– Монахи, ваше преосвященство. Меня учили грамоте, латыни и богословию при монастыре Святого Павла в Лаванте, недалеко от нашего Филлаха. Спасибо им всем. Я благодарен святому отцу Николаусу Капсу. У него был епископский посох, подаренный самим императором.
– О, Капс! Я его помню… Он отказался от своей должности в пользу Ланга. А последние годы прожил в Зальцбурге, – заметил аббат.
– Да. Он впервые познакомил меня с этим городом.
«Как жаль, что к нему уже не зайти!» – подумал доктор.
– Мне сказали, Теофраст, что тебя редко можно встретить в церкви. Это неприятно слышать.
– Простите мне мой грех, ваше преосвященство. Я закрутился и не успеваю спасать больных, а это дело, угодное Богу. Постараюсь исправиться.
Теофраст был верующим, однако, давая обещание, лукавил. У него были свои взгляды на религию, о которых в разговоре с аббатом опасно было даже заикаться. Он полагал, что церковь должна в корне измениться: «Здания, воздвигнутые человеком, не более, чем камни. Все храмы, церкви и прочие постройки… в конце концов исчезнут. Сохранится лишь тот храм, в котором Бог устроил себе жилище. И этот храм – человек». То есть Бог должен быть у человека в душе, а не там, где иконы. Он считал для себя бесполезными хождение в церковь, исповедь, причастие и прочие обряды. С Богом можно общаться и без посредников. Что толку повторять молитву «Отче наш» тому, у кого сердце остается глухим к Божьим заповедям?
– Я слышал споры о вере между мельником и угольщиком, – осторожно вымолвил Теофраст. – Мне кажется, христианин должен постоянно размышлять и научиться отличать правду от лжи, справедливость от несправедливости…
– Можно ли позволить толкование Библии мельникам и угольщикам с их образованием?! – удивился Штаупиц. – Я как-то в деревне спросил пастуха, знает ли он Отца, Сына и Святого Духа.
– И что же он ответил?
– «Мне ли не знать отца и сына: я ведь пасу их овец! А вот об этом третьем, ну, как его … первый раз слышу. В нашей деревне нет никого с таким именем».
– Да, неграмотных много. Их гораздо больше, чем грамотных.
– Теофраст, а кто тебе ближе – католики или сторонники Лютера?
– Я не присоединяюсь ни к тем, ни к другим. И за это все меня ругают. Я остаюсь католиком, ваше преосвященство.
Это была правда. Многие из друзей Теофраста были протестантами, но он формально оставался католиком.
– А как ты относишься к Лютеру? – полюбопытствовал аббат.
– Я в марте послал ему письмо о том, как толковать первые пять глав Евангелия от Матфея. Ответа пока нет. Он призвал к обновлению церкви и проявил редкую смелость.
Теофраст был кое в чем не согласен с Лютером, но не хотел расстраивать больного.
– Если позволите, ваше преосвященство, я скажу, что у каждого есть свое дело. Лютер занимается обновлением церкви. Мое же дело – обновление медицины.
– Я дружу с Лютером, хотя служу католической церкви, – заметил аббат. – Я еще девять лет назад в проповедях в Нюрнберге осудил продажу индульгенций. Но когда Мартин сжег папскую буллу, кардинал потребовал, чтобы я признал главенство папы. Пришлось уступить. Я приглашал Мартина переехать ко мне в Зальцбург, но он остался в Виттенберге. Я надеюсь, что католики и реформаты в конце концов найдут общий язык.
Через несколько месяцев в Зальцбурге начались народные волнения, Штаупица это беспокоило. Он обратился к Теофрасту:
– Говорят, ты работаешь сейчас над новым сочинением?
– Да, «О Святой Деве Марии и Богородице». Я пишу об отношениях людей, о роли женщины в обществе…
Упомянув Деву Марию, Теофраст тотчас же, как было принято, перекрестился. Этому сочинению суждено было стать его первой опубликованной работой.
– О, Святая Дева – очень важная тема! Мария – наша вечная заступница на небесах, прощающая наши грехи. Нельзя допускать смуты, заговоры и мятежи, ибо власти установлены от Бога. Меня пугают бесчинства черни. Они врываются в церкви, разрушают иконы и статуи святых и даже разбили фигуру Девы Марии. Какое варварство! – возмутился аббат.
В Зальцбурге чувствовалось приближение бури. Недавно Теофраст выехал в окрестности города на вызов к больному. По дороге ему встретилась толпа крестьян, которые бежали куда-то, вооружившись вилами. Ему довелось быть и свидетелем пожара: из ненависти к богачу жители деревни подожгли его дом. В горах крестьяне и шахтеры о чем-то сговаривались. Кардинал выудил из страны еще 30 тысяч гульденов, обложив ее дополнительным налогом. Горожане возмущались. Ланг готовился перевоспитать «смутьянов» – он нанял 500 чужеземных солдат и приказал обеспечить две главные крепости пушками, пулями и порохом.
– Да, ваше преосвященство, вандализм, в самом деле, отвратителен, – согласился Теофраст.
В поклонении иконам и статуям ему виделось что-то языческое, но их разрушение выглядело еще хуже. Убрать из церквей лишнюю роскошь? В этом есть резон, но иконы-то тут при чем?
Разговор не удалось продолжить. 28 декабря аббат скончался от апоплексического удара. Теофраста в Зальцбурге в это время не было: он уезжал на Рождество к отцу в Филлах. Аббат не разделял взглядов Теофраста, но его смерть была для врача тяжелой потерей.
Одной из пациенток Теофраста стала сестра столяра Лукаса, уважаемого в своем цехе. Лукас познакомился с доктором и доверял ему. Он пригласил Теофраста в свою компанию на вечеринку. Около дюжины гостей собрались в доме одного из друзей Лукаса на окраине города. Дом стоял на отшибе – лишних ушей можно было не бояться. За столом стали обсуждать нравы священников:
– Говорят, что в Риме высшие духовники держат свои публичные дома. До чего дошло! В окружении кардиналов жулики, сутенеры и проститутки! Банкиры, ростовщики – их друзья!
– Неужели! А как же папа их терпит?
– А ты думаешь, папа – святой? Очень просто: падшие женщины им прибыль дают.
– Ха-ха! Наверху у всех рыльце в пуху! В Риме высокими должностями торгуют!
– Недаром говорят: черт попу карман набивает.
– За деньги они отца родного продадут! За деньги и грехи отпускают! Ловко: у кого больше денег, тот и на том свете будет в раю!
– Раньше нас успокаивали: терпите все на земле – будет вам блаженство на небесах. А теперь, выходит, нам и это не по карману?!
Приятели Лукаса пили, оживленно беседовали, вместе пели. Теофрасту запомнилась одна из песен:
Это собрались вальденсы. Они придерживались идеалов раннего христианства, чистоты нравов и помогали друг другу. Их преследовали, но не могли истребить.
– Не беспокойся, Теофраст. Тут все люди надежные. Мы не отделяемся от католической церкви, – объяснил Теофрасту Лукас. – Но миряне должны иметь право свободно читать Библию и проповедовать. А ты как думаешь?
– Меня многое возмущает. Надо покончить с продажей отпущения грехов и торговлей должностями. Церковь должна повернуться к простым людям, отказаться от светских привилегий, от десятины, от поборов. Увы, кое-кто из наших священников служит не Богу, а золотому тельцу. Это ли истинная вера?
– Теофраст, назревает бунт. Люди должны быть братьями – разве можно брать в руки оружие?
– Не дай Бог, чтобы дело дошло до этого! Война – преступление, – ответил доктор. – Уж мы-то, врачи, первыми видим, как война калечит людей. Бьешься с больным, вытаскиваешь его с того света – и вдруг он погибает. Все твои усилия вмиг пропадают. Но вроде все идет к войне. Правители доводят народ до нищеты и отчаяния.
– Но помнишь ли ты слова апостола Павла из Послания к римлянам: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Противящийся власти противится Божию установлению»?
– Да, помню. На эти слова правители и их челядь любит ссылаться. Но Павел считал, что всякая власть – под Богом, всякий начальник есть Божий слуга. Богу угодно, чтобы в мире были справедливость и любовь. Ежели власть творит зло и не исполняет заповеди Божьи, она должна пенять на себя.
