— Можно украсть еду! — произнесла девушка, усевшись на кровати и облокотившись на немного прохладную стену. — Я сотни раз так дела. Любой бы сделал это, чтобы выжить!
— Красть — плохо! Я лучше умру от голода, чем возьму чужое. Моя тетя часто рассказывала истории о том, как в старые времена за воровство обрубали руки, — улыбнулся Михаил самой искренней улыбкой, которую хозяйка коморки когда-либо видела. — А вместо них вставляли ветви деревьев.
Представив себя без рук, девица перебралась через него и спрыгнула с кровати, после чего заметила, что по вине Михаила опаздывает. За ширмой, которую она, тихо кряхтя, отодвинула, не прибегая к помощи развалившегося на ее спальном месте гостя, стояло огромное зеркало, возле которого кокетка вертелась почти час, приводя себя в «рабочее состояние».
— Что ж, я вернусь ближе к ночи. Отдыхай и копи силы, потому я желаю видеть, то есть ощущать результат моих трудов, точнее — уроков! — делово произнесла девушка, высокомерно взглянув на своего нового «питомца». Она напоминала строгую даму, которая дает поручения сорванцу, остающемуся на хозяйстве. На ней, как и накануне, было слишком много косметики, а платье из блестящей ткани, отделанное искрометным бисером выглядело до неприличия коротко (дань новым модным веяньям двадцатых) — оно обнажало колени, длинные волосы вновь превратились в короткую прическу.
— Кстати, я забыл тебя спросить! — опомнился Михаил, окликнув свою благодетельницу перед тем, как она исчезла за маленькой хлипкой дверью серого цвета. — Как твое имя?
— Лье! — ответила она, просияв.
— Лье? Странное имя… Ты — француженка?
— Нет. Я — путница. Некоторые дороги на этом земном шаре измеряются в лье!
Михаил растянул губы в улыбке и на всякий случаи уточнил, где находится его одежда.
— Лохмотья на помойке. Придется потерпеть, дружок! Когда я вернусь, будет вкусная еда и хорошие тряпки, — воскликнула она и, кокетливо подмигнув, исчезла из поля зрения Михаила.
Глава 3. Клеймо Черной моли
Та, что назвала себя Лье, окружила молодого мужчину, который еще совсем недавно бродяжничал, трогательной, почти материнской заботой (если не брать во внимание их любовные утехи). Михаил не привык к такой опеке и не скрывал получаемого удовольствия. Он был счастлив и спокоен впервые за много месяцев. Каждый день девица приносила ему еду, а также мужские костюмы, которые никак не подходили по размеру.
— Где ты берешь эту одежду? — уточнил он, утонув в не новом фраке, явно принадлежавшем когда-то тучному мужчине.
— Один… человек приносит их мне. Он — мой поклонник. Я сказала, что мне нужен мужской костюм.
У Лье был давний почитатель — глухой Василий. Он работал в пекарне неподалеку от кабака, в котором девица натруживала стройненькие ножки. Однажды Василий принес заказанный хлеб в их заведение, а в это время танцовщица репетировала номер на небольшой сцене. Его поразила ее хрупкость и грация, она напоминала ему маленького ребенка, заботу о котором глухой здоровяк решил взять на себя.
— Он — мой Герасим, а я — его Муму! — произнесла она с гордостью.
Развалившись по-хозяйски на кровати, Михаил с трудом сдерживал смешок. Было очевидно, что с произведением Ивана Тургенева эта барышня не была знакома и понятия не имеет о скорбной участи бедного животного, погибшего от ласковых рук своего покровителя.
— Ты его собака, другими словами? — произнес Михаил, стараясь скрыть иронию.
— Собака? — удивленно вскинула брови Лье, затянувшись табачным дымом так сильно, что тут же закашлялась, и чуть было не свалилась с подоконника.
