Хранитель

Владарг Дельсат

Хранитель

Часть 1

Взрослый парень плакал. Он не плакал, когда его били в детстве. Не плакал, когда умерла мама. Не плакал, когда в училище казалось, что больше некуда. Не плакал, когда была война. Даже в Беслане он не плакал. А тут подруга принесла ему, безногому инвалиду, детские книжки. И он зачитывался, забыв про еду и сон. Переживая перипетии вместе с героями, обижаясь на тупость главного героя и поражаясь силе духа героини… А теперь он сидел и плакал, как ребенок, от этой жестокой несправедливости. Они должны были быть вместе! Кто решил, что нет? За что? Неужели эти дети мало страдали? Даже волшебный мир ужасно несправедлив. Бесчестный, злой мир…

В расстроенных чувствах он решил прогуляться в парке. Электрическая коляска мерно жужжала мотором, а он был погружен в думы о несправедливости мира. Жить совершенно не хотелось. Он почти доехал до парка, когда раздался визг тормозов, и он увидел, как в замедленной съемке, надвигающийся на него джип, за рулем которого сидела какая-то блондинка. «Ну наконец-то все закончилось».

— А кто тебе сказал, что все закончилось? — приятный женский голос разрушил тишину места, в котором он оказался.

Вокруг проступали очертания огромного зала, только вдали виднелись огоньки, чем-то походя на панель ЕС-1022, виденную по юности.

— Ну, я же умер, значит, все. Вот и ноги появились…

— Умер, но это не значит, что все закончилось.

— Мокошь, здравствуй, это тот самый, который плакал над каноном?

— Да, Герми, — улыбнулась женщина. — Тот самый. Ну как?

— Я согласна, пусть.

Он смотрел на этот диалог, приоткрыв рот. Герми… Гермиона? Девушка кивнула, улыбнувшись.

— Ты прекрасна…

— Успеешь еще. Слушай меня, — сказала та, кого назвали богиней Судьбы. — В одном из миров известной тебе Поттерианы умер Мальчик-который-выжил.

— Сам, или?

— В пять лет? Нет, не сам. Опекуны помогли. Потому опекуны в тюрьме, а ты будешь в приюте, тебе не привыкать.

— А где приют находится?

— Ты правильно догадался. Когда тебе исполнится двенадцать, мы увидимся вновь. Поступай по совести! И иди…

— Английский у меня будет?

— И невосприимчивость к зельям подчинения, и в голове у тебя не пошуруешь, стандартно. Не волнуйся. Иди давай…

— Подождите, а где я?

— Это координационный центр. Желаю тебе вернуться. Удачи!

Зал померк, и в следующий миг над ухом заверещал кардиомонитор. Я этот голос узнаю, где угодно. Больница, ожидаемо.

— Пациент пришел в себя.

— Вы меня понимаете?

Обычная суета реанимации. У коллег сейчас радость — пациент очнулся. Сейчас будут ощупывать, осматривать, изображаем травматическую амнезию, это допустимо. Выяснить еще, сколько времени меня не было. А, вот и обход.

— Робинс, пишите. Мальчик, пять лет, множественные переломы, закрытая черепно-мозговая травма, остановка сердца семь минут, причина — болевой шок, в коме находился четыре дня. Пациент активен, глаза фиксирует, самодых, стабилен. Рекомендована реабилитация.

Дальше пошли. Ну что ж… Стоит осмотреться и подумать. Думать вообще не вредно. Интересно, та богиня похожа на местную Гермиону? Если так, то я ее уже люблю. Мозгов у тела немного, насколько я помню канон. Тут точно неканон, но Гермиона, надеюсь, девочка.В первую очередь следует занять лидирующее место в приюте и найти девочку. Соплю никто слушать не будет. Значит, вспоминаем золотое детство после смерти мамы, да и в армии чего-то научили, смею надеяться. Основное направление развития понятно. У меня шесть лет, чтобы стать сильным и умным кабаном. Крестраж из головы, похоже, тю-тю, я же сдох. То есть тушка сдохла. Хотя я тоже сдох. То есть с красным знаменем на пулемет, то есть на Волдю, переть не надо уже. И проверить, как волшебники держат пулю. Нет ничего лучше старого доброго КОРДа*.А сейчас — спать. По команде «отбой» наступает темное время суток.

***

Мальчик спал очень спокойно, как маленький солдатик — почти не шевелясь. Состояние было стабильным, и ничто не внушало опасений. Мальчика почти убил опекун, абсолютно непонятно, за какую оплошность, но били его ногами и тростью — множественные переломы. Даже непонятно, как ребенок умудрился выжить. Несмотря на препараты, ему должно было быть очень больно, как же он умудряется молчать? Сила духа в пять лет? Скорее всего, запуганность взрослыми. Эти наблюдения дали возможность сделать заключение и…

Вернон Дурсль получил двадцать лет, Петуния Дурсль — в два раза меньше, а Дадли отправился в другой приют в соответствии с программой расселения детей в подобных случаях.

Мальчик провел в больнице полгода. Все было — и тяжелое заживление костей, и тренировки, и гимнастика через «не хочу». Реабилитация проходила не очень легко, но он зубами выгрызал каждый успех. Пятилетний мальчик поражал взрослых силой воли и верой в победу.

Однажды в больницу привезли девочку. У нее был сильный жар, и она плакала от боли. Ночью медсестра-сиделка то ли отлучилась, то ли уснула, но наутро все увидели, как маленький мальчик ухаживает за девочкой — меняет ей компрессы, уговаривает не плакать, что-то рассказывает, обнимает, и девочка засыпает. Наутро девочка была здорова, и ее забрали родители, но что их поразило… Да не только их. Это поразило и врачей, и медсестер… Мальчик долго молча держал девочку за руки, глядя ей в глаза. И она, будто чувствуя то же, что и мальчик, тихо стояла, а потом обняла мальчика и заплакала. Она плакала все время, когда ее уводили. Она плакала всю дорогу домой. И дома девочка плакала тоже, только ночью уснула, обессилев.

А папа девочки, который очень ее любил, поехал в больницу разузнать о том, что это за мальчик и где он живет. Узнав, что это сирота, чуть не убитый своими опекунами, и вспомнив взгляд, которым он прощался с его дочерью, Марк Грейнджер понял, что просто не в состоянии разлучить детей. Что это будет самая большая подлость на свете. Тогда капитан специальной службы Ее Величества нажал на все рычаги и поднял все связи. И те, с кем он говорил, признавали, что разлучать детей — подлость. Будет ли у детей будущее — неизвестно, но здесь и сейчас они нужны друг другу. Не зря же Гермиона плачет весь день, практически без остановки. Что-то такое есть между уже шестилетними детьми. Что-то очень важное. И ребенок, который плачет и отказывается от еды…

Прошло три дня, и в больницу приехал папа той девочки.

— Парень, я не знаю, что случилось, но Гермиона без тебя не ест и не спит, только плачет.

— Как не ест? Можно мне ее увидеть, сэр?

Искреннее беспокойство в глазах ребенка и то, на что он в первую очередь обратил внимание, убедило мужчину в правильности того, что он делает.

— Можно. Я хочу спросить тебя… Ты не будешь против, если мы тебя усыновим?

Искра счастья в глазах малыша, но…

— Но тогда мы не сможем пожениться, когда вырастем.

— Ты считаешь, это будет нужно?

— Да. — Твердое и лаконичное.

— А если сможете?

— Тогда я согласен. Мио нужно защитить.

Столько силы и уверенности было в голосе мальчика, что офицер Ее Величества поразился. Решив разобраться во всем потом, он оформил перевод на амбулаторный режим и увез сына домой. Да, правильно, «сына». Только так. А дома была встреча двух детей, будто они не видели вечность. И когда она заревела, мальчик ее обнял и как-то очень быстро успокоил. Как будто чудо произошло. И поела девочка с аппетитом, правда, держа за руку мальчика.

— Дорогая, познакомься с сыном. Его зовут Гарри, и он — самое дорогое, что есть у нашей дочери.

— Но ей же шесть!

— Посмотри на них, кого это останавливало?

***

Когда я ее увидел, для меня исчез весь мир. Просто вот он был, а вот — только эта девочка с каштановыми волосами, которая сейчас отчаянно нуждается в помощи. Или я не доктор? И я ухаживаю за ней всю ночь, молясь, чтоб моя магия помогла ей. Мои руки зажигаются красивым зеленым огнем, и она все это видит, но мне это не важно. Важна только она, только ее затуманенные болью глазки. Отчаянно желаю помочь, спасти, ведь она — мой свет. Так ли важно, сколько нам лет? Она — это все, что у меня есть в этом мире, и нет ничего и никого, кроме нее. Я положу всю жизнь, но защищу ее от всего и от всех. Потому что она должна быть счастлива. Она этого заслуживает. Что со мной? Я будто богиню увидел… Вот ты какая, Судьба. Вот так, раз — и все…Мне надо стать сильнее, чтобы защитить и спасти мою богиню. Никакие Пожиратели не тронут ее. Никакой тролль, никто. А утром ее забирали родители, и она будто чувствовала. Мы долго стояли и смотрели друг на друга, запоминая. Никто не смел нас прервать, потому что чувствовали. А потом ее уводили, и ее плач рвал мне душу. Ну почему я маленький? Почему мы маленькие? Я не хочу, чтобы она плакала. Судьба, дай мне возможность хранить мою… Прошу!От отчаяния я не знал, что делать, и только смотрел вслед автомобилю ее папы. А потом он пришел ко мне и предложил хранить Гермиону. Кто откажется от такого? Теперь я смогу тебя защитить, моя звезда.

***

Где-то в контрольном центре…

— Вот скажи мне, зачем ты это сделала?

— Ну он же хотел любить Гермиону? Вот!

— Ну, Гермиона, объясни!

— Будь я той девочкой, я бы хотела такого защитника. Ты посмотри, он в шесть лет готов закрыть ее от всего мира.

— Я понимаю тебя, девочка… Уже ничего не поделаешь, пусть будет как будет.

— А я добавлю…

— Гарри! Зачем?

— А чтоб никакие Уизли.

— Вот злые вы, то ли дело я — добрая и хорошая богиня Судьбы.

— Мы справедливые, им это нужно. Очень.

— Ну, уговорили, раз нужно, то пусть.

Примечание к части

* Пулемет под 12 мм патрон. Прелесть машинка.

Часть 2

Спит, мое солнышко. Вчера мы так и просидели весь вечер, обнявшись, ни у кого из нас не было сил отпустить другого. Новая мама даже шутила насчет постелить нам вместе. Хорошо, когда тебе шесть, никто и не подумает… Да… вот она, рядышком. Чудо мое, жизнь моя. И она тоже это чувствует, она сама сказала. Никто ей не повредит, зубами грызть буду!

Марк смотрел на то, как спят дети. Рядышком, хотя кровати разные, но дети подтащили за ночь кровати друг к другу. Мальчик уже проснулся и смотрит на Гермиону. От взрослости этого взгляда становится страшно. Как будто дракон, укрывший крылом возлюбленную. Так бывает, когда даже в таком возрасте — раз и навсегда. И разлучать их нельзя. Кощунственно. Каково отцу понимать, что счастье нашло его дочь в таком раннем возрасте. Марк, видя нежность в глазах мальчика, который боится пошевелиться, чтобы не разбудить, все понимает. А значит, их надо защитить. Вырастут — разберутся, а здесь и сейчас — защитить. Или он не отец?

— Марк, ты чего там застыл?

— Ты видела, как мальчик на нее смотрит?

— Видела… Как ты на меня… любимый.

— Да, любимая, надо их защитить.

Наутро отец спросил мальчика, какое имя ему нравится. И предложил называться Александром Грейнджером. Пока они дети — это хорошая защита для обоих. Мальчик задумался и предложил посоветоваться с Гермионой. Это сказало взрослым все. И так не было тайной отношение детей друг к другу, но это… Это было важно. Он готов ее защитить от целого мира, но принимает ее не как слабую, а как равную.

Как-то почувствовав, что девочка проснулась, мальчик извинился и метнулся в детскую, а мама подглядывала, грамотно пользуясь зеркальными шкафами. Вот он вошел в комнату, вот наклонился к ней, как будто хотел поцеловать, а доча уже протянула руки, чтобы обнять. И мальчик взял девочку на руки. Ему тяжело, он двигается с трудом, но у него на лице упрямое выражение, так знакомое ей. Такое бывает у ее мужа. Ее муж и сын, да, сын. Так вот Марк и сын очень похожи, не лицом, а именно этим упрямым выражением лица, желанием сделать так, чтобы объекту их охраны было комфортно.

— Если позволишь, я тебя всю жизнь на руках носить буду… — доносится до нее голос ее нового сына. Марк прав во всем.

— Сынок, как бросишь Гермиону в ванну, возвращайся на кухню, пожалуйста, — улыбаясь, проговорила Эльза Грейнджер.

— Я же тебе говорил, — сказал Марк.

— Я вижу…

— Мам, пап? — с явными вопросительными интонациями сказал мгновенно адаптировавшийся сын.

Он встал так, чтобы в любой момент броситься на помощь Гермионе, причем заметно было, что поза вполне рефлекторная. Марк улыбнулся.

— У тебя специфические рефлексы, парень.

— Я помню свою прошлую жизнь.

Это было сказано спокойным голосом, констатирующим факт. То есть мальчик точно верил в то, что говорил, и считал это нормой, а кроме этого, это было доверие.

— И кем ты там был?

— Капитан военно-спасательной службы, честь имею!

Марк напрягся. Перед ним стоял офицер. Все говорило об этом — выправка, положение рук и ног. Спокойный взгляд. Такое не изобразишь, это суть. Так же Марк понял, что его раскусили. Понять, что перед тобой офицер, достаточно просто, если ты военный.

— Капитан Грейнджер, спецподразделение прямого подчинения Ее Величества!

И два солдата отдали друг другу честь. Теперь Марк мог быть спокоен. Спасатели — это очень специфическая часть военно-медицинской службы. На кухню вбежала Гермиона, и мужчины мгновенно расслабились.

— Всем солнечного утра, — счастливо заявила девочка. — О чем меня хотели спросить?

— О том, можно ли присвоить твоему мальчику… — Девочка покраснела. — …имя Александр Грейнджер?

— Конечно можно, а это нам в будущем не помешает?

— Нет, любимая.

Слово слетело с губ мальчика совершенно неожиданно для него. Он осекся и испуганно посмотрел на девочку. А она смотрела на него с такой нежностью… что слезы выступали на глазах даже у родителей девочки. И дети вдруг кинулись друг к другу.

— Знаешь, любимый, — сказала Эльза. — Я читала о таком. Две половинки одной души.

Марк лишь молча кивнул. Семья села завтракать. Александр ухаживал за Гермионой, предугадывая каждое ее желание или движение так, как будто слышал. И Гермиона себя вела так же. Создавалось ощущение, что дети чувствуют друг друга гораздо глубже, чем это можно представить. Будто мысли читают.

Дети улыбались друг другу, кушали, не торопясь и будто бы никого вокруг них не было.

Мы неожиданно чувствуем друг друга, слышим друг друга и знаем друг про друга абсолютно все. Это даже больше, чем просто любовь, это абсолютное взаимопонимание. И она увидела все, что описано в книгах про нее и меня. А сейчас мы были будто бы взрослые — кушали и анализировали. Мощный мозг моей любимой искал выход, а я, я просто любовался ею, то есть сачковал. Мы совсем дети, что она, что я, но наши души — души взрослых, не знаю, как так получилось, но она тоже взрослая. Я не буду этим заморачиваться, мне хватит того, что есть. Любимая считает, что надо рассказать, мы с папой офицеры, друг друга поймем. Она права, она не может быть неправой.

— Папа, мы хотим рассказать.