Мамусик против Ордена Королевской кобры

— Вот это и предстоит нам с вами выяснить, несравненная Любовь Васильевна! — радостно сказал Яков Матвеевич, со звоном ставя пустую фарфоровую чашку в блюдце. — Перед нами любопытнейшая историческая загадка. Мы с вами войдем в анналы!

— Не хочу я в ваши анналы, — капризно отозвалась я. — Хочу сидеть дома, пить кофе и печь пирожки для президента моего сердца — милого Степочки.

Глава 10

Бам-бам! Трам-па-ра-рам! О-о-у йэ-э-э! Бабах!

Четверг, четвертое июня, заканчивался хуже некуда. Не успела я упасть на кровать под свой роскошный балдахин и устало прикрыть глаза, как тишина в доме разлетелась на ошметки. Тайфун по имени Пантера смел мой едва наступивший сон.

Вся наша парадная ходила ходуном. Кисти балдахина пустились в сумасшедшую пляску. Перекатывалась косметика в тумбочке. На кухне вместе с тарелкой подпрыгивали яблочно-лимонные пирожки. Содрогался массивный холодильник. В буфете звенели банки с домашними солеными огурчиками.

Пантера репетировала свой новый хит.

Ну всё, сил моих больше нет, застонала я, выбираясь из-под уютного одеяла и хватая со спинки стула тигровый халат.

Это из-за нее, этой бесстыдной девицы, мой сыночек оказался за решеткой, распалялась я, пытаясь отыскать под кроватью леопардовые тапочки. Если бы только она не позвала его на свое выступление — спал бы он сейчас в своей постельке, в соседней комнате… Ну хорошо, на часах всего десять вечера — значит, не спал бы, а дышал свежим воздухом во дворе, копался бы в железных внутренностях нашей «Нивы», перебирал там мотор, или прокачивал тормоза, или еще как-нибудь игрался; а я бы ему носила блинчики с курицей и сыром, чтобы он подкреплял угасающие силы…

Бам-тарарам!

Ужасный грохот не давал думать.

Я просто не могла больше выносить эту кошмарную девицу. Пойду-ка выскажу ей всё, что она заслуживает!

Остановить меня было некому — Яков Матвеевич был занят, к нему пришла сиделка, чтобы искупать своего подопечного и переодеть его в пижаму. Какое несчастье для стеснительного, замкнутого человека — полностью зависеть от посторонней няньки! Он просто не выносил все эти бытовые нюансы. Однажды, с год назад, назвал себя «жалким инвалидом, недостойным семейной жизни», и я тут же принялась с ним горячо спорить, убеждая его в том, что сильная женщина, такая как я, например, вполне способна справиться с любой болезнью мужа. «Нет-нет, я огромная обуза… Если любишь женщину — не делай ее несчастливой, взваливая на ее хрупкие плечи такую немыслимую ношу, пожертвуй собой и своими чувствами», — не согласился со мной Яков Матвеевич…

Ну, сегодня мы с ним таких значительных разговор не вели, говорили о другом — как бы нам теперь подобраться к Ордену поближе. Честно говоря, не придумали ничего лучшего, чем пристать к измотанному шеф-повару Порфирию с вопросом: «Что вы знаете об Ордене Королевской Кобры?», который наверняка останется без ответа.

Нужно было еще пройтись по остальным свидетелям, разнюхать как и что — может, замечу где-нибудь следы коварной Кобры.

Но сначала нужно навести порядок в собственной парадной, королевой которой я себя считала. Эту девицу следует поставить на место!

По дороге вниз, на пятый этаж, где жила Пантера, я позвонила в 21-ю квартиру.

— Володя! Володенька! Открывай! — голосила я, стоя на лестничной площадке. Мне не терпелось поделиться с майором Уточкой новой, мистической информацией про украденную книгу. Пусть расскажет полковнику Орлову, во что тот ввязался!

Володю я оторвала от ужина. В одной руке он держал холодную котлету (мы с Ритой придумали чудный рецепт из оленины с можжевеловыми ягодами), в другой — кусок ржаного хлеба с солью. Майка была щедро обсыпана крошками.

— Люба, не беспокойся, я уже проинструктировал своих приятелей в «Крестах» насчет трехслойной бумаги, — терпеливо произнес он, дожевывая котлету.

— А про то, что кровать нужно повернуть изголовьем на север, не забыл им сказать? — строго спросила я.

Володя глубоко вздохнул:

— Не забыл, Люба, не забыл.

— Хорошо, Володенька, молодец! — похвалила его я, перекрикивая Пантерину музыку. — Но я к тебе не по этому поводу.

— Ну что там еще? — утомленно спросил Володя. Видно, устал после работы.

— Понимаешь, мы с Яковом Матвеевичем Вальтером из двадцать восьмой квартиры тут кое-что выяснили про пропавшую кулинарную книгу, — заговорщецки прошептала я.

— А? Чего? — Из-за грохочущих басов Володя ничего не расслышал.

— Я говорю, кулинарная книга из ресторана была суперсекретной! — заорала я во всю силу своих легких.

— И что в ней такого суперсекретного? — поинтересовался Володя, недоверчиво поднимая густые собачьи брови.

— Яды там были всякие зашифрованы! — заторопилась я, чувствуя, что внимательность собеседника убывает со скоростью вакуумного поезда «Москва-Петербург».

Откуда я вообще знаю про поезд будущего? Как-то раз смотрела необычайно интересное дневное ток-шоу про заброшенных детей знаменитых артистов (поучились бы у меня, как надо воспитывать сыновей! а то только дрыгать ножками-ручками под музыку горазды), ну и прямо посередине программы запустили короткий новостной блок про подготовку к международному экономическому форуму в Стрельне и про контракты, которые там собираются заключить на высочайшем уровне, в том числе на строительство сверхскоростной вакуумной линии между Петербургом и европейскими столицами.

— Какие еще яды? — невнятно пробурчал Володя, отхватив полкотлеты разом, от чего его сходство со скотчтерьером усилилось еще больше.

— Ну какие-какие — обыкновенные яды. Смертельные, — неуверенно сказала я. — То есть они выглядят как нормальные рецепты, но если заменить какие-то ингредиенты на опасные для человека травки, то получится смертельная дрянь.

— Чепуха какая-то, честно тебе скажу, — вынес свой вердикт майор Уточка, запихивая в рот остатки котлеты и хлеба.

— Вообще-то у Якова Матвеевича как-то более зловеще получалось. — Я в отчаянии стиснула руки. — Там еще Иван Шестой — или Пятый? — был замешан, и немецкий герцог, и Екатерина Вторая…

— Екатерина Вторая? — скептически хмыкнул Володя. — Так, может, это она и украла эту книжку?

Я обиделась.

— Знаешь, Володенька, это уже некрасиво! Вам с полковником дают шикарную подсказку — так пользуйтесь, а не насмехайтесь!

— Пардон, пардон! — Володя поднял вверх руки, отблескивающие котлетным жиром. — Ты, Люба, совершенно права. Вторая гипотеза за день — такое даже мне не под силу, а я в правоохранительных органах уже двадцать пять лет.

Я слегка оттаяла.

— Так ты передашь всё полковнику?

— Конечно, передам, как только он вернется из командировки, — заверил меня Володя и закрыл дверь. Это было грубовато, но мужчин нельзя беспокоить во время еды, сама виновата. Ладно, потом еще к нему попристаю, чтобы он связался с полковником пораньше, пусть тот поймет, что нужен здесь, а не в какой-то там Германии.

— Аревуар, — сказала я двери и спустилась на один этаж ниже.

Если бы я не знала, где живет Пантера, то догадалась бы по оглушительным звукам, доносящимся из квартиры № 19. Повезло девице с соседями по лестничной площадке: кто-то уехал на дачу, кто-то на ПМЖ заграницу. Рядом оставалась только девяностолетняя бабушка, но возле нее хоть из пушки Петропавловской крепости пали — все равно не услышит.

Я принялась ломиться в квартиру, давить на звонок, колотить руками и ногами по двери, и спустя несколько минут громыхание недомузыки за стеной прекратилось.

Наступившая тишина была великолепна. Она бальзамом растеклась по моей израненной душе.

За дверью послышались быстрые шаги. Я воинственно поджала губы, затянула пояс халата потуже и приготовилась к бою не на жизнь, а на смерть, на уровне недавней битвы Ренуара с веником.

Однако вместо разъяренной Пантеры дверь открыла зареванная Катя Ромашкина.

Зрелище было поистине жалким: сине-черные дреды всклокочены, топорщатся в разные стороны, словно моя чудо-швабра; нос-картошка, красный, хлюпает; распухшие веки, глазки-щелочки, кажется, зелененькие — впервые я их видела без огромного количества теней и подводки.

— Ёлки… Я так и знала, что это вы, — дрожащим голосом произнесла Пантера. Губы у нее затряслись, подбородок уехал вниз. — Вы догадались, да?

— Естественно, милочка! — Несложно было догадаться, что источник отвратительного шума находится в этой квартире.

— Зайдите, плиз! Нам нельзя тут это обсуждать! Могут услышать! — зашептала Пантера и буквально втащила меня в квартиру.

Раньше я никогда не бывала у нее в гостях (а что мне тут было делать? мы с ней, слава богу, не подружки), поэтому сейчас я с превеликим любопытством стала осматриваться по сторонам.

— Батюшки-светы! — изумленно выдохнула я, заглянув на кухню. У девицы на кухне не было ничего! Ну вот буквально — ничего! Кроме табуретки, раковины, соснового стола (вообразите, даже без скатерти! даже без клееночки!) и одноконфорочной электроплитки на нем. И эта беспечная, бездумная, легкомысленная кикимора на моего Степочку позарилась! Чем она собиралась его кормить, хотелось бы мне знать?

Остальные помещения этой однушки выглядели не лучше. Сквозь открытую дверь я увидела грязноватую ванну без занавески; пол в коридоре не мылся так давно, что мои нарядные леопардовые тапочки с помпонами тут же покрылись пылью и уличной грязью; а уж когда я зашла в комнату…

Батюшки мои прабатюшки-светы! Матрас прямо на полу! Да еще и без покрывала! Постельное белье всем напоказ! Интересно, оно изначально было серым или стало таким в процессе бесстирочного использования? Повсюду промасленные упаковки из-под фастфуда, фантики от шоколадных батончиков. Одежда — джинсы и всякое другое рванье — была грудой свалена на подоконнике. Стены частично обшиты толстыми пенопластовыми плитами, но большая часть самодельной звукоизоляции белой пирамидой громоздилась в дальнем углу.

Зато музыкальные инструменты — две гитары, микрофон, ударная установка, синтезатор — были натерты до блеска и занимали центральное место убогой комнатенки.

— Садитесь, плиз, — пригласила Пантера, указывая на противный матрас, однако я предпочла постоять.

Сама же хозяйка (если ее вообще можно назвать столь почетным словом!) пристроилась на маленькой вертящейся табуретке подле микрофона и опустила плечи.

— Я знаю, из-за чего вы здесь, — всхлипнула она.

Я, конечно, была здесь из-за громоподобной, ушераздирающей музыки, но решила промолчать и поглядеть, что будет дальше.

— Вот, видите, — Пантера кивнула на инструменты, — пытаюсь забыться, и ни на микрон не получается…

— И видим, и слышим, милочка, — не удержалась я, но тут же остановила себя от дальнейших комментариев. А то ведь если разойдусь — ух, разнесу здесь все! Пантера забьется под табуретку, как испуганный котенок! Нет, пока нужно держать себя в руках. Кажется, наклевывается нечто занимательное.

— Любовь Васильевна, ну простите меня, а? Ну сорьки! — вдруг взмолилась она и молитвенно сложила руки на груди, смяв противную футболку с какими-то черепушками. А на ногтях-то — черный лак, пф! Зеленые глаза ее лихорадочно и тревожно блестели. — Правда, сорьки-пресорьки!

Я сделала неопределенное выражение лица, поскольку не имела ни малейшего представления, за что эта девица просит прощения — за сор в квартире, что ли?

— Это был импульс, экспромт! Просто, понимаете, мне никак нельзя связываться с полицией — в юности у меня уже были проблемы с законом… Андестенд? Так, ерунда, всего лишь травка, ничего особенного, но больше попадаться нельзя… А когда я открыла чертов медальон, сразу врубилась — тут дело нечисто…

— Так это твой медальон?! — заорала я так, что, наверное, спугнула чаек на другом конце города, в Приморском районе.

— Ёлки, ну не мой, Любовь Васильевна, в том-то то и дело, что не мой! — подскочила на своей табуретке Пантера. — Мне его в тот вечер подарил мой бывший, якобы на память… Я его бросила как раз накануне, но разошлись с чуваком вроде нормально, он и прощальный подарок мне на следующий день перед концертом преподнес, тот самый медальончик. Благородно, даже не похоже на него. По крайней мере, мне так казалось поначалу — пока я между песнями не открыла его подлый подарочек… Стоп, — ее воспаленные глаза вдруг распахнулись и полоснули меня зеленой молнией, — вы удивились… Получается, вы не знали, что это я подбросила медальон Степе?

— Ах ты… Ах ты, дрянная девчонка! — У меня не было слов. — Да как ты только посмела?! Бессовестная! Кикимора!.. Значит, мой сыночек и вправду из-за тебя за решеткой оказался, — обомлела я, дивясь своей правоте. Скорее Якову Матвеевичу рассказать! И Андрюше с Павликом! И Володе! И полковнику Орлову!

— Ёлки… Ёлки-ёлки-ёлки! Если вы ничего не знали — зачем же вы сюда притащились? — слабым голосом спросила Пантера.

— Материнское сердце привело! — отрезала я. — А теперь материнское сердце возьмет тебя, милочка, под белы рученьки и отведет к майору Уточке из двадцать первой квартиры, которому ты тут же во всем сознаешься. Наконец-то мой малыш вернется домой! — Я едва сдерживала счастливые слезы.

— Ха! Осадите назад, Любовь Васильевна, — неожиданно твердо заявила девица. Похоже, Пантера решила показать зубки. Она выпрямилась на своей табуретке и скрестила руки на тощей груди. — Я вам уже сказала, что мне никак нельзя к копам в лапы. А если вы меня сдадите — буду отпираться.

— А отпечатки? Отпечатки твоих пальчиков на медальоне? — торжествующе крикнула я. — Думаешь, по ним тебя не вычислят?

— Щаз! — не менее торжествующе отозвалась Пантера. — Я же не дура. Протерла медальон как следует, потом держала его только за цепочку, а со звеньев снять отпечатки нереально.

— Я все равно, все равно пойду к майору Уточке! — из последних сил пискнула я. — С тобой или без тебя!

— Да на здоровье, хэв фан, как говорится, — заявила нахалка. — Скажу, что вам всё привиделось на фоне материнского психоза. Думаете, ваш майор Гусь мне не поверит? Ясень пень, вы и так его замучили, как только Степу задержали! Иметь связи в полиции и не воспользоваться ими — это не ваш стиль. Я права?

Я беспомощно открывала и закрывала рот. Счастье стремительно ускользало из рук, уплывало, не успев согреть меня своим теплом. Не может быть! Степочкина свобода была так близко! Мой сыночек почти вернулся ко мне. Я уже чувствовала сладкий запах его белокурого затылочка…

Не расклеиваться! Держись, Люба, ты сильная! — приказала я себе. Ты нужна Степочке в полной боевой готовности, а не в виде растаявшего желе.

Если упал — не забудь подняться, напомнила я себе.

Ладно, разберусь с этой кикиморой позже. Пока что мне нужно вытрясти из нее как можно больше подробностей. Полковнику Орлову это не удалось — но он-то просто выполнял свой долг, а я за свою кровинушку бьюсь.

Поэтому я титаническим усилием воли соорудила на лице некое подобие улыбки и, — вместо того, чтобы вцепиться в бледное горло мерзкой девицы, вместо того, чтобы выдрать ее дреды с корнем, вместо того, чтобы выцарапать ее зеленые глаза, — максимально спокойно спросила:

— Катенька, а кто тебе, ты говоришь, подарил медальон?

— Экс-бойфренд, — настороженно отозвалась Пантера. Не исключено, что она все же ощутила мою с трудом сдерживаемую ярость — ну не могу я контролировать степень расширенности своих зрачков.

— А как его зовут, милочка? — стараясь сохранить хорошую мину при плохой игре, продолжала я. — Имя, фамилия, род занятий, домашний адрес?

— Черный Пес, байкер, — вздохнула девица. — Это все, что мне известно. Дома у него никогда не была, он ко мне приходил.

— Понятно, понятно, — вежливо покивала я. — Сколько ты с ним встречалась?

— Месяца три, — пожала плечами Пантера.

— И за три месяца ты не выяснила даже его имени? — крикнула я, сорвавшись. — Да за три месяца можно обогнуть земной шар на вёсельной лодке!

— Что же я, по-вашему, паспорт должна спрашивать у каждого чувака, с которым целуюсь? — презрительно скривилась девица.

— Батюшки-светы! — оторопела я. — Ну конечно, милочка! Чему тебя мама-то учила? И паспорт, и медицинскую карту, и рекомендации должна спрашивать! Ай-яй-яй!

Пантера лишь сердито фыркнула и закатила глаза, как давешний шеф-повар.

Я попробовала зайти с другой стороны.

— Хорошо, почему тогда ты сказала, что как только открыла медальон, почувствовала: дело нечисто?

— Ёлки, да этот Псина проклятый знал, что я ненавижу готовить! — воскликнула девица. — У меня даже сковородки нет, только ковшик с отбитой эмалью. Зачем дарить мне рецепт блюда из говядины? Ясень пень, он хотел меня как-то подставить — правда, я еще не знала, как… Но на всякий случай, джаст ин кейс, как говорится, незаметно повесила кулон вашему Степе, когда во время выступления села к нему на колени и обняла его за шею…

Я снова ужасно разозлилась, когда вспомнила Пантерины выкрутасы в ресторане, но промолчала — и правильно сделала, поскольку дальше девица сказала кое-что ценное:

— Кроме того, меня всерьез напугала эта змея на медальоне — видели? Точно такая же набита на шее Черного Пса. А я змей ну просто ненавижу! Я из-за этой уродской татуировки с ним, по большому счету, и рассталась. Смотреть на эту кобру не могла!

— Кобру? — уточнила я, не веря своим ушам. Таких совпадений просто не бывает.

— Ага, татуировка-кобра, с раздутым воротником, огромная такая, в короне, — подтвердила Пантера.

Королевская кобра на медальоне. Королевская кобра на «Книге Пряностей». Королевская кобра на шее бывшего парня Пантеры.

Которого, я кажется, видела в ресторане. И не просто видела, а получила от него здоровенную порцию отборного мата. Он скрылся до появления полиции. Поэтому о нем нет ни слова в протоколах.