— У дворника Герасима была милая собачка. И он ее утопил, кстати, несмотря на чрезмерную любовь. Неужели тебе не читали в детстве эту милую книжку?
— У меня не было детства! — грубо заметила разоблаченная Лье, расстроившись, что не знала о судьбе литературных героев, которых упомянула.
Она осознавала: ее «Герасим» был неграмотным и глухим, поэтому не сможет ни прочитать, ни услышать тургеневскую историю для вдохновения. «Утоплиническая» тема очень испортила настроение мнительной девушке, не любящей воду. Бурная фантазия рисовала страшные картины того, как суровый воздыхатель огромными руками удерживает ее хрупкое тело под водой, Лье передернуло, и она плотнее закуталась в маленький кружевной халатик. После того, как Василия прогнали из пекарни взашей по причине воровства, он стал обычным уличным грабителем: нападал в темных переулках на бессознательных граждан, шатающихся по ночам по криминальному городу и обирал их. При виде здоровенного детины, похожего скорее на сказочного зверя, чем на человека, жертвы сами отдавали все ценное, силу он применял весьма редко. Для своей Лье он мог сделать все что угодно, исполнить любой каприз. Изъяснялась она с ним знаками или рисунками, ведь читать он не умел. Подходящий костюм девушка ждала больше недели. Все, на кого нападал грабитель, оказывались либо крупнее, чем Михаил, либо слишком щуплые. За это время пригретого гостя удалось откормить, он больше не выглядел изнуренным и немощным, как каторжник.
— Твои ребра больше не просвечивают через кожу! — смеясь, произнесла она, проводя по его торсу. Они лежали утомленные после насыщенного ночного времяпрепровождения. Михаил привык к ее субтильному телу, а ее гибкость и фантазии стали открытием для человека, лишь недавно познакомившегося со смыслом словосочетания «любовные утехи». Ему вдруг захотелось побывать в постели других женщин — сравнить, насколько они отличаются, и как сказывается на качестве приятного времяпрепровождения наличие округлых форм.
— О чем ты мечтаешь? — воскликнула с подозрением Лье и щелкнула по лбу любовника. — Немедленно принеси мне бутыль вина с подоконника, отметим твое приближающееся появление на публике.
Наконец-то собрался полноценный комплект одежды: костюм, рубашка, обувь и немного обшарпанная джентльменская шляпа-котелок (глухой грабитель Василий снял ее с какого-то иностранца). Этот немного причудливый головной убор Михаилу был к лицу и даже придавал солидности.
— Как же наряд меняет человека! — воскликнула Лье, захлопав в ладоши.
В Москве одевались очень бедно, в основном, носили костюмы дореволюционного времени. Купить что-то в гардероб было слишком дорого, но, безусловно, были и состоятельные люди, которые одевались с лоском. К гражданам, любящим демонстрировать свою платежеспособность, относились преимущественно торгаши.
— Тут кровь! — испуганно воскликнул Михаил, разглядывая себя в зеркале. Он настороженно провел по вороту и вопросительно уставился на свою подругу.
— Подумаешь, кровь! Эка невидаль! — воскликнула Лье. — Я сейчас попрошу соседку, и она вмиг решит наши проблемы. Она мне должна. Я подарила ее мужу твою одежду.
— Ты отдала мои вещи соседям?
— Неужели ты полагал, что я буду их стирать?! Они не пригодны к носке… А ее муж — пьяница. Ему все равно, в чем ходить, — оправдывалась Лье, не скрывая своего недовольства тем, что он не ценит ее усилий. — Я просто хотела сделать из тебя приличного человека! Ты можешь снова превратиться в лешего: жить на улице, облизываясь у витрин лавок с продуктами, и отпустить свою жиденькую бороденку! Тебе здесь никто не держит!
Михаил взял ее маленькую ладонь и благодарно прижался к ней губами, заметив, что она немного оттаяла. Лье деловито вскинула голову и скомандовала снять белую сорочку, после чего негромко и недовольно посетовала на неаккуратность добытчика-Василия.
— Надеюсь, он не прикончил бедолагу из-за рубашки! — тихо выдохнула она, рассматривая небольшое багровое пятно.
— Зачем ты это делаешь? — спросил Михаил, когда она вернулась от соседки, пообещавшей так торжественно и громко решить кровавую проблему, что это слышали, казалось, даже нижние этажи.
— Что делаю? — уточнила Лье через долгую паузу, понимая, о чем вопрос.
— Заботишься обо мне!
— Ты разве не заметил? Эта неблагодарная дрянь сбежала!
— Какая дрянь? — растерялся мужчина.
— Моя паучиха — Фани! Бездарная слепая Каплан!
Михаил посмотрел в угол — паутины не было, он с интересом уточнил у разгневанной на насекомое хозяйки, какова причина немилости?
— Разве ты не знаешь? У Каплан было ужасное зрение! К чему идти на такое ответственное задание на ощупь? Она промахнулась! Стреляла три раза в Ленина и промахнулась!
— Выходит, с глаз — долой, из сердца — вон?
Лье кивнула, жалуясь смешным блеющим голосочком, что голодна, как сто волков. На подоконнике их ждал ужин — немного мяса, украденного с кухни кабака, в котором работала Лье; бутыль дешевого вина, купленного на заработанные танцами деньги и теплая булка, принесенная заботливым Василием, мечтающим откормить свою костлявую «Муму».
Мясо было холодным, но очень мягким и вкусным. Он разжевывал его с такой тщательностью, чтобы уловить всю палитру почти позабытых вкусов. «Пусть все идет своим чередом!» — решил молодой мужчина, глядя сквозь мутное стекло на сонную Москву, отложив на время поиски матери. Он вдруг вспомнил Лукерью, которая, уходя из их крымского домика, долго стояла на пороге и, перекрикивая сильный ветер, поднявшийся в теплое осеннее утро, пыталась подбодрить только оперившегося юнца:
— Коль судьба тебе свидеться с Лидией Андреевной, так сами ноги тебя к ней и приведут. Береги себя, Мишка, и не слушай никого. Как сердце повелит — так и действуй.
Наконец-то наступил благословенный день выхода «в свет» заскучавшего Михаила. Иногда он чувствовал себя мухой в паутине, сплетенной хитрой Лье, ведь от нее в некотором роде зависело его существование. Он позволял ей собой командовать, понимая, что это развлечение в ее цепких тоненьких лапках не навсегда.
— Сегодня познакомлю тебя с девочками! — радостно произнесла она, поправляя тонкий шелковый чулок, напоминающий паутинку. На мгновение Лье замерла перед зеркалом, подхватив под руку рядом стоящего мужчину, словно примеряя его. Она накинула меховую накидку из крашенной в зеленоватый цвет лисы и выглядела весьма вызывающе, выставив стройную ножку в туфельке на маленьком каблучке чуть вперед, при этом выставив бедро немного в сторону. Михаил выглядел очень уверенным в себе молодым мужчиной, который вполне мог сойти за выгодную партию, к примеру, за сына банкира.
— Они мне обзавидуются! — кивнула она, потащив его к выходу.
Было скользко. Первые заморозки сделали улицы абсолютно непригодными для передвижения. Парочка запрыгнула в пролетку, Лье весело выкрикнула «Очи черные» — название кабака, и они помчались в сторону центральной улицы.
Это было закрытое заведение. В нем работали девочки Черной моли, которые пели, танцевали и раздевались для богатых мужчин. Когда открывалась дверь под вывеской, доносился приятный запах, состоящий из дорогих духов и сигар. На маленькой афише было объявление, что сегодня состоится концерт. Подъезжали автомобили, из которых выгружались завсегдатаи кабака, спешащие успеть к началу действа. Лье и Михаил вошли через черный ход, долго брели по темному витиеватому коридору, пока не оказались в большой освещенной комнате с зеркалами, ворохом костюмов и кучей полуголых девиц, готовящихся к выступлению.
— Кто этот красавчик? — мягко спросила дамочка в рыжих завитушках. Ее выпуклости почти вывались из корсета, что смутило Михаила, непривыкшего к таким откровенным зрелищам. Он быстро моргал и жмурился, пытаясь не замечать провокаций танцовщиц.
— Ай, какой лапочка! — защебетал тоненький женский голос дамочки в прозрачном халатике, почти таком же, который надевала дома Лье. Михаила тут же окружила стайка красоток, они начали бесцеремонно ощупывать его, как зверька, купленного на базаре, делая при этом комплименты Лье, за то, что у нее очень хороший вкус.
— Приличного мужчину, в компании которого хочется находиться бесплатно — днем с огнем не сыщешь! А ты себе отхватила такой экземпляр, — хрипловато произнесла брюнетка восточной внешности, с хитрыми раскосыми глазами. Дверь резко открылась и в комнату вошла женщина с высохшим пожелтевшим лицом и глубокими морщинами. Взгляд ее был такой холодный, что казалось, от него может обратиться в камень все живое. Из-за длинного темного одеяния простого кроя и платка, скрывающего волосы, она напоминала монашенку.
— В зале Мадам! — строго произнесла она и свирепо посмотрела на сгрудившихся девушек. Чья-то рука дернула Михаила вниз, и его лицо оказалось среди выпуклых ягодиц. Танцовщицы застыли, словно изваяния, была мертвая тишина, но как только за женщиной захлопнулось дверь, начался такой ажиотаж, будто на девушек пришел посмотреть лично Ленин.
— Если Мадам увидит какой-нибудь изъян — оштрафует! Не хочется дрыгаться за просто так! — пояснила одна из танцовщиц вмиг оставив в одиночестве Михаила, растерянно оглядывающегося по сторонам. Девушку, которая взялась пояснить происходящее, все называли Душечка за ее мягкий голос и покладистый характер. Она напоминала красивую куколку и всегда улыбалась. Даже Мать революции (так они называли за глаза надсмотрщицу-монашенку) таяла при виде этой милой девушки.
Михаил сделал вывод, что под словом «Мадам» имелась в виду сама Черная моль, которая решила посетить выступление своих подопечных.
— Я хочу посмотреть, как ты танцуешь. Из зала. Это возможно? — вежливо уточнил молодой человек, понимая, что этот вопрос не совсем уместен. Лье так подрагивала от волнения, что не сразу поняла суть сказанного им.
— Я не знаю… если бы ее не было… Это может стать проблемой, — размышляла она.
— Ему безопасней находиться в зале, потому что если его обнаружит Мать революции, кто знает, чем закончится вечер для этого красавца! — вступилась Душечка, сидящая у зеркала в нескольких шагах от них. Она с любопытством рассматривала Михаила, отметив для себя хорошее телосложение и, хоть и юное, но достаточно мужественное и привлекательное лицо.
— Да, ты можешь взять выпивку и сесть за крайний столик. Его оставляют для наших специальных гостей, — растерянно произнесла Лье, понимая, что его присутствие в зале опасно не меньше. Им запрещали личные связи с мужчинами, если они не приносили коммерческой выгоды — таков был кодекс банды «Черная моль». За неподчинение девушек лишали «крыльев». Вырезали нанесенное клеймо и обривали наголо, после чего отдавали какому-нибудь бродяге или бандиту, и он мог делать с этим «подарком» все, что ему заблагорассудится.
