А я тебя да

А я тебя да

Юлия Резник

Глава 1

Вера

— Ну, давай уж, Георгий Борисович, не томи. Что там? — поторопила я своего лечащего врача, бросив очередной любопытный взгляд в окно, за которым, похоже, пока я прозябала в больничных кабинетах, наконец, случилась весна.

— Если честно, это я бы предпочел обсудить в присутствии твоего мужа.

— А! — отмахнулась я. — Его сегодня не будет. Какое-то важное совещание в конторе.

Порыв ветра раздул вертикальные планки жалюзи. Те плавно выгнулись, нарезав проникающий в окно свет на причудливой формы ломти, и лениво качнулись обратно.

— А что, все настолько плохо, что без Шведова не обойтись?

Я широко улыбнулась, но Бутенко моим хорошим настроением не проникся. Хмуро растер пальцами переносицу и как-то устало прикрыл глаза.

— Нет, Вер, не плохо. Все, как я и предполагал.

— Вот как? Значит, это… это уже точно?

— Да. Никаких сомнений.

Я зажмурилась, наслаждаясь мягким прикосновением ветра к лицу. Углубила дыхание, жадно впитывая проникающие в окно ароматы: соль океана, мед цветущих садов, горечь разморенного на солнце можжевельника. Моя тридцать первая весна пахла невероятно ярко, как, пожалуй, еще ни одна весна до этой…

Я приложила руку к низу живота. Ух ты! Ну, привет-привет. Ты там растешь, да?

В диалог с самой собой проник скрип открывающейся двери. Образовавшийся сквозняк с еще большей силой рванул от окна несчастные жалюзи. Те отозвались жалобным предостерегающим хрустом.

— Привет. Успел? — спросил мой муж, влетая в кабинет. Его неподъемно тяжелый взгляд прочертил черту от Бутенко ко мне и задержался. Интересно, он всегда так на меня смотрел? Как будто я настолько ему принадлежу, что даже изменения в биохимии моего организма невозможны без его на то позволения?

— Так точно, Сем. К самому главному. Я как раз говорил Вере о том, что…

Отгородившись от настоящего, я прикрыла глаза, возвращаясь в день нашего с мужем знакомства. Это случилось одиннадцать лет назад. Целых одиннадцать лет, боже… Когда они проскочили?

— На, Стужина. Не реви, — рявкнула моя одногруппница, вкладывая мне в руку раздобытую в столовке салфетку: — Не ты первая — не ты последняя.

Я сидела, забившись в безопасный угол под лестницей между первым и цокольным этажами, и в самом деле ревела белугой.

— Что значит, не первая? — шмыгнула носом.

— А то! Про этого старого козла нехорошие слухи ходят.

— Типа, он всем предлагает переспать под риском отчисления?

— Да не ори ты! — округлила глаза Майка.

— Чего это? Пусть все знают! Я еще и в деканат пойду…

— Ага. И что скажешь?

— То и скажу. Что пристал! Что зажал, когда все ушли, прям у кафедры.

— Ну а Бутанов скажет, что такого не было. И что ты специально дождалась, когда вы останетесь одни, чтобы опорочить его доброе имя. Твое слово против его. Как думаешь, кому поверят?

— Зачем бы я стала его порочить? — всхлипнула я, с остервенением оттирая щеки шершавой, как наждачка, салфеткой. Нос к тому моменту распух, глаза покраснели, а кудрявые волосы завились из-за дикой влажности в тугие спирали и как антенны взвились над головой. Одним словом — ужас. И тем непонятнее, почему именно ко мне Бутанов воспылал страстью. Были в нашей группе девочки и покрасивее.

— Чтоб отомстить ему за принципиальность.

— Какую еще принципиальность, Май? — я громко высморкалась.

— Ты у него какой раз пересдаешь промку?

— Третий!

— Вот! А значит, что? Тебя вот-вот внесут в списки на отчисление.

— Не напоминай.

— Как мне кажется, это достойный повод для мести.

— Да не мщу я! Он ко мне полез. Стал сдирать джинсы… Если бы я не двинула ему по харе книгой…

— Господи, ты еще его и ударила?

— А что мне было делать? Может, там под него и лечь?!

Меня трясло. Я плотней запахнула полы на курточке и обняла себя, подтянув коленки к груди. Может, все дело в ней?! Если что меня и выделяло среди других девочек — так это именно грудь. «Вот это буфера!» — этот комментарий в свой адрес я слышала бесчисленное множество раз.

— Блин, ну я даже не знаю, — не нашлась с ответом Майка. Села рядом. Вздохнула. Поддела ногтем заусеницу на указательном пальце, раздирая кожу до крови.

— Я слышала, есть еще горячая линия, куда можно обращаться с такими проблемами.

— Опять же — твое слово против его, Вер.

— Тогда что мне делать?!

— Понятия не имею. Как вариант — согласиться. Не такой уж он и старый.

— Ты спятила? — недоверчиво протянула я. — Никогда такого не будет.

— Да я же просто варианты накидываю, Вер.

— Дерьмовые у тебя какие-то варианты.

— Придумай лучше, — огрызнулась Майка.

— А вот и придумаю! Даже не сомневайся. — Я вскочила в запале, подхватила свой рюкзачок и взбежала вверх по лестнице. Майка топала следом:

— Что ты собираешься делать?

— Заявлю на него в полицию.

— Еще лучше! — закатила глаза подруга. — Те и пальцем не пошевелят, пока тебя не убьют. У меня тетка заявила на своего бывшего, который угрожал ее изуродовать. Знаешь что ей сказали? Приходите, когда это случится.

— Может, ей попался некомпетентный сотрудник, — пробурчала я, с трудом открывая тяжеленную входную дверь. Майка еще пыталась меня вразумить, но я ее не слушала, почему-то и впрямь веря, что нашла реальный выход из, казалось бы, патовой ситуации.

— В ментуру я с тобой не пойду. Так и знай.

Я пожала плечами и, бросив Майку, двинулась в сторону парка, который как раз примыкал к местному УВД. Взлетела вверх по ступенькам и, не давая себе передумать, пошла прямиком к дежурке. На подходе моя уверенность чуть померкла. Мне еще никогда не доводилось бывать в подобных учреждениях. И я даже представить себе не могла, что мне придется разговаривать с дежурным через коммуникатор и пуленепробиваемое стекло. К страху очень скоро присоединился душный липкий стыд.

— Значит, хотите написать заявление о покушении на изнасилование?

— Не знаю, — растерялась я под пристальным взглядом незнакомых зевак, сидящих тут же на неудобных металлических стульях. Наверное, у этих людей тоже были какие-то проблемы, раз они пришли сюда. И уж, конечно, они были не виноваты, что эта драма разыгрывается у них на глазах, но мне от этого осознания было не легче. Я чувствовала себя ужасно неловко. Будто меня раздели и выставили перед ними голой. — Если так это называется.

— Леонид Васильич! Лё-ё-ёнь, прими у девушки заявление, — издевательским голосом позвал дежурный.

— А что там? — откликнулся, видно, тот самый Лёня.

— Чуть не изнасиловал ее, говорит, учитель, прикинь?

— Преподаватель, — поправила я, почувствовав щекой чей-то взгляд со стороны зарешеченного прохода вглубь здания. Потерла место ожога рукой и… резко обернулась, словно услышав требующую незамедлительного подчинения команду. Как раз в тот момент, когда мой сталкер выступил в коридор из тени.

— Я разберусь. С девушкой, — заявил он тихим голосом, окутывающим бархатом на низах.

— Да вы что, Семен Валерьевич, это же ерунда… Это ж…

Было даже интересно наблюдать, как перед ним едва ли не на пузе ползают те, кто еще секунду назад, упиваясь властью, в открытую надо мной издевались.

— Где мы можем расположиться?

— Да где угодно, но зачем оно вам…

Тот, кого назвали Семеном Валерьевичем, нетерпеливо дернул плечом. И одного этого жеста хватило, чтобы лебезящий мужик заткнулся, вскочил, схватил какие-то ключи и буквально бегом выбежал из дежурки. Я проводила его спину удивленным, немного растерянным взглядом и снова уставилась на вызвавшегося мне помочь мужчину.

— Пройдемте.

Я заставила себя благодарно улыбнуться, а вот на шаг к двери решилась не сразу. Уж слишком плотной была аура власти, окружающая этого мужика. Подгоняя меня, он вздернул темную бровь. Я, наконец, отмерла и тихонько прошмыгнула в открытую дверь. Так близко мимо него, что нос защекотал свежий аромат его настиранной и отутюженной до скрипа рубашки. В мире искусственно синтезированных ароматов это было как воспоминания из детства. Лето. Бабушкин дом, пуховая перина на панцирной сетке. Прохладные простыни на разгоряченной поцелованной солнцем коже. Ощущение защищенности и безопасности.

— Может быть, чаю?

После издевательского приема в дежурке предложение Семена Валерьевича я восприняла с большой благодарностью. И на чай согласилась, хотя, если честно, волнение было таким, что вряд ли бы что полезло мне в горло.

Чай полагалось приготовить тому самому дежурному, что открыл нам дверь в обшарпанный тесный кабинетик. Он, кажется, ошалел от того, что ему предстоит выступить в роли официанта, но возражений на этот счет не последовало. Наверное, все же уже тогда Семен мог продавить взглядом кого угодно…

— Начнем? Основные моменты я понял. Но в заявлении все надо изложить подробнейшим образом.

— Хорошо, — покладисто кивнула я.

— Значит, вы учитесь на первом курсе биофака? Как вас угораздило?

Конечно, это не имело никакого отношения к заявлению, но почему-то тогда я вообще не придала этому значения. И простодушно заметила:

— Я люблю животных. Морских — в большей степени.

— Дайте угадаю. Планируете изучать дельфинов?

— Нет! Акул.

— Акул? — он как будто бы удивился.

— Да!

— Интересный выбор. И чем же они вас так привлекают?

— Наверное, своей беззащитностью.

— Это акулы-то беззащитные?

Он тогда впервые улыбнулся. Хищно сверкнул зубами. Я сглотнула, пораженная в самое сердце, но вряд ли это было осознанно.

— Д-да. Видите ли, их вылавливают просто в промышленных масштабах. В этом смысле дельфины гораздо больше защищены. Популяция же акул сокращается настолько стремительными темпами, что через пару десятков лет их не останется вовсе, и…

— И?

— Океан заболеет, — что-то во взгляде этого странного мужчины заставило меня смутиться, — может быть, вернемся к моему заявлению? Мне сегодня еще нужно подготовиться к контрольной…

— Конечно. На чем мы закончили? Ах да, гражданин Бутанов осуществил действия… Какие действия, кстати?

Это было самое стыдное. Озвучить. Я краснела, бледнела. Глотала чай, потому что горло немилосердно сохло.

— И в этот момент вы его ударили книжкой и…

— Выбежала, — закончила я едва слышно.

— Вера, вам нечего стыдиться. Совершенно. Вы молодец, что нашли в себе силы противостоять насилию.

— Я просто не хотела, чтобы мой первый раз случился так… — какого-то черта разоткровенничалась я и, чуть не сгорев со стыда, когда осознала, что же ляпнула, окунула взгляд в опустевшую чашку. — Так я могу идти?

— Конечно. И ничего не бойтесь.

Семен поймал мой смущенный испуганный взгляд и держал до тех пор, пока я не выпрямила скруглившуюся под весом проблем спину.

— Вера! Вер! — мой заплыв в прошлое прервал сиплый голос мужа. Я моргнула, выныривая из штормящего моря воспоминаний. С удивлением опустила взгляд на сидящего передо мной Шведова. Мы остались в кабинете одни, Жорка тактично оставил нас, но даже это не повод вставать передо мной на колени. Какого черта он творит?

— Что ты делаешь?

— А ты? Почему ты улыбаешься? Что тебя, мать его, смешит, а?