Жизнь между мирами. Как найти ресурс в себе, когда все вокруг разваливается

I. Дело вовсе не в том, в чем дело

Так в чем же тогда? Это туманное утверждение призвано побудить нас к более глубокому исследованию. Многие современные книги по психологии и самопомощи лечат симптомы, не спрашивая, откуда они берутся и почему они так плохо поддаются лечению.

В большинстве случаев наши симптомы говорят нам о том, как и каким образом на нас влияет состояние тревоги, запускаемое нашими защитными механизмами. Другими словами, наши симптомы возникают из стремления защитить себя от беспокойства и служат благородной цели. Но наши защитные механизмы сами провоцируют процесс отчуждения от нашего природного бытия, что приводит к накапливанию определенных последствий. Например, многие из нас предпочитают отложить важные дела на потом, вместо того чтобы решить вызывающие тревогу и волнения вопросы. Подобная стратегия порождает проблемы другого рода. Я помню, как много лет назад Ассоциация стоматологов Нью-Джерси провела рекламную кампанию под девизом: «Забудьте о своих зубах, и они исчезнут навсегда!» Итак, если мы будем игнорировать проблемы и задачи, к решению которых нас призывает жизнь, проблемы как бы исчезнут сами собой, разве не так? Думаю, мы все знаем ответ на этот вопрос: промедление приводит к возникновению последствий, которые накапливаются, как снежный ком, до тех пор, пока план решения проблемы не станет хуже проблемы в ее первоначальном виде.

Признав, что прокрастинация может привести к кумулятивным последствиям, мы можем использовать инструменты поведенческой и когнитивной терапии, которые, безусловно, пойдут на пользу. Но что, если дело вовсе не в том, в чем дело? Что, если этот колодец беспокойства, который скрывается в каждом из нас, никуда не исчезнет, а то и вовсе проявится в другом месте? Хватаясь за успокоительные средства и инструменты, мы приглушаем нашу тревогу и на какое-то время перестаем испытывать напряжение, но зачастую это приводит лишь к усугублению последствий. На протяжении многих лет многие пациенты говорили мне, что применение антидепрессантов не решает их проблем, хотя и снижает уровень их беспокойства. Действительно, я могу согласиться с тем, что на фоне устойчивой тревожности ослабление симптомов беспокойства приносит определенное облегчение, но это никак не заставляет исчезнуть накапливающиеся последствия. Очень часто нам требуется пережить боль, чтобы получить мотивацию и начать что-то делать с этим.

Работа с точками застревания

На протяжении многих лет на семинарах по различным темам, когда я просил группу поразмыслить над «точками застревания» в их жизни, никто ни на одном из четырех континентов никогда не спрашивал меня, что это такое. После того как перевод был понят, люди переставали стесняться писать или говорить о своих конкретных примерах. Из чего я пришел к выводу, что точки застревания являются идеальной иллюстрацией к загадке, что «дело вовсе не в том, в чем дело».

Мы так легко можем определить точки, в которых мы застряли, а слово «застревание» подразумевает самоосуждение. Почему же тогда так трудно избавиться от этих точек и двигаться вперед? Давайте рассмотрим несколько конкретных примеров, с которыми каждый из нас столкнулся в той или иной области жизни.

Время от времени мы определяем точку застревания (проблему, поведение или избегание), которая не дает спокойно спать нашей совести и накапливает для нас неприятные последствия. Среди наиболее распространенных вариантов – неспособность похудеть, бросить пить, начать заниматься спортом. Человек множество раз дает себе обещание сделать именно это. Воля является одним из наиболее сильных стимулов для наших исполнительных функций: она может творить чудеса развития и достижений. Но, как известно, воля нередко ослабевает и терпит неудачу, из-за чего все быстро возвращается на круги своя.

Что же происходит и, главное, что с этим делать?

Давайте мысленно прочертим горизонтальную линию в верхней части этой страницы, может, процентов на двадцать ниже верхнего края. Над этой линией находится сфера сознательной жизни – кто мы, по нашему мнению, и что и почему, как нам кажется, мы делаем в данный момент времени. Ниже этой линии находится огромное море бессознательного, о котором мы по определению практически ничего не можем сказать. Мы интуитивно чувствуем, что бессознательное существует и играет важную роль в нашей повседневной жизни, потому что неожиданные последствия продолжают проявляться, часто приводя к результатам, которые противоречат нашим наилучшим намерениям.

Линия, где сознательное и бессознательное встречаются, – это тонюсенькая полоса, не имеющая четких разграничений. Неудивительно, что между двумя сферами влияния часто возникает вражда, поскольку партизанские отряды пересекают границу в обоих направлениях и совершают набеги на ничего не подозревающего соседа. Это место встречи силы и противодействия проявляется в сознательной жизни в виде тревожного поведения и самоуспокоения различными веществами и препаратами. Наше сопротивление решению проблемы очевидно, но одновременно рождает новые проблемы.

Как сказал мне один клиент, ссылаясь на свою группу Анонимных алкоголиков (АА): «Мне это не помогает, но я стараюсь изо всех сил». Таким образом, мы увековечиваем нашу тупиковую ситуацию и все, что из нее вытекает, потому что это работает нам на руку. По крайней мере мы искренне в это верим, пока не столкнемся лицом к лицу с последствиями. Как решить эту проблему, если у нее вообще есть решение?

