Кровавая луна

Харри взял телефон — с него уже шел вызов, оказалось, что частный детектив успел набрать нужный номер. Харри поднес телефон к уху.

— Алло? — прозвучало в динамике. Странно, но голос показался Харри знакомым.

— Алло, — ответил Харри, поглядывая на парня в фирменной футболке. Тот наконец опустил свой револьвер. Показалось Харри, или вид у парня был скорее разочарованный, чем успокоенный? Наверное, все же родился и вырос в этой стране.

— Харри! — воскликнул голос в динамике. — Как ты? Это Юхан Крон.

Харри моргнул. Когда он в последний раз слышал норвежскую речь?..

ГЛАВА 5

Суббота

Хвост скорпиона

Люсиль шуганула кошку с кровати под балдахином, встала, раздвинула занавески и села перед туалетным столиком. Внимательно рассмотрела свое лицо в зеркале. Недавно она видела фотографию Умы Турман — той было за пятьдесят, а выглядела она на тридцать. Люсиль вздохнула. С каждым годом решать эту задачу становилось труднее… и тем не менее она открыла баночку «Шанели», окунула в нее кончики пальцев и начала наносить тональный крем — движениями от центра лица к краям. Увидела, что кожа стала еще более дряблой и морщинистой. Спросила себя, как спрашивала каждое утро: зачем? Зачем начинать каждый день с получаса перед зеркалом и в итоге выглядеть не на восемьдесят, а… пожалуй, на семьдесят?..

Каждое утро она получала один и тот же ответ: затем, что ей, как и любому актеру, было необходимо делать все возможное, чтобы чувствовать себя любимой, если не за то, кем она была, то хотя бы за то, кем она — с помощью грима, костюмов, правильно выстроенных сценариев — притворялась. Это болезнь, но возраст и сниженная планка ожиданий так и не смогли полностью ее вылечить.

Люсиль надушилась мускусными духами. Некоторые считали мускус мужским ароматом и утверждали, что ему не место в женской парфюмерии, но она успешно пользовалась мускусом еще с молодости. Это выделяло ее из толпы. Такой аромат трудно забыть.

Она завязала халат и спустилась вниз, постаравшись не споткнуться о двух кошек, разлегшихся на лестнице. Пошла на кухню, открыла холодильник. Тут же одна из кошек потерлась о ее ноги, надеясь получить угощение. Без сомнения, от этого поступка пахло любовью к тунцу, но если там и нет нотки привязанности к ней, то легко все же эту нотку вообразить. В конце концов, чувствовать себя любимой важнее, чем быть любимой. Люсиль достала консервы, повернулась к столу и вздрогнула — за столом сидел Харри. Он прислонился спиной к стене, вытянув перед собой длинные ноги и сжимая титановый протез пальца на левой руке. Его голубые глаза были прищурены. Это были самые голубые глаза, какие она только видела со времен Стива Маккуина.

Харри заерзал на стуле.

— Завтрак? — спросила Люсиль, открывая банку.

Он покачал головой. Внимание Люсиль привлекла рука, которой он сжимал свой титановый протез. Она сглотнула. Прочистила горло.

— Ты никогда этого не говорил, но на самом деле ты больше любишь собак, верно?

Он пожал плечами.

— Кстати о собаках: я когда-нибудь упоминала, что должна была сниматься с Робертом де Ниро в фильме «Бешеный пес и Глория»? Помнишь этот фильм?

Харри кивнул.

— Правда? Немного же осталось таких людей. Так вот, эту роль получила Ума Турман. И они с Бобби, то есть Робертом, стали встречаться. Это было довольно необычно — ему ведь в основном нравились чернокожие женщины. Должно быть, роли сблизили их. Мы, актеры, действительно очень глубоко погружаемся в то, что делаем, мы становимся теми, кого играем. Так что, понимаешь, если бы я получила роль, как мне обещали, мы с Бобби стали бы парой.

— Ммм. Ну, раз ты так говоришь…

— И я смогла бы его удержать. Не то что Ума Турман, она… — Люсиль выложила консервы на тарелку. — Ты читал все эти восторги после ее рассказа о том, как эта свинья Вайнштейн подкатывал к ней? Хочешь знать, что я об этом думаю? А вот что: когда ты, Ума Турман, актриса-миллионерша, многие годы знаешь, чем занимается Вайнштейн, и не бьешь в колокола, а решаешься выступить и пнуть мужчину, который уже упал благодаря другим женщинам, менее известным и более храбрым; когда многие годы ты своим молчанием позволяешь молодым перспективным актрисам входить в офис Вайнштейна, потому что высказаться вслух значит упустить очередную многомиллионную роль, тебя не хвалить следует. За такое тебя следует публично выпороть и оплевать! — Она помолчала. — Что-то не так, Харри?

— Нам нужно перебраться на новое место, — произне с он. — Они найдут нас.

— Почему ты так думаешь?

— Частный детектив нашел нас за двадцать четыре часа.

— Частный детектив?

— Я только что поговорил с ним. Он ушел.

— Чего он хотел?

— Предложить мне провести частное расследование для богатого парня, которого в Норвегии подозревают в убийстве.

Люсиль с трудом сглотнула.

— И что ты ответил?

— Я ответил «нет».

— Почему?

Харри пожал плечами.

— Может быть, потому, что я устал бегать.

Она поставила тарелку на пол и стала наблюдать за сбежавшимися к еде кошками.

— Я прекрасно понимаю, что ты делаешь это ради меня, Харри. Ты поступаешь по старой китайской пословице: если однажды спас чью-то жизнь, то до самой смерти несешь ответственность за спасенного.

Харри криво улыбнулся.

— Я не спасал тебе жизнь, Люсиль. Им нужны деньги, которые ты задолжала, и они не собираются убивать единственного человека, который может их вернуть.

Она улыбнулась в ответ. Она знала: он это сказал, чтобы она не боялась. Конечно, Харри в курсе, что бандиты понимают: ей никогда не раздобыть миллион долларов.

Она взяла чайник — хотела налить в него воды, но поняла, что сейчас это неважно, и поставила обратно.

— Значит, ты устал убегать.

— Устал.

Люсиль вспомнила разговор, который состоялся у них однажды вечером, когда они пили вино и смотрели «Ромео и Джульетту» — она нашла запись в ящике стола. В кои-то веки она хотела поговорить с Харри о нем самом, а не о себе, но он почти ничего не сказал. Бежал в Лос-Анджелес от разрушенной жизни, от жены, которую убили, от коллеги, который покончил с собой. Никаких подробностей. Ей стало понятно: выпытывать нет смысла. В общем, это был приятный вечер, почти доверху заполненный молчанием.

Люсиль оперлась на кухонную стойку.

— Твоя жена… ты так и не сказал, как ее звали.

— Ракель.

— А ее убийцу нашли?

— В некотором смысле.

— Вот как.

— Долгое время главным подозреваемым был я, но в конце концов следствие установило, что это был рецидивист, которого я однажды упек за решетку.

— Значит… человек, убивший твою жену, сделал это, чтобы отомстить… тебе?

— Скажем проще: человек, который ее убил… я отнял у него жизнь. И поэтому он забрал мою. — Он поднялся на ноги. — Как я уже говорил, нам нужно новое укрытие, так что собирай сумку.

— Мы уезжаем сегодня?

— Когда частные детективы идут по чьему-то следу, они и сами оставляют след. Да и вчерашний визит в ресторан, пожалуй, был плохой идеей.

Люсиль кивнула.

— Я сделаю несколько звонков.

— Звони с этого телефона. — Харри положил на кухонный стол мобильник — не распакованный, явно недавно купленный.

— Итак, он отнял у тебя жизнь, но оставил в живых, — произнесла Люсиль. — Он насладился местью?

— По высшему разряду, — ответил Харри, направляясь к двери.

* * *

Харри закрыл за собой дверь особняка, поднял взгляд — и застыл, словно завороженный зрелищем. Он устал убегать, но еще больше устал видеть направленные на него стволы. А дробовик перед его лицом был еще и двуствольным. Тот, кто держал дробовик, был латиноамериканцем — как и второй, стоящий рядом с пистолетом наготове. Оба — крепкие парни с сильными мускулами, скорее всего накачанными в тюремной тренажерке, а на шее сбоку у обоих виднелась татуировка — скорпион.

Харри был выше латиносов, поэтому поверх их голов видел, что с края ворот свисает оборванный кабель сигнализации, а на другой стороне Доэни-драйв припаркован белый «камаро». Тонированное стекло со стороны водителя было наполовину опущено, и Харри мог смутно различить, что из машины поднимается сигаретный дым, а внутри виднеется воротничок белой рубашки.

— Может, зайдем в дом? — спросил тот, кто держал дробовик. Он говорил с сильным мексиканским акцентом, двигая шеей, словно боксер перед матчем. От этого движения скорпион слегка шевелился, удлиняясь и сокращаясь.

Харри знал, что татуировка в виде скорпиона означает, что ее обладатель бандит, а число звеньев в хвосте скорпиона — количество убитых им людей. У обоих скорпионов, которых он сейчас видел, были длинные многосуставчатые хвосты.

ГЛАВА 6

Суббота

Жизнь на Марсе

— Жизнь на Марсе? — сказал Прим.

Девушка по другую сторону стола непонимающе смотрела на него. Прим расхохотался.

— Да нет, я имею в виду песню. Она называется «Жизнь на Марсе?»

Он кивнул на телевизор, откуда в просторную мансарду доносился голос Дэвида Боуи. Из окон открывался вид на западную часть центра Осло и на трамплин Холменколлен[13], сверкающий в ночи, словно люстра. Но Прим не сводил взгляда со своей гостьи.

— Многим не нравится эта песня, ее считают немного странной. Например, Би-би-си упомянула о ней, как о чем-то среднем между бродвейским мюзиклом и картиной Сальвадора Дали. Возможно. Но я согласен с «Дейли Телеграф» — это лучшая песня всех времен. Вот именно — лучшая. Все любили Боуи не потому, что он был приятным человеком, а потому, что он был лучшим. Вот почему люди, которых никто не любит, готовы убивать, только бы стать лучшими. Они знают: тогда все изменится.

Прим взял бутылку вина, стоящую между ними, и подошел к девушке, хотя мог налить вино, оставаясь на месте.

— Ты знаешь, что «Дэвид Боуи» — это сценический псевдоним, а настоящая его фамилия — Джонс? Меня тоже на самом деле зовут не Прим — это прозвище. Так меня называют только в семье. И мне хотелось бы думать, что когда я женюсь, моя жена тоже будет называть меня Прим.

Он стоял позади нее и, наполняя бокал, свободной рукой гладил прекрасные длинные волосы гостьи. Если бы это было пару лет назад, даже пару месяцев назад, он не осмелился бы прикоснуться к такой женщине из опасения, что его отвергнут. Теперь же он был уверен в себе. Он полностью контролировал ситуацию. Конечно, помогло то, что ему выправили кривые зубы и что он начал ходить к нормальному парикмахеру, а также прислушиваться к советам по выбору одежды. Но не это было главным. Он словно излучал что-то, перед чем они не могли устоять, и осознание этого придавало ему уверенность. А уверенность была таким сильным афродизиаком, что притягивала сама по себе, без привлечения дополнительных средств. Настоящий эффект плацебо с накопительным действием.

— Наверное, я старомоден и наивен, — произнес он, возвращаясь на свое место. — Но я верю в брак. Верю в то, что у каждого есть человек, созданный именно для него. Верю искренне. Недавно я был в Национальном театре на спектакле «Ромео и Джульетта», и это было так прекрасно, что я заплакал. Эти две души были предназначены друг для друга самой природой. Вот взгляни на Босса. — Он указал на аквариум на невысокой книжной полке. Внутри плавала одинокая золотисто-зеленая мерцающая рыбка.

— У него есть Лиза. Его Лиза. Ты не можешь видеть ее, но она там, и они двое — единое целое, и будут единым целым, пока оба не умрут. Да — один умрет, потому что умрет другой. Как в «Ромео и Джульетте». Разве это не прекрасно?

Прим сел и через стол протянул к девушке руку. Сегодня вечером девушка выглядела усталой, опустошенной, потухшей. Но он знал, как заставить ее светиться вновь. Стоит только нажать на кнопку.

— Я мог бы влюбиться в кого-нибудь вроде тебя, — произнес он.

Ее глаза тут же загорелись, и на него дохнуло жаром. Но одновременно он почувствовал легкий укол вины. Не потому, что он манипулировал ею — потому что лгал. Он мог бы влюбиться, но не в нее. Она не была Единственной, не была предназначена ему. Она — дублер. С ней можно попрактиковаться, опробовать подходы, научиться говорить правильным тоном правильные вещи. Использовать метод проб и ошибок, потому что с ней можно ошибаться. Но в тот день, когда он признается в своей любви той самой Женщине, все должно быть идеально до последнего жеста.

Он использовал эту девушку, чтобы отрепетировать номер целиком. Ну, возможно, «использовал» не самое подходящее слово, ведь она вела себя более активно, чем он. Он познакомился с ней на вечеринке, где было множество людей куда выше него по статусу. Увидев, что она его даже не замечает, он понял: рассчитывать можно только на несколько слов. И он рассчитал, какие слова дадут нужный эффект. Похвалил ее фигуру и спросил, в каком зале она тренируется. Девушка коротко ответила, что посещает зал SATS[14] в районе Бислетт. Странно, он три раза в неделю бывает в этом зале, но ее там не видел — возможно, они приходят в разные дни? Она столь же коротко пояснила, что тренируется по утрам, а когда он сказал, что тоже приходит по утрам, была явно раздражена. А в какие дни она там бывает?

— По вторникам и четвергам, — ответила девушка, показывая, что разговор окончен, и переключилась на мужчину в облегающей черной рубашке, который как раз шел в их сторону.

В следующий вторник, когда она вышла из спортзала, Прим был рядом. Притворился, что случайно проходил мимо, а ее просто узнал, потому что они были на одной вечеринке. Она его не помнила. Она улыбнулась ему и хотела уйти — но тут же остановилась, повернулась, и, пока они стояли там, на улице, ее внимание было сосредоточено на нем. Она смотрела на него так, словно только сейчас по-настоящему уяснила, что он существует, и, конечно, удивилась почему не обратила на него внимания на вечеринке. Говорил он; она больше молчала, но все, что ему нужно было знать, сказал язык ее тела.

Она заговорила только после его слов, что они должны встретиться.

— Когда? — спросила она. — Где?

И когда он ответил — просто кивнула.

Она пришла вовремя в условленное место. Он нервничал — многое могло пойти не так. Но именно она проявила инициативу, сама расстегнула его одежду и, к счастью, не сказала ничего лишнего.

Он знал, что такое может случиться. Хотя он и Женщина, которую он любил, ничего друг другу не обещали, это все равно было изменой, не так ли? Предательством любви. Однако он убедил себя, что это жертва на алтарь его чувства, что он сделал это для Нее, что он поступил так, чтобы попрактиковаться к решающему дню, когда он должен будет оправдать ее ожидания как любовник.

И женщина с другой стороны стола подходила для такой практики.

Нельзя сказать, что ему не понравилось заниматься с ней любовью. Но ни о каком повторении больше не могло быть и речи. Если честно, она не нравилась ему ни на вкус, ни на запах. Нужно ли сказать об этом вслух? Сказать ей, что именно здесь разойдутся их дороги? Он молча уставился в свою тарелку. А когда поднял глаза, то увидел, что она слегка склонила голову набок и улыбается своей непроницаемой улыбкой, словно его монолог был для нее забавным представлением.

И внезапно он почувствовал себя пленником. Пленником в собственном доме. Ведь он не мог встать и уйти — куда ему идти из дома? И он не мог попросить уйти ее, верно? А сама она уходить домой не собиралась, совсем не проявляла желания. Почти неестественный блеск ее глаз ослепил его, заставил растеряться. Ему пришло в голову, что во всем этом есть нечто искаженное и запутанное. Она взяла ситуацию под контроль, не произнеся ни слова. Чего же она на самом деле хочет?

— Что… — начал он и откашлялся. — Чего ты на самом деле хочешь?

Она ничего не ответила, только еще немного наклонила голову. Казалось, она беззвучно смеется: в прекрасном рту поблескивали зубы, белоснежные, даже с голубоватым отливом. И тут Прим впервые осознал, что у нее рот хищника.

И тут его осенило: это игра в кошки-мышки.

И роль мышки играл он, а вовсе не она.

Откуда пришла эта безумная мысль?

Ниоткуда. Или оттуда же, откуда приходили все его безумные мысли.

Он был напуган, но знал, что не должен выдавать свой страх. Он старался дышать спокойно. Он должен уйти. Она должна уйти.

— Это было очень приятно, — сказал он, складывая салфетку и оставляя ее на тарелке. — Давай как-нибудь повторим это еще.

* * *

Не успели Юхан Крон и его жена Элис сесть за обеденный стол, как раздался телефонный звонок. Юхану еще предстояло позвонить Маркусу Рёду и сообщить плохие новости: Харри Холе отклонил их щедрое предложение. Отказался еще до того, как услышал о гонораре. И не изменил мнения, когда Крон ознакомил его со всеми условиями и сообщил, что они забронировали для Холе место в бизнес-классе на рейс до Осло с пересадкой в Копенгагене.

По номеру Крон понял, что звонок идет со старого телефона Харри — с того самого, который был недоступен всякий раз, когда Юхан пытался дозвониться. Может быть, его отказ — это тактика ведения переговоров? Прекрасно. Рёд дал Крону карт-бланш на увеличение суммы.

Юхан встал из-за стола, взглядом извинился перед женой и прошел в гостиную.