Помоги проекту - поделись книгой:
У Куприна есть такой известный фрагмент: «…и пришли также двое. Один — мощный атлет с розовым телом и низким лбом. Он сказал со вздохом:
— Счастье в творчестве.
А другой был бледный, худой поэт, на щеках которого горели красные пятна. И он сказал:
— Счастье в здоровье.
Царь же улыбнулся с горечью и произнёс:
— Если бы в моей воле было переменить ваши судьбы, то через месяц ты, о поэт, молил бы богов о вдохновении, а ты, о подобие Геркулеса, бегал бы к врачам за редукционными пилюлями. Идите оба с миром. Кто там ещё?»
История про то, что два раза не вставать (2016-07-11)
Написал тут текст про Нравственную дилемму. На самом деле, у меня там была куда более страшная цитата, иллюстрирующая обыденность ужаса, но я, помучившись, её выкинул.
Что не отменяет самого смысла проблемы.
Вернее там смыслов много — во-первых, нужны ли этические модели, если жизнь жёстче (с)
Во-вторых, есть ли, собственно "правильное решение".
Есть ещё и прочие "в-третьих", но сейчас я про них забыл.
Поправка, как сообщает мне прекрасный Леонид Юзефович (да продлятся дни его, его семьи и домашних животных): "Позволю себе лишь уточнить цитату из А.К.Толстого: "Но рабскую верность Шибанов храня, свово отдает воеводе коня".
История про то, что два раза не вставать (2016-07-13)
(Ссылка в конце)
А вот кому про всякий апокалипсис?
Кстати, позволю себе автоцитату из одного романа:
"Сейчас Владимир Павлович заглянул мне в глаза:
— Ты вот по молодости это не очень хорошо помнишь, а я тебе расскажу. Сразу после Катаклизма множество людей — из тех, кто спасся — было в эйфории. Для них это было освобождение. Ведь раньше они мучились, переживали, суетились. В их жизни было начальство, семьи (где часто счастья никакого не было), и, главное, соображение о том, что они — неудачники. Они недостаточно зарабатывают, у них не сделан ремонт, недостроена дача… И тут — бац! Всё исчезло. Конечно, жизнь теперь была не сахар, и болеть стали больше, но те, кто по-настоящему болел, быстро вымерли.
А вот те, кто пришёл в такое упрощённое состояние, чувствовали себя очень комфортно. Это был второй шанс для неудачников — и, главное, никакого офисного рабства. Ведь у нас масса людей занималась не своим делом — просиживала штаны в конторах, с нетерпением ждала пятницы, чтобы радостно напиться, пить всю субботу и воскресенье, сносить упрёки нелюбимых жён или мужей, с ужасом думать, что дети непослушны, попали в дурную компанию, понимать, что годы уходят, а ничего не сделано. Узнавать с завистью, что сверстники разбогатели, уехали за границу и вообще — успешнее тебя. Нервные мучения всегда тяжелее физических — к физическим ты привыкаешь или умираешь, в зависимости от их тяжести.
А тут, после Катаклизма, в одночасье, разом успех стал осязаем.
Успех — это то, что ты жив, что ты получил пайку торгуешь водой".
История про то, что два раза не вставать (2016-07-14)
Звенят у меня с ночи под окнами пилы, после грозовой ночи. Одно дерево упало на трамвайные пути, и к утру его и след простыл. А вот во дворе один ствол лежит на красивом автомобиле "Ягуар", а второй — на другой красивой машине, названия которой я не знаю.
Ночью-то было веселее.
Я, правда вспомнил, что не закрыл окна и стал спускаться по склону Воробьёвых гор к метро.
Там улучшатели парков прокопали канавку, да забросили работу. Вышло удачно по ней нёсся бурный поток, а глинистая тропа осталась почти сухой. Зато вот уж что красиво, так то, как вода, льющаяся по водосточной трубе с метромоста бьет в землю. Она падала с огромной высоты и всё пространство вокруг было полно грохота и брызг, будто стартует космический корабль на водяной тяге.
Пилы не унимаются и сейчас.
Всё это напоминает мне чтение моего детства — был у хорошего писателя Виктора Астафьева такой рассказ "Восьмой побег". Там, в тайге встречаются беглец и работник. По тайге прошёл ураган, и они отрезаны от мира, после долгих разговоров, беглец возвращается к себе на зону.
Кончается рассказ так: "Сразу же за поворотом, на пологом берегу, он увидел колонию, очертаниями отдаленно напоминающую острог. В ней тревожно лаяли собаки, торопливо стучали топоры, звенели дисковые пилы — заключенные ремонтировали свое обрыдлое жилье, порушенное ураганом."
История про то, что два раза не вставать (2016-07-19)
Мы как-то заговорили с Ваней Синдерюшкиным, что бы мы попросили у волшебника[1].
Я сказал, что попросил бы знание всех языков мира, и сам бы себя перевёл бы на них, потому что это, может, не обильный, зато — хлеб.
Или там переводчику с экзотических языков на этот хлеб с маслом хватит — пока машины не подсуетились.
Ваня выслушал это и сказал:
— А я бы хотел, чтобы женщина испытывала бы от одного моего прикосновения оргазм.
Я вылупился на него и возразил: ну какая тут семейная жизнь, когда ты руку подашь жене, выходя из трамвая, а тут…
Он меня не слушал:
— Ты, дурень, ничего не понимаешь. Руку подал в транспорте, и тут… Попрощался с девушкой в метро, и — вот. Что от нас останется? Только эти воспоминания!
Я, впрочем, нашёл какие-то аргументы, выставил его идиотом, и каким-то радужным пиздодуем навроде прочих.
Но сердце моё было неспокойно.
Читатель, вдумайся в эту басню, и тебе станет не по себе.
История про то, что два раза не вставать (2016-07-20)
А вот история про Новый и Старый Иерусалим, старческое кокетство и это всё "нам время тлеть, а вам — цвести".
Ср.
Многоствольные дерева от коз.
Не имеет смысла расти вверх — солнце дотягивается до всех. Точно так ЖК с водой- не хочется испарять. Деревья реагирует на температуру почвы, как только на пяти сантиметрах температура падает до семнадцати градусов.
Свет внутри камеры (День фотографа.
Хатунцев давно увлекался фотографией — ещё с тех пор, когда проявлять плёнки и печатать снимки нужно было дома.
В наследство от отца ему достались черные банки для проявки с крутящейся серединой, кюветы разных размеров, градусники для выдерживания точной температуры при цветной печати и гигантский увеличитель, похожий на гиперболоид инженера Гарина, если бы он когда-нибудь существовал в реальности. У отца было много фотоаппаратов — одних “Зенитов” несколько, “Киев”, какие-то древние широкоплёночные уродцы, совсем древние аппараты, что снимали на фотопластинки.
Фотографии отец действительно печатал дома — в ванной, конечно. Так тогда делали все, хотя, наверное, кто-то печатал и на занавешенной кухне.
Однажды Хатунцев стал копаться в отцовских снимках, что валом лежали в старых чемоданах, и расстроился. Отец снимал очень технично, а сыну было неинтересно смотреть на результат.
Хатунцев нашёл несколько сот снимков маленького мальчика, а занимали его только те, в которых присутствовала какая-то деталь времени — педальная машинка-кабриолет. Или же сценка, как дедушка протягивает внуку рюмочку водки и огурчик, сурово смотрит на деда бабушка, мать смеётся на заднем плане, а мальчик, недоумевая, смотрит на них, запертый в высоком детском стульчике для еды.
Таких стульчиков уж нет, понимал Хатунцев, но есть навсегда остальное — Красная площадь, Дворцовая площадь и Мавзолей. Миллионы туристов это давно сфотографировали, а отец тогда старался, приходил, видать, ранним утром, чтобы никто не попал в кадр. Уже тогда профессиональные фотографы всё это сняли, а потом напечатали в альбомах. Много лет назад, когда отец снимал ангела наверху колонны, альбомы с их высокой духовностью оставались дефицитом, и он снимал дефицитные виды, а ночью печатал их в ванной.
Поделиться книгой: