Помоги проекту - поделись книгой:
Барбара Сэвидж
Мили ниоткуда
Глава первая
Гляди в оба
НЬЮ-ДЕЛИ (Ассошиэйтед Пресс) —
Сообщения о моей кончине стали бы безусловным украшением заголовков всех крупных газет дома, в США, если бы Ларри поведал эту историю как надо, придав ей сенсационность и трагическое звучание, вызывая в воображении читателя ужасающую смертельную схватку невинной велосипедистки с обезьяной, способной проглотить представителя рода человеческого целиком, со всеми потрохами. Расскажи он все должным образом, вы бы смогли представить себе, как я, путешествуя на велосипеде по отсталой и голодной стране, кишащей тиграми, кобрами и бандами головорезов, подверглась нападению примата, который, свалившись мне на голову с дерева, служившего ему убежищем, загнал меня до потери сил и прикончил чудовищной силой своих челюстей и конечностей.
Видя прямо перед собой раскачивающуюся обезьяну, я молилась, чтобы при изложении этой истории Ларри из сострадания умолчал о том, как все было на самом деле.
В конце ноября 1979 года мы втроем ехали на велосипедах по Индии. Во время стоянки в Нью-Дели, спустя несколько дней после нашего с Ларри прибытия в Индию, мы повстречали новозеландца Джеффа Торпа, голубоглазого блондина лет двадцати. Джефф тоже направлялся в Непал, и мы договорились путешествовать вместе. Все мы немного нервничали, как пройдет наше «велосипедное мероприятие» в столь удивительной и экзотической стране.
При выезде из Нью-Дели я предложила двигаться по сельским дорогам, подальше от тяжелых грузовиков на хайвэях. За пять дней весьма извилистым маршрутом мы добрались до городка Майнпури, расположенного в ста восьмидесяти трех милях к юго-востоку от Нью-Дели, и все это время собирали вокруг себя толпы зевак. В Майнпури мы вызвали самое большое скопление народа, возможно как раз потому, что оказались вдали от магистральных шоссе.
Уже при въезде в город стало ясно: Майнпури не похож на те индийские города, где нам приходилось останавливаться. Улочки были такими узкими, что двум машинам ни за что бы не разъехаться; но машин там и в помине не было — только люди, велосипеды, рикши, мотороллеры да еще несколько круживших вокруг священных коров. Вдоль улочек выстроились дощатые киоски, способные вместить одного-двух взрослых. Эти киоски оказались магазинчиками, в которых продавалось все — от пищи до текстиля и драгоценностей. В магазинчиках никто по-английски не говорил, а люди в городе разглядывали нас скорее с недоверием, чем с любопытством. В конце концов удалось разыскать местного врача, который нас понял и отвел в единственную местную гостиницу-пансион. Ларри с доктором поднялись по лестнице «добывать» комнату, а мы с Джеффом остались ждать на грязной, обильно унавоженной улице.
За две недели, проведенные в этой густонаселенной стране темнокожих людей с белозубыми улыбками и пронизывающими взглядами, постоянно искавшими на наших лицах ответ на свои безмолвные вопросы (Кто вы? Почему вы здесь? Куда направляетесь? Откуда явились?), мы с Джеффом привыкли к столпотворению. Но мы совсем не ожидали того, что приключилось дальше.
Известие о нашем появлении распространилось с быстротой молнии, и по узким улочкам к нам устремились толпы индийцев, сметая любые препятствия на своем пути. Своим иноземным обличьем, а также заслуженными пятнадцатискоростными велосипедами мы привлекали к себе внимание не меньше, чем НЛО. Теснимые со всех сторон напором людских тел, мы с Джеффом вцепились в свои велосипеды и, прислонившись друг к другу, дружно гнули спины, пытаясь удержать равновесие. Индийцы, оказавшиеся на периферии толпы, продирались вперед, стремясь занять удобную для обзора позицию, но ближайшие к нам стояли насмерть, неистово отстаивая выгоды своего положения. Отдельные смельчаки попытались было взобраться на соседние киоски, чтобы лучше видеть, но хозяева согнали их оттуда длинными бамбуковыми шестами, которыми обычно гоняют священных коров, ворующих продукты в магазинах.
Через пять минут, как собралась толпа, над неистовством масс раздался умоляющий и безнадежный вопль, подобный крику тонущего в бурунах ребенка. Мы с Джеффом нервно заозирались; сила давления со всех сторон была так велика, что удавалось шевельнуть только головой. Я оглянулась и заметила рикшетакси, опрокинутое и растоптанное людскими толпами, валившими с боковых улиц. Двое его пассажиров, мужчина и женщина, оказались в ловушке, зажатыми внизу, в то время как толпа уже карабкалась по поверженному экипажу, не обращая внимания на его вопящих «обитателей». Велорикша, тянувший коляску, освободился, но и он махнул рукой на попавшую в ловушку парочку ради участия во всеобщем сумасшествии.
Разглядывая калейдоскоп качавшихся вокруг лиц и прислушиваясь к взрывам воплей и визга, я услышала, как Джефф что-то бормочет за моей спиной.
— О, Б-барб… — Он заикался. — Мне нужно идти.
Мы оба почти задыхались и были готовы идти прямо по головам своих зрителей, но, похоже, Джеффа мучило что-то еще.
— Барб, я больше не удержу, — прошептал он.
Подхватив дизентерию где-то в Иране или Пакистане, он больше не мог придерживаться изящных манер, и я, представив, как он прямо здесь, посреди сотен ничего не подозревавших индийских зевак, утратит контроль над своими кишками, принялась истерично хохотать.
Чем больше я смеялась, тем тише становилось вокруг, мужчины же стали протискиваться поближе, чтобы лучше рассмотреть это странное явление — хохочущую женщину. Майнпурские мужчины видели иностранку на велосипеде, видимо, впервые в жизни, но, похоже, еще больше их привлекала возможность услышать, как она смеется. Казалось, они не подозревали, что я — вообще человек, способный разговаривать или смеяться.
— О’кей, вы двое, у нас есть комната! — прокричал Ларри из окна второго этажа. Его слова моментально положили конец моему хихиканью и страданиям Джеффа, и мы оба ринулись прокладывать себе путь через море людей, отделявшее нас от гостиницы. По дороге пришлось смести множество остолбеневших мужчин в белых туниках и мешковатых брюках. Требовался хороший пинок, чтобы они очнулись от транса.
Как только вместе с велосипедом я оказалась в гостинице и поднялась наверх, то захлопнула ставни, чтобы не слышать гвалта внизу. Полы, стены и пять коек в нашей комнате по американским стандартам были мерзостно-грязными. По полу сновала крыса, периодически исчезая, а затем вновь появляясь в щели под дверью. После одного из ее исчезновений я заткнула щель грязными носками. В комнате под потолком имелся работающий вентилятор, мы запустили его на всю мощность и повалились на койки. Хотелось выжать из вентилятора все возможное: через несколько часов все электричество в городе должны были перебросить в сельскую местность, чтобы запустить водокачки на фермах. В тот год Индия переживала жестокую засуху.
Какое-то время спустя я поинтересовалась у Ларри, где туалеты. Он нахмурился, затем округлил глаза и указал наверх. Двумя этажами выше, на крыше, я обнаружила единственный гостиничный сортир — бадью. Сперва я не могла заставить себя приблизиться к ней, но, посовещавшись сама с собой, решилась разместиться на этом открытом всем ветрам троне и уставилась на окрестные крыши. Бадья была наполовину полна и испускала ужасное зловоние.
Заметив животное, я сначала понадеялась, что либо мне померещилось, либо оно на привязи. Не хотелось всерьез размышлять о том, что я вижу, сидя на корточках над бадьей, но мое сознание так этого не оставило. Пришлось признать весь ужас сложившегося положения — в тот самый момент лишь несколько окрестных крыш отделяли меня и «мою» бадью от совершенно не привязанной шустрой четырехфутовой обезьяны, которая, раскачиваясь вдоль улочек и цепляясь за цементные крыши, направлялась прямо ко мне.
Вот, оказывается, как я умру, подумалось мне. С того самого дня, как нам с Ларри пришла в голову идея отправиться на велосипедах вокруг света, где-то в глубине души я всегда знала, что этот номер у меня не пройдет. Обезьяна была теперь так близко, что можно было не сомневаться — ей удастся сграбастать меня, прежде чем я успею удрать с крыши. Все, о чем я могла мечтать, так это чтобы ни Ларри, ни Джефф никогда не рассказывали о том, что же случилось на самом деле: как я была атакована и убита обезьяной в тот самый момент, когда облегчалась в бадью на индийской крыше.
Открыв было рот, чтобы завизжать, я услышала, как ору: «Вниз! Спускайся вниз!» Мое рациональное мышление включилось наконец, и, чисто рефлекторно вскочив на ноги, я помчалась прочь от обезьяны, побив, без сомнения, все индийские рекорды по пятидесятиярдовому броску по крыше и вниз по ступенькам. Я влетела в комнату и захлопнула за собой дверь.
— Знаете, — пробормотала я, обращаясь к Ларри и Джеффу после того, как улеглось сердцебиение, — кончится тем, что от первого в мире велопробега останется черт знает что!
Думаю, приключись это со мной в самом начале нашего похода, я бы все бросила и в тот же вечер вернулась домой. Но к тому времени, за восемнадцать месяцев дороги, мы с Ларри пришли к обоюдному соглашению (и временами ему успешно следовали) относительно разнообразных экзотических и невозможных ситуаций нашего путешествия. В тот вечер, в Майнпури, сидя на своей койке, я размышляла о том, почему, несмотря на физические и душевные тяготы нашего путешествия, чем дальше мы едем, тем больше жаждем испытывать свои недавно приобретенные силы, выносливость и уверенность в себе. Невзирая на все потрясения того вечера в Индии, я продолжала радоваться, что мы затеяли наше путешествие.
Глава вторая
Пока не поздно
На велосипеде вокруг света? Идея возникла под влиянием минуты, и, поскольку мы не стали подробно перебирать всевозможные опасности, у нее был шанс выжить. Все началось в начале 1977-го, когда мы с Ларри обедали в своей квартирке в Санта-Барбаре.
— Ты замечала, как часто люди говорят: «Я мечтал совершить что-нибудь захватывающее и выдающееся, пока был моложе, но теперь я слишком стар и у меня нет сил к этому вернуться»? — мычал Ларри, жуя картошку.
Я кивнула.
— Так вот, довольно скоро денег у нас будет достаточно для взноса за дом. Но, как только мы его внесем, нас свяжут последующие ежемесячные платежи. Опять же, если вместо этого мы потратим деньги на что-нибудь еще, вроде путешествия, то по возвращении обнаружим, что у нас ни кола ни двора.
Я снова кивнула, и Ларри продолжил:
— Но, с другой стороны, как раз сейчас мы оба в хорошей физической форме, а кто знает, что случится лет через десять. Один из нас может получить травму, и тогда нам уже не пересечь Америку на велосипедах, как тем ребятам, о которых ты недавно рассказывала. Что касается остального мира, то все меняется, и неизвестно, что от него останется спустя годы.
Повисла глубокомысленная тишина. Исход его размышлений был ясен нам обоим. Это зрело в нас месяцами. Мы устали от своей монотонной, унылой «безопасности, надежности и уверенности в завтрашнем дне» и были вполне готовы устроить себе перемену.
После окончании Калифорнийского университета в Санта-Барбаре в 1973-м, женитьбы, года работы в Испании и летнего путешествия по Европе мы с Ларри вернулись в Санта-Барбару, чтобы осесть, заняться карьерой и скопить денег на дом. И сразу началась неделя «с восьми до пяти»: у Ларри — в качестве инженера-механика, а у меня — как у работника социальной сферы со знанием испанского языка. Вскоре нас окутало приятное ощущение безопасности, обусловленное постоянной работой, прибылями компании и регулярными чеками. На велосипедах мы каждый день ездили на работу. По выходным играли в пляжный волейбол, раз в несколько месяцев отправлялись в Сан-Диего навестить моих родителей или в Сан-Хосе — родителей Ларри.
Но к 1977 году наше терпение иссякло. У меня развился традиционный для соцработника синдром «поджигателя»; исчезла способность справляться с горами бумажной работы, ворохом вечно меняющихся правительственных циркуляров и форм, форм и опять форм и воевать с ящиком, перегруженным запросами от ста тридцати клиентов. А Ларри лез на стену от каждодневного высиживания за рабочим столом и бесконечного дизайна компьютеров. Неужели большую часть своей жизни мы проведем в стерильных офисах, занимаясь утомительной и нескончаемой работой? Общество отвечает: конечно, продолжайте трудиться, покупайте дом, обзаводитесь семьей, берегите силы к отставке, а по дороге, будьте уверены, получите цветной телевизор, микроволновую печь, стерео, новую машину и электроточилку для ножей.
А где приключения и что вокруг? Незадолго до этого я попала на презентацию одной пары из Санта-Барбары, проходившую с показом слайдов. На велосипедах они пересекли Америку. Если бы кто-нибудь спросил меня накануне, сколько потребуется времени, чтобы пересечь континент, я бы уверенно ответила, что годы. Но теперь я знала: на это уйдет не более трех месяцев и сотни людей проделывают это ежегодно.
Мне захотелось проехать на велосипеде сначала Штаты, потом, после перелета, — Испанию. Ларри был целиком «за» и даже более. Он мечтал о Египте.
— Ладно, но зачем останавливаться? — заявила я. — Мне давно хотелось побывать в Непале и посмотреть Гималаи. Может, после поездки по долине Нила полетим туда?
И тут нас понесло. Мы оба согласились, что уж если доберемся до Непала, то почему заодно не побывать и в Новой Зеландии. Мы слышали о Новой Зеландии много хорошего и время от времени подумывали туда отправиться. И потом, там ведь рядом Таити — волшебный соблазн островного рая Южного моря. Путешествие вокруг света? А почему, собственно, нет? Если уж мы собираемся бросить работу, отказаться от дома и избавиться от своих пожитков, то надо выжать максимум удовольствия из своей свободы и продолжить путешествовать после Испании. Если будем экономить больше года, остаток 1977-го и первую половину 1978 года, то сможем себе позволить двухгодичное дешевенькое путешествие.
— О’кей, так и решим. Через год оставим работу и отправимся вокруг света, — заявила я в конце обсуждения. — И поскольку мы собрались начать с велопробега, почему бы его не продлить и не проделать весь путь на велосипедах? Вот это будет настоящим приключением!
Я была потрясена словами, сорвавшимися с моего языка. Что же это я, черт подери, ляпнула? Мне, существу в пять с лишним футов ростом и в сто пятнадцать фунтов весом, объехать весь мир на велосипеде за два года? Я так громко прыснула, что проглотила остатки завтрака. Это была совершенно нелепая идея.
Однако Ларри не засмеялся, и я увидела, как на его губах заиграла самодовольная ухмылка. От этой улыбки меня прошиб озноб. «О Господи! — подумала я. — Эта затея пришлась ему по вкусу».
— Уверен, мы это сможем! — Ларри загорелся. — Если нам удастся пересечь Штаты, то тем же способом мы сумеем проделать и остальной путь. Это великолепная идея! В ней есть все: вызов, приключение, достижение. Ты сама ее обозначила. Забудь о перелетах с места на место и комфорте каких-нибудь «супер-дупер» туравтобусов, которые останавливаются во всех примечательных для туристов местах. Мы увидим мир с велосипеда и будем устраивать стоянки где угодно. Будем бороться до седьмого пота, встречаться с людьми и узнаем мир таким, какой он есть. Научимся независимости и стойкости. Это будет бесценный опыт на всю оставшуюся жизнь.
«Рехнулся, — подумала я, — мы же погибнем. Настоящей и простой смертью». Честно говоря, весь замысел был грандиозно-абсурдным.
