Помоги проекту - поделись книгой:
Королева Августа недовольно поджала губы и, ничего не ответив, вышла из зала.
Виктория облегченно вздохнула.
Но напоминание о предстоявшем празднике вернуло ее из заоблачных мечтаний. В общем-то, подготовка к поездке была начата давно, но теперь, когда оставалось совсем немного времени, Викторию посетили сомнения: все ли успеется в срок? Она отложила книгу и подбежала к телефону, стоявшему в углу зала. Это был огромный аппарат, выдержанный в стиле начала двадцатого века, который служил внутренней связью замка. Современная техника стремительно входила в повседневность, ведь время в сказочных королевствах течет так же, как и во всем остальном мире. Виктория быстро связалась со своей фрейлиной-компаньонкой.
— Жду у себя, — сказала Принцесса Виктория и, повесив трубку, умчалась в свой будуар.
Вскоре пришла и фрейлина-компаньонка.
— Тяжело с мамой, — пожаловалась Виктория. — Ей Густав Девятый не нравится, и она постоянно об этом говорит. Через неделю я снова увижу его… Знала бы ты, как я счастлива!
— Будьте осторожны. Его везде сопровождает одна из советников — очень вредная особа, — предостерегла Фрейлина-Компаньонка.
— Которая занимается социальными делами?
— Да. Она следует за ним повсюду — говорят, между ними какая-то связь.
— Какая? — с вызовом спросила Принцесса Виктория.
— Такая, — опустила глаза собеседница. — Вы же знаете, какой он…
— И какой же?
Фрейлина-Компаньонка перешла на шепот, будто боялась, что ее подслушают:
— Густав Девятый не пропускает ни одной юбки, и Вам это прекрасно известно. Узнает о Ваших чувствах, воспользуется, а после бросит… Простите, что говорю это. Я понимаю, Вам не приятно слышать такие слова.
Принцесса Виктория выслушивала эти истории очень часто, и в душе ее выросло несогласие. «Почему я должна верить злым языкам? — думала она. — Даже если это и так, все от того, что никто никогда не любил его по-настоящему. А я люблю».
Вслух же она сказала:
— Я сама разберусь, что для меня хорошо, а что плохо. Как мне надоели эти слухи! В конце концов, эта дама действительно занимает должность советника, значит, вполне может сопровождать Густава на переговорах.
— Она советник по социальным, а значит, сугубо внутренним вопросам! — напомнила фрейлина. — При чем тут международные встречи?
Принцесса Виктория тяжело вздохнула. Она понимала, что Фрейлина-Компаньонка права, но все ее существо противилось этой правде.
— Ладно, — сказала она, — не будем об этом. Тем более что говорить пока не о чем — Густав и внимания-то на меня не обращает. Мне кажется, я для него все еще ребенок… Кстати, завтра примерка моего праздничного платья!
Виктория начала делиться сомнениями по поводу своего наряда. Но я не буду передавать их дальнейший разговор — боюсь, он вам покажется скучным.
3
Запретные двери
Петербургское солнце стремительно клонилось к закату.
Комната наполнилась полумраком, нарушаемым лишь синеватым отсветом компьютерного монитора. Данилевский сосредоточенно стучал пальцами по клавиатуре, дописывая не законченную на работе программу. Волнительное ожидание прошло, и он полностью погрузился в дела.
И тут, когда спокойствие окончательно воцарилось в его душе, тишину комнаты прорезал телефонный звонок. Пронзительные трели старого светло-зеленого аппарата казались музыкой. Прервав незаконченную командную строку, Данилевский побежал к телефону. «Лана», — звучало в его голове.
Но это оказалась вовсе не Лана, а бывшая жена Алла.
— Как дела, Сашенька? — вежливо осведомилась она.
— Работаю, — ответил Данилевский. — А у тебя?
— Да вот, тоже не сижу на месте, дела все, дела…
«Ей что-то надо от меня», — подумал Данилевский. С тех пор, как они развелись, Алла звонила крайне редко и всегда по делу. Дела, как правило, были бытовые: то починить что-то внезапно сломавшееся в ее квартире, то встретить какую-то посылку на вокзале, потому что она сама не могла… Данилевский понимал, что Алла использует его — возможно, даже вымещает обиду за развод, но чаще всего не отказывался. Он как будто чувствовал себя ответственным за то, что сделал эту женщину одинокой.
— Чем обязан?
— Саша, я не буду делать длинных вступлений. У меня действительно случилась беда — маму сегодня увезли в больницу. Говорят, инфаркт, в реанимацию положили.
Данилевский искренне удивился: теща всегда представлялась ему некоей «железной леди», которую, как он считал, не могли сломить никакие недуги. И вот, на тебе…
— Помощь нужна? — смягчившись, поинтересовался он.
Казалось, Алла ждала этого вопроса и звонила лишь для того, чтобы его услышать.
— Сашенька, — сказала она, — меня просили привезти ей кое-какие вещи, но сегодня уже поздно, а завтра я занята на работе. Съезди, пожалуйста, в больницу, передай пакет!
Данилевский поморщился: ему совсем не хотелось ехать непонятно куда.
— Ты не находишь, что у меня тоже есть работа? С девяти до шести.
— Ну, Сашенька, будь другом, выручи! Я действительно завтра не могу, у нас защита двух кандидатских. Ты же знаешь, что это такое, весь день занят с утра до глубокой ночи. А в больницу можно приехать и после шести. Тебе нужно только подойти к реанимации и передать пакет с вещами, туда посетителей не пускают.
— Ну хорошо, — смирился он. — Где эта больница находится?
Опять уговорила. Ох уж это невыносимое чувство вины…
Алла объяснила ему, куда надо ехать и, договорившись о времени и месте встречи, попрощалась.
От романтического настроя не осталось и следа. И отпрашиваться на работе всё же придётся — не ехать же за тёщиными вещами на банкет, который традиционно готовили диссертанты после своих защит.
Он вернулся за стол, и тут опять зазвонил телефон. «Алла не все сказала», — недовольно подумал Данилевский и нехотя вернулся к аппарату. Он уже не был рад, что согласился помочь.
— Алле, это ты? — защебетал в трубке тоненький голосок Ланы, и на душе тут же потеплело.
— Конечно, я, — улыбнулся Данилевский. — Как я рад твоему звоночку!
— Антон пошел в магазин, — сообщила она, — так что можем спокойно поговорить.
— Я скучаю.
— Я тоже очень-очень скучаю! — откликнулась Лана. — Сегодня на работе только о тебе и вспоминала!
«Как же, — подумалось Данилевскому, — скучаешь! Вот и ушла бы от своего жирного Лосева». Вслух же он сказал:
— Ланусь, у меня через полторы недели день рождения, во вторник…
— Помню-помню, подарок готовлю! — весело откликнулась Лана.
— Да Бог с ним, с подарком. Я хочу в этот день быть с тобой. Только с тобой, слышишь? Это будет для меня лучший подарок! Приезжай ко мне.
— Вторник, говоришь?.. — протянула Лана.
Ее голос несколько изменился, и эти изменения Данилевскому не понравились. Неужели она хочет отказаться? Почему?..
— Не знаю, получится ли у меня во вторник, — продолжала Лана. — Я думала, мы встретимся в выходные — Антон как раз в субботу идет в сауну, у них там корпоративный мальчишник.
Повисло молчание. «Да пропади он пропадом, этот Антон, — начал злиться Данилевский. — Какое мне дело, куда он идет и чем занимается?» Вслух же он мягко сказал:
— В субботу мы обязательно встретимся, договорились? Я тебе таких блюд наготовлю — пальчики оближешь!
— Ну хорошо, — кокетливо согласилась Лана, — я уверена, будет вкусно!
— Еще как вкусно, — шепнул Данилевский, намекая не только на еду, и Лана радостно засмеялась. — Итак, с субботой мы решили, но, может быть, еще и во вторник, а?
— Антоша… ой, прости!.. Данте! Я подумаю, хорошо? — попыталась она смягчить оговорку, но тут же быстро прошептала: — Все, Антон идет! Пока!
Короткие гудки.
Настроение на нуле.
Она обмолвилась. Назвала его чужим именем. Именем своего мужа — человека, которому с ним изменяет. С которым живет бок о бок и каждую ночь спит в одной постели.
«Господи, как же погано на душе!» — в сердцах подумал Данилевский. Из радиоприемника доносилась композиция «Дорога в ад».
На следующий день, отпросившись с работы, Данилевский заехал к Алле в институт за вещами для тещи. Ему пришлось дождаться перерыва, так как попал он во время самого разгара заседания. Бывшая жена выглядела радостной и возбужденной — очевидно, защита диссертанта шла хорошо, а может быть, в предвкушение грядущего банкета. Она передала Данилевскому полиэтиленовый пакет, туго набитый какими-то вещами, и протянула двухсотрублевую купюру.
— Дашь деньги врачу, — напутствовала Алла. — Ты же знаешь, они без денег делать ничего не будут, бросят человека помирать, не подойдут даже.
«Вообще-то — не знаю, не доводилось», — раздраженно подумал Данилевский.
— Может, ты преувеличиваешь?
— Да ты что, какое преувеличение! Об этом все вокруг говорят. Вчера дала сотню, но сегодня другая смена. Они меняются каждый день.
— И что, ты каждый день будешь деньги носить? — с сомнением спросил Данилевский.
— Ну, — засомневалась Алла, — по крайней мере на первых порах, пока она в реанимации. Знаешь, первые три дня самые опасные, нужен глаз да глаз.
Как же она уверенно говорит, как будто сама — медик. Данилевского коробило всякий раз, когда Алла безапелляционно рассуждала о вещах, о которых имела лишь поверхностное представление.
— И откуда ты знаешь про три дня?
— Врач сказал. Ну все, мне пора, — неожиданно оборвала разговор Алла и упорхнула обратно в зал. «Глубоко научный человек», — с сарказмом подумал Данилевский и поехал в клинику.
Больницу он нашел без труда, зато в поисках реанимации пришлось поплутать. Казалось, это здание построили специально для того, чтобы путаться в его коридорах.
Наконец искомое место было найдено. Данилевский робко постучал в белую дверь с надписью «Кардиологическая реанимация», но ответа не было. Подождав еще минут пять, он решил было зайти без приглашения, но тяжелая дверь внезапно с треском распахнулась, и оттуда, одетая в ночную сорочку, в повязанном на голову шерстяном платке выскочила его теща. Женщина, не обращая внимание ни на что вокруг, решительно зашагала прочь.
— Маргарита Семеновна, — окликнул ее Данилевский, — Алла просила…
Но, никого и ничего не замечая, теща мчалась вдаль по коридору. Следом за ней из реанимации выбежали три девушки в хирургических костюмах. В авангарде была самая молодая на вид, ростом едва ли достигавшая Данилевскому до подбородка, с курносым носиком и собранными на затылке русыми волосами. Две другие, повыше и покрупнее ее, бросились Маргарите Семеновне наперерез и, схватив ее за руки, попытались увести обратно. Но та легко отшвырнула медсестер, будто это были не люди, а вцепившиеся в нее невесомые зверьки. Девушки остановились в нерешительности, боясь вновь подойти к пациентке. Курносая блондинка, напротив, ринулась вдогонку Маргарите Семеновне и, поравнявшись с ней, преградила ей путь.
— Куда Вы идете? — спросила девушка.
— На Красную Площадь, — буркнула Маргарита Семеновна. — Мне надо на троллейбусную остановку!
«Вот это да, — ошеломленно подумал Данилевский. — Она забыла, что находится в Питере?»
Но девушка-медработник не растерялась.
— Вы не туда направляетесь, — уверенно заявила она. — Красная площадь находится совсем в другой стороне!
В глазах Маргариты Семеновны мелькнула искорка разума. Она остановилась и выжидательно посмотрела на собеседницу.
— Красная площадь находится во-он там, — продолжала та, указывая на реанимацию. — Позвольте я Вас провожу?
К удивлению Данилевского, пациентка позволила взять себя под руку и довести до белой двери.
— Сейчас мы придем прямо на остановку, — приговаривала при этом маленькая девушка, не забывая подавать коллегам какие-то знаки. Те, видимо, отлично ее понимая, кивнули и бесшумно проскользнули обратно в реанимацию.
Данилевский простоял еще минут двадцать. Он боялся теперь стучать или входить самостоятельно, считая, что может что-то нарушить своим нетерпением. Но его ожидание было вознаграждено: двери открылись вновь, и оттуда показалась полненькая девушка, участвовавшая в только что виденной им сцене.
— Что Вы хотите? — спросила она.
Данилевский решил, что ему стоит поговорить с врачом.
— Вот вещи для Сидоровой, — сказал он, протягивая пакет. — А можно ли побеседовать с доктором?
— Кем Вы приходитесь? — спросила девушка.
— Кому?
— Ну Сидоровой, кому же еще? — с раздражением уточнила медсестра. — Вы же ей принесли вещи?
— Да, ей… Я зять ее. Дочь не смогла, у нее защита…
— Ждите, сейчас доктор выйдет.
Поделиться книгой: