Помоги проекту - поделись книгой:
– А-а! – отмахнулся тот. – Заливает свечу, и хоть ты лопни. Ничего не могу поделать!..
– Марья Игнатьевна, Евдокия Ильинична, Акулина Матвеевна, – вместо приветствия провел перекличку старушек Анатолий.
Те довольно заулыбались, словно их приметил не сосед, а фотокорреспондент центральной газеты.
– Как Антонина? – спросила одна из них. – Слыхали, докторша сегодня к ней приходила?..
– С утра жаловалась на мигрень и боли в груди. Пришлось вызвать врача…
Над единственным входом в барак тонкой рейкой был обозначен год постройки здания – «1901». Троица нырнула в прохладную темноту длинного коридора, пропахшего застарелой плесенью, керосином и яблочным вареньем. От входа в обе стороны уходили одинаково сумрачные коридоры, в конце которых тускло отсвечивали грязно-серым светом давно не мытые окна.
Повернули вправо. Анатолий уверенно протопал до середины крыла здания и остановился.
– Давайте деньги.
– Держи, – протянул Шатун пачку купюр. – Пересчитывать будешь?
– Верю, – парень взялся за ручку обитой мешковиной двери. На уровне глаз на двери химическим карандашом был выведен номер «18».
– Ты это… – поспешно выговорил Шатун, – бабок много с собой не бери. Так… целковых сорок-пятьдесят – на всякий случай. Ну и пошамать[28] чего в дороге. А там, на месте, будешь на полном довольствии.
– Лады, – Анатолий исчез в комнате, из которой пахнуло тяжелым спертым воздухом.
Ждали минут десять. Наконец Анатолий вышел в коридор, неся с собой знакомую спортивную сумку с надписью «Динамо».
– Значит, тут обитаешь? – поинтересовался Шатун.
– Да, здесь и живем.
– Как мамашу величать?
– Антонина Афанасьевна.
– Предупредил, что мы занесем оставшиеся бабки?
– Сказал, через день-два придут товарищи.
– Правильно сказал…
На улице Шатун потянул из кармана часы.
– Успеваем? – спросил Хряпа.
– В самый раз. Но надо поспешать…
Троица напрямки по 1-й Инвалидной улице вернулась на Ленинградское шоссе, перебежала на его противоположную сторону и, дождавшись автобуса, поехала в сторону центра.
Глава девятая
Когда Лёва услышал условный стук в дверь, все переживания, тяжелыми тисками сдавившие грудь, разом ослабли, отпустили. Шумно выдохнув, он отодвинул щеколду и приоткрыл дверь.
На крыльце торопливо цибарил папироску Авиатор. Лёва сгреб его за рукав плаща, затолкал внутрь и захлопнул массивную дверь.
– Что за фортели опять?! Какого хрена?! – не сдержав раздражения, воскликнул он.
– Тебе, Лёва, хорошо тут возмущаться! – взвился Борька Гулько. – Ты товар принял, бабки за следующую партию отдал и на неделю испарился! А я сейчас был в шкуре дикого кабана, случайно забежавшего в оружейный магазин! Вот, погляди! – Борька показал дырку в нижней части плаща. – Аккурат между ног пролетела. Еще немного, и яйца б отшибла.
– Они тебе все одно без надобности, – ослабил напор Северный. – Опять, что ли, на байдане прицепились?!
– В том-то и дело, что байдан я проскочил как чистый шар в лузу! А после моста на Каланчевской приметил двух сбоку…[29]
Идя за Лёвой по длинному коридору, Авиатор взахлеб рассказывал о своих приключениях. О скоростном забеге по Большой Спасской и Глухареву переулку, о выстрелах возле сквера, о падении…
– …И вот что я тебе скажу, Лёва: ну его к херам собачьим этот шухер вокруг моей персоны! – закончил он эмоциональный монолог. – Я должен залечь на дно недель на несколько, а вместо меня пусть поездит за товаром другой.
– Ответь мне для начала: ты ливер[30] за собой не притащил? – озабоченно нахмурил косматые брови Лёва.
Авиатор уверенно мотнул головой:
– Не! Я через проходные дворы три кругаля нарезал.
– Ладно, заметано. А кого вместо себя предлагаешь?
– Да хотя бы Шатуна! Кореш с головой, с руками и ногами.
– Обмозгуем, пока делаешь еще одну ходку.
– Ловлю на слове, Лёва. Дело серьезное. Если меня заарканят, то сам понимаешь – я к боли очень чувствителен и вида крови с детства не переношу…
Прошли через кухню в примыкавшую столовую и по традиции устроились у старого кухонного стола. Борька разместил на нем чемоданчик, щелкнул замками, откинул крышку. Под несвежей рубахой в несколько рядов лежали упаковки с препаратом. Несмотря на то что упаковки длительное время пробыли в воде, товарного вида они почти не потеряли. Разве что слегка потемнели. А все потому, что предусмотрительный изготовитель – немецкая фармацевтическая компания Pharma Fausto-Rindon – пропитывал упаковку парафином. Примерно так же поступали и некоторые производители боеприпасов, укладывая патроны в специальные влагонепроницаемые пакеты, покрытые парафин-полиизобутиленовой смесью.
Лёва наугад вынул одну из коробок. Ловким движением кухонного ножа надрезал плотный картон по краю и заглянул внутрь. В коробке поблескивали округлыми боками десять ампул с прозрачной жидкостью.
– Козырно, – оценил товар Лёва. И, переложив все упаковки из чемоданчика на стол, позвал: – Адам!
В коридоре от входной двери послышались торопливые шаги.
– Я здесь, Лёва, – сказал появившийся одессит.
Северный протянул ему упаковку ампул и строго напомнил:
– Аккуратнее с дозой. Если кто в первый раз, то коли поменьше.
– Понял.
Подхватив с плиты стерилизатор со шприцем и иглами, Белуга отправился в зал для главного действа.
– Что Сильвестр передал на словах? – вновь обратился Лёва к Авиатору.
Тот закинул свои шмотки обратно в чемодан и захлопнул крышку.
– Ничего нового. Как он и обещал, это была последняя партия, больше на берегу марафета нет. Срочно нужен хороший ныряльщик, потому как в Великом Новгороде такого не сыскать.
– Будет ему ныряльщик, будет. Шатун с Хряпой божатся, что подыскали дельного паренька-спортсмена. Я уже и задаток с ними передал. Так что к твоему отъезду должны привести…
После разговора в столовой дело пошло по привычному распорядку. С той разницей, что Северный приказал Борьке не мотаться домой, а отправиться на вокзал сразу из Грохольского переулка.
– Надо поменьше светить рожей по городу. Твой портрет небось каждому легавому греет душу в нагрудном кармане, – пояснил он свое решение. И приказал: – Так что собирайся в дорогу, Боря, поедешь в Новгород сегодня без трехдневного отдыха.
– Сегодня?! – всплеснул тот длинными ручищами.
– Сегодня, Боря, сегодня. Ты же сам говорил, что Сильвестр ждет ныряльщика. Вот и отвезешь его. И сам скроешься подальше от московских легавых. Отоспишься на свежем воздухе, поешь деревенских яичек…
– А помыться с дороги?! А поменять бельишко?!
– Сполоснешься у меня в ванной, покушаешь и спокойно отправишься на вокзал. А с бельишком… Я оплачу тебе покупку нового. В Новгороде зайдешь в галантерею и купишь, потом у Сильвестра сходишь в баньку и переоденешься.
С этими словами Лёва вынул толстую пачку купюр и бросил ее на крышку чемоданчика.
– Здесь все. И твоя доля, и бабки на новую партию марафета, и полтинник на бельишко.
В общении с Борькой вид больших денег всегда решал любые проблемы и разногласия. Вот и на сей раз Лёва Северный с удовлетворением заметил, как поменялось выражение лица Авиатора. Из возмущенно-недовольного оно в две секунды превратилось в радостно-послушное.
Через полчаса все обитатели купеческого дома были довольны и счастливы. Гости наконец получили по дозе чудо-марафета, и за дверью в зале наступила таинственная тишина. Лёва Северный отсчитал на предстоящую неделю несколько упаковок с ампулами и передал их Белуге. Чистый и посвежевший Авиатор сидел за столом в столовой и уплетал яичницу с колбасой и зеленым луком. И даже трогательные старушки, собравшись вместе, над чем-то заливисто хохотали, словно одна из ампул волшебным образом попала в их потемневшие и сморщенные руки.
В доме наступил тот долгожданный покой, о котором всегда мечтал Лёва.
– Поторопись, – бросил он Авиатору.
Быстро доев яичницу, Борька промокнул платком губы, подхватил чемоданчик и плащ и двинулся своими аршинными шагами по коридору. Лёву он догнал в тот момент, когда шумно распахнулась дверь в зал и на пороге возникла странная парочка – возрастной мужчина с клиновидной седой бородкой и молодая женщина невысокого роста. По лицу мужчины блуждала похотливая улыбка, женщина на ходу стянула с шеи тонкий шелковый платок и расстегивала бежевую блузку.
– Мы с вашего позволения в нумер, – подмигнул мужчина и неуверенной походкой повел спутницу по коридору.
– Проклятые сибариты, – проворчал Лёва. – Надобно вдвое увеличить плату за посещение дальних комнат. А то устроили, понимаешь, бордель…
У выхода Лёва и Авиатор попрощались с Белугой и тихо выскользнули за тяжелую дверь. На каменном крыльце остановились, прислушались.
Рядом с купеческим домом и в переулке не было ни души. Только прямо через двор все так же грустно вздыхала гармонь.
– Знаешь, Лёва, рванем-ка лучше кружным путем, – шепотом предложил Борька.
– А чего не напрямки? – насторожился тот.
– Не лежит у меня душа соваться в переулок, по которому меня гнали как зайца.
Интуиция не раз спасала бывшего контрабандиста, и Северный решил не спорить.
– Айда, – он послушно повернул к узкому проходу меж деревянных сараев.
Глава десятая
Весточка в управление улетела, пятеро сыщиков с нетерпением ждали подмогу. Рассредоточившись по обширному двору и ближайшим закоулкам, они осторожно наблюдали за одноэтажным кирпичным домом, возле которого Егоров обнаружил дымящийся окурок. Сам Василий прогуливался по Грохольскому переулку, чтоб своевременно встретить подкрепление.
Первым примчался на служебной машине Старцев.
– Комиссару Урусову о том, что произошло, я доложил. Сотрудники спецотряда будут с минуты на минуту, – обрисовал он обстановку.
Поделился подробностями сегодняшнего дежурства на вокзале и Егоров.
– …Преследовали до Грохольского переулка, Саня с Костей перехватить не успели, открыли огонь. Он поначалу упал, но вскочил и нырнул в этот бесконечный проходной двор, – кивнул Василий в проулок. – Двор хорошенько осмотрели. В глубине стоит добротный кирпичный домик. Расположение выгодное, исчезнуть из него можно в любом направлении: в Грохольский, в 1-й Коптельский, в Глухарев и даже на Большую Спасскую. На крыльце я обнаружил дымящийся окурок дорогой папиросы. Шанс ошибиться, сам понимаешь, огромный. Возможно, этот жердяй слинял в неизвестном направлении, а нам подкинул окурок. Или же кто-то из жильцов курил на крыльце папироску. Но других зацепок, Ваня, нет и не будет.
– Почему же не будет?
– Думаю, после сегодняшнего случая длинноногий тип больше не появится на Ленинградском вокзале. Дважды вальсировал под стволами, третий раз испытывать судьбу не станет. Ну, если он не совсем сумасшедший.
– Как же так вышло, что он вскочил после выстрелов Сашки?! – продолжал удивляться Старцев. – Чтоб Сашка дал промах? Это ж немыслимо!..
«ТТ» считался хорошим, надежным пистолетом. Правда, половина всех заслуг по праву принадлежала мощному «маузеровскому» патрону. Не будь мощного патрона, не было бы и хваленого пистолета. Выпущенная из него пуля сохраняла убойную силу метров до пятисот, однако прицельная дальность составляла всего полсотни метров. Опытный стрелок мог поразить цель на чуть больших дистанциях, но после восьмидесяти метров все зависело от удачи, ибо сильно увеличивался разброс пуль.
– Далековато до этого черта было, – вступился за Сашку Егоров. – А догнать его никто не сумел бы, потому Саня и пальнул три раза в надежде на чудо…
Наконец со стороны Мещанской появилось темное пятно: ехал старый довоенный автобус Московского уголовного розыска. Раскачиваясь на неровном асфальте, он медленно приближался и издали походил на перегруженную речную баржу со скроенной из фанеры рубкой.
Старцев с Егоровым замахали водителю, чтоб ближе тот не подъезжал. Автобус остановился, и сыщики быстрым шагом направились встречать бойцов специального отряда.
Специальный оперативный отряд передали в распоряжение Московского уголовного розыска в 1940 году, когда по приказу наркома внутренних дел оперативно-служебная деятельность розыскных аппаратов была перестроена по линейному принципу. Набирали в этот отряд бойцов с опытом и с заслугами.
Оперуполномоченные частенько поражались покорности бойцов из этого отряда. Точнее, даже не покорности, а полному равнодушию к тому, что им приказывали делать. Велит начальник оперативной бригады (или попросту старший группы) окружить рынок и никого не выпускать – те безропотно выполняют, словно их поставили посторожить сарай с дровами. Отправляет прочесать квартал и задержать всех мужчин от тридцати до сорока лет – получите, распишитесь. Ах, этому за пятьдесят? Ну, бывает, попутали… С одной стороны, это было правильно, ведь как ни крути, а время для страны с лета 41-го и по сей день протекало тяжелейшее. Без дисциплины и исполнительности с бандитизмом во всех его проявлениях было не совладать. С другой стороны, тот же Сашка Васильков или прозорливый Егоров порой терзались вопросом: а существует ли в принципе граница их исполнительности? Или эти отмеченные партией и правительством бойцы пойдут куда угодно и сделают что угодно?..
Старцев с Егоровым в двух словах объяснили командиру отряда задачу. Тот разделил вооруженных автоматами бойцов на три группы, приказал им подойти к обозначенному дому с разных сторон и взять его в кольцо.
Дальше все шло как по маслу, и операция заняла не более трех-четырех минут.
– Открывайте! – Старцев требовательно постучал тростью в толстую дверь. Рядом с ним стояли командир отряда и старшина с автоматом. Остальные бойцы рассредоточились вокруг дома. Их не было видно, но из-за каждого дерева и сарая торчал автоматный ствол.
За дверью было тихо. Ни шагов, ни голосов, хотя Васильков и Бойко во время наблюдения расслышали женский смех и звуки патефона.
– Уголовный розыск! Немедленно открывайте или мы сломаем дверь! – еще громче крикнул Иван Харитонович, а старшина для острастки двинул по косяку прикладом «ППШ».
Внутри что-то зашевелилось, зашуршало, лязгнуло. Дверь приоткрылась, в щель высунулась мужская голова с засаленными волосами.
Поделиться книгой: