Ольга Корвис
Гроза
— Ну чё ломаешься, как девка? — хохотнул Слепой. — Дают работу — бери. Бьют…
Он замолчал и с насмешливой улыбкой пожал плечами. Вместо него фразу мрачно закончил Гора.
— … двухсоть всех нахер.
Слова упали тяжело. Озлобленно. Гора всё никак не мог смириться. Ну, его можно было понять. Да каждого из них… Горе всего полторы недели оставалось до стодневки, когда они попали в засаду. По первой машине ёбнули так, что она и заполыхала со всем составом. Гора за рулём сидел. Был водила и нет водилы. Он за жизнь свою ещё поборолся. Выполз. Выскребся, но возле “шишиги” и помер. Теперь вот сидел и смотрел на Грозу. Злой, обожжённый весь. Мёртвый. Вообще тогда много ребят полегло, но из тех двухсотых за Грозой увязался только Гора. Хрен знает, почему. Наверное, потому что очень хотел снова родное небо повидать, вот и приехал в чужой голове.
Слепого Гроза получше знал. Хороший был парень, весёлый. Даже после смерти таким остался. В последний раз Гроза его по частям видел. Рядом с мазутой фугас рванул. Оставили чехи им такой блядский подарочек. Мехвода и ещё одного бойца потом собирали. Мёртвым он объявился целый и невредимый. Первым из всех троих. Гроза только сошёл с попутки в родном захолустье, а Слепой его на пустой остановке встретил. Сидел, лыбился во всю рожу. Жевал травинку. Гроза до усрачки перепугался, когда мёртвого сослуживца увидел. Его как домой отправили, так внутри всё окончательно сломалось. Словно всё держалось на каком-то честном слове, на вере во что-то, а как на гражданке оказался, всё и повалилось как стронутые доминошки.
Вернуться-то вернулся, но всё с собой привёз. Из головы просто так не выбросишь, не забудешь.
Гроза глянул на наручные часы. Вроде только пришёл, а уже шесть вечера. Пора домой. Да и комары жрать начали. Возле воды их хренова туча. На другой стороне озера народа поубавилось. Расходились потихоньку. Все всегда на том берегу отдыхали, там и чище, и широкий песчаный пляж, а здесь к воде вплотную подбирались деревья да строительный забор. Ни подъехать, ни разложиться. Это Грозе, наоборот, хорошо там, где людей нет. Только галюны из прошлого — Гора сидел на поваленном дереве, Слепой бродил по колено в воде. Гроза потёр пальцами веки. Мертвяки исчезли. Было бы настроение получше, пошутил бы, что разошлись по своим мертвячьим делам. В этот раз снова только двое приходили. Третьего не было — совсем молодого парнишки. Гроза его имени или не знал вообще, или не запомнил. Он его видел-то всего один раз — в прицеле своей СВД. Назвал потом Тихоном. Тихий потому что всегда был. Если Слепой и Гора пиздели как не в себя, то этот с ним никогда не говорил. Смотрел только, иногда улыбался. Светло так, с пониманием. От его взгляда хотелось пойти да повеситься нахер. Появился он самым последним. Гроза редко его видел. Если уж только совсем какой пиздец наступал.
Когда Гроза размышлял, почему у него чердак потёк, всегда вспоминал Тихона как один из фрагментов, из которых потом сложилась картина безумия по всей его красе. Добило, конечно, другое — когда дяди сверху решили, что надо договориться. И всё как будто сразу стало зря. Все убитые и искалеченные стали бессмысленными и напрасными потерями. И Слепой с Горой, и сотни таких Тихонов, и даже сам Гроза. По разговорам многие чувствовали себя такими же преданными и брошенными, как он. Но не у всех, к счастью, поехала крыша. Лёхе вот, его бывшему сослуживцу, повезло. Всего на полгода раньше вернулся, пристроился к ментам. Ну, Гроза за него мог только порадоваться. Но где-то внутри грызло, что боевой товарищ покрепче, видать, оказался, и фляга у него так не засвистела. Поэтому у Лёхи теперь и друзья живые, и люди на него не смотрят, как на прокажённого. Раз в ментовку взяли работать, значит всё — здоровый защитник общества.
Зато на Грозу смотрели так… Ну вообще по-разному смотрели. Кому-то всё равно было вроде молодёжи всякой. А некоторые… Как эти типа мирные, сука, чеченцы в ауле, которыми мирными ни разу не были. Дай тем волю — всех перережут. Так и эти. Гроза ещё раз потёр переносицу. Загнался. Опасались его местные да и всё. Ну это понятно. Приехал с войны, вот и сторонятся. Казалось, что всем остальным видно, что по нему дурка плачет. Только в самой дурке почему-то не видели. Он же честно пришёл, когда вокруг него погибшие сослуживцы хороводы начали водить. Про мертвяков не сказал, чтобы надолго не закрыли. Да и на учёт вставать — дело такое. Потом ни водительского не получить, ни лицензию. А с приуменьшенными симптомами его развернули туда, откуда пришёл. Мест нет, всем тяжело, вас таких много, а средств нету. Вот и весь ответ.
А Гроза хорошо помнил, как его всё чаще срывало на ровном месте. На войне ладно — измочалил чеха, свои сделали вид, что не заметили, а то и поддержали. Но иногда бывало въедливое ощущение, что за ним приглядывает контрснайпер. Такой нехороший холодок в затылке. Как иголки покалывали. Пасти его могли — без вопросов. Гроза знал, что его искали. Но это чувство не отпускало и в безопасной зоне, пока он заполнял бумаги и отчитывался за каждый патрон. Один раз он, правда, наоборот, не заметил. Простых выездов на той земле не бывало, но этот был не боевой. До поры до времени. Изначально пошли они информацию разведать. Гроза работал как снайпер группы. В одиночку занял позицию, прикрывал своих. В какой-то момент его словно кто-то по затылку легонько ударил, а потом как будто камень бросили в сторону двери разгромленной квартиры, где он засел. Гроза был готов поклясться, что кинули из помещения, где он был один. Пошёл проверить, это ему жизнь и спасло. Сдали их группу. К нему уже чехи подбирались. Если бы не странный камушек, он бы их не заметил. Изрешетили бы его и всё. Замес тогда нехеровый был. Многих потеряли. А Гроза выжил — каким-то чудом.
На гражданке стало хуже… Он ещё по дороге домой с какими-то бритыми придурками рядом с вокзалом так сцепился, что чуть не поубивал их всех. Из-за херни. Покурить попросили, а у него не было. Ну и началось слово за слово… Почему нет? А если поискать? Попрыгай, вдруг деньжата зазвенят. А ему чего трое каких-то выблядков, которые лишь и могут, что гражданских кошмарить? Остановился он, только когда у одного кости из предплечья вылезли. Как будто ветку сухую сломали. И орать тот упырь начал так, словно заживо резали. Тогда отрезвило.
Самым страшным было, что срывало непредсказуемо. Вроде всё хорошо, а через час — уже по пошло по той самой. Поэтому Гроза снова и снова отказывался от предложения дяди Коли, владельца местного ларька, устроить его на работу. Сидел в своей выделенной государством комнате в коммуналке. Пил горькую. Иногда вот выходил подышать. Ни с кем особо не общался. С Лёхой было тяжелее всего. Пиздеть, что всё хорошо, стрёмно. А душу изливать — да нахер это кому нужно?
Странно, что на него та девка запала. Татьяна. Хотя какое там запала. Поначалу он повёлся на её слова, что на самом деле молодой, красивый и всё такое. Пока она не начала затирать, чтобы он ей помог билет в будущее получить, а заодно и от хахаля избавиться. Вилась вокруг него как течная сука, мол, Боренька, мы потом с тобой отсюда уедем. Далеко-далеко. Он, конечно, понимал, что в том далёке ей солдат после войны нахер не нужен. Таньку он послал нахер со всеми её обещаниями. Как будто кроме неё девок не было. Да и уехать он мог один хоть сейчас. Рвануть в Москву или в Питер, а дальше как-нибудь разберётся. В родном городке ничего не держало. Деньги у него были, “боевые” выдали, с войны он пару штук баксов привёз. Награду дали, которая теперь только злость вызывала. Цацки золотые ещё лежали. Можно сгонять в соседний городок и загнать. С ними наебут, скорее всего. Хорошо, если дадут треть цены, но тоже хоть какие-то деньги.
Возможность свалить у него была. Другое дело, что ехать ему некуда. От себя не спрятаться. От выводка мертвецов и проблем в голове — тоже. На самый крайний случай под матрасом лежал “тотошка”. Провёз его с парой магазинов всеми правдами и неправдами. Ему одного патрона хватит, но это уж если совсем припрёт. Пока держался.
Гроза медленно побрёл домой. Тут недалеко — минут пятнадцать до его отшиба. Пожрать надо было ещё взять, а то дома одна тушёнка с гречкой. Шагая вдоль забора, Гроза заприметил впереди мужика за естественным порывом. Наверное, из отдыхающих — культурно отошёл к забору отлить. Места между ним и озером там, как назло, было мало. Гроза, держась поближе к воде, аккуратно обошёл мужика. В спину почти сразу долетело:
— Подождать не мог? Чё попёрся, не видел что ли?
Он не ответил. Слышал, что мужик пошёл следом. Бегло глянул через плечо.
— Чё молчишь?
Обернулся Гроза, когда тот оказался прямо за спиной. Остановился. Смерил внимательным взглядом мужика — с виду крепкий как завсегдатай качалки. Поддатый слегка. Гроза его в первый раз видел. Тот его, скорее всего, тоже. Сюда полгорода съезжалось.
— Мне ждать, пока ты хобот проветришь? Я тебе не мешал.
— За языком следи. Не мешал он.
Мужик потянулся схватить его за футболку, но Гроза резко оттолкнул его тычком в грудь.
— Ты меня не трогай, понял? — сухо произнёс он.
А в душе против воли зашевелилось. Заполыхало. Руки сжались в кулаки.
— Да я тебя сейчас так потрогаю, что размажу, — процедил мужик. — Каждого такого, как ты. Возвращаетесь уроды уродами. Как будто вам всё можно.
Гроза недобро улыбнулся. Вот оно что на самом деле. Он же в камуфляже вышел погулять, не в гражданском. Надел, даже не задумываясь. По привычке. Ей-богу, лучше бы этот качок за свой хер беспокоился, чем гнал на вернувшихся с войны. Остатками здравого смысла Гроза понимал, что оттуда приезжали разными. Кто-то к бандюганам ушёл, кто-то просто творил беспредел. Понимал, но злость шибанула в башку с такой силой, что аж дышать стало сложно. Особенно, когда мужик, видя его замешательство, всё-таки накинулся на него. Гроза легко ушёл от выпада, пробил в солнечное сплетение. Тут же ещё одним ударом — в висок. Качок зашатался… Упал бы, если бы Гроза его за шиворот не схватил и к воде не потащил. Тот как сообразил, куда его волокут, задёргался. Гроза взял его в захват и окунул в воду. Мужик замолотил руками, но Гроза только сильнее его притопил. Животная ярость била по мозгам как тяжёлым молотом. И ощущение какой-то правильности накатывало. Первый же начал, вот пусть и расхлёбывает — прямо из озера.
Гроза бы его утопил. Ещё секунд десять и всё — поплыл бы покойничек. Почувствовал, как ему на плечо легла рука. Обернулся и, его как током прошибло. Тихон. Он мужика сразу отпустил. Тот морду из воды высунул, закашлялся. Сипел что-то, угрожал. А Тихон смотрел, не отрываясь. Не такой, как тогда… в прицеле, а как будто живой.
— Не надо, — попросил он.
В первый раз Тихон заговорил. Гроза думал, что тот всегда молчит, потому что он ни разу не слышал его голос, и разбушевавшееся сознание не смогло придумать.
— Это не враг, оставь его.
Грозу затрясло. Он даже не сразу заметил, что мужик поднялся на ноги.
— Я на тебя… с-суку, заяву напишу, понял? — прохрипел он, торопливо уходя прочь.
— Напишешь, я тебя урою так, что не найдут! — рявкнул вслед Гроза.
Перевёл взгляд на Тихона. Тот ему светло улыбнулся и пропал. А перед глазами снова заметался песок. Ветер тогда был сильный, он как сейчас запомнил. Чехи позабавиться решили. Подвесили пленного за руки на дерево. Исполосованного всего. Гроза даже думать не хотел, сколько тот промучился. Он залёг на позиции, пока бойцы к точке подходили, чтобы раздавить чеченцев к ебене матери. Смотрел на парнишку. Молодой совсем. Школьник поди вчерашний. Не жилец. Он по губам прочитал, что парнишка сказал. А по глазам понял, о чём тот просил. СВД послушно выплюнула две пули. В чеченца, который к нему подходил с тесаком. В парня — прямо в сердце. Вот и всё. Отстрадал мальчишка своё. А Гроза тогда много чехов завалил. Раненый не раненый, сдаётся или нет — всех порешил. Да и свои никого живым не брали. Какой плен для тех, кто людей как баранов резал?
Воспоминания нахлынули с такой силой, что Гроза схватился за голову. Всё снова стояло перед глазами. И опорка та, откуда они боевиков выдавили. И как на следующий день их перебросили на другую позицию. Надо было ехать через аул — либо силой пробиваться, либо хитростью. Выбрали второе. Он тогда сам напросился в вылазку. Даром, что снайпер.
Гроза заставил себя пойти вперёд. Мужика давно уж и след простыл. Напишет заяву — и похуй на него. Через пару шагов снова накрыло — холодом, темнотой нездешней ночи. Они как тени пробрались в аул, чтобы чужие законы вывернуть в свою пользу. Все ему говорили, что его либо сломает, либо он зачерствеет. Правы походу оказались те, кто говорил про сломает. Странно только как-то. Там держался, старался по крайней мере, а домой вернулся и посыпался. Сука… Да что за жизнь-то? Как её жить? Как в неё вернуться? Снайпер с позывным Гроза там своё отслужил, а Борис Морозов здесь, на гражданке, нахуй никому не нужен. Он вот шёл вроде бы домой. Небо родное, озерцо. А видел, как они на рассвете въезжали в аул. В гробовой тишине под взгляды чеченцев. С башкой их старейшины на капоте “уазика”. Видел, как накануне ночью он своими руками эту башку отрезал.
Гроза с силой саданул кулаком об забор. Боль почти не ощущалась.
Дома слегка отпустило. Без топлива злость долго не держалась. Ушла как вода в песок, вместо неё остались усталость и страх окончательно сойти с ума. Следующие два дня Гроза просидел в коммуналке. Жил на гречке с тушёнкой, готовил на электроплитке в комнате. Выходил только на общую кухню посуду помыть, в душ да по нужде. Держался, чтобы не забухать. Слушал зарубежный рок на стареньком кассетнике. Гроза ни слова не понимал, но пели хорошо, душевно. Смотрел старые боевики по телику, читал книги. От предыдущего владельца осталась целая библиотека. Гроза когда после срочки вернулся, ему выдали ключи от комнаты — подошла его очередь на жильё. Соседи сказали, что предыдущий хозяин прямо на диване откис. По запаху поняли, что помер. Наследников не нашлось. Комнату как опечатали, так никто туда не заходил. Гроза тогда радовался до усрачки. В те времена у него каждая копейка была на счету, а тут добра подвалило. Полки с кучей книг по обе стороны окна. Диван с креслом, шкаф, стол. Даже электрочайник с посудой остались. Удивительно, что жэковские не вынесли. Гроза реально на седьмом небе от счастья был, когда всё это увидел. Да и вообще осознание, что у него, наконец, свой дом появился, отдавалось тёплой радостью. Он как в двенадцать лет волей судьбы переехал в детдом, так и почти отвык, что это такое — родной дом. Да и разве могли его испугать байки про покойника? Диван, правда, всё равно пришлось поменять. Но не потому что суеверный, а вонь намертво въелась в матрас. А Грозу от запаха мертвечины на гражданке физически воротило. Он всё залил химозой, чтобы только его перебить.
К вечеру второго дня Гроза решил всё-таки выбраться на улицу. В голове просветлело. Мертвяки не приходили. Сны снились всякие, но с этим уж ничего не поделаешь. По пути с кухни Гроза услышал, что вечером в клубе будет дискотека. Не сказать, что он большой любитель такого отдыха, но решил сходить. Надо же было себя к нормальной жизни возвращать. Гроза порылся в шкафу. Нашёл новые чёрные джинсы — купил в последний день своего прошлого отпуска. Ну, хотя бы штаны его дождались. К джинсам Гроза добавил такую же чёрную футболку с серой надписью и армейские берцы-резинки. Хотел ещё свой любимый лёгкий свитер захватить, но тот за время его отсутствия стал жертвой моли — сожрали его начисто. Перед тем, как уйти, Гроза глянул в зеркало в прихожей. Волосы отросли. Так и не сходил постричься. Всё боялся, а вдруг переклинит на ровном месте. Хотел машинку купить да тоже до сих пор не добрался. Осунулся он сильно. Кто-то на гражданке отъедался, отсыпался, а он словно усыхал.
На улице бухала музыка из открытых дверей клуба. Возле входа тёрлась молодёжь. Все как один — одеты по нынешней моде. Гроза на фоне цветных рубашек и китайских “адидасов” выглядел мрачновато. Заходить внутрь он не торопился. Пока стоял в сторонке, издалека разглядывая тусовщиков. Те беззаботно дымили, передавали друг другу бутылку то ли с вином, то ли с портвейном. Из дверей клуба вывалился парень, с виду ровесник Грозы. На заплетающихся ногах прошёл вдоль стеночки и блеванул. Люди пили и отдыхали. Кто как умел. Гроза подумал, что, может, и у него получится. Найдёт себе девчонку. Хотя бы на вечер. Он же не дебил и не урод. Гроза вытащил сигареты из заднего кармана джинсов, поискал в передних — зажигалку, похоже, он дома оставил. Хотел подойти к людям возле входа, попросить огонька, но краем взгляда заметил, как к блюющему парню приблизился человек в тёмной одежде. С накрученной на голове тряпкой. В тусклом свете опасно блеснуло лезвие широкого ножа. Гроза вздрогнул и выронил пачку. Сердце заколотилось как бешеное. Он даже не раздумывал — рванул вперёд. Успел пробежать пару метров и, как вкопанный, застыл на месте, спугнутый голосом:
— Ну и дурак ты, Саня. Ты бы ещё морилки глотнул.
Человек в тёмной одежде похлопал тошнотика по спине. Не чех, обычный парень. Обернувшаяся на звук шагов девушка с бутылкой в руках и высоченным начёсом на голове скользнула по Грозе безразличным взглядом и снова повернулась к компании. Её друзья смотрели на него как на обдолбанного придурка. Кто-то засмеялся.
Гроза улыбнулся уголком губ. Не дебил он, да. Не урод. Но к клуб ему сегодня дорога заказана. Он развернулся и медленно пошёл обратно. Подобрал с асфальта пачку “Магны”. Сунул в карман. Задержал взгляд на ларьке через дорогу. Подумал, не купить ли зажигалку, и тряхнул головой. Не хватало ещё при дяде Коле галюнов словить. Как там говорят? Курить — здоровью вредить. Вот и прогуляется на свежем воздухе — до соседнего микрорайона и обратно. Гроза неторопливо побрёл по опустевшей к вечеру улице. Прохладно стало, но ничего, не замёрзнет. До ночей в горах здешнему холоду далеко. Впереди мерцал тусклый фонарь — вспыхивал, проливая на на раздолбанный асфальт пятно света, и через какое-то время гас. Когда Гроза подошёл ближе, тот не горел. Одновременно с тем, как лампа с тихим щелчком снова разгорелась, он заметил, как блескануло на укрытом темнотой балконе местной общаги. Усилием воли Гроза заставил себя спокойно идти дальше. Обычная улица, обычный дом. Он даже головой потряс — всё же хорошо было, а сегодня снова всякая херня в башку лезет. Ну ничего, дома его в холодильнике ждал пузырь “Довгани”. Не собирался напиваться, но раз уж в мозгах заискрило, придётся, пока он вместо соседей не начал чехов видеть. Ему мертвяков хватит. Те хоть свои. Можно сказать, родные.
Вокруг такая тишина разливалась — благодать. Не тревожная, застывшая в холодном воздухе, а тоже своя. В небольшом лесочке перекрикивались ночные птицы. Вдалеке затихал шум уходящего поезда. Железка здесь совсем рядом проходила. Что плохо вписывалось в покой тёплой летней ночи, так это прозвучавший девчачий крик. Гроза остановился. Сдвинул брови, прислушиваясь. Крик повторился. На очередной галюн не было похоже, а вот на уличную разборку — очень даже. На гражданке Гроза старался не лезть в чужие дела. Куда ему соваться со своими бедами с башкой? Но сейчас чутьё упрямо твердило, что надо пойти проверить. В конце концов, всегда оставалась возможность развернуться и уйти восвояси. Гроза быстро зашагал в сторону источника звука. Он миновал девятиэтажку, примостившуюся рядом с естественным котлованом, заросшим деревьями и кустарником. Гроза сколько себя помнил, каждой весной в этой яме вода стояла до самого апреля. А летом здесь местные пьянчуги бухали до самое утра или всякие упыри околачивались типа тех, что увидел Гроза. Он в упор посмотрел на двух молодых парней. Гопники или говнари какие-то. Один валял по земле вяло сопротивляющуюся девчонку, второй торопливо расстёгивал ремень на джинсах.
— Отошли от неё оба, — медленно произнёс Гроза.
Те синхронно обернулись, а девчонка даже попискивать перестала.
— Ты откуда такой нарисовался? — с нахрапом в голосе спросил тот, что возился с ремнём.
Повернулся к нему всем корпусом. Набычился. Другой тоже смотрел, но девчонку не выпустил. Гроза уже не понаслышке знал, что пытаться говорить с такими — впустую тратить время. Не понимали они человеческого языка.
— Чё молчишь, когда тебя спрашивают? Ты кто вообще?
Гопник подошёл ещё ближе — вот-вот набросится. Гроза ударил первым. Со всей силы ударил ботинком в колено. Сустав с хрустом вывернулся в другую сторону. Парень истошно заорал. Второй сразу вскочил на ноги, разом позабыв об их развлекушечке на вечер. Гроза пробил ему двоечку в ухо и подбородок, а следом — локтем в солнечное сплетение. Парень без сознания мешком рухнул на землю. Его сотоварищ валялся неподалёку. Блевал и умудрялся орать в перерывах между рвотными спазмами.
— Су-у-ука. Я тебя уро-о-ою падлу…
— Попадёшься мне ещё раз, вторую ногу сломаю, — сухо ответил Гроза.
Больше всех удивила девчонка — даже не попыталась убежать. Когда он подошёл к ней, понял почему. Она была пьяная в стельку.
— Эй, ты как? — спросил Гроза. — Не бойся, я тебя не трону.
Девчонка посмотрела на него абсолютно стеклянным взглядом и кивнула. Гроза вздохнул и поднял её на ноги. Теперь он получше её разглядел. Совсем молоденькая. Лет шестнадцать. Может, даже меньше, если её умыть. Под глазами расползлись чёрные разводы. Колготки разорваны, юбка задрана. Короткая майка болталась на одном плече.
— Они тебе ничего не сделали? — на всякий случай спросил Гроза.
На первый взгляд, не успели, но мало ли. Девчонка помотала головой и пошатнулась. Упала бы, если бы не поддержал её под руку. На земле зашевелился очнувшийся парень.
— Лежи, если жить хочешь, — скомандовал Гроза. — Куртку сними и дай сюда.
Тот нехотя снял оливковую “натовку” и со злостью бросил её в своего обидчика.
— Молодец, хороший мальчик, — с усмешкой похвалил Гроза. — Рыпнешься за мной, ваши трупы завтра менты найдут. Понял?
Он набросил куртку на плечи девчонки, поправил задранную юбку и, придерживая под руку, повёл её из котлована. Через плечо посматривал на гопников. Парень со сломанной ногой уже не орал, а тихо скулил. Другой подполз к нему. Говорил что-то, но слов было уже не разобрать.
— Помнишь, где живёшь? — спросил Гроза, когда они выбрались из ямы и подошли к девятиэтажке.
Он очень надеялся, что несмотря на опьянение девчонка вспомнит. Иначе придётся её вести к ментам. Участковый пункт давно закрылся. Значит, надо будет идти к Лёхе. А лишний раз видеть бывшего сослуживца вообще не хотелось.
— Эй, приём, — Гроза потормошил девчонку за плечи. — Где мама-папа помнишь?
— С-соседний д-дом. С-след-дующий, — с усилием произнесла она и неопределённо махнула рукой.
— Ну тогда пошли.
Девчонка снова кивнула как заведённый болванчик. Покрепче вцепилась ему в предплечье, и её стошнило. Дали о себе знать алкоголь и стресс. Пока её полоскало, Гроза держал её за плечи, а про себя только снова вздохнул — везло ему сегодня на тошнотиков. Когда девчонке стало полегче, он перехватил её поудобнее и повёл к дому, на который та указала. На его счастье, она уверенно указала подъезд, этаж и квартиру. Стоя перед обитой дерматином дверью, Гроза посмотрел на часы. Первый час. Вот будет смешно, если они пришли не туда. Хотя если и туда — тоже. С родителями разговор наверняка будет весёлый. Он нажал на кнопку звонка. Открыли быстро. Видимо, ещё не спали. Сначала в дверном проёме показался мужчина средних лет, а следом за ним — женщина. На лицах обоих Гроза увидел одинаковые испуг и удивление.
— Ваша? — спросил он.
— Мам, пап… я… это… немножко… — следом промямлила девчонка.
Голос у неё задрожал, и она расплакалась. Как будто включила защитную реакцию, чтобы с порога пиздюлей не ввалили. Мать молча схватила её под руку и утащила вглубь квартиры. Отец буравил Грозу цепким взглядом.
— Что произошло? — напряжённо спросил он.
— На пустыре крик услышал. Пошёл посмотреть, а там она и два парня. Ну сам понимаешь, чего им было надо. Они вроде не успели её тронуть.
Снова показалась мать. Сунула Грозе куртку.
— Говорила же ей, чтобы не связывалась с ними! Говорила! — она всплеснула руками и убежала на голос дочери.
— А эти где сейчас? — спросил отец.
Пристально оглядел его с головы до ног. Было в его взгляде что-то такое… недоверчивое, злое.
— На друзей своих так смотреть будешь, — ответил Гроза и усмехнулся. — Если бы я твою дочь хотел трахнуть, то оттрахал бы и там оставил, а не повёл к маме-папе. Не веришь, иди на пустырь сходи. Только смотри, чтобы и тебя там не нагнули.
Не дожидаясь ответа, развернулся и спустился по лестнице. Вышел из подъезда. Вот тебе и прогулялся — до мордобоя. Чутьё подсказывало, что на этом дело не закончится, но и хрен с ним. Гроза повертел в руках трофейную “натовку” и надел её. Хмыкнул. По размеру как для него шили. Проверил карманы. В одном нашлось немного денег, он переложил их в джинсы. В другом — крутая металлическая зажигалка с откидной крышкой. А вот это уже было хорошо. Гроза вытащил сигареты, закурил и неторопливо пошёл в сторону дома.
В коммуналке на его этаже стояла тишина. Соседи ему попались нормальные — не буйные и не шумные. Гроза сходил в душ, пока там утром не выстроилась очередь. В комнате допил остатки заваренного утром холодного чая и лёг спать. Без водки. С надеждой, что сегодня приснится что-то хорошее или не приснится ничего вместо эха войны, которая до сих пор бушевала у него в голове.
Проснулся он поздно — далеко за полдень. Из-за двери слышались голоса соседей. В углу тихо урчал холодильник. На столе — шаркали часы. Никаких кошмаров, никакой войны. Обычный день, пока Гроза не выйдет на улицу, где реальность снова смешается с прошлым. Глядя в потолок, он думал, что словно застрял в чистилище — и не помер толком, и к жизни не вернулся. Завис в ожидании, куда его дальше распределят.
Ближе к ночи объявился Лёха. Гроза ещё когда только услышал стук в дверь, сразу понял, что это бывший сослуживец. Чуйка сработала. Ну и здравый смысл подсказывал — за последние несколько дней наследил он мощно.
— Здорово, Борь, — Лёха пожал ему руку.
Зашёл в комнатушку. Осмотрелся, разглядывая нехитрую обстановку.
— А ничего так у тебя, душевно. Сделал из говна конфетку.
Лёха по-хозяйски сел на кресло возле окна. Фоном тихонько играла какая-то кассета с зарубежными балладами.
— Это чё, Металлика?
— Наверное, — Гроза встал так, чтобы его видеть, прислонился к краю стола. — С чем пришёл? Явно же не про музыку поговорить.
— Не про музыку, — согласился Лёха. — Вчера ночью кто-то двух гопников отмудохал. Из одного “динозаврика” сделали, ногу в обратную сторону загнули. Да так, что даже в травме удивились. У второго вроде просто сотряс. Мне птичка на хвосте принесла, что они теперь очень ищут своего обидчика. Они оба дураки конченые, и мне на них глубоко насрать, но вот разыскивают, судя по всему, тебя.
Он в упор посмотрел на бывшего сослуживца. Без осуждения. Скорее, с пониманием. Гроза усмехнулся и пожал плечами.
— Ну раз ищут, пусть приходят. Можешь им адресок подкинуть.
— Дурак ты, Гроза. Они же тебя застрелить могут.
— Нашёл, кого смертью пугать, — рассмеялся Гроза. — Ты как будто забыл, откуда мы приехали.
— Там хоть смысл был! А здесь тебя придурки малолетние порешить могут.
— Весь смысл теперь сам знаешь где, — отрезал Гроза. — Или, может, ты мне предлагаешь пойти поискать их и извиниться? А?
Лёха тяжело вздохнул и едва заметно покачал головой. А Гроза, глядя на друга, видел, как далеко разошлись их пути после того, как они оба вернулись домой. Он мог сколько угодно говорить, что Лёху не так потрепало. Что тот прослужил всего полгода, но знал, что неправ. На той земле время по-другому ощущалось. Это на гражданке “всего полгода”, а там за неделю можно было постареть.
— Ты не кипятись, — ровно сказал Лёха. — Мы столько говна из одного корыта выхлебали. Неужели думаешь, что я кошмарить тебя пришёл?
— Да кто знает, — хмыкнул Гроза. — Ты же теперь при погонах, а я общественный порядок нарушаю.
— В этом и дело, — вздохнул бывший сослуживец. — Не от хорошей жизни нарушаешь.
Он помолчал, словно подбирая слова. А когда заговорил, у Грозы возникло стойкое ощущение, что сказал Лёха совсем не то, что собирался.