Януш Корчак. Жизнь до легенды

Андрей Максимов

ЯНУШ КОРЧАК

Жизнь до легенды

Москва

Молодая гвардия

2023

© Максимов А. М., 2023

© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2023

* * *

Я все предчувствую, но ничего не знаю… Я ничего не знаю, но все угадываю. Тебе ведомо, Творец, что это значит: всё!.. Я кувыркаюсь через голову, мне всегда будет шестнадцать лет, я буду играть в догонялки, свистеть в два пальца и проиграю все пуговицы с порток. С ног до головы я существо негодящее — о, насколько человечество было бы беднее без меня. Я учу его любить грех и пожары — и полной, полной, полной грудью дышать[1].

Януш Корчак «Молитва художника» из цикла «Молитвы тех, кто не молится»

Предисловие

1

Бог Мой, как изменился мир в сравнении с XVII или даже XVIII веками!

Поменялось все: продолжительность жизни, взаимоотношения между людьми, еда, вокзалы, медицина, транспорт… Буквально все!

Кроме школы.

Контент — да, иной. Компьютеров четыре века назад не существовало, и строение атома тогда не изучали. Но суть обучения осталась прежней.

Эта та самая школа, которую великий Иоганн Генрих Песталоцци называл «антипсихологичной». (К слову, Песталоцци жил в конце XVIII — начале XIX веков).

Что это значит — антипсихологичная?

Это когда тридцать совершенно разных людей запихивают в душное помещение и начинают им рассказывать о том, что большинству из них совершенно не интересно. Это когда никто даже не пытается увлечь детей занимательностью поставленных задач, а просто заставляет зубрить то, что учителю представляется важным. Это когда личность ученика вовсе не имеется в виду.

Такая каменная незыблемость школы — проблема не российская, но мировая. Может быть, наш мир весьма жесток и во многом не гуманен именно потому, что, меняя в нем все, мы не хотим, чтобы перерождалась школа? Разве не очевидно, что обучая ребенка по старой системе, исчисляемой веками, его невозможно подготовить к новой, современной жизни?

Великие педагоги — их было не так много, но они существовали — предоставляли педагогике шанс измениться. Они совершали серьезные педагогические открытия, которые проверяли на практике и описывали в своих книгах. Они были готовы помочь человечеству изменить систему образования. Они не просто знали, как это сделать, но и в своей конкретной практике совершали изменения.

Их не запрещали. Их просто не слышали.

Невозможно представить себе психолога, который бы не знал основных выводов, к которым пришли: скажем, Фрейд, Франкл, Маслоу или Хорни… С этими гениями психологии можно не соглашаться, но профессиональный психолог обязан знать суть их открытий.

Между тем я не встречал ни одного учителя, который мог бы внятно объяснить суть открытий Песталоцци, Корчака или даже Ушинского, который считается основателем русской научной педагогики.

Поэтому мой низкий поклон издательству «Молодая гвардия» — сотрудникам, отвечающим за выход книг самой знаменитой книжной серии страны «Жизнь замечательных людей» — за то, что они обратили свой интерес к великим педагогам.

Не так давно в «ЖЗЛ» вышла моя книга об Иоганне Генрихе Песталоцци.

Перед вами — роман о Януше Корчаке.

Мечтаю еще написать о Марии Монтессори — единственном великом педагоге-женщине; единственном педагоге, которую выдвигали на Нобелевскую премию, причем неоднократно.

И тогда удастся рассказать о трех великих учителях, чьи открытия необходимы нам, если мы хотим, чтобы у нас росли свободные дети, умеющие принимать вызовы нового времени. Да и, наконец, если мы просто мечтаем выстроить хорошие, добрые отношения с нашими детьми.

Как любой автор, я мечтаю, чтобы о моем герое — тем более когда он столь потрясающий, как Януш Корчак — узнали, как можно больше читателей. Однако для меня принципиально важно, чтобы эту книгу прочитали папы и мамы, бабушки и дедушки, потому что Януш Корчак сделал несколько важных педагогических открытий, особенно в том, что касается общения с детьми. Открытия эти, без сомнения, пригодятся сегодняшним родителям.

Поэтому в этой книге — не только биография Януша Корчака — самая по себе интересная и захватывающая, но и его взгляды, принципиально важные для тех, кто хочет воспитывать детей XXI века не так, как их воспитывали в веке XVIII.

Теперь — пару слов об уникальности судьбы Януша Корчака. Судьбы, в которой легенда оказалась сильнее жизни.

2

Как известно, день памяти того или иного святого — это не день рождения, а день смерти. Другими словами: день вхождения в неземную жизнь.

Ей Богу, не будет совсем никаким преувеличением утверждать, что Эрш Генрик Гольдшмит, — всему миру известный как Януш Корчак, — родился 6 августа 1942 года. А именно в те самые мгновения, когда вместе со своими воспитанниками вошел в газовую камеру.

Спросите у любого: «Кто такой Януш Корчак?»

И вам наверняка ответят: «Это тот святой человек, который предпочел спасению из немецкого гетто дорогу в фашистскую газовую камеру рядом со своими воспитанниками».

О Корчаке написано немало — и художественных произведений, и документальных. Все они, как правило, начинаются с тех самых последних героических шагов, которые для нас символизируют начало судьбы.

Вот, берем книгу замечательного исследователя жизни Корчака Бетти Джин Лифтон. И выясняется, что, когда она начала писать о Корчаке, принимала «трубы соседней пивоварни за дымящиеся трубы крематория»[2].

Почему?

Лифтон писала обо всей жизни Корчака. Написанная ею книга справедливо считается лучшей биографией великого человека. И тем не менее даже у нее — ассоциации только с последними днями его жизни.

Менее известная, но очень хорошая книга русского исследователя Василия Кочнова «Януш Корчак: Книга для учителя», которая тоже рассказывает обо всей жизни педагога, начинается с такой фразы: «Дорога смерти в Треблинке называлась „Улицей в небо“»[3]. Опять же, биография начинается с конца. Может, и вправду этот конец — начало судьбы?

А что за рисунок на обложке книги Кочнева? Колючая лагерная проволока.

Замечательный драматург Вадим Коростылев написал пьесу о Януше Корчаке. Называется «Варшавский набат», и рассказывает, разумеется, о последних днях жизни Корчака, о его подвиге.

Корчак в пьесе Коростылева носит имя Учитель. Незадолго до своей героической гибели, он произносит слова, которые мне до такой степени понравились, что я не могу их не воспроизвести.

«Учитель. Люди, послушайте! Неужели вы надели эту форму, чтобы воевать с детьми?.. Убитые идут за живыми. Если ты убил человека, он идет за тобой всю жизнь. А если ты убил ребенка? За тобой идет взрослый, тот, кем стал бы этот ребенок. Он идет и несет на руках себя, маленького, которого ты убил и не дал ему стать человеком. Неужели вы не понимаете, что дети похожи на весну? Они похожи на маленькие клейкие листочки, которые обязательно должны превратиться в большие листья. Иначе — как дышать? Разве можно убивать будущее, люди?»[4]

Мощные слова, правда? Но все о том же — о последнем подвиге нашего героя.

Великий польский режиссер Анджей Вайда снял фильм «Корчак», в котором роль Корчака исполняет грандиозный артист Войцех Пшоняк.

О чем рассказывает картина? О жизни в гетто и о последнем подвиге.

Так постепенно начинает складываться ощущение, что подвиг Януша Корчака — без сомнения, великий — как бы закрывает перед нами всю его жизни.

3

В совершенно поразительной статье Ольги Медведевой «Легенда Януша Корчака: структура, истоки» справедливо замечается: «Уже полстолетия имя Януша Корчака становится рядом со словом „легенда“. При этом под легендой обыкновенно подразумевают повествование о том, как Корчак отказался покинуть своих воспитанников из еврейского Дома сирот ради того, чтобы спастись в одиночку, как он прошел с ними последний путь вплоть до трагической гибели в августе 1942 в лагере массового уничтожения в Треблинке»[5].

Мы почему-то не говорим о том, что вместе с Корчаком в газовую камеру пошли и другие педагоги и из Дома сирот, организованном Корчаком, и из других учебных заведений.

Корчак был не один.

Пожалуйста, потратьте пару минут, чтобы прочитать фамилии людей, которые не бросили своих воспитанников:

— Генрих Астерблум,

— Бальбина Гжиб,

— Роза Липец-Якубовская,

— Сабина Лейзерович,

— Наталья Поз,

— Роза Штокман,

— Дора Сальницкая,

— Генрих Аэрилевич.

Каждый из них мог хотя бы попробовать бежать из гетто. Они этого не сделали. Они взяли детей за руки, и, не устраивая истерик, не рыдая, стараясь успокоить, пошли с ними на смерть.

Польский прозаик и поэт Марек Яворский, составивший этот грустный и одновременно героический список, добавляет:

«Были еще и другие:

Анна Геллер…

Д-р Ноэми Вайсман…

Доктор Минцева…

И много, много других»[6].

Еще раз хочу подчеркнуть: то, что Януш Корчак совершил свой подвиг не в одиночку, вовсе не умаляет значения этого подвига.

Но то, что мы не знаем других людей, которые пытались облегчить последние минуты своих воспитанников — это, безусловно, несправедливо.

4

Самая большая, просто непостижимая несправедливость — это то, что большинство из нас понятия не имеет: вслед за Корчаком вошла в газовую камеру, держа за руку детей, Стефания Вильчинская: его правая рука, его многолетняя помощница…

Две колоны детей шли в газовую камеру. Во главе одной шел Корчак, во главе другой — Вильчинская.

Вы когда-нибудь слышали эту фамилию?

Стефания Вильчинская, Стефа — самый близкий Корчаку человек. Ее можно было бы назвать женой нашего героя, если бы Корчак не принял «обет безбрачия»: жены, в полном смысле этого слова, как и детей у него быть не могло.

Стефания Вильчинская работала в Доме сирот со дня основания. Более того, когда Корчака призвали на фронт Первой мировой войны, она осталась за руководителя, и в невероятно сложные времена холода, голода и безденежья спасла Дом сирот.

По сути, она делала все тоже, что Корчак, разве что книжек не писала. И подвиг ее такой же: пошла с детьми в газовую камеру, хотя ей предлагали множество вариантов спасения.

Не захотела. Не сбежала. Не бросила Корчака и детей. Пошла на смерть, успокаивая своих воспитанников в их последние минуты жизни.

Почему же имя Стефании Вильчинской известно много меньше, чем Корчака. Да, она не писала замечательных книг, но без нее Дом сирот Корчака вряд ли смог бы существовать. И, наконец, как и Корчак, она твердо пошла с детьми на смерть.

Перед самой трагедией Стефания Вильчинская сказала Корчаку удивительные в своей отчаянности слова: «Пока ты не велишь им умереть, они не умрут»[7].

Кто знает, быть может, эти слова вспоминал наш герой, когда шел с детьми в газовую камеру, самим своим присутствием как бы говоря им: все будет хорошо? Ведь весь опыт жизни воспитанников убеждал их: если господин Корчак рядом, ничего плохого случиться не может.

Ну почему, почему имя Януша Корчака известно всем, а Стефании Вильчинской только специалистам? Разве она не достойна памяти, памятников?

Достойна. В высшей степени достойный был человек.

Просто жизнь Корчака мифологизирована, а жизнь Стефании Вильчинской — нет. Так уж получилось.

Замечу: миф — это не в коей мере не вранье. Миф — эта такая удивительная правда, которая превращается в легенду. И тут уж ничего не поделаешь: у некоторых превращается, у некоторых нет. И помним мы, как правило, не просто тех, кто совершил подвиг, но тех, чья жизнь мифологизирована.

Ольга Медведева в своей — повторю: совершенно замечательной статье — размышляет о том, почему возникла легенда о Корчаке.

«Итак, в легенде Корчака учтены многие законы жанрового сложения: осуществлена мифопоэтическая модель мира, реализованы непременные элементы ее морфологии, воспроизведены традиционные мифологические схемы; персонаж героизирован, специфически организовано пространство, реально отождествлено с метафорическим и т. п. Все строится на типичной игре реального и имагинативного{1}, конкретика абстрагирована, предметы превращены в символы, причины и следствия связаны произвольно и порождают чудо, „очудесниваются“»[8].

Получается: жизнь Корчака — особенно в последние годы, годы Второй мировой войны — была такова, что дала возможность на ее основе создать легенду. Другими словами: превратить поступки в символы. Ни заслуги, ни тем более вины самого Корчака тут нет. Просто в его жизни и в его посмертной славе обстоятельства сложились так.

А у Стефы, у других педагогов, которые пошли с детьми в газовую камеру — иначе. Вот и все.

5

Легенда, миф — обязательный атрибут жизни ушедшего гения. И часто уже не разберешь: что из того, что мы знаем о человеке — историческая правда, а что миф.

Это было бы нормально, если бы не одно «но». Подчас легенда становится настолько притягательной, что закрывает собой реального человека, его сложности и достоинства, его подлинные искания, печали и радости.

Один пример.

Кто такой Александр Матросов? Все знают. Девятнадцатилетний парень, закрывший своим телом амбразуру вражеского пулемета и давший возможность однополчанам пойти в атаку.