Удалось бы Теофрасту спасти аббата, если бы он оставался в городе? Может быть и нет – кто знает? Ему нередко удавалось вылечить больного, когда другие врачи не могли этого сделать. А разве это не колдовство? Об этом начинали шептаться, и слухи были опасны. Еще опаснее было работать у печи с ретортами и колбами – алхимик мог прослыть колдуном. Все непонятное внушало окружающим страх. Даже юристы и богословы полагали, что особым знаниям и навыкам учит дьявол. Поэтому Теофраст не любил, как правило, рассказывать о себе. Колдунов и ведьм сжигали на костре, а у него было еще много дел на земле.
Люди веками мучились от голода и эпидемий, неурожаев и гибели скота. Они считали, что все эти безобразия не могут происходить сами по себе, а возникают из-за врагов, насылающих порчу. «Мы-то с вами – добрые христиане, но у нашей христианской церкви, – учил монах Савонарола, – семь главных врагов: неверующие, евреи, мусульмане, язычники, еретики, ложные христиане и суеверные». Как же найти самых вредных врагов и их уничтожить?
За девять лет до рождения Теофраста в судьбе жителей Европы произошел важный поворот. В 1484 году папа Иннокентий VIII издал послание: «С самой глубокой печалью мы узнали недавно, что очень много людей обоих полов, отказываясь от нашей общей веры, вступили в плотскую связь с дьяволом, с демоническими существами». Такие связи, по мнению церкви, приняли особенно угрожающий характер в Майнце, Кёльне, Трире, Бремене, Зальцбурге и окружающих их землях. В 1487 году два почтенных профессора теологии Якоб Шпренгер и Генрих Инститорис (Крамер) издали трактат «Молот ведьм». Они объяснили, как распознавать колдунов и ведьм, которые вступают с дьяволом в сексуальные отношения и заключают с ним договор против Бога. Какое чудовищное, двойное преступление: отступничество от Бога и колдовство!
В книге были примеры, рассказы очевидцев, и ее авторы требовали судить таких преступников и непременно сжигать. Книгу переиздавали 30 раз на протяжении следующих двух веков, а ее авторам поручили истребление злостной ереси, снабдили их грамотами инквизиторов и они отправились в путешествие по самым опасным местам. Крамер гордился тем, что лично отправил на костер 200 ведьм. Этот профессор был известен растратой денег от продажи индульгенций. Сжигание ведьм и колдунов тоже приносило прибыль: их деньги и имущество доставались не только властям, но и инквизиторам и доносчикам.
В предисловии к «Молоту ведьм» объяснялось: книга называется так потому, что ведьм гораздо больше, чем колдунов. Если мужчина уходит от привлекательной жены к другой женщине, ясно, что это подстроил дьявол и что эта другая – ведьма. Ведьмы могут наслать на человека любое несчастье, чуму и проказу. Поскольку женщина сотворена из ребра мужчины, она несовершенна – ведь именно Ева отдала человечество во власть греха! Будучи скверной по своей природе, объясняли авторы, женщина больше склонна к измене истинной вере, чародейству и колдовству в любви. Женщины ненасытны в плотских наслаждениях. Ведьмы опаснее колдунов-мужчин, потому что женщины более легковерны и склонны к суевериям. Они болтливы, во все втягивают подруг и, кроме того, «скорее подвержены действию духов вследствие … своего сложения». Женщина – сосуд греха, орудие дьявола для совращения человека.
Как женщины отдаются дьяволу, авторы руководства описывали со знанием дела: «Часто многие видели на полях и в лесах, как ведьмы лежали на спине оголенные ниже пупка и, придав членам соответствующее непотребству положение, двигали бедрами и голенями, в то время как демоны-инкубы действовали невидимо для окружающих…» Мужья должны быть бдительными: демоны могут производить непотребство с их женами прямо в супружеской постели, а потом исчезать, оставаясь невидимыми. У женщин, согрешивших с дьяволом, «взгляд ядовит и несет порчу. Главным образом, он вредит детям, обладающим нежным сложением и впечатлительностью». Более того, «в Лозаннском герцогстве ведьмы варят собственных детей и пожирают их».
Авторы книги трогательно защищали не только детей, но и мужчин, пострадавших от женского коварства. Ведьмы препятствуют их способности к деторождению и могут удалить необходимые для этого органы. И это не домыслы, а факты! Например, «в городе Равенсбурге один юноша, как только он захотел бросить свою девушку, тут же чародейственным образом потерял мужской член и почувствовал вместо него лишь гладкое тело. Он заподозрил в этом черном деле одну женщину. Несчастный выждал ее на дороге, стал душить эту ведьму полотенцем и угрожал убить, если она его не вылечит. Та испугалась, коснулась рукой его бедра, и он cразу явственно почувствовал, что член его был восстановлен».
«Молот ведьм» был дополнен в 1509 году «Мирским зерцалом» Ульриха Тенглера – руководством на немецком языке, где были подробно расписаны правила суда над колдунами и ведьмами. Если обвиняемый не сознавался в своем преступлении, его полагалось передать светской власти для сожжения. Если он при допросе молчал, значит, был околдован, и это подтверждало его вину. А если сознавался, то тем более подлежал смертной казни. Часто для обвинительного приговора хватало слухов о колдовстве. Доносчики охотно втягивались в процесс, сообщали подробности, а потом, к своему изумлению, сами становились жертвами доносов. Ретивость судей, присяжных и свидетелей была вызвана не обязательно неприязнью или завистью к обвиняемому, а зачастую просто желанием сплотиться вокруг родной церкви и ненавистью к ее врагам. В Средневековье люди отличались особенно сильным коллективизмом и сплоченностью при недостатке ума и знаний.
Как разоблачить ведьму или колдуна? Ведьма не обязательно должна быть дряхлой и безобразной. Она могла быть (или обернуться) красавицей: настоящая ведьма умеет приворожить к себе мужчин. За ведьмой или колдуном надо было проследить, тайком проникнуть в их жилище, осмотреть все горшки и сундуки. Странные предметы желательно захватить с собой как улики для суда. Не встречалась ли вам предполагаемая ведьма в подозрительном месте, например, около виселицы? Или на перекрестке дорог? Впрочем, достаточно было просто донести судье о своих подозрениях. У нас ведь зря не судят и не забирают: не бывает дыма без огня.
Теофраст знал, что с колдунами, как и с ведьмами, власти не церемонились. Травники и целители вызывали особые опасения. К размышлениям об этом доктора побудила неожиданная встреча с одним старым знакомым в апреле 1525 года.
В тот вечер Теофраст сидел с приятелями в таверне. За столами с пивом люди делились новостями. Страсти кипели. Сапожник Юрген показал доктору листовку:
– Здесь ругают дворян и священников. А что ты об этом думаешь?
– Одни занимаются земледелием, другие – ремеслами, третьи – искусствами и наукой, а четвертые – управлением. Все связаны, и никто не имеет права презирать других. Блажен тот, кто целые дни проводит в работе, строит дома для ближних, а не лишь для себя, делится с окружающими зерном и выращивает виноград не только для своей собственной глотки. Он живет, как угодно Богу. Ведь Бог сам говорит о себе как о владыке всего земного имущества. А человек – лишь его приказчик и распорядитель, он создан для ближнего. Простые люди не хуже графов и князей, они работают. А что делают благородные дворяне? Охотятся, пьют, кутят и играют.
Кто-то спросил: «А что ты скажешь, Теофраст, о священниках?»
– Не позволяй священнику становиться между тобой и Божьим словом. Добрые дела должны быть для церкви важнее, чем молитвы. Скверно, если священник ищет богатый приход, чтобы от него кормиться. Кое-кто из высших церковных сановников погряз во лжи и мошенничестве. Такие люди – лицемеры, последователи Каина. Про них сказано в Священном Писании: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные!»
– Мы простые люди, не учились, как ты. Некоторые ругают правителей, и даже кардинала… Это же богохульство! Разве так можно?
– У всех свои недостатки. Папа тоже когда-нибудь снимет свою тиару, а вместе с ней спесь, гордость, алчность и заносчивость… Не каждому, кто забрался наверх, есть чем гордиться. Чем выше обезьяна, тем больше виден ее зад, а она все равно упорно лезет вверх…
Слова Теофраста были встречены одобрительным смехом.
– Чем выше забрался, тем больнее падать. Недостойные князья, епископы и богатеи глубже проваливаются в ад, чем бедняки, – добавил доктор.
– Это безбожник и еретик! Он подбивает к непослушанию властям! Не слушайте его: он действует по наущению дьявола! – неожиданно крикнул один посетитель таверны. Он был по виду похож на монаха, и раньше его здесь не видели.
– Это неправда, – раздался чей-то голос.
– Да, это ложь! – дал ответ Теофраст своему противнику. – Если бы я говорил по наущению дьявола, то люди были бы на вашей стороне, а не на моей. Если люди прислушиваются к моим словам, то, значит, Бог и правда на моей стороне.
Монах промолчал. В таверне случалось всякое – ссоры, потасовки и драки. В ход могли даже пустить оружие, и надо было уметь постоять за себя. Но к монаху вдруг подошел клоун в колпаке с бубенчиком и похлопал его по плечу: «Какой же это еретик? Это наш доктор. Ты что-то перепутал, приятель! Споем „Путаницу“», – предложил он другому циркачу, и вместе они запели:
Скоморохи пустились в пляс. Все развеселились, и ссора забылась. В первом из выступающих Теофраст узнал Петера, которого он одним из первых встретил в Зальцбурге. Петер показал несколько фокусов и пошел вокруг столов с шапкой. Люди смеялись, хлопали костяшками сжатых кулаков по столу и кидали монеты. Теофраст пригласил к себе Петера за стол и угостил вином. Тот тоже бродил по городам, им не раз доводилось встречаться и было что вспомнить.
– Спасибо, друг! – cказал ему Теофраст.
– Будь осторожнее, Тео! – шепнул Петер. – Этот монах не из тех, с кем можно спорить!
Сосед по столу спросил Теофраста:
– В листовке нас призывают применить против господ силу. Что ты на это скажешь?
– А что делать мужу, если жена ему изменяет? – ответил Теофраст вопросом на вопрос.
– Поколотить ее? Выгнать из дома? – раздались голоса.
– Нет, – возразил Теофраст. – Разумный муж потолкует с ней, и они вместе найдут решение. На благо семье, на благо детям.
Его последний ответ многим не понравился. Теофраст задумался. Совет был хорош, но у него-то семьи не было. Сам он был вспыльчивым, взрывным, в споре мог прихвастнуть и обругать противника последними словами. В гнев впадал легко и не знал меры. Будучи убежденным противником смертной казни, доктор мог сгоряча заметить, что все же плохих аптекарей следовало бы повесить. «Но речь шла о насилии, так что ответ был правильным», – решил Теофраст и успокоился.
Монаха Армина в таверне на этот раз не было. Не было и августинца Кастенбауэра – он попал в тюрьму. Кардинал решил покончить с ересью и преследовал сторонников Реформации. О чем бы ни зашла речь, к этому возвращались:
– А где же проповедник Матиас? Что-то его давно не видно.
– Его осудили на пожизненное заключение. В башне Миттерзилле.
– Там в сыром подвале он долго не протянет.
– Но он же сбежал!
– Из этой башни? Никогда не поверю.
– Я видел своими глазами. Его сковали цепями, посадили на лошадь и привязали к ней. Три всадника повезли Матиаса в башню, а по дороге зашли в трактир. Матиаса оставили перед дверьми и вокруг собрались любопытные. Он крикнул им: «Люди добрые! Меня хотят сгноить в темнице. Я страдаю за вас, за правду. Помогите, Христа ради!»
– Кто же свяжется с вооруженной охраной?
– Собралась большая толпа. С ними был молодой Штекль из Брамберга и его друг – этим ребятам сам черт не страшен. Они освободили Матиаса, и он скрылся.
– Ах вот за что казнили Штекля!
– Да, этих двоих кардинал Ланг приговорил к смертной казни. Без суда.
– А как же законы?
– Он сам себе закон.
– Говорят, городской палач сперва отказался рубить Штеклю голову. Но пришлось – у него работа такая.
– У Штекля много родни и друзей. Они этого так не оставят.
– Недовольные есть даже среди дворян и священников.
К разговору прислушивался человек, одиноко сидевший за дальним столиком. Похоже, что это был бродячий монах. Из-за капюшона не удалось запомнить его лицо. Неужели доносчик Ланга? Подозрение мелькнуло в голове Теофраста, но он тут же отвлекся. В таверне неожиданно появился его знакомый, которого он давно не видел, – Михаэль Гайсмайер. Это был высокий и стройный, крепко сложенный мужчина, с короткими волосами темно-каштанового цвета. На нем был изящно сшитый камзол из дорогого сукна. Искрящиеся, насмешливые глаза придавали лицу особое обаяние. Мужественный, быстрый и решительный, Михаэль всегда был любимцем женщин и душой компании.
Вошедший сразу подошел к столу: