Тысяча девятьсот восемнадцатый год

Томас. Мне говорили, что ты вернулся. Но я не решалась пойти к тебе. И вот ты пришел ко мне, Томас.

Томас. Я услышал, что ты опять живешь в бедности. И я пришел к тебе.

Анна-Мари. Только поэтому?

Томас. Да. Я хотел спросить тебя, Анна-Мари…

Анна-Мари. Спрашивай.

Томас. Вышло так, что теперь моя жизнь еще тяжелее, чем раньше. Хочешь помочь мне?

Анна-Мари. У тебя появились седые волосы, Томас. У тебя седеют виски.

Томас. Тебе пришлось бы от многого отказаться, Анна-Мари. Хочешь помочь мне нести мое бремя?

Анна-Мари. Не знаю.

Томас. Я немного могу прибавить к тому, что уже не раз говорил тебе. Мне было бы легче от сознания, что ты со мной. Ты совсем другого склада, чем я. И потому мне так нужно, чтобы ты была со мной.

Анна-Мари. Ты меня мучаешь. Все говорят, что я слаба и глупа, ни на что серьезное не гожусь.

Томас. Скажи мне, способна ты обречь себя на лишения?

Анна-Мари (терзаясь). Я, право, не знаю. Ведь я не могу предвидеть, какой буду завтра, через неделю, через год.

Томас (устало). Да. Тогда я, пожалуй, пойду. Прощай, Анна-Мари.

Анна-Мари. Прощай, Томас.

Томас уходит.

15

Задняя комната пивной. Собрание.

Юный русский студент. В Петербурге, в Москве не зевали. Впереди вожди. Масса за ними. И вот час настал. Где Томас Вендт?

Кристоф. Он придет. Непременно. С минуты на минуту он должен быть здесь.

Еврейка из Галиции. Все отсрочки да оттяжки. Вы так инертны, настоящие профессора. Одно слово — немцы. Если нужно действовать, вы всегда говорите: через три недели.

Добродушный. Не волнуйтесь, соседушка. В один прекрасный день бомбы обязательно полетят, я всегда это предсказывал. Но если Вендт говорит подождать, — значит, подождать.

Социал-демократический депутат. Нам еще нужны подписи, гарантии. Нет смысла выступать преждевременно. Будьте благоразумны. Помните: неудавшуюся революцию называют государственной изменой.

Еврейка из Галиции. У вас всякое предложение сейчас же тонет в море оговорок. Все растекается у вас между пальцев. Сегодня, как всегда, мы разойдемся, не приняв никакого решения.

Томас появляется.

Юный студент. Томас Вендт.

Все устремляются к нему.

Еврейка из Галиции. Наконец-то вы опять с нами.

Юный студент. Руки ваши в морщинах. В волосах седина.

Еврейка из Галиции. Вы-то уж не потерпите этих канительщиков, этих водолеев с их вечными оговорочками?

Юный студент. Вы принесете нам огонь, вместо… статистических таблиц.

Конрад. Огонь разрушает. Мы хотим созидать.

Кристоф. Надо рассуждать трезво. Дайте ему сначала выслушать всех.

Томас. Я слушаю.

Социал-демократический депутат. Настроение достаточно подготовлено. Через три-четыре недели можно выступить. За это время, конечно негласно, не впутывая крупных вождей, следует организовать несколько вооруженных нападений на правительственные учреждения.

Томас. Цель?

Социал-демократический депутат. Надо спровоцировать полицию, чтобы она стреляла в народ. У нас будут убитые. Великолепный повод к демонстрации, как мне кажется.

Томас. Вам так кажется, господин депутат? Посылать людей на смерть, чтобы вы могли произнести речь? Вы продекламируете пролог, мы вам подадим в качестве декораций несколько трупов, и наконец финал — демонстрация под звуки труб и литавр. Сколько вам понадобится трупов для выхода во втором акте?

Социал-демократический депутат. Несколько человек не в счет, все дело поставлено на карту.

Конрад. Вы не правы, Томас. Одним энтузиазмом политика не делается. Нужна режиссура, нужна организация.

Томас. Не будем наперед пережевывать каждую возможность. Революцию рассчитать нельзя. Революцию нельзя «делать». Она должна разразиться. Ей нельзя приказать: повремени-ка, теперь ты нам не нужна, приди потом.

Социал-демократический депутат. Но ведь мы должны создать какой-либо непосредственный повод.

Томас. Непосредственный повод, сударь, — это трупы. Трупы во всем обитаемом мире, белые и чернокожие, вздутые от морской воды, высушенные зноем пустыни, трупы детей и трупы женщин.

Социал-демократический депутат. Но ведь необходима какая-то организация, нужно распределить обязанности, работу. Честь и слава вашему справедливому гневу, но что мы сделаем, если завтра кончится хлеб, а послезавтра деньги? Повремените. Нужны только три недели. И тогда все необходимое будет подготовлено.

Томас. Еще три недели. Вечно — «еще три недели». Война позади вас, перед вами, вокруг вас. У вас убитые, пленные, искалеченные. У вас одичание, ложь, голод, хищничество. Умирающие дети, изголодавшиеся женщины. Всякого, кто посмеет поднять голос против беснующейся стихии, дубиной валят наземь. Все это у вас есть, все это нагромождалось одно на другое четыре года подряд. Если таких четырех лет еще недостаточно, неужели вам помогут три недели?

Молодой студент. В России решились без проволочек. И когда начали, на все нашлись люди.

Еврейка из Галиции. И так будет всюду, где возьмутся за дело.

Социал-демократический депутат. А если неудача?

Томас. Революции происходили во все времена, и, по сути дела, они никогда не удавались. Но они двигали человечество вперед, порою едва ощутимо, но неизменно. Не удастся нам переворот — мы будем знать, что умираем за правое дело, умираем добровольно, тогда как теперь тысячи людей умирают поневоле и за дело неправое.

Социал-демократический депутат (собирает свои папки с делами). Здесь ни у кого нет чувства действительности. Я ухожу. Я один буду продолжать работу в партии. Кто со мной? (Конраду.) Вы идете?

Конрад (колеблется; решился). Нет.

Социал-демократический депутат удаляется.

Томас. Не поймите превратно, братья. В том, что он говорит, есть доля правды. Надо отдать себе ясный отчет: мы пускаемся в неизведанный путь. Правое дело само по себе — еще не гарантия успеха. Мы не должны бросаться в бой в угаре дурмана, как шла на эту войну молодежь, которой вскружили голову ложью. Мы пойдем без песни, реющей над нами, без лучезарного знамени впереди. Мы пойдем просто и сурово, крепко стиснув зубы, зная, что предстоят тяжелые испытания и что успех не обеспечен. Вы обдумали все это, друзья? Вы готовы отважиться?

Все. Мы обдумали. Мы готовы.

Конрад. Будет нелегко, и уверенности в победе нет, но мы пойдем.

Добродушный. Ну вот наконец полетят бомбы.

КНИГА ТРЕТЬЯ

Кинешь — видишь людей, сердце разрывается или леденеет.

Шамфор.

1

Библиотека на вилле Георга. Георг один, читает, курит.

Анна-Мари входит. Георг поражен.

Анна-Мари. Да, это я. Я пришла к тебе. Это бесстыдно, но я пришла. Я бросаюсь тебе на шею. Ты очень презираешь меня? Я тебя люблю.

Ты покинул меня. Я осталась одна, и мне нужно было опьянение. Мне нужны были деньги, свет, платья, мотовство, исполнение моих причуд, танцы. Я пошла к Шульцу. Ушла от него, вернулась к жизни простой, без блеска. Потом пришел Томас. Но от него ко мне нет больше пути. Он требует от меня смирения, он требует, чтобы я решилась жить в бедности. Но я не могу. У меня нет для него слов. Я не могу больше оставаться с человеком, сила которого — в смирении. Ты же горд, ты ясен, ты надменен, красив, умен, богат. В моей жизни за последние годы было много мужчин. Но в памяти у меня остались только два лица — Томаса и твое. Томас многое мне дал. Но стать такой, как он, я не могу. Может быть, я дурная. Пусть лучше я буду дурной по-своему, чем хорошей по чужой указке.

Тебя я люблю, Георг. Презирай меня. Делай со мной что хочешь. Скажи, что ты презираешь меня. Пусть глаза и губы твои будут надменны. Но позволь мне приходить к тебе. Позволь мне любить тебя. Я люблю тебя, Георг. Я люблю тебя. Я люблю тебя. (Прижимается к нему.)

Георг резким движением привлекает ее к себе.

2

На Красной вилле. Предутренний час. Шампанское. Ликеры. Черный кофе.

Мужчины и дамы в вечерних туалетах. В соседней комнате танцы.

Первый господин. Итак, завтра это начинается.

Второй господин. Симпатичная страна. Революция в ней начинается по железнодорожному расписанию. Начало революции: девятое ноября, шесть часов десять минут утра. Опоздавшим вход разрешается только в антракте.

Третий господин, изобретатель центрального охлаждения. Вы видите в моем лице величайшего неудачника нашего столетия… До войны — Бангкок… проблема, как приспособить тропики для европейцев… система центрального охлаждения… В Центральной Европе, где даже летом нужно отопление…

Господин Шульц. Трое из моей прислуги попросили сегодня отпустить их по случаю революции.

Первый господин. Вы смотрите на вещи с птичьего полета, господин Шульц.

Господин Шульц. Я холоден, как лед. Что такое революция? Меняется флаг, сущность остается та же. Политика — вопрос второстепенный, хозяйство — это все. Денежное обращение должно во все времена так или иначе регулироваться. Всегда нужны люди, отводящие денежный поток по каналам. Это понимают немногие. Поэтому у меня мало конкурентов.

Беспокоиться мне нечего. Государство — это хозяйство.

Раненый. А хозяйство — это вы.

Господин Шульц (указывая на раненого). Посмотрите, вот наша молодежь. Проливает немного крови за идеал. Теряет на этом деле руку или ногу. Пробивается к познанию истины. Находит свое место в реальной действительности. Четкий маршрут.

Дама с бокалом шампанского (восторженно глядя на господина Шульца, прижимается к нему плечом). Мой ягненочек. Так умненько он болтает весь день. (Целует его.)

Господин из австрийского посольства (аплодирует двумя пальцами). Прэ-э-элестно. Прэ-элестно.

Второй господин (у карточного стола). Наличные вышли. Можно чеком?

Третий господин. Выпишите не раньше, как на одиннадцатое число. По случаю революции банки завтра и послезавтра закрыты.

Второй господин. Надо же было именно мне получить такие карты. Черт побери!

Изобретатель центрального охлаждения. Величайшего неудачника нашего столетия вы видите в моем лице… Бангкок… Система центрального охлаждения… Страна, где даже летом центральное отопление…

Первый господин. Я только что восхищался вашей библиотекой, господин Шульц. Однако я не вижу у вас роскошного издания «Коммунистического манифеста». Есть чудесное издание — японская бумага, переплет из свиной кожи, экспрессионистские виньетки. И даже не очень дорого. Восемьсот марок.

Господин Шульц. Всыплю же я моему секретарю. Ведь я дал ему распоряжение подписываться на все роскошные издания. В конце концов почему бы и нет. Деньги есть. Хрустящие кредитки день и ночь текут тебе в карманы. Покупаю все: книги, драгоценности, дома, искусство, хлеб, мужиков, кофе, женщин, скот, водку, мораль. Все, что пахнет барышом. Достаточно открытки с извещением о продаже.

Высокий бледный господин. Русские революционеры бросили офицеров в Неву. Им привязывали камни к ногам. Водолазы видели трупы, стоящие вертикально, до жути огромные, раздутые. Течение раскачивало их из стороны в сторону. Один водолаз сошел с ума.

Отдаленная трескотня пулемета.

Первый господин (вздрагивает). Что это?

Господин Шульц. Легкий пулемет. Репетиция. Пристреливаются. Прошу не беспокоиться.

Пауза. Джаз в соседней комнате заглушает пулеметную стрельбу.

Первый господин. Вы ведь знакомы с Томасом Вендтом, господин Шульц?

Господин Шульц. Да. Писал когда-то драмы. Очень пикантны сцены распятия. Ему надо было остаться драматургом. Широкий размах, идеалы, этика — хороши в романе, на сцене. Юродивый. Впрочем, симпатичный человек. Молодой, строгий, живой, симпатичный, интересный.

Действительный тайный советник медицины. Вы, бесспорно, правы, господин Шульц. Томас Вендт — юродивый. Мы — психиатры — иначе и не рассматриваем революцию, как явление психопатическое. В состоянии нервного переутомления, возникающего на почве общего недостатка питания… (К лакею, обносящему гостей кушаньями.) Пожалуйста, еще один бутерброд с икрой… Пациент не замечает препятствий, стоящих на пути к избранной им цели. Он стремится, невзирая на эти препятствия, кратчайшим путем достичь цели, даже если это невозможно. В науке мы называем это законом кратчайшего пути. Некоторые идеи оцениваются чрезмерно высоко. Так, например, в настоящее время переоценены идеи справедливости и всеобщего счастья.

Раненый (охмелев). Если я правильно вас понял, то история морали совпадает с историей душевных заболеваний.

Действительный тайный советник медицины. Конечно, милостивый государь, конечно.

Три лакея (входят). С вашего разрешения, господин Шульц, мы сейчас пойдем. Иначе мы пропустим последний пригородный поезд и опоздаем на революцию.

Господин Шульц. Ступайте, ребята, и если сможете достать, купите мясные консервы. Наши запасы на исходе.

Лакеи уходят.

Дама. Ягненочек мой, давай и мы поглазеем на революцию, а? Я постараюсь говорить попроще и изобразить красотку с военного завода.

Первый господин. Жарко. Разрешите? (Раздвигает портьеры, открывает окно.)