Тем не менее энтузиазм Ларри начал заражать и меня. Он искренне верил, что мы на это способны, и чем больше рассуждал на эту тему, тем сильнее мне передавалось его возбуждение. Убрав тарелки со стола, он разложил наши атласы мира. Мы были как два ребенка, увлеченные новой рождественской игрушкой. Каждый пытался проложить маршрут так, чтобы увидеть как можно больше. Соединенные Штаты, Канада и Европа представлялись нам изученными, но с продвижением на Восток посыпались вопросы. Можно ли женщине ездить на велосипеде в исламских странах? Должна ли я носить на себе ворох одежды и чадру, преодолевая пески Среднего Востока?
Сильнее всего Ларри беспокоила Индия — из-за «голодающих масс». Его занимало, как поступить, если толпы «недоедающих индийцев» будут нас повсюду преследовать. Со своим аппетитом Гаргантюа он, естественно, переживал по поводу возможного недостатка еды. По нашим сведениям, дорога от индийской границы в Катманду, и Непал представляла собой двухсотмильную череду немощеных «американских горок», без пищи и воды. Для велосипедиста — невозможно, представляла я. Но Ларри был настроен оптимистично.
— Договоримся с водителями автобусов на границе, и они будут сбрасывать нам еду и воду, проезжая мимо каждый день. Что-нибудь сообразим. К тому времени, как доберемся до Непала, мы должны поднатореть в разрешении подобных проблем, — заключил он.
Дойдя до Юго-Восточной Азии, мы потерпели неудачу. Наши знания о Таиланде, Малайзии и Индонезии равнялись почти нулю. По моим представлениям, страны эти были примитивными. А что, если, оказавшись там, мы не найдем ничего, кроме кишащих змеями и тиграми джунглей? Стало забавно. Я никогда не была почитательницей змей.
Следовало обеспокоиться еще множеством неразрешенных вопросов, но и Ларри и я предпочли от них отмахнуться. Если бы мы взялись раздумывать над тем, какие неприятности могут нас подстерегать, то наше предприятие вряд ли бы состоялось, не выдержав груза сомнений. Вместо этого мы говорили о том, как будем нырять с маской и трубкой на коралловых рифах Таити, взбираться на гробницу Тутанхамона и покорять Скалистые горы, Альпы и Гималаи. В глубине души жила уверенность, что это путешествие меня прикончит, зато гибель теперь представлялась прекрасной.
Спустя месяцы после принятия нашего «судьбоносного» решения я сочла, что следует проявить благоразумие и провести испытание на длинной дистанции. Подобного опыта, ко всему прочему, у меня не было. Весь мой энтузиазм по поводу велотура основывался на одной слайдовой презентации и малоубедительном заявлении Ларри, который имел в своем запасе единственный трехсотпятидесятимильный четырехдневный велопробег от Юрики до Сан-Хосе, Калифорния, а также на том, что «в общем черт знает сколько удовольствия несмотря на жуткие телесные страдания в первые два дня». Самая длинная дистанция, которую я проезжала когда-либо за день, составляла двадцать пять миль; а Ларри рассчитывал, что в США на безлюдных участках трассы мы будем преодолевать расстояние в три раза большее. Так что весной 1977 года в одну из суббот я решила вскочить на свой велосипед и выжать восемьдесят миль, чтобы узнать, на что это похоже. Мы с Ларри поехали на юго-восток от Санта-Барбары, преодолели несколько хребтов по пути к Охай, свернули на юг к Вентуре, потом — на север и вернулись домой вдоль побережья.
Поездка проходила без осложнений, пока на полпути между Охай и Вентурой у Ларри не спустила шина. Такую шину невозможно правильно установить, пока она не накачана до ста десяти фунтов, а наш ручной насос для этого не годился. Ларри помчался в Вентуру. Воздушных насосов не оказалось ни на одной из городских бензоколонок, но один служащий посоветовал нам обратиться в магазин по продаже мотоциклов «Харлей-Дэвидсон» на окраине города.
Мы воспользовались советом. Закатив свои велосипеды в помещение магазина, мы оказались лицом к лицу с семью мужчинами, на каждом из которых лежал отпечаток явной принадлежности к «Чертовым Ангелам»: на руках и груди у них были вытатуированы голые женщины, тяжелые цепи и «МОМ». Не берусь судить, кто из нас больше огорчился: семеро мужиков при виде двух «интелей», ввалившихся со своими легковесными колесами в пристанище для их скакунов из хрома и стали, или мы, наткнувшись на семерых свирепо разглядывавших нас амбалов. Физиономии байкеров при нашем вторжении в их святилище имели приблизительно то же выражение, какое можно вообразить на лицах надменных французских судей при появлении на старте гонок «Тур де Франс» кого-нибудь из участников с колодой карт на спицах, а также со свисающими с руля разноцветными ленточками и гудком-пищалкой.
Ларри заговорил первым. Я хорошо знала этот его беспечный тон, призванный скрыть нервное напряжение:
— Привет. Как дела? Сколько здесь превосходных машин!
Его слова были встречены ледяным молчанием.
— Скажите, мы с женой никак не можем отыскать воздушный насос в городе, не могли бы вы одолжить свой, чтобы я подкачал и установил шину.
Кто-то сплюнул на пол табачную жвачку, а я начала пятиться к двери. Но прежде, чем я до нее добралась, самый здоровый из них нарушил молчание, показывая нам, чтобы мы следовали за ним. Мы с Ларри буквально на цыпочках пронесли свои худосочные велосипеды мимо рядов гнусных машин к центру помещения.
— Вот насос, мужик. Теперь разуй глаза на шкалу, — прорычал детина. — Шиз, эта шина рассчитана не больше чем на тридцать фунтов, и обрати внимание, я не любитель бесшумных взрывов, а ты, похоже, этого добьешься, пробуя вот этот могучий насос на своей бесполезной резинке.
Остальные ржали и качали головами. Они-то знали, что шину непременно разнесет на части, и ставили на тридцать фунтов и ниже. Правда, один чудак дал тридцать пять. Ларри присоединил насос к шине, нажал на клапан, а здоровяк стал следить за шкалой и оглашать показания.
— Пятнадцать — двадцать — двадцать пять — тридцать — тридцать пять.
Широкие улыбки знатоков стали вянуть.
— Сорок — сорок пять — пятьдесят.
Нахмуренные брови выражали явное замешательство.
— Пятьдесят пять — шестьдесят — шестьдесят пять — семьдесят.
Диктор заткнул уши и скосил глаза. Несколько человек отошли в дальний конец помещения.
— Семьдесят пять — восемьдесят.
Я взглянула на здоровяка. Его глаза так расширились, что занимали теперь треть лица.
— Шизнутый, ты же взорвешь меня вместе с шиной! — заорал он, отбегая подальше. Ларри стал отсчитывать показания сам, и в его голосе слышалось злорадное удовлетворение.
— Девяносто — девяносто пять — сто — сто десять. Все, готово.
Ларри и я осмотрелись. За толстыми хромированными спицами можно было обнаружить маленькие блестящие глазки, тускнеющие от недоумения. Ларри отсоединил насос и прокричал, не обращаясь ни к кому персонально:
— Спасибо! Удачная у вас вышла шутка. Подкачаю еще, когда буду дома. Не хочу больше отнимать у вас время.
Ни один из байкеров не двинулся из своего укрытия, когда мы выкатывались из помещения. Вывеска из бамперной наклейки на входной двери гласила: «ГОСПОДЬ ЕЗДИТ НА ХАРЛЕЕ».
Первым по-настоящему суровым испытанием в моей жизни стал тридцатимильный переход от Вентуры до Санта-Барбары, сопровождавшийся жестоким встречным ветром. Боль появилась почти сразу. В течение часа мышцы рук, ног, плеч пронзительно агонизировали. За десять миль до Санта-Барбары слезы начали застить глаза. Из-за наползающего тумана температура упала, началась дрожь. Болело все тело, я чувствовала, что брежу.
В полумиле от дома, у подножия холма, на котором мы жили, я вышла из игры. Капитуляция была шумной. Мои причитающие рыдания подняли на ноги обитателей всех ближайших домов.
— О Господи, я сейчас умру! — вопила я.
Произошло самое худшее, что только можно вообразить. Когда я наконец признала свое поражение, то утешала мысль: как только слезу со своего гнусного велосипеда, мои страдания уменьшатся. Но случилось обратное: едва я соскользнула с велосипеда, все стало гораздо хуже. Мышцы стянуло так, словно их заморозили, и я вскоре обнаружила, что не могу ни согнуться, ни разогнуться. Стоя посреди дороги и балансируя с велосипедом, я несла чепуху. Мне не хватало воздуха.
— Забери меня домой! Я умираю! Помоги же мне! Помоги! Я с-ей-час у-умру! — кричала я.
— Жди меня здесь. Я отправлюсь домой и пригоню фургон. Приеду прямо сюда и отвезу тебя домой вместе с велосипедом, — сказал Ларри.
— Велосипед? Забудь о нем! Глаза б мои не смотрели на это кошмарное орудие пыток. Только МЕНЯ забери домой. Пожалуйста, помоги!
К счастью, никто не вызвал «скорую помощь», пока я унижалась посреди улицы, бешено мешая мольбы с проклятьями. Вернулся Ларри быстро. Я слишком одеревенела, чтобы самой забраться в фургон, он подхватил и перенес меня на переднее сиденье. Короткая, но ухабистая дорога до дома меня доконала. Я продолжала стенать: «Пожалуйста, не дай мне умереть!» Комичным Ларри показался лишь мой страх смерти, но он достаточно хорошо понимал меня, чтобы не смеяться.
«Приму горячий душ, и все будет в порядке», — думала я, с трудом бредя к нашей квартире. Ванны у нас не было, поэтому вся надежда была на душ. Но напор воды вызвал такое ощущение, будто по моим больным мышцам ударили кувалдой.
— Этого не может быть. Просто не может быть, — вздыхала я. — Даже от душа больно!
Вся дрожа, в потеках вонючей грязи, я отправилась в спальню. Ларри вытер меня полотенцем, пока я ковыляла по квартире, потом я свернулась калачиком на кровати, словно защищаясь от любых новых ударов.
Было уже половина восьмого. Мы ничего не ели с самого полудня, а холодильник был пуст.
— Не беспокойся. Я сбегаю за пиццей, — прокричал Ларри, выскакивая за дверь.
Пока он отсутствовал, я молилась, чтобы поскорее вернулась нормальная жизнь. Сколько это может продолжаться и когда же смогу снова сесть и встать как обычно? Недели? Месяцы? Годы? — спрашивала я себя.
Запах пиццы, донесшийся от двери, облегчил мои страдания. Ларри пришлось кормить меня, потому что я и руки не могла протянуть за кусочком; при всем при том ничего более вкусного я не пробовала за всю свою жизнь.
К утру я чувствовала себя прекрасно. Однако теперь у меня возникли серьезные опасения относительно восьмидесяти миль в день. Если без груза они дались мне с таким трудом, то что же произойдет, когда к велосипеду во время путешествия будет приторочено сорок — пятьдесят фунтов? Я решила, что было бы лучше начать с часовых ежевечерних тренировок после работы, чтобы войти в нужную форму. Ларри, работавший на окраине Санта-Барбары, уже проезжал по тридцать миль в день по дороге на работу и обратно. Правда, оба мы знали, что реальный тренинг и надлежащую форму мы получим в первые, полные мучений недели путешествия.
Когда 1977 год подходил к концу, мы занялись поисками снаряжения, изучением карт и уточнением маршрута. Мы написали в посольства тех стран, о которых не знали почти ничего, разъясняя свои намерения, с просьбами прислать информацию. То, что нам прислали из посольств Таиланда и Малайзии, несколько умерило наши опасения: в брошюрах были фотографии современных дорог и зданий. Беспокоил Непал. Из непальского посольства не пришло ничего.
Поделиться книгой: