Помоги проекту - поделись книгой:
— Куда собралась? — Удивилась бабушка.
— Заеду к Митяевым, вдруг Надя приехала.
— Заедешь, может еще к Новосёловым, молока возьмешь? — Она достала из кармана халата сто рублей и протянула мне. — Скажешь, как в прошлый раз, они поймут.
Я вздохнула и взяла деньги, положив их в карман шорт.
Как оказалось, Надя приедет только в конце июня, и то ненадолго. Она старше меня на год, а значит, заканчивает одиннадцатый класс, пока сдаст ЕГЭ, отпразднует выпускной и т. д. пройдет месяц. Приедет, а потом вернется домой поступать в институт. Я огорченно вздохнула, ладно, через две недели приедет Баяр, мы с ним списывались вконтакте. Побуду пару недель в одиночестве, ничего со мной не случиться. Заехав к Новосёловым за молоком, я поехала домой. Съехав с асфальтированной дороги, я выехала на знакомую тропинку. Всегда удивлялась, почему бабушка живет так далеко, одна, на краю деревни. До первых домов на велосипеде минут пятнадцать ехать, а пешком полчаса наверно идти. Я остановилась в тени под березой, перевести дыхание. Положив велосипед, я села на него сверху.
Мне всегда нравилось это место, здесь тихо и спокойно, машины совсем не ездят. Не то, что на центральной, то и дело гоняют местные на своих «тазах». В кустах что-то зашевелилось, я обернулась, но ничего не увидела. Заняться нечем, я достала телефон и сделала пару фотографий пейзажа. По приезду выложу в инстаграм.
В кустах снова что-то зашевелилось, только теперь более настойчиво. Я встала и подошла поближе, раздвинув кусты, я с оглушающим визгом отпрыгнула назад. Из высокой травы выползла толстенная змея почти в метр длинной, черного цвета. Не чуя ног, я ломанулась к велосипеду и через пару секунд была за километр от того места. Сердце бешено стучало, я постоянно смотрела на дорогу, боясь, что опять выползет что-нибудь на подобии этого. Я представила, как огромная змея выползает из травы на дорогу, я, не замечая, наезжаю на нее. Та с пронзительным шипением, наматывается на мое колесо и кусает меня в ногу, а я в свою очередь падаю замертво посреди дороги, закончив всего лишь десять классов и ничего не добившись в жизни. Вздрогнув, я отогнала от себя эту мысль, и прибавила скорость, не спуская глаз с дороги.
— Да это УЖ! Тут их полно развелось, раньше тут все косили, а теперь заросло все, они и живут себе припеваючи. — Успокаивала меня бабушка, пока я отвязывала бутылку с молоком от багажника.
— А не гадюка? — Опасливо спросила я, отвязав бутылку.
— Не водились никогда! — Мы зашли в дом, и прошли в зал.
— Черт его знает, может и водятся!
— Не чертыхайся! — Грозно прикрикнула бабушка, — так дочертыхаешся!
Я прикусила язык и с виноватым видом села на кресло возле телевизора. Сколько помню, бабушка никогда не ругалась, и другим этого не позволяла. Особенно если ругательства касались бога, черта и прочей нечисти. Уж больно она суеверна.
— Завтра у нас дела есть — усаживаясь в соседнее кресло, сказала бабушка. — Очки не видишь мои?
Я встала, взяла, лежащие у телевизора очки, и подала ей.
— Спасибо. — Она протерла линзы и включила телевизор. — Завтра залезешь на чердак, положишь отраву, боюсь, крысы завелись.
— Барсика может впустить?
— Эх… — засмеялась бабушка. — У него мыши по усам ходять, а ему все равно, толку от твоего Барсика.
— Вчера ночью Паня лаяла, и на крыше что-то гремело. — Я рассказала бабушке про прошлую ночь.
— Кота впустила, и она лаять перестала? — Я кивнула, понимая, к чему она клонит. — Кот постоянно по крыше лазить, а собака на него брешет. Это не крысы, а кот был, над твоей терраской чердака нет.
Посмотрев немного телевизор, я пожелала бабушке спокойной ночи и ушла к себе. Прихватив по дороге, с кухни, пару рогаликов и бокал с компотом.
Ночью я внезапно проснулась, что-то тяжелое сдавило мне грудь, не давая сделать вдох. Я попыталась встать, но безуспешно, меня словно парализовало. И тут я увидела темный силуэт, словно ожившая тень легла на меня, сдавливая до боли в ребрах. Я закричала, но безмолвный крик повис в тишине. Я не могла выговорить ни слова, сердце отбивало бешеный ритм. В голове неугомонно пролетали мысли, одна за другой. Я пыталась вспомнить хотя бы какую-нибудь молитву, но бесполезно. В голову лезли лишь матершиные слова.
«Черт-черт-черт, свали же от меня» — Начала тараторить я, не вспомнив, отче наш, ругательства так и вертелись в моей голове. Если бы могла пошевелить руками, треснула бы этого шутника. Я представила бабушкино лицо, прочитай она мои мысли, и чуть не рассмеялась. Но в тот же миг я вспомнила, что со мной твориться что-то необъяснимое. И на меня нахлынула леденящая волна ужаса. Послышался чей-то плач, он словно был у меня в голове. Я пыталась позвать бабушку, неужели это плачет она? Вдруг с ней что-то случилось?
— Боже! — Вскрикнула я, поднимаясь на кровати. Я не могла отдышаться, оглядываясь в темноте. Из-за плохо зашторенного окна падал лунный свет, комната окрасилась в серебряный цвет, с легкостью можно было различить очертания мебели. Представляю, если бы это случилось в полной темноте, обычно здесь такие ночки, хоть глаз выколи, инфаркт обеспечен. Я ущипнула себя за руку, проверяя, сплю я или нет. Спрыгнув с кровати, включила свет. Обернувшись, я подпрыгнула на месте, испугавшись своего отражения в зеркале. На дрожащих ногах, я подошла ближе, чтобы рассмотреть себя. Лицо бледное, а белки глаз покраснели, наверно сосуды лопнули. Теперь грязно серые глаза, сильно выделялись, брезгливо поморщившись, я отошла. Достав теплую кофту, выбежала из комнаты, мне нужен был срочно свежий воздух. Дверь скрипнула, выпуская меня на волю, и я с наслаждением плюхнулась на ступеньку. Ночь была прохладной и изо рта устремилось облачко пара, мой прикованный взгляд следил, как оно растворяется в воздухе, поднимаясь все выше и выше к звездам. Сидеть ночью в одиночестве, очень воодушевляет, но не в такой глуши, в которой сейчас находилась я. Оглядевшись по сторонам и ничего не увидев, я немного успокоилась, но из-за приснившегося кошмара, не покидало ощущение, что за мной наблюдают. Закутавшись поплотнее в свитер, я зашла домой. Взяв из терраски свою подушку и телефон, я пошла, спать с бабушкой. Хватит с меня ночных кошмаров. На телефон пришло оповещение из linguaLeo3, даже без интернета, эти оповещения не дают мне покоя. Я взглянула на время, 03:19
Второй день просыпаюсь ни свет, ни заря. Да что же это такое?
Глава третья. Записка
— Лестницу подержи, — крикнула я бабушке, пошатываясь на ватных ногах.
— Бегу! — Бабушка крепко схватила лестницу, и та твердо прижалась к крыше, перестав трястись при любом моем движении.
Я благодарно взглянула на нее, и через секунду уже ступила на крышу. Мда уж, с низу она выглядит более ухоженно. А тут вся краска, оказывается, уже отвалилась, да и ржавые пятна повсюду, не удивлюсь, если протекает.
— Протекает! — Ответила бабушка, когда я озвучила свою мысль. — А как же? Делали-то ее, твоя мать только замуж первый раз вышла.
Бабушка похоже любила вспоминать, что моя мама при жизни была замужем три раза. Первый раз она вышла в восемнадцать лет, за своего одноклассника и уехала жить с ним Мурманск, через полгода, она вернулась. Ближе к двадцати она уехала в Москву, поступать в институт, и там вышла замуж во второй раз, за брата подруги. Но спустя два с половиной года, встретила моего папу и ушла к нему. Они прожили вместе пятнадцать лет, а потом мама умерла от рака, сгорела как спичка.
— Крышку подними, — бабушка указала рукой, на маленькую дверцу, покрашенную в цвет крыши. Размером метр, на метр, а то и меньше. Я наклонилась над ней и попыталась поднять, но безуспешно. — Напрягись! — Подначивала бабушка. — Там кирпич у низу держит, привязан. — Она засмеялась на мой ошарашенный взгляд.
— Зачем ты кирпич туда привязала? — Психанув, крикнула я.
— Чтобы ветром не сдуло!
Покачав головой, я принялась подымать крышку. Спустя час, потратив огромные усилия, я открыла ее, бабушка одобрительно похлопала мне.
На чердаке было светло, ужасно жарко и душно. Намного хуже, чем в вагоне поезда. Положив пакет на пол, я высыпала на него отраву от крыс. Я огляделась, здесь было столько раритетных вещей, что дух захватывало. Веретено, колесо самопряхи, керосиновые фонари, чугунные горшки и граммофон, но оказалось без иглы. В углах стояли два сундука, одного размера.
— Тут столько всего! — Крикнула я бабушке, выглянув на улицу. Она засмеялась, а я, глотнув свежего воздуха нырнула назад.
В сундуках лежали платья, сандалии, куртки, шапки и прочая одежда. Я откинула ее в сторону, на дне одного сундука лежали письма и фотографии. Дрожащими пальцами, взяв все фотографии и бумажки, спустилась вниз.
Мы с бабушкой уселись на мосту, открыв дверь и приготовив фотоальбомы. Нужно эти фотографии сохранить для домашнего архива. Нельзя потерять их. Перебирая карточки, как их называет бабушка, я наткнулась на свою фотографию.
Я поднесла ее поближе, овал лица, губы, нос. Все это было мое, но не глаза, они словно были холодными и чужими. Только сейчас до меня дошло, это не я. Бабушка не смогла бы распечатать мое фото, а я ей не отсылала. Тем более как она на чердаке оказалась?
— Это моя родная тетка. — Я посмотрела на бабушку, она указала на фотографию в моих руках. — Родная сестра моей матери. — И вдруг добавила, — старшая, пять лет разница. Мать моя с 1926, а она с 21.
Я перевернула фотографию, она была подписана:
— Ты смотри, нас одинаково зовут! — Я удивленно уставилась на фото. — И инициалы одни и те же. Да и фамилии похожи! Я Тихонова Мирослава Андреевна, а она Терехова.
— Да мы тебя в честь нее и назвали, детей-то у нее не было.
— Давно она умерла?
— Ууу — бабушка засмеялась, — Давно уж, она в 42-ом померла от воспаления легких, есть нечего тогда было, я-то ее не застала.
— Ну да, ты только в 43-ом родилась. Она в этом доме жила?
— А где же? — Бабушка вставила в альбом какую-то фотографию — Все здесь жили, как мой дед построил дом-то этот. — Она задумалась. — Мужиков он только не любит. — Она усмехнулась.
— В смысле, дом не любит? Почему?
— Дед мой, Андрей, дом как этот построил, его и расстреляли, он за белых4 воевал, все прятался, так и тут нашли. Ольга, бабка моя, с Мирославой и матерью моей, осталися. Мирослава, когда скончалася, моя мать замуж вышла, отца-то моего сразу и забрали на фронт, где-то под Днепром5 без вести пропал. — Она вздохнула, ее взгляд, словно находился где-то в прошлом. — Так и жили, я замуж вышла за Алешу, и тот потонул, через год, так я и осталась с Машенькой маленькой, хорошо мать помогала.
— Получается эта Мирослава была одинокой.
— Значит, да. — Бабушка протянула руку забрать у меня фотографию своей тетки, но я крепко сжала ее.
— Можно у себя оставлю? — Я сглотнула. — На время, потом уберу в альбом.
— Не потеряй только, одна фотография то её, больше нет.
Я посмотрела еще раз на фотографию и поразилась нашему сходству, заплети мне так же косу, буду вылитая.
— Оставь это на вечер, — бабушка указала на стопку фотографий, писем и бумаг. — Возьми в коробку сложи, потом переберем.
Бабушка ушла на кухню подогревать обед. Я встала, нашла коробку из-под утюга, и начала складывать туда бумаги. Под руку попался пожелтевший конверт, подписанный.
Я радостно начала осматривать конверт, это письмо от моего прадеда, моей прабабушке, когда они еще не были женаты. Конверт был аккуратно открыт с правого бока, не по-людски, как бабушка скажет. Я достала листок и развернула, это оказалась половинка страницы из книги. Чернила уже выцвели, и я еле разобрала почерк.
«Половица раз, два, три. Ты скорее отвори. Локотень мой забери, трестом палец уколи»
Я перечитала письмо несколько раз и все равно ничего не поняла. Я сравнила почерк на конверте и на листке. Совершенно не похож, я разочарованно вздохнула. Видимо кто-то добрался до этого письма раньше меня. Ладно, поищу его потом в коробке. Свернув листок с непонятным стишком, я положила его в чехол от телефона, чтобы не потерять.
— Это что? — Я ковыряла ложкой непонятную кашу, которую бабушка наложила в тарелку.
— Мятая картошка с яйцом.
— Ммм…
— Не бойся, ешь.
Я покачала головой, ну бабушка, как всегда, как что-нибудь придумает, хоть стой, хоть падай. Я попробовала кусочек, есть можно.
— Я тебе в терраску одеяло теплое принесла, укрываться.
— Зачем? — Удивилась я.
— Как зачем? Ты ко мне ночью, зачем пришла?
— Ааа… — я проглотила кусок хлеба. — Мне кошмар приснился, жутко стало, я и пошла к тебе.
— Ну ка, расскажи. — Я усмехнулась, бабушка всегда разгадывает сны. Как она все запоминает, что к чему сниться, не понимаю. Я в подробностях рассказала, что со мной произошло ночью.
— Да это домовой был — бабушка махнула рукой, и я подавилась. Как по ее велению. — Плач слышала, говоришь, выгоняет, что ли он тебя. — Она пожала плечами, и подвинула конфетницу ко мне. — Вон уберись дома, и конфеты на столе оставь ему.
Я громко фыркнула, детский сад какой-то. Но вечером я все же перемыла все в доме, стол на кухне отчистила до блеска и оставила на нем лишь конфеты.
— Мира! — Я выронила намыленную тарелку в раковину. Та с грохотом ударилась об остальную посуду.
— Что? — Крикнула я, вытаскивая наушник из уха.
— У меня пульт упал за телевизор, достань, — бабушка помедлила — пожалуйста.
Я ополоснула руки и пошла к бабушке в зал. Вместе мы отодвинули тумбочку с телевизором, и подвинули шкаф из переднего угла. Я просунула руку и достала пульт.
— Спасибо детка. — Бабушка поцеловала меня в макушку. — Подмети там, а то пылищи целая куча, а потом вместе назад подвинем шкаф.
Вздохнув, я пошла за веником, выгребла из-за шкафа фантики от конфет, клок волос, коробки от валерьянки и море спичек. Веник зацепился о гвоздь, я с силой дернула за него, и гнилая половица с треском надломилась, отдавая мне и веник, и ржавый гвоздь.
— Ба! — Крикнула я, поднимаясь на ноги. — Тут пол разваливается.
— Что там? — Бабушка заглянула за шкаф и присвистнула. — Худушка! Надо подложить что-нибудь. Сейчас принесу доску со двора.
Бросив веник на пол, я полезла за шкаф, посмотреть размер дырки. Доска вся сгнила и крошилась. В отверстии я ожидала увидеть погреб, но не тут-то было. Под полом, была еще одна доска, на которой лежал, вязаный мешочек. Немедля, я подняла его. От старости он выцвел, и потрепался. Отряхнув его от пыли и грязи, я развязала таинственную находку. Внутри лежал клочок бумаги, перевязанный красной ниткой, и большой, коренной, белый зуб. Брезгливо поморщившись, я все-таки достала записку и развернула.
Нервно сглотнув слюну и запихнув все обратно в мешок, я задвинула шкаф, не дожидаясь пока бабушка, принесет доску.
— Ты чего его назад придвинула? — Удивилась бабушка, зайдя в зал, держа под мышкой небольшую деревянную доску. — А как же худушка?
— Там под полом, еще доска, не надо ничего подкладывать. — Немного поразмыслив, я все же показала бабушке, свою находку. — Что это может быть? Кто-то нам зуб подбросил?
— Не знаю ничяво. — Бабушка пожала плечами и взяла у меня мешочек. — Выброшу от греха подальше.
Оставшись в зале одна, слушая удаляющие шаги бабушки, скрип половиц и стук двери, я задумалась. Локотень. Где я это слышала? И наконец, я поняла, сняв чехол с телефона, я достала маленькую пожелтевшую бумажку.
Я не поленилась, встала и снова отодвинула шкаф. Отвалившаяся доска, была третья от стены. Волосы на руках встали дыбом. Возможно ли, что локотень — это зуб? И кто написал эти записки? И кто положил зуб под доску? Так еще и в мешочек, и записку еще одну положил. Мне осталось вылить чью-то кровь на какую-то тресту? Вопросы, на которые у меня не было ответов, словно вихрь вертелись в моей голове. Чертовщина какая-то, ни что иное, задвинув шкаф, выругалась я.
Глава четвертая. Погост
— Мира, долго спать собралась?
Я распахнула глаза и проморгав, разглядела над собой бабушку.
— Ты чего? — Мой голос спросонья охрип, пришлось откашляться.
— На погост идтить собираешься? — Бабушка распахнула шторы, терраска для нас двоих казалась слишком тесной, поэтому я не поднималась с кровати, дожидаясь, когда она выйдет. — Иди на кухню, я сырников нажарила.
— Сейчас приду.
Бабушка ушла, за окном солнце уже давно поднялось, но в терраске еще не было удушающей жары. Значит сейчас утро. Я посмотрела на время 06:53. Всегда удивлялась, как бабушка к семи утра успевает проснуться, собраться и приготовить поесть, а иногда еще и на огород сходить. Ровно в семь, я была на кухне и заваривала себе кофе.
— Возьму краску — бурчала бабушка. — А то на памятнике все буквы облезли, подкрасишь. И цветы перед выходом сходи в сад нарви — Я кивнула, и надкусила горячий сырник.
Поделиться книгой: