Чужак из ниоткуда 2

— Я тоже хочу есть, — сказала Наташа. — И ещё очень беспокоюсь, как там наши родители и твои дедушка с бабушкой. Сейчас уже шесть вечера. Мы должны были давным-давно быть дома, они, наверное, с ума сходят.

Бесчастнов ткнул клавишу селекторной связи:

— Татьяна Владимировна, бутерброды с хорошей колбасой и чай на всех. И хлеб, пожалуйста, режьте потолще, как я люблю, а не как вам мой врач шепчет.

— Перекусим, — сообщил он. — Нормально потом поедим, сейчас времени нет. Телефон у вас дома есть, Наташа? Должен быть, если папа такую должность занимает.

— Да, есть.

— Диктуйте номер, — генерал-лейтенант снял трубку.

— Алло, — произнёс он через минуту. — Добрый вечер. Это квартира Черняевых? Илья Захарович? Вас беспокоит генерал-лейтенант Бесчастнов Алексей Дмитриевич. Председатель Комитета госбезопасности Узбекистана. Нет, не шутка. Слушайте меня внимательно…

— Ну вот, — сказал он через пять минут, кладя трубку на рычаги. — Через два — два с половиной часа твои, Наташа, родители и твои, Серёжа, дедушка с бабушкой и прабабушка будут здесь. Поживут в Ташкенте день-два, пока мы разные дела не уладим. На всякий случай.

— Где поживут? — спросил я.

— Имеется у нас для подобных случаев специальное жильё, — сообщил Бесчастнов. — Не волнуйся. За ними присмотрят.

— Есть ещё одна семья, которую нужно привезти в Ташкент, — сказал я.

— Кто?

— Кофманы. Муж и жена. Иосиф Давидович и Эсфирь Соломоновна. Там же, на Металлургов живут, в Алмалыке. Адрес я скажу. Телефона нет.

— Евреи, — утвердительно произнёс генерал-лейтенант. — Куда ж без них… Это с помощью Кофмана золото достали, я правильно понимаю?

— Так точно, — сказал Петров.

— Без Кофманов вообще бы ничего не вышло, — сказал я. — Вопрос был не только в золоте, а в его техническом использовании. Иосиф Давидович ювелир и проделал сложнейшую ювелирную работу. Не знаю, кто бы сумел сделать так же.

— Ага, так он ювелир?

— И ветеран войны. Танкист. На окраине Будапешта его танк подбили, а мой дед его спас. Дядю Юзика, не танк. Танк сгорел.

— Я понял, — кивнул Бесчастнов. — В Будапеште, значит. Надо же, как мир тесно устроен. Сколько живу, столько удивляюсь. У нас с Юрием Владимировичем, — он покосился на портрет Андропова, — тоже в Будапеште было дело в пятьдесят шестом… — по его лицу пробежала и пропала короткая тень воспоминания, — Ладно, и Кофманов привезём. Что-нибудь ещё?

Прошло время, и я узнал, что Ювелиром звали иногда председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова коллеги, поскольку его дед по матери был евреем, родом из Финляндии, и до революции владел на Москве магазином, торговавшем ювелирными изделиями. Совсем недалеко от нынешнего здания Комитета госбезопасности на Лубянке, к слову.

Но это было позже. А пока я просто догадался, что товарищ генерал-лейтенант Бесчастнов Алексей Дмитриевич не только умён, но и вполне доверяет совей интуиции и «знакам свыше», если можно так назвать мелкие случайности и совпадения, которые большинству кажутся таковыми, но на самом деле ими не являются. Или не всегда являются.

— Это всё, — сказал я. — Пока.

— Отрадно слышать. Ответь мне на один вопрос, Серёжа.

— Только на один?

— Пока на один.

— Давайте, — сказал я. — Хотя лучше бы после бутербродов. Жрать охота — сил нет.

Генерал-лейтенант весело рассмеялся.

— Знакомо! Сам по молодости вечно голодный был. Тебе тринадцать?

— Ага. С половиной.

— Я в твои годы в пекарне работал. Отсюда и кличка — Пекарь, они думают, я не знаю, — он кивнул на Петрова и Боширова, которые одновременно сделали искренне непонимающие лица. — Только это и спасало. Бывало, зимой стянешь пару свежих бубликов с лотка… Горячих! Пахучих! На улице мороз, в подсобку нырнёшь, в уголке присядешь, слопаешь этот бублик в четыре укуса, да так, чтобы ни крошки не упало, второй — за пазуху, и снова жить можно… да.

Открылась дверь, и Татьяна Владимировна внесла большой поднос, на котором стояли чашки с чаем блюдо с толстыми бутербродами и сахарница.

Какое-то время все с аппетитом уплетали бутерброды, запивая их вкуснейшим горячим сладким чаем (за один только чай можно полюбить Землю, нет у нас, на Гараде такого напитка даже близко).

— Я умер, товарищ генерал-лейтенант, — сообщил я после второго бутерброда.

— Что? — от неожиданности Бесчастнов чуть не поперхнулся.

— Семнадцатого февраля сего года я умер, — повторил я. — Клиническая смерть. Меня сбила машина. Случилось это в городе Кушка — самой южной точке Советского Союза. Врачи отчаянно боролись за мою молодую жизнь, и всё-таки победили. Хотя я думаю, что здесь не обошлось без какого-то редчайшего стечения обстоятельств, которые иначе можно назвать чудом. Во всяком случае, мои врачи считают, что произошло медицинское чудо. Я умер, но воскрес.

— Какие именно врачи?

— Например, начальник Кушкинского госпиталя, подполковник медицинской службы Алиев Ильдар Хамзатович.

Бесчастнов кивнул.

— Дальше.

— Дальше начались и вовсе непонятные вещи. Я быстро встал на ноги, всё зажило быстрее, чем на собаке. Более того, после выздоровления, точнее, ещё в процессе, я почувствовал, что во мне проснулись новые способности. Скажем так… не совсем обычные.

— Например, умение лечить руками?

— Например. Но не только. Я вижу в темноте. Различаю слова, сказанные тихим шёпотом, за тридцать, а то и пятьдесят шагов. Моя реакция быстрее реакции самого тренированного человека, а память практически абсолютна.

— Он семьдесят пять метров под водой проплывает спокойно, — сказала Наташа. — Без маски, трубки и ласт. И я думаю, что это не предел.

— Не предел, — подтвердил я.

— Это ладно, — сказал генерал-лейтенант. — Впечатляюще, но, в принципе, объяснимо. Прямо в этом здании имеются люди, способные за несколько секунд запомнить массу информации и даже проплыть сотню метров под водой. Да и людей с необъяснимыми с точки зрения марксистской науки способностями я встречал. Вот эта штука, — он показал пальцем, — Гравигенератор твой. Антиграв. Экранирует силу тяжести, так?

— Да, нейтрализует воздействие гравитационного поля.

— Как тринадцатилетний мальчишка, пусть и получивший чудесные способности после клинической смерти, смог это придумать?

— Честно? — спросил я.

— Будь любезен.

— Не знаю. То есть, вообще понятия не имею. Сунул руку в ящик и вытянул антиграв. Как отец Кабани.

Глава вторая

Демонстрация. Хороший самолет Ту-154

Председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов

— Кто? — спросил Бесчастнов.

— Литературный персонаж, — сказал Петров. — Из повести братьев Стругацких «Трудно быть богом». Гениальный изобретатель-самоучка. «Ящик… — повторил отец Кабани упавшим голосом. — процитировал он по памяти. — Это мы говорим, будто мы выдумываем. На самом деле все давным-давно выдумано. Кто-то давным-давно всё выдумал, сложил всё в ящик, провертел в крышке дыру и ушел… Ушел спать… Тогда что? Приходит отец Кабани, закрывает глаза, с-сует руку в дыру… Х-хвать! Выдумал! Я, говорит, это вот самое и выдумывал!.. А кто не верит, тот дурак… Сую руку — р-раз! Что? Проволока с колючками. Зачем? Скотный двор от волков… Молодец!»

— Спасибо, капитан, — поблагодарил Бесчастнов. — Слышал, но не читал.

— Прочтите, товарищ генерал-лейтенант, — посоветовал я. — Хорошая книжка.

— Может быть и прочту, — задумчиво произнёс Бесчастнов. — И вот что, хватит уже генеральничать. Зови меня Алексей Дмитриевич. Я тебе в деды гожусь.

— Слушаюсь, Алексей Дмитриевич, — сказал я. — Мой дед, кстати, девятьсот десятого года рождения.

— Вот видишь, а я тринадцатого. Воевал дед, говоришь?

— Воевал. В разведке.

— Почти коллеги, значит. Ладно, интересно будет познакомиться с твоим дедом… По всему видать, не робкого десятка человек. Так что же, можешь прямо сейчас мне продемонстрировать, как твой антиграв работает?

— Не вижу препятствий, — сказал я. — Медицинские или любые другие весы в этом доме найдутся?

— Пошли.

Бесчастнов открыл вторую дверь в стене. Как я и предполагал, там имелась небольшая комната отдыха. Диван, кресло, телевизор, полка с книгами (я отметил «Три мушкетёра» Дюма, «Остров сокровищ» Стивенсона и «Пётр Первый» Алексея Толстого), журнальный столик с газетами и настольной лампой. Уже хорошо знакомые мне белые медицинские весы стояли в углу, у окна с задёрнутой шторой.

— Врач говорит, надо за весом следить, — сообщил Бесчастнов. — И физические упражнения. А когда? Времени нет совершенно.

— Врач прав, — сказал я. — На самом деле физические упражнения дадут вам время, которого сейчас не хватает. А вес… Сладкое любите? Пирожные там всякие, конфеты?

— Нет. Но чай с сахаром пью.

— Пейте и дальше. А также ешьте побольше мяса, можно жирного, и поменьше хлеба. Больше белков и животных жиров, меньше углеводов.

— И масло сливочное можно?

— Нужно. Жарить тоже на сливочном масле. И яйца куриные, и сало ешьте много и смело. Лучший завтрак — яичница на сале.

— Правда? — в голосе председателя КГБ Узбекистана послышалась какая-то детская надежда. — Обожаю яичницу по утрам.

— Вот и ешьте на здоровье. Только хлеб пусть вам жена и Татьяна Владимировна всё-таки потоньше режет. Крупы и макароны тоже ограничьте.

— Но врач говорит…

— Врачи тоже люди, а люди ошибаются, — всё это я рассказывал, надевая на себя сбрую с антигравом. — Попробуйте, Алексей Дмитриевич. На месяц хотя бы. Лучше на два. Хуже точно не будет, а вот лучше почти наверняка. Так, я готов. Наташа, взвесишь?

— Конечно.

Тот же самый эксперимент, который я совсем недавно проводил во дворе дедушкиного дома, дал те же результаты.

На глазах присутствующих мой вес плавно изменился с шестидесяти восьми килограмм до шести килограмм и восьмисот грамм при десятикратном напряжении антигравитационного поля.

— Ещё раз, — потребовал Бесчастнов. — Только теперь я буду взвешивать.

— Считаете, подвох, товарищ генерал-лейтенант? — ехидно осведомилась Наташа.

— Считаю, что важные вещи необходимо проверять лично, — ответил Бесчастнов. — А по возможности и делать. Во избежание.

Я повторил.

Шестьдесят восемь (оказывается, почти четыреста грамм я прибавил. Наверное, бутерброды и чай. Ну и расту, конечно). Включаю антиграв, поворачиваю верньер реостата, меняя напряжение.

— Тридцать килограмм, — лично фиксирует Бесчастнов. — Теперь восемнадцать… Есть. Шесть восемьсот.

— Это максимум, — сообщил я.

— Хорошо, — сказал товарищ генерал-лейтенант. — Теперь снимай, я попробую.

— Во избежание? — спросил я.

— Именно, — буркнул генерал-лейтенант. — А то знаю я вас, архаровцев. Нет уж, принял решение — выполняй до конца. До самого донышка. Тогда и краснеть не придётся. Запомните это, молодой человек.

— Знаю, — сказал я. — Это как в футболе. Если нападающий выскакивает с вратарём один на один, то вратарь в долю секунды должен принять решение: или бросаться нападающему в ноги, или оставаться на месте, надеясь, что защита выручит или он сам промажет. Первое предпочтительней, но дело не в этом. Приняв решение, нужно его выполнять. Задёргался, передумал на середине, сдал назад — гарантированная плюха.

— Интересное сравнение, — сказал Алексей Дмитриевич. — Играешь в футбол?

— Играю. Вообще, дружу со спортом.

— Надо же. Прямо какой-то пионер из светлого коммунистического завтра, — заметил Бесчастнов, даже не подозревая, насколько он близок к истине.

Хорошо, что бабушка соорудила сбрую с большим запасом — таким, что подогнать её можно было практически под любой размер. Во всяком случае, на весьма крупного пожилого мужчину, каковым являлся председатель КГБ Узбекской ССР товарищ Бесчастнов Алексей Дмитриевич, она налезла.

— Ну, попробуем, — бодро сказал генерал и влез на весы. — Наташа, будь добра…

— Ага, значит, опять доверяете, товарищ генерал-лейтенант?

— Язва, — добродушно заметил Бесчастнов. — Взвешивай давай.

— Сто двадцать четыре килограмма, — сообщила Наташа, передвинув гирьки весов. — Неплохо.

— Да уж… Где тут поворачивать? Здесь? — Алексей Дмитриевич взялся за верньер.

— Здесь, — подтвердил я. — Только плавно.

— А в нашем непростом деле только плавность и нужна. Плавно спустимся с горы… — он медленно повернул верньер сначала на «два», потом, чуть помедлив, на «три».

— Ого, — сообщил. — Легко как стало! Словно килограмм тридцать сбросил!

— Больше, — сказала Наташа. — Ваш вес сейчас — восемьдесят семь килограмм.