого, а иногда даже переходит в его противоположность, и все-таки, когда они возвращаются к своему Первоисточнику, они снова становятся едины»[113].
Во многом под влиянием идей Гриффитса делегаты Нагпурского семинара по евангелизации, съехавшиеся в Северную Индию со всех стран мира, приняли Декларацию, о которой пишет сам отец Беда в статье «Единая Тайна». Центральным посланием встречи стали слова о том, что
«Неизреченная Тайна, центр и основа реальности и человеческой жизни, в различных формах и различным образом действует среди народов мира и придает высший смысл человеческой жизни и устремлениям. Тайна, которую называют различными именами, ни одно из которых не может полностью отразить ее суть, ясно открылась и проявилась в Иисусе из Назарета»[114].
БЕДА ГРИФФИТС:
«АШРАМ И ЕВХАРИСТИЯ»
Ватиканский Собор провозгласил, что Евхаристия — источник и цель жизни Церкви. Я всегда видел в этом проблему. Конституция о Священной Литургии была создана литургической комиссией. До Ватиканского Собора на протяжении почти пятидесяти лет в Церкви было очень сильно литургическое движение, но его деятельность была весьма ограничена, у нее были ограниченные перспективы. Они подготовили эту конституцию заранее, и она была завершена одной из первых. То есть в начале Ватиканского Собора существовала определенная точка зрения, но она не включала в себя дальнейшее развитие. Я придерживаюсь взгляда, что Святой Дух — источник и цель деятельности Церкви, и в теологии св. Фомы Аквинского слово «sacramentum» означает «знак», и для него в Евхаристии хлеб и вино есть «sacramentum» или знак. И понятие «знак» контрастирует с понятием «res», «реальность». Реальность это что-то, на что указывает знак. Хлеб и вино — знаки и они что-то означают. И он учит, что «sacramentum» и «res», знак и обозначаемый предмет, есть тело и кровь Христа. Таково наше обычное понимание. Но далее он говорит, что «res», реальность Евхаристии, обозначаемая и осуществляемая нами, есть единство мистического Тела Христа. Он утверждает, что значение и цель Святой Евхаристии — единство мистического Тела Христа. Это очень традиционный взгляд и отцы Церкви на самом деле использовали словосочетание «Мистическое Тело» в отношении тела Христова в Евхаристии.
До недавнего времени большинство католиков думали, что Тело Христа в Евхаристии — это Тело на кресте. Многие люди считали, как кто-то объяснял мне, что если бы завеса (иллюзии) была убрана, то мы бы увидели Иисуса на кресте, как Он был распят, и вы присутствуете с Ним на кресте. Теологически это неверно. Мы должны различать, чем является Тело Христа в Евхаристии. Это не Тело на кресте, а Тело в воскресении, Которое не ограничено пространством и временем, и полностью едино с Богом. Таким образом, в Евхаристии через материальные хлеб и вино мы открываем себя для реального присутствия Иисуса в духовном Теле и в единстве с Отцом и Святым Духом. Католики очень привязаны к мысли, что Иисус полностью присутствует лишь в хлебе и вине и что самое важное для осознания реального присутствия Иисуса — это как можно чаще участвовать в Причастии. Но Иисус реально присутствует в Духе повсюду. Во всем Творении Иисус присутствует в каждой песчинке, в каждой мельчайшей частице. Святой Фома Аквинский задавался вопросом: «Как Бог проявляется в Творении?» И отвечал: «Прежде всего во всех предметах через Свою силу; Он поддерживает все сущее словом Своего могущества». И далее он отмечает: «Он не присутствует через Свою силу на расстоянии, потому что в Боге нет расстояния; таким образом, Он присутствует во всех предметах. Он не присутствует во всех предметах частично, потому что у Бога нет частей; Он присутствует в Своей сути». Таким образом, суть Божества, Пресвятая Троица, Христос в Его духовном Теле, присутствует в каждой частице материи. Вся Вселенная существует во Христе, в Боге. Мы видим завесу материи, но реальность Тела Христова всегда в Боге и всегда присутствует повсюду.
В Евхаристии Христос присутствует особым образом. Иисус хотел стать ближе для Своих учеников. Люди нуждались в каком-нибудь знаке Его присутствия. У Святого Духа нет знаков, но Иисус хотел дать нам знак Своего присутствия, и Он выбрал хлеб и вино, наиболее распространенные виды пищи, и явился ученикам в образе этих знаков. Вы можете хранить этот хлеб и это вино на алтаре и поклоняться Его присутствию в них, но вы не должны ни на секунду забывать, что Он присутствует во всем. Он присутствует в каждом человеке. Каждый человек создан по образу Божию. За нашим физическим телом скрывается присутствие Самого Бога в каждом человеке. Так что в Евхаристии Иисус проявляет особый вид Своего присутствия, очень смиренный. Нам необходимо что-то трогать, ощущать и чувствовать, и Он приходит к нам таким особым образом ради нашего блага. Есть чудесная индуистская традиция, согласно которой аватара, или Бог, присутствует в храмовом изображении. Локачарья, тамильский теолог XIV в., говорил: «Бог, будучи невидимым, становится видимым в храмов ом изображении. Бог, находящийся за пределами нашего познания, становится ближе к нам. Невидимый Бог позволяет Себя увидеть. Бог, к Которому нельзя прикоснуться, позволяет дотронуться до Себя». Это священное присутствие, которое имеет глубокий смысл, но Сам Бог не ограничен образом, не ограничен Евхаристией. Поэтому я и говорю, что мы не должны делать Евхаристию центром нашей жизни, но в то же время мы не можем без нее обойтись. Во времена св. Бенедикта у монахов могло не быть мессы вовсе, и уж конечно, они не участвовали в ней в другие дни, помимо воскресений и праздников. Понятие «месса» происходит от латинского слова «missa», которое произносится в конце евхаристического богослужения: «ite missa est», «идите, я отпускаю вас». Это разрешение покинуть обряд, но по определенным причинам это слово было выбрано для обозначения всей Евхаристии. В Правиле св. Бенедикта часто упоминается «missa», однако, как стало известно, это слово обозначает не Евхаристию, а молитвенные собрания. После обычных молитвенных богослужений существовало разрешение уйти, «missa».