Среди девушек бродила история про девицу, с которой подобный ритуал провели прямо на сцене кабака. Гости аплодировали, думая, что это — часть инсценировки. Затем ее продали кому-то в зале за смехотворную сумму, пообещав, что она выполнит все, что скажет ее новый хозяин. Мадам лично выписала бумагу, согласно которой купивший провинившуюся становился обладателем девушки. О бедной девушке, ушедшей с молотка, долго ничего не было слышно, а потом части ее тела, объеденного крысами и собаками, нашли на одной из московских свалок. То, что сделал с ней ее душеприказчик, поражало воображение. Эту историю любила пересказывать Мать революции каждой вновь прибывшей девушке, давая шанс не заключать сделку с дьяволом — с Черной молью.
— Беги, деточка! Ведь после того, как твое плечо украсит наше клеймо, дороги назад уже не будет! — произносила она зловеще.
Лье часто вспоминала этот разговор, когда перед ней встал выбор: вернуться на холодную улицу и продолжить добывать себе крохи на пропитание или остаться в теплом месте с едой и чьей-то заботой о ее будущем. Все, что от нее требовалось, — соблюдать кодекс Черной моли, став частью огромной семьи, где не было места мужчинам. Противоположный пол был лишь источником добычи благ для приличного существования. Девушки соблазняли, отдавались, шантажировали и при необходимости убивали своих жертв. Они были изящными приманками для слабовольных мужчин, которые не могли устоять перед красотками, и вынуждены были за это жестоко расплачиваться, порой собственной жизнью.
— Мир жесток, детка! Если не ты — то тебя! — печально выдохнула Мать революции, когда Лье вернулась со своего первого дела. В кабаке ее заприметил холеный дворянин, который долго добивался расположения миловидной субтильной девушки. Он просил ее наряжаться мальчишкой и делать разные вещи, о которых раньше девушка из небогатой, но приличной семьи не могла даже и помышлять. Лье приходилось проводить много времени в компании отвратного богача, от которого пахло потом и сигарами. Она терпела его до момента, пока не выяснила, как открыть сейф в его огромной квартире. Лье убила похотливого извращенного толстяка и ограбила. После этого пыталась покончить с собой, но ее спасли и на время заперли в специальной квартире с огромной комнатой, похожей на больничную палату. За ней ухаживала красивая женщина с огромными черными глазами и приятной улыбкой. Она назвала себя Лидией и постоянно находилась рядом. Под присмотром этой миловидной дамы Лье быстро восстановилась и когда вернулась в танцевальную труппу кабака, узнала от девушек, что ее сиделку называли Ангелом смерти.
— Через ее теплые руки прошли мы все! — призналась Душечка, которая была в банде почти со дня ее основания.
— Почему ее называют Ангел смерти? Мы ведь выбрали жизнь, — задумчиво произнесла Лье.
— Оглянись вокруг, дорогая, разве это жизнь?..
То, что происходило на сцене, захватывало дух: ноги красавиц взлетали высоко, почти до самого потолка, а тела двигались в таком ритме, что, казалось, зажигательный танец этих дамочек заставляет вращаться землю сильнее. Играла громко музыка, слышался женский визг и благодарные аплодисменты. Перед Михаилом поставили кружку пива и здоровенный ломоть колбасы. Он бегло сказал «спасибо» и зачем-то решил пожать руку буфетчику, которая показалась ему слишком изящной. Вдруг он замер, подняв глаза, — перед ним стояла короткостриженая женщина, которая, заметив его вытянувшееся лицо, приободряюще подмигнула. Гость кабака удивленно посмотрел по сторонам: весь обслуживающий персонал был слабого пола, за исключением гостей — клиентура состояла исключительно из мужчин. У каждого зрителя был индивидуальный стол, за которым стоял дополнительный пустой стул для одной из девушек со сцены. Никаких компаний, каждый сидел, словно в отдельной ячейке, не общаясь с соседями. Михаил уже бывал в питейных заведениях: в первый месяц приезда в Москву он работал в нескольких половым. Голые девицы там не скакали, это было место для мужчин, чаще всего собирающихся группами, они пили так много, что с трудом волочили ноги к выходу. Вспоминая месяцы скитаний по недружелюбной Москве, Михаил почувствовал чей-то взгляд и повернул голову. В левой части зала сидела странная дама. Осанка ее была столь величественна, что можно было подумать, будто незнакомка — королевских кровей. Ее столик стоял как бы в стороне и был в полутьме, лицо женщины было скрыто шляпкой с вуалью. Она продолжала наблюдать за ним, и от ее пристального внимания у Михаила сперло дыхание. «Это — Черная моль!» — с ужасом подумал он и отвернулся, чтобы отдышаться. Когда молодой человек вновь обратил свой взор в сторону незнакомки, ее уже не было за столиком.
— Пройдите за мной, — произнес забавный голос как будто бы из-под стола. Среагировав на звук, Михаил вскрикнул от неожиданности — рядом с его стулом стоял карлик, лицо которого выражало недовольство. Неуверенно молодой мужчина встал и поплелся за маленьким человечком в неизвестность. Его коленки слегка подрагивали, потому что он подозревал: этот вечер закончится весьма необычным знакомством — с самой Черной молью.
Глава 4. Маленькая надежда на большое будущее
Женщина в старомодном темно-синем бархатном платье с корсетом и глухим воротником долго стояла спиной и молчала. Взгляд Михаила скользнул по помещению, в которое его долго вел маленький человек. Это была небольшая комнатка без окон и с тяжелой дверью. В ней был стол и два стула, в углу рядом с Дверью стояла бочка с водой.
— Это комната пыток, — доверительно прошептал карлик, стоящий рядом с Михаилом, он злобно взирал снизу, напоминая осатаневшую шавку, помышляющую вгрызться в ногу прохожему.
— Спасибо, Великан! — произнес сдавленный женский голос.
— Великан! — усмехнулся Михаил. Маленький человек замер, услышав нотки иронии, затем медленно повернулся, и своими крохотными кривыми ножками сделал несколько шагов к человеку, который был в два раза выше него.
— Ты находишь это смешным? — уточнил злобно карлик, и, не дожидаясь ответа, врезал своим игрушечным кулачком в пах Михаила, тот согнулся так, что они сравнялись по росту. После этого грозное маленькое существо извинилось перед дамой, присутствующей при столь неприятном происшествии, и поспешно удалился, оставив грозную Черную моль наедине со стонущим от боли Михаилом, которому подобное ощущение было в новинку.
— Как вы прошли в ресторан? — холодно уточнила женщина, в голосе которой не было и тени сочувствия. Она повернулась к Михаилу и ждала ответа, склонив голову чуть набок. Как и прежде, лицо ее скрывала вуаль, сквозь которую невозможно было рассмотреть глаз и остальных черт лица. Михаил растерянно выпрямился, боль почти стихла. Он понятия не имел, что ей сказать, не желая навлечь неприятности на свою подругу.
— В наше заведение непросто попасть, — сухо добавила дама, качнув шляпой. — И я знаю имена всех наших посетителей. О вновь прибывших мне докладывают лично.
— Извините… как я могу к вам обращаться?
— Ко мне не нужно обращаться. Кому?
Михаил непонимающе уставился на Мадам, не зная, что ответить на столь лаконичное уточнение.
— Кому ты принадлежишь? Тебя ведь привел кто-то из моих девиц!
Сердце Михаила заколотилось. Он тут же вспомнил, какой был ажиотаж среди танцовщиц, когда они узнали, что в зале Мадам. Кто знает, что будет, если она пронюхает, что его привела Лье! Может, ее ждет наказание? Назвать имя было опасно, но умолчать об этом… возможно, это был более серьезный риск?! Пока в его уме шла ожесточенная дуэль между «за» и «против», дверь открылась и на пороге появилась Мать революции. Она измерила его взглядом и спокойно произнесла:
— Среди дамских попок вы выглядели намного ниже, почти как наш Великан!
Михаил густо покраснел, смутившись, и опустил низко голову, сжав губы. Слегка дрожащая рука Черной моли скользнула под вуаль, после чего через паузу она тихо уточнила у стоящей в проеме двери женщины:
— Кто?
— Лье!
— Постойте, — очнулся Михаил, — я сам ее попросил! Я мечтал побывать в вашем заведении и посмотреть, как она танцует! Она тут не причем!
— Рыцарь! — с усмешкой произнесла Мать революции и, дождавшись одобрения Мадам, поспешила удалиться.
Черная моль некоторое время рассматривала лицо молодого человека и, дотронувшись слегка дрожащей рукой до его щеки, вдруг нежно зашептала:
— Здоров ли ты, Мишенька? Кушаешь? Тебя не обижают?
Из-под вуали слышался совсем другой голос — той красивой незнакомки, встречи с которой хранились в памяти молодого человека, как драгоценности.
— Мама? — выдохнул он, задохнувшись волнением, и потерял сознание.
Михаил открыл глаза и напряженно оглядел просторную комнату, обставленную дорогой мебелью. Стены украшали обои насыщенного зеленого цвета с тонкими желтыми и синими полосками. Огромное окно было занавешено тяжелыми шторами в тон основной обстановке. Мужчина привстал на неудобном диване, стоящем посередине и прислушался к происходящему в незнакомом помещении. До его ушей донеслось тихое мурлыканье музыкального мотивчика, он осторожно пошел на этот звук, но остановился, увидев распахнутую дверь в ванную, в которой кто-то пел. Михаил не мог выдавить и звука. Последним его воспоминанием была дама под вуалью, сумевшая воспроизвести голос давно знакомой женщины, которая со слов сумасшедшей Анны Львовны и ее помощницы Лукерьи являлась ему матерью. «Как мне ее позвать? Черная моль? Мадам? Или… мама?» — спрашивал себя молодой мужчина, весь кожный покров которого вмиг стал влажным.
— Лидия… Андреевна? — выдавил он глухо. Пение прекратилось и спустя несколько мгновений в проеме двери возникла фигуристая обнаженная женщина, по ее красивому телу скользила пена. Она выгнула бедро, чтобы выглядеть эффектней. Своим откровенным явлением она не просто смутила молодого человека, а даже напугала, ведь он принимал ее за родственницу и поспешно отвернулся.
— Неужели я тебе не нравлюсь, дорогой мальчик? — проворковал знакомый голос, принадлежавший одной из танцовщиц кабака. Это была Душечка. Молодой человек даже обрадовался, что именно она оказалась перед ним, потому как второе потрясения за вечер он не готов был пережить.
— Срочно иди в мою ванну! Я отсюда чувствую запах недоверия! Мы должны его смыть, — ее голос успокаивал гостя, голова которого раскалывалась от обилия вопросов и отсутствия ответов. Больше всего его интересовало, где находится Лье. С этого уточнения Михаил и начал свой допрос, когда, сбросив почти без стеснения одежду, погрузился в просторную ванну, устроившись напротив Душечки.
— Ах, как неприлично, — произнесла она со вздохом, отведя при этом глазки в сторону и захлопав обиженно ресничками. — Спрашивать об отсутствии одной женщины, лаская обнаженное тело другой.
— Я не ласкал твое тело! — по-детски возмутился Михаил. Спустя долю секунды кукла с волосами цвета засахарившегося меда сидела рядом и, проворно схватив его руку, положила ее на свою грудь. Он ощутил в ладони приятную округлость и начал рефлекторно чуть сжимать ее. В его организме забурлило желание, которое обуздать было ему не под силу. Одним рывком он усадил девушку поверх себя и она, прежде чем слиться с ним в поцелуе, сверкнув глазами, произнесла:
— Ого! Недаром наша Лье говорила, что приручила настоящего льва. Что ж, посмотрим, мой мальчик, на что ты способен! Возможно, ты просто львенок и она приукрасила свой рассказ?