Мы часто застреваем на месте, потому что сознание эго так легко отвлекается или убаюкивается самыми жалкими оправданиями или соблазняется самыми неубедительными стратегиями. И мы топчемся на месте. Единственный способ решить проблемы – это «пройти» через них, вопреки нашим защитным механизмам, старающимся огородить нас от переживаний. И тогда вопрос сводится буквально к следующему: «От какого переживания и беспокойства меня стремится защитить мое застревание?» Например, вы хотите научиться говорить более решительно, более прямо, и вы можете злиться на себя за собственную робость и массу упущенных возможностей, которые накапливает выбранная вами стратегия. И все же высказаться, сделать шаг за пределы зоны комфорта – значит испытать неприемлемый прилив архаичной тревоги. Я говорю «архаичной» потому, что она берет свои истоки в самых ранних источниках тревоги, которые испытывает каждый ребенок. Будучи детьми, мы все окружены великанами; нам не хватает существенных знаний о том, что происходит вокруг, и мы полностью зависимы, напуганы и ищем защиты у других. Перенеситесь на несколько десятилетий вперед, и метафорическая гиря повисает у вас на языке, защищая от неминуемого риска и усугубляя дальнейший разрыв с нашими ценностями и нашими обоснованными планами.

«Мне это не помогает, но я стараюсь изо всех сил».

Или рассмотрим, к примеру, желание есть меньше. Человек редко остается равнодушным к пище. Хотя еда является лишь топливом для бака на каждом последующем этапе нашего путешествия, люди склонны рассматривать еду как нечто более важное, чем заправка бензином автомобиля. Пища – это «материя», но материя, наполненная невидимыми ингредиентами, которые питают наше тело и наш дух. «Материя» происходит от латинского слова «mater», или «мать», – питающий источник, без которого мы все бы погибли. Неудивительно, что пища обретает настолько сильно энергетически заряженные проекции. К тому же еда утешает, дарит ощущение постоянства и успокоения, воспринимается как что-то знакомое и даже как вознаграждение. Если бы не избыток калорий, закупорка артерий и снижение удовлетворенности по мере истощения эмоциональных ресурсов пищи, еда, безусловно, стала бы связующим звеном с тайнами, с невыразимыми, но при этом непреодолимыми потребностями в заботе. Вполне логично, что мы не может отказать себе в подобных ресурсах, и поэтому застреваем в наших отношениях с едой.

Многие клиенты на протяжении десятилетий говорили мне: «Я не откажусь от этого, пока не получу того-то и того-то». Это чувство вполне понятно, но оно лишь усугубляет тупиковую ситуацию. И снова встает вопрос: «От какой тревоги меня защищает мое застревание в этом»? А за ним возникает следующее. Тревожность текуча, аморфна и зачастую необъяснима, но при этом она, как туман, способна заблокировать наше движение вперед. Тогда задача заключается в том, чтобы выяснить, какие конкретные страхи скрываются за этой парализующей тревогой. Тревоге трудно противостоять, но страхи, в особенности конкретные, вполне можно побороть. В большинстве случаев страхи перестанут проявляться, если мы найдем способ выйти из точки застревания. В тех случаях, когда страх начнет приобретать материальную форму, мы сможем справиться с ним, как взрослый человек, который вырос и теперь способен противостоять тому, что его когда-то пугало. Следовательно, мы видим, что наша устойчивая модель поведения логично укладывается в те предпосылки, которым она служит: я избегаю неприемлемого для меня переживания тревоги через это поведение, несмотря на то, что оно приводит к постепенному нарастанию сопряженных с ним проблем.

Если мы хотим когда-нибудь добиться прогресса в борьбе с этим саморазрушительным поведением, мы должны приложить реальные усилия и провести доскональный анализ, чтобы понять, как застревание помогает нам справиться с беспокойством и какими способами мы можем побороть его?

Все наши тревоги – экзистенциальные угрозы нашему благополучию – можно классифицировать по двум категориям: подавленность и покинутость. Мы рано узнаём, что мир велик, а мы нет, что мы беспомощны против стольких «внешних» сил. Это состояние фундаментальной подавленности усвоено всеми нами и подрывает тот факт, что мы приходим в эту жизнь с направляющими нас инстинктами и крепнущей внутренней устойчивостью, а также способностью адаптироваться и приспосабливаться. Покинутость также является реальной экзистенциальной угрозой, поскольку мы действительно не смогли бы выжить, если бы опекуны в той или иной форме не поддерживали нас. Однако трудности любого рода – будь то неблагополучная семья, которую судьба послала на вашем пути, социально-экономические лишения или социальные факторы, такие как пол, раса, сексуальная ориентация и тому подобное – интерпретируются ребенком как обоснование его врожденной значимости и ценности. Будучи детьми, мы все «читаем» этот мир, чтобы разобраться в его посланиях: «Кто ты? Кто я? Как мы должны относиться друг к другу? Можно ли доверять жизни? Принимают ли меня таким, какой я есть? Нужно ли мне вывернуться наизнанку, чтобы заручиться твоей поддержкой?» Обусловленная недостаточность этого мира, который мы видим вокруг себя, определяет нас до тех пор, пока мы не получаем иное послание. Моя мать родилась в бедной семье, и во всех школьных документах напротив ее фамилии стояла отметка «малоимущая» – слово, которое она никогда не понимала. Всю свою жизнь она ощущала себя недостойной чего-либо. Я помню, как в детстве я пытался добиться чего-то, что могло бы помочь ей почувствовать себя лучше. Но к тому времени, когда я появился на свет, это послание уже глубоко укоренилось в ее сознании и никакие искусственные достижения не могли поколебать это глубинное чувство недостойности.

Итак, в нашем пристальном исследовании «точек застревания» мы должны спросить себя: «Что начнет тревожить меня, если я перестану застревать здесь? Придется ли мне столкнуться с чем-то таким, что будет подавлять меня, но при этом поможет сделать шаг вперед и принять этот вызов? Или мне придется и дальше идти по этой шаткой доске заниженной самооценки, чтобы хоть как-то проявить себя в этой странной театральной постановке, которую я называю своей жизнью?» Если (ЕСЛИ!) мы можем ответить на подобные вопросы, мы, как правило, обнаруживаем, что наши страхи химеричны – они способны напугать ребенка, но вполне поддаются контролю взрослого человека. Если то, чего мы боимся больше всего, действительно произойдет, мы, скорее всего, обнаружим, что мы взрослые люди, которые могут выжить и победить: волна, обрушивающаяся на нас, рано или поздно отступает, оставляя нас твердо стоящими на ногах.

Исследуя свои страхи, мы обнаруживаем, что они обычно крайне примитивны в своем послании: если я сделаю это, почувствую это, выскажу это, вы накажете меня или я потеряю вашу любовь и одобрение и погибну. Но подобные страхи редко, если вообще когда-либо, материализуются. Они лишь подобие архаичных тревог детства, сумрачные призраки нашего беззащитного прошлого. Если бы они материализовались, разве не смогли бы мы найти в себе достаточно сил во взрослой жизни, чтобы выдержать это? В конечном итоге, какова цена постоянного застоя и застревания в условиях, когда наше существо желает расти и развиваться? Какое предательство души свершаем мы, когда вступаем в сговор с нашими изнуряющими страхами? И кто, кроме нас, оплатит эти долги непрожитой жизни – наши дети, наши супруги, наши коллеги, наше общество? Разве мы не понимаем, что лучшее, что мы можем сделать для других, – это раскрыть для них наше подлинное «Я»?

Тихая гавань зависимостей

Мы можем с пользой для себя рассмотреть принцип «дело вовсе не в том, в чем дело» в контексте повсеместного распространения зависимостей. Мы живем в обществе, охваченном тревогой и зависимостью. Почти каждый из нас страдает той или иной формой аддиктивного поведения, и чем больше мы отрицаем это, тем сильнее оно укореняется в наших душах и овладевает нами.

Слово «зависимость» приобрело пугающее значение, вызывающее уродливые образы: автомобиль, вылетающий на встречную полосу, человек, лежащий на дороге, разбитая жизнь. Аддиктивное поведение присуще каждому из нас, и эта истина открывается, когда мы начинаем размышлять о двух элементах, общих для всех зависимостей.

Первая идея заключается в том, что зависимость представляет собой рефлексивную систему управления тревогой. Каждое из этих слов имеет огромное значение.

Поскольку абсолютно все люди подвержены чувству тревоги, у каждого есть свои привычные, рефлексивные способы справиться с ним, независимо от того, является тревожное состояние осознанным или нет. К примеру, много лет назад я разрешал своим пациентам курить в приемной, полагая, что они и без меня переживают достаточно стресса в жизни. Однажды пара клиентов, заядлые курильщики, всего за час сеанса выкурили по шесть сигарет на каждого (я считал). Дым и запах висели в комнате несколько дней. С тех пор я изменил свою политику. Самое важное то, что, если бы кто-то спросил этих клиентов, курили ли они во время сеанса, они оба ответили бы: «Да, я выкурил сигарету». Другими словами, их рефлексивное управление тревогой было настолько привычным, что ни один из них даже не задумывался о том, что это стало системой их жизни.

Остановитесь на минуту и задумайтесь, как на уровне рефлексов вы могли бы «управлять» своей тревогой, а еще лучше, как ваша тревога постоянно управляет вами. Внутренняя логика аддиктивного паттерна поведения состоит в том, что когда мы переживаем неприемлемый для нас уровень стресса, то через связь с чем-то другим мы ощущаем мгновенное снижение уровня тревожности. Если во время чтения данного абзаца вашу комнату медленно затапливает водой, а ваше внимание настолько сосредоточено на содержании, что сознание игнорирует происходящее, ваша психика тем не менее замечает это и стремиться уменьшить вашу тревогу. Экспериментируя и анализируя, каждый из нас ищет модели поведения, которые будут понижать уровень воды, хотя бы и на мгновение. В следующий раз, когда нечто подобное повторится, с большой долей вероятности этот паттерн поведения повторится, осознанно или нет. И в этом скрыта главная ловушка аддиктивного поведения – в возможности моментального избавления от стресса через систему рефлексивного управления.

Привлечение на помощь чего-то «другого» помогает уменьшить страдания, вызванные экзистенциальным одиночеством, уязвимостью и зависимостью. Для многих «другим» являются конкретные вещи: еда, алкоголь, покупки, теплое тело. Другие находят это в отвлекающих «взаимодействиях»: электронных устройствах, интернете, идеологии, повторяющихся упражнениях, молитвах, мантрах и тому подобном. Для большинства из нас главный аддиктивный паттерн лежит в основе повседневной жизни, рутине, настолько глубоко, что мы редко признаем его роль в нашей жизни психологической.

Рутина – это главное средство, при помощи которого привычное устанавливается выше неопределенного. Обратите внимание, насколько нас выбивает из колеи пробка в час пик, задержка документов, изменение установленного распорядка. Величина наших страданий несоразмерна незначительному триггеру и указывает на нарастание тревоги.

Вторым ключевым элементом аддиктивного поведения является постоянное вторжение в нашу повседневную сознательную жизнь непроизвольных мыслей. Хотя эти «идеи» по большей части возникают неосознанно, они обладают силой пробуждать в нас тревогу. Когда люди цепляются, например, за еду, они находятся во власти мощной идеи об угрозе их существованию: «Если у меня в руках не будет этой вещи, этого утешения, с чем я продолжу свое путешествие через сгустившуюся темноту?» Когда мы переводим эту мысль в плоскость сознания, это может показаться странным, даже нелепым перемещением эмоций на материю, но в символическом мире бессознательного наша психика побуждает нас цепляться за предмет, как за мнимый спасательный круг, как за защиту от тревоги, в которой мы ежедневно находимся.

Ничто из того, о чем мы здесь говорим, не ново – история зависимости так же стара, как история человечества. Интересный и убедительный портрет невротика в его современном определении мы можем найти уже в произведениях Шекспира.

Одна из причин, по которой так сложно сломать паттерны и зависимости, заключается в том, что мы пытаемся исправить рефлексивное поведение, а не «идею», из-за которой оно возникло.

Последнее, что следует делать, – это осуждать или стыдить любого человека за то, что он человек со всеми его слабостями, за то, что он стал жертвой «тоски и тысячи природных мук, наследья плоти», как выразился Гамлет четыре столетия назад[16]. Гамлет, который говорил, что мог бы замкнуться в ореховой скорлупе и считал бы себя царем бесконечного пространства, если бы ему не снились дурные сны. Этот герой также является олицетворением известного комплекса, который есть у каждого из нас и назван «гамлетовским». Его суть в том, что есть вещи, которые мы должны сделать, например, отказаться от зависимости, но по неизвестным нам причинам мы не хотим или не можем их выполнить.

Каждый Новый год мы даем себе смелые обещания решить насущные проблемы, которые нам хорошо известны, и всякий раз терпим неудачу в исполнении поставленных задач. Одна из причин, по которой так сложно сломать паттерны и зависимости, заключается в том, что мы пытаемся исправить рефлексивное поведение, а не «идею», из-за которой оно возникло. Поскольку наши системы управления вращаются вокруг наших основных тревог – страха потери независимости, боязни перемен, страха быть брошенным и пр. – мы никогда не можем добраться до реальной проблемы. Если мы хотим когда-нибудь справиться с зависимостью, мы должны наконец обратить внимание на все те непроизвольные идеи, которым пытается угодить наша психика, а следовательно, и на наши аддиктивные стратегии поведения. В этих идеях нет ничего дурного, хотя порой наша система управления тревогой оборачивается постыдными последствиями для нас самих и для тех, кто нас окружает.

Обычный план избавления от любой зависимости заключается в том, чтобы призвать на помощь героическую волю. Героическая воля – это, безусловно, великое достояние, и мало кто из нас достиг бы чего-то в жизни без нее. Но даже героическая воля не всегда может противостоять той глубине, вездесущности и напору навязчивых идей, которые порождают аддиктивное поведение. Вот почему большинство из нас оказывается неспособными изменить свой режим питания даже с течением времени, поскольку внутреннее напряжение подрывает нашу волю. Мы либо так и не начинаем что-то менять в своей жизни, либо не прекращаем делать то, что вредит нам самим и другим. Героическая воля способна помочь нам добиться лишь доли прогресса, вот почему центры диетологии и всевозможные программы по похудению приносят такую прибыль их владельцам.

Если мы хотим когда-нибудь одержать победу над зависимостью, мы должны сначала научиться осознанно переживать то, что мы уже чувствуем, страдать от того, что кажется нам невыносимым, и проживать этот опыт, не задействуя рефлексивную систему управления тревогами. Мы никогда не ищем «решения» для этих непроизвольных идей, потому что они являются неотъемлемой частью нашего общего человеческого состояния. Мы рождаемся в мире, полном опасностей, и, в конце концов, умираем в нем! Однако остаются вопросы: в какой степени наша жизнь управляется этими страхами, в какой степени наши системы управления руководят нами и, главное, к каким последствиям это приводит?

Многие ли из нас способны осознать глубинные страхи и тревоги, разобраться и понять, в чем они заключаются на самом деле? Многие ли из нас способны пройти через эти страхи без плана спасения, который мы сами для себя придумали?

Зависимости не только приводят к вредным последствиям, они обедняют нашу жизнь, поскольку мы становимся одержимыми нашими навязчивыми планами спасения от собственных непроизвольных идей. «Непроизвольные идеи» – это одержимости, которые навязываются нам и причиняют страдания. Они возникают в форме компульсивного желания, потому что нами руководит поведение, направленное на их возможное удовлетворение. Все наши мысли, поступки и жизнь начинают выстраиваться исключительно вокруг этих непроизвольных идей, что приводит к постепенной ограниченности существования. Исследовательница юнгианской психологии Мэрион Вудман однажды отметила: «Компульсивные побуждения сужают жизнь до тех пор, пока в ней не остается пространства для самой жизни – для существования, возможно, но не для жизни»[17]. Вспомним персонажа древнегреческой мифологии Иксиона, которого боги покарали и спустили в подземное царство, привязав к вечно вращающемуся колесу. Так и пагубные пристрастия погружают нас в наш личный подземный мир, заставляя переживать одно и то же снова и снова. Как сказал сатана в поэме Мильтона «Потерянный рай»: «Везде в аду я буду. Ад – я сам»[18]. Как тонко подметил Грегори Бейтсон, одержимые алкоголики верят, что могут бросить вызов «джину из бутылки». Но колесо продолжает вращаться, и зачастую «джин из бутылки» одерживает победу, оставляя алкоголиков в плену.

Эта скрытая духовная жажда, эта потребность в трансцендентной «связи» и в «получении кайфа» была обозначена в переписке между Карлом Юнгом и Биллом Уилсоном, основавшим общество Анонимных алкоголиков. Юнг высказал свое мнение о том, что «Программы 12 шагов» должны признавать глубокую роль нашего душевного голода, нашей духовной жажды. До тех пор пока человек не сможет проводить разграничение между обоснованной, необходимой причиной своего поведения и субстанцией, на которую он или она ее проецирует, этот человек будет продолжать оставаться заколдованным пленником собственной зависимости.

Освобождение от зависимости требует определения, от какой эмоциональной реальности или восприятия мы защищаемся посредством нее, а также риска принятия того, что было воспринято ранее как невыносимое. Преодоление страха (а не защита от него и избегание) – это единственный способ остановить колесо Иксиона. Нет ничего постыдного в том, чтобы бояться быть покинутым, страдать от тоски или переживать депрессию. Пока мы не начнем пропускать через себя эти вещи, по-настоящему переживая и чувствуя, а не заглушая их, мы не отыщем стимула изменить свою жизнь.

Необходимо сорвать завесу, разрушить механизм цикла зависимости, выявить первичную, неосмысленную до этого момента причину, которая заставляет наше поведение следовать неудачному плану по спасению. И тогда, будучи свободными, взрослыми людьми, мы вдруг поймем, что можем выносить невыносимое, думать о немыслимом, страдать от нестерпимого.

Таким образом, ключ к определению, «в чем же дело, когда дело не в том, в чем оно есть», заключается в отслеживании скрытого потока тревоги. Да, это звучит крайне упрощенно, но, повторюсь, большая часть нашего поведения обусловлена тревогой. Вы убедитесь в этом, как только начнете отслеживать первопричины, а не просто рационализировать свои поступки. Эта порожденная тревогой система не делает нас невротиками или врагами самим себе – жизнь конечна и реальные опасности в ней действительно существуют. Причина того внутреннего расщепления, которые мы называем «неврозом», заключается в том, что мы вступаем в союз против нашей природы, когда та ищет свое законное выражение, и придумываем себе планы спасения и системы управления тревогами. Независимо от того, связаны ли эти планы спасения с избеганием, уступками, чрезмерным контролем, зависимостями, отвлечениями или впадением в ступор, мы обрекаем самих себя на провал и отчуждение. Внутреннее отчуждение преодолевается только благодаря озарению, мужеству и настойчивости. Порой озарение становится самой легкой частью этого уравнения. Мужество не так просто привлечь на помощь, поскольку наш план спасения уже, как нам кажется, защищает нас, и отказ от этой защиты ставит под угрозу весь наш тщательно продуманный подход к жизни. Настойчивость – это черта характера, определяющая наличие у нас воли, решимости и дисциплины, позволяющей следовать по этому тревожному пути и возвращаться на него всякий раз, когда мы сбиваемся с курса. Но выяснение того, в чем же действительно дело, – это первый важный шаг, без которого мы остаемся в тупике и в противоречии с самими собой.

С этой точки зрения мы могли бы пересмотреть наше представление о том, что зависимости являются чем-то постыдным, и признать, что они представляют собой рациональную реакцию на реальную тревогу. Но просто перекладывая бремя решения этой проблемы на эго, рано или поздно мы все равно понимаем, что на самом деле должны спросить себя, какой цели служит наша зависимость и от чего она нас защищает. Если мы попробуем представить себе те трудности, которые могут возникнуть, если мы не будем активировать наши защитные механизмы, мы увидим, насколько сильны те тревоги, которые поддерживают в нас паттерны зависимости. И если с тем, что откроется перед нами, мы сможем смело встретиться лицом к лицу, тогда мы сможем отправиться вперед, осознавая, что речь идет вовсе не о том, о чем идет речь.

II. То, что вы видите, – это компенсация того, чего вы не видите

Человеческая психика, дифференцируемая как ум, тело, дух и душа, является саморегулирующейся системой. Вы не управляете своей парасимпатической нервной системой прямо сейчас, но какая-то сила внутри вас явно управляет ею. Мы все забываем о чуде этой саморегулирующейся системы, принимаем ее как должное и злоупотребляем ею. Что-то внутри нас всегда знает, что для нас правильно, а что нет, и предпринимает все необходимые меры, чтобы обеспечить это воссоединение воли и природы, даже если оно подавлено бременем и влиянием внешнего мира или наталкивается на сопротивление со стороны нашего собственного поведения и планов спасения. Психика также является компенсаторной: сложный выбор повседневности бросает нас из стороны в сторону, в то время как другие энергии стремятся вернуть нас обратно в нужное русло, к нашим центрирующим системам.

Рассматривая принцип, согласно которому то, что мы видим, является лишь компенсацией того, чего мы не видим, давайте исходить из понимания, что видимым для нас является «план спасения». Что ускользает от нашего взгляда, так это глубинные силы, которые и определяют наш выбор, те первичные, вызывающие тревожность ощущения подавленности и покинутости. Этот принцип наиболее четко прослеживается в поле отношений. Как часто мы утверждаем, что высоко ценим наши отношения с другими людьми, но, несмотря на это, как много отношений разрушается, как много из них заканчивается разочарованием, горечью и гневом. И мы всегда думаем после этого, что где-то там нас ждет лучший человек или лучшие отношения. Вот только почему мы никак не можем отыскать их?

Озарение наступает в тот момент, когда мы признаем очевидное: единственный главный герой в каждой сцене нашей психодрамы – это мы сами. Как бы ни было удобно обвинять других в том, что что-то в очередной раз не получилось по нашему желанию, нам все равно приходится брать на себя определенную долю ответственности за все происходящее в наших отношениях. Говоря снова словами Мильтона, «ад – мы сами».

И если мы действительно хотим разобраться, почему нам настолько сложно выстраивать отношения с другими людьми, мы должны обратиться к собственным стратегиям преодоления чувства подавленности и покинутости. Зачастую рамками или парадигмой для наших последующих отношений служит самое первое «прочтение» нами мира; другими словами, отношения, с которыми мы столкнулись в раннем детстве. И они продолжают проявляться во взрослой жизни и навязывать себя, даже когда нам кажется, что мы давно их переросли.

Озарение наступает в тот момент, когда мы признаём очевидное: единственный главный герой в каждой сцене нашей психодрамы – это мы сами.

Все мы прекрасно знаем диалектику отношений сближения и избегания. В рамках такой пары один человек мог столкнуться в раннем возрасте с избытком заботы и вторжением в его личное пространство, в связи с чем научился вырабатывать стратегии дистанцирования и многоуровневой защиты. Другой страдал от недостатка внимания и тепла и теперь постоянно стремится компенсировать нехватку любви и чувства безопасности. Вполне объяснимо, почему такие люди очень быстро могут начать раздражать друг друга, возможно, даже друг на друге отыгрываться. А может, какая-то их часть искала для себя именно такого человека, через которого можно было бы воссоздать тревожную парадигму прошлого? Зачем нам так поступать с собой? Зачем поддаваться тому, что Зигмунд Фрейд определял как «навязчивое повторение»? Так или иначе, ответ заключается в том, что мы снова и снова воспроизводим то, что уже нам знакомо и было запрограммировано нашей динамикой отношений. И мы непроизвольно ищем эти болезненные повторения, как нечто известное, как дорогу «домой».

Стратегии в ответ на подавление

В своей книге «Призраки вокруг нас: В поисках избавления» в качестве метафоры взрослой жизни я представлял дом, где обитают беспокойные духи. Самые ранние «истории», которые феноменологически рождаются из нашего первичного опыта, на практике оказываются самыми жизнестойкими, убедительными, редукционными, повторяющимися и влиятельными в нашей жизни. Поэтому те, кто рос в подавляющих условиях, развивают паттерны избегания близости, подчинения «ожидаемому» или стратагемы власти в надежде взять наконец окружающую среду под свой контроль.

Избегание

Учитывая, что главный посыл любого вторжения в наше личностное пространство заключается в демонстрации силы другого человека над нами, мы учимся избегать конфронтации или столкновений, способных поставить под угрозу наше неуверенное «Я». Стратегия избегания может принимать совершенно разные формы: подавление, простое уклонение от угрозы, откладывание на потом, оцепенение, обвинение других, проецирование, вытеснение и диссоциации[19]. Каждая из этих рефлексивных реакций является защитой, последствия которой накапливаются и наслаиваются друг на друга.

Подчинение

Учитывая, что общественный договор и сложность социальных взаимодействий требует сотрудничества и даже принесения в жертву некоторых эгоистических желаний, модели относительного подчинения – это именно тот фактор, который заставляет общество функционировать. Тем не менее существуют невидимые области, где подчинение возникает исключительно из страха.

Наиболее распространенной формой такого подчинения является широко распространенный рефлекс, называемый «созависимостью». Данный механизм нередко ошибочно принимают за дружелюбие или всячески поощряют и приветствуют как проявление «любезности». Однако нет ничего хорошего в рефлексивном, бессознательном выборе, продиктованном архаической тревогой. Сказать больше, это даже не выбор. Сила, проецируемая одним человеком на другого в рамках созависимости, подавляет нашу способность к независимому выбору.

Со временем такая модель поведения, заставляющая нас постоянно приспосабливаться, приводит к потере целостности, а также развитию депрессии или гнева из-за потери свободы. Если мы вспомним о том, что одни определяют депрессию как «выученную беспомощность», а другие – как «гнев, обращенный внутрь себя», то поймем, что созависимое избегание – это модель «защиты» ребенка, коим мы когда-то были. И она может обойтись нам очень дорого уже во взрослой жизни.

Комплексы власти

Проблема власти преследует любые отношения. Власть сама по себе нейтральна. Она ни хороша ни плоха по своей сути, а является лишь энергией для решения жизненных проблем. Однако в совокупности условий она может обрести пагубный характер. Как известно, власть, доминирующая в отношениях, вытесняет собой привязанность. Но при сознательном ее использовании власть может стать решением проблемы, освобождением и весьма эффективным средством.

Если мы посмотрим на историю наших отношений, то легко увидим эти три паттерна – избегание, подчинение и комплекс власти – в действии, а также их накопившиеся последствия. То, что когда-то было для нас защитой, теперь держит нас в заточении. И этот парадокс стар как мир. Когда мы видим в наших отношениях с другими скрытое избегание, подчинение или столкновение власти, мы можем быть уверены, что такие модели поведения развиваются из архаичного страха перед чем-то. Призвав на помощь сознание, мы также можем увидеть и осознать, что это что-то является «другим», а не неминуемой угрозой. Большинство людей понимает это, и время от времени многие из нас перерастают свои ранние страхи вместе с багажом их последствий, проявляя себя с наилучшей стороны. Другие же застревают в своих старых историях, как муха в янтаре. Если время от времени нам удается распознавать эти паттерны и не попадаться постоянно в их ловушку, мы можем считать себя здоровыми невротиками. «Невротиками», потому что мы по-прежнему страдаем от глубокого внутреннего раскола, «здоровыми», потому что осознаем происходящее и мужественно боремся с этим расколом. И будущее в таком случае останется за нами, поскольку разные варианты выбора приведут к разным результатам. Те, кто не может противостоять мощным программам прошлого, навсегда остаются во власти своих защитных механизмов, застревая в истории и попадая в ловушку «расстройства личности»[20]. Их души живут в мире, управляемом ключевыми восприятиями и основными механизмами преодоления, связанными с первоначальной травмой, которая их породила. К сожалению, как выразился Иммануил Кант: «Из того кривого дерева, из которого сделан человек, нельзя смастерить ничего прямого».

Стратегии в ответ на покинутость

Как мы уже видели, сопутствующей подавленности угрозой является покинутость. Те, чей первоначальный опыт отношений характеризовался неопределенностью, напряженными условиями или покинутостью, точно так же развивали три различные категории защитных стратегий:

• низкую самооценку,

• нарциссизм,

• потребность в одобрении.

Низкая самооценка

Учитывая, что каждый из нас начинает свою жизнь с «чтения» окружающего мира, мы склонны полагать, что получаемые нами послания являются отражением не только происходящего, но и нас самих. Говоря буквально и прямо, то, что происходит со мной и вокруг меня, касается меня и может даже идентифицировать и определять меня. Соответственно, если отношения в нашем раннем детстве характеризовались ощущением «недостаточности», мы можем воспринимать этот опыт как утверждение нашей собственной никчемности и никчемности наших способностей. Подобные раны на нашей самооценке встречаются довольно часто и впоследствии проявляются двумя, казалось бы, противоречивыми образами.

Наиболее распространенным является самоуничижение – всепроникающее чувство недостойности или несостоятельности, за которым следует избегание необходимого выбора и риска или даже самосаботаж. Или другая сторона: «Посмотрите, как я богат», «Посмотрите, насколько у меня умные и прекрасные дети» или «Посмотрите на все мои достижения». Когда мы замечаем нечто подобное, мы можем быть уверены, что поведение человека в действительности продиктовано слишком слабым чувством собственного достоинства.

Потребность в одобрении

Другая ответная реакция проявляется в виде неутолимой жажды поддержки и одобрения. Человек может завуалировать данную потребность подчеркиванием собственной незаменимости для других людей. Подобная стратегия способна отравлять все вокруг себя через зависть или ревность. Чаще всего подобное поведение бывает настолько настойчивым, что имеет тенденцию отталкивать других, тем самым пробуждая еще большую «потребность» в одобрении.

Нарциссизм

Третья стратегия опять же обусловлена комплексом власти и стремлением контролировать других: своего партнера, своих детей, своих сотрудников. У каждого из нас есть свои нарциссические раны, но это не делает нас нарциссами. Эти глубинные раны часто проявляются в наших контролирующих, пассивно-агрессивных моделях поведения, а также в тысяче форм саботажа и манипуляций.

Все три формы проявления «навязчивости» в раннем опыте отношений находят свое отражение в системах управления тревогой уже во взрослой жизни: самоуничижение, чрезмерная потребность в одобрении и множество стратагем использования собственной власти. Большинство из нас переживает глубокое противоречие между тем, кем мы хотим быть и кем являемся в действительности. Сам факт, что мы осознаем этот внутренний конфликт и иногда выступаем против этих архаичных форм поведения, делает нас здоровыми невротиками – людьми, которые надеются на нормальное будущее. Те же, кто не способен выбраться из ловушки ключевых восприятий и адаптивных стратегий, начинают страдать от расстройства личности[21].

У каждого из нас в той или иной степени проявляются все шесть экзистенциальных адаптивных паттернов, связанных с подавлением и покинутостью, которые, независимо от нашего желания, оказывают определенное влияние на наши повседневные модели поведения. Каждый из нас переживает такие моменты, когда жизнь нарушает наши хрупкие границы, вторгаясь в личное пространство, или не дает нам достаточное количество одобрения и любви. Всем нам приходилось придумывать «истории», чтобы придать хоть какой-то смысл этим факторам окружающей среды, а затем разрабатывать соответствующие стратегии, чтобы справиться с этими историями. Конечно, одна или несколько стратегий могли преобладать в какой-то момент взросления, а затем отходить на второй план, уступая место чему-то другому. Но все они остаются с нами и являются напоминанием о том, что то, что мы видим на поверхности, является лишь компенсацией невидимого. То, что мы наблюдаем, – это поведенческие паттерны. Но мы не видим архаичные интерпретации самих себя и мира внутри каждого из нас, где они берут свои корни.

Пока мы не выйдем за грань видимого уровня, мы не сможем понять, в какой точке мы на самом деле живем.

Из этого второго принципа мы можем видеть, почему поведенческая и даже когнитивная психотерапия, какой бы полезной она ни была, часто оказывается недостаточной для подлинной трансформации личности. До тех пор пока мы не доберемся до глубинной матрицы, рефлексивной системы защиты, лежащей за рамками сознательного мышления, и не изменим ее, процесс формирования моделей поведения сохранит свою автономию, коренящуюся в наших основных восприятиях и механизмах выживания.

Пока мы не выйдем за грань видимого уровня, мы не сможем понять, в какой точке мы на самом деле живем. Именно тогда начинается главное сражение, битва за собственную жизнь, зачастую длиною в саму жизнь, но битва, в которой стоит сражаться и победить. Как только вы начнете улавливать эти поведенческие паттерны, старающиеся пробиться наружу, вы больше не будете позволять им управлять по своему усмотрению вашей жизнью.

III. Все является метафорой

Если человеческая психика представляет собой саморегулирующуюся, самонаправляемую систему, было бы неплохо, если бы эта система стала общаться с нами на понятийном языке, например, отправляя нам текстовые сообщения или электронные письма, информирующие нас о том, что стоит или не стоит делать в повседневной жизни. На самом деле, именно это она и делает, выражаясь метафорически. Психика всегда разговаривает с нами через различные каналы, открытые внутри нас, используя язык природы. Юнга как-то спросили, не обманывает ли природа человека, как иногда бывает в странных снах. Юнг ответил, что люди обманывают частенько, но природа – никогда. Мы должны изучить язык символического выражения, который когда-то знали наши предки, и научиться смиренно принимать то, что природа может нам открыть. Наши далекие предки жили в хтоническом мире странных, пугающих, необъяснимых сил. Но этот мир был для них живым, наполненным духовной энергией и обманчивым смыслом. Мы живем в том же мире, хотя и используем иные образы для объяснения своих переживаний, и гордимся тем, что заменяем его метафоры плоскими абстракциями.

Жизнь необъяснима. Каждый раз, когда мы что-то узнаем о ней, это открывает перед нами новые пути для исследования и вопросы, на которые нет ответа. В этом заключается сущность человека – следовать за своим любопытством, так как, по словам Аристотеля, «все люди по природе своей хотят знать». Но то, чего мы больше всего желаем, остается за пределами наших концепций и методологий. И чем изощреннее становятся последние, тем неуловимее эта улыбка Чеширского кота. Вспомните, что и философ Кант, и квантовые физики говорят нам о том, что мы не знаем другого, у нас есть лишь субъективный, идиосинкразический опыт переживания другого. Кант сделал метафизику устаревшей, а глубинную психологию необходимой.

Тем не менее человеческая психика предоставила нам два инструмента, с помощью которых можно сделать знакомыми, если не объяснить, те тайны, что привлекают нас: метафору и символ. Этимология каждого слова говорит нам о многом. Метафора означает «переносить» или «переводить». Символ – «проецировать на» или, возможно, «проецировать рядом». Ни то ни другое не предполагает нашей прямой связи с каким-то таинственным другим, но оба помогают нам прикоснуться, установить эту неуловимую чувственную связь с ним. Когда поэт сравнивает возлюбленную с цветком, мы знаем, что он влюбился не в растение; он просто использует более доступный для понимания и распространенный образ красоты, чтобы подчеркнуть необъяснимое очарование любимой. Хотя используемый образ растения также необъясним, мы понимаем, что поэт имеет в виду, и вступаем в игру, которую делает возможной использование метафоры. Если бы вместо этого он сказал: «Я теряю от нее голову», мы бы тоже все поняли и не подумали, что бедняжка был обезглавлен. Метафора и символ работают, потому что мы можем оценить их значение и смысл и принять участие в этой игре. Таким образом, мы должны признать, что наше отношение к «сущности» природы – это своего рода приглашение к игре, которая позволяет нам выстроить взаимосвязь с тем, что лежит за пределами наших возможностей понимания через привычные формы.

Доверяя нашим внутренним посланникам

Психика постоянно формирует собственное мнение о том, как происходят события в нашей жизни, и это мнение не обязательно совпадает с тем, как понимает их наше сознательное эго. Наше эго зачастую оказывается под влиянием требований внешнего мира, реальных и властных, заставляющих нас отвергать или игнорировать послания, возникающие внутри. Или, что происходит тоже нередко, сознание может оказаться под гнетом запутанного и тяжелого клубка собственной истории. Не далее как сегодня утром я разговаривал с одним одаренным, но сильно забитым и тревожным человеком, который постоянно пытался угодить ожиданиям своих родителей во всем, что он делает – от бизнеса до спорта. Жизнь в конце концов поставила его в такую ситуацию, где его навыки были неуместны и малоэффективны. И теперь ему приходится переосмысливать свой опыт, смещая приоритеты с удовлетворения чужих ожиданий на поиск того, чего хочет его собственная душа. Подобная внутренняя коллизия никогда не бывает легкой для человека. Внешне его жизнь, полная достижений, казалась его выбором, но внутренне им двигало лишь желание нравиться. Научиться ждать и прислушиваться к тому, что хочет его собственная душа, – это совершенно новая и пугающая задача.

Душа выражает свое мнение множеством различных способов. Прежде всего, мы обладаем непосредственной «функцией чувств». Мы не генерируем чувства: они возникают внутри нас как спонтанный, независимый, качественный, оценочный анализ того, что психика переживает в данный момент времени. Мы можем отрицать эти послания, идущие изнутри, или подавлять их, игнорировать или проецировать на других, но мы не создаем их. Если бы мы с бо́льшим почтением относились к этой автономно реагирующей системе, мы могли бы иметь более широкий арсенал средств и инструментов для изменения собственного курса. Другими словами, если окружающий мир или мои комплексы подталкивают меня к решению каких-то вопросов, и, несмотря на все мои усилия, я утрачиваю позитивное отношение к своим жизненным целям, я должен воспользоваться приглашением на конференцию с самим собой.

Так системы энергии, доступные психике, помогают нам выжить, но самое главное заключается в том, что они способны предложить нам существенную информацию, если мы будем обращать на нее внимание. Жизнь часто требует от нас затрат сил на выживание и приспосабливание. К счастью, мы обладаем необходимой энергией и можем ее мобилизовать – вот почему мы до сих пор здесь, на этой земле. Но когда эта энергия идет исключительно на удовлетворение требований окружающей среды или на угнетающие нас комплексы, противоречащие намерению души, мы обнаруживаем ее разрушительность. Нам все труднее и труднее делать усилия. Хроническая усталость, тоска, депрессия и в конечном итоге истощение и выгорание являются главными станциями вдоль этого мрачного подземного туннеля.

Как уже говорилось, наша психика бунтует и перерастает в психопатологию – то есть в фазу формирования острых симптомов. Наша культура стремится смягчить и устранить видимые симптомы как можно скорее, в то время как задача заключается в том, чтобы спросить: «Почему они проявились? На что они указывают? Чего они хотят от меня?» При проявлении депрессии (а очаги ее есть в каждом из нас, пока мы живы) мы должны задать себе вопрос, куда бы наша душа предпочла вложить энергию, перенаправив ее из тех мест, куда ее вкладывают сибаритские руководители, обосновавшиеся на верхних этажах небоскреба эго. Если бы кто-то сказал вам, что вы должны взять все свои сбережения и вложить их в давно обанкротившуюся фирму или во всеми позабытые предпринимательские идеи, которые якобы вот-вот переживут возрождение, вы бы сочли таких людей как минимум неразумными. Но мы часто вкладываем наш драгоценный капитал, энергию нашей души, в черные дыры, а затем удивляемся, почему мы не чувствуем того удовлетворения, которого так ждали.

Когда мы делаем то, что правильно для нас, что-то внутри поддерживает и ведет нас вперед даже в самые трудные и изнурительные моменты нашей жизни. Каждый из нас переживал подобный опыт, когда, пройдя через сложности, мы были вознаграждены пониманием собственной правоты, переживанием смысла, которое возникло из данной ситуации.

Все эти модальности – чувства, системы энергии, моменты озарения в разгар великой борьбы и боли – являются примерами того, как нам нужно научиться читать «метафорическую» сущность природы, проходящую сквозь нас.