Архей. Караванщики Анвила II

Архей. Караванщики Анвила II

Пролог

Он говорит с мной. Я слышу голос Отца Ужаса. Монолит – начало конца, начало нового начала. Никогда я не был уверен в успехе так, как сейчас. Эта невообразимая сила питает мою сущность. И я обязан воспользоваться ею.

Жителям убогого городишки выпала великая честь. Муфтарак подлежит умерщвлению. Он станет оплотом, и отправной точкой похода на мир живых. После того, как театр очистится, руки Повелителя охватят город, а после – всю Сулифу.

Джихад верит в меня, и я не подведу. Теперь все готово. Слава Мёртеру, да воцарится смерть – истинная форма жизни!

Заиграла визгливая мелодия, пробиравшая даже самый неискушенный слух. Многие зрители морщились от неудовольствия. Среди таморцев пронеслась волна негодования. Фу́рий едва не вскочил с места, чтобы возмутиться, но актеры выхватили сабли, и женщина заговорила.

– Что вы знаете о жизни?! – ее лицо перекосила гримаса отвращения. – Жалкие создания, трясущиеся за собственные шкуры. За истинную жизнь!!! – безумно заорала она, потрясая клинком. – Вперед, дети! Питайтесь! Размножайтесь!

Двери в зал распахнулись. Зрители не сразу сообразили, что представление так и не началось. Но герои, заметив сине-зеленое свечение в глазах тех, кто ломился внутрь, повскакивали с мест. Стоящие на сцене бросились в атаку. На их клинках светились нанесенные вязью символы. Все тот же зловещий свет…

АКТ II. Глава I. Вихри Лоэринга

Птицы беззаботно скакали по каменным перилам балкона. Звонкое чириканье, увлекаемое ветром, разносилось далеко за пределы господского замка. В воздухе витали нежные ароматы роз, влекущие девушек-служанок на улицу, где у фонтана можно освежиться прохладной водой и построить глазки молоденьким оруженосцам, снаряжавшим благородных скакунов в поход.

Весь замок стоял на ушах. Сир Жак де Тоси́ служил у лорда де Кран камергером, а по совместительству приходился молодому барону Сеза́ру де Тоси, владеющему замком Пуле́, родным дядей. По долгу службы Жаку приходилось крутиться, как белка в колесе. Грузный и коротконогий, он неуклюже семенил по каменным лестницам и подгонял слуг. Его шелковый голубой шаперон, задрапированный по последнему писку моды на манер южного тюрбана, съехал на макушку и капли пота блестели на лбу. Щеки камергера раскраснелись, а голос дрожал от недостатка кислорода, но он самоотверженно руководил упаковкой вещей сюзерена и его высокопоставленных гостей.

Требовалось также собрать в дорогу слуг, выделить на всех съестные припасы, включая сопровождение, выбрать подходящее для дороги и предстоящего празднества вино, а также определиться с суммой свадебного подарка и тратах, которые предстоят в пути. И это в категорической нехватке времени. Привыкший все держать под контролем Жак проверял каждого подчиненного, чем только отвлекал от работы.

Лорд Уолес, одетый в камзол из желтого бархата, расшитый черными шнурками, посмеивался, навалившись на каменные перила балкона. Внизу грузный камергер отгонял солдат и сквайров от девиц, которые отлынивали от работы и кучковались у фонтана.

На глаза властителя Лоэринга давили морщины. Гладко выбритое круглое лицо, натертое душистыми маслами, блестело на солнце. Уолес морщился и щурил карие глаза, в которые беспощадно светило полуденное солнце. Он потягивал пряное вино из золотого кубка, заставляя слугу регулярно добавлять в чашу несколько кристаллов колотого льда. Лорда удручала жара, опускавшаяся на Порт-Грэртон во второй половине летнего дня.

– Милорд, – лорд де Брезе́ нетерпеливо переминался с ноги на ногу, – я уверен, что стоит отказаться от поездки.

Медленно повернувшись, господин с раздражением посмотрел на герб дома де Брезе́, вышитый на груди собеседника. Мужчина носил поверх кольчуги красный сюрко и, заметив взгляд сюзерена, скрестил руки, чтобы прикрыть две белые башни, находившиеся на противоположных концах черного двойного перекрестия, с узором в виде снежинки посередине.

– Нет повода отказывать, Ноа, – Уолес обратился к вассалу по имени, что случалось довольно редко. – К тому же, лорд Виста́н де Надо́рс родной племянник Свирепого Медведя. Это отличный шанс наладить с ним отношения и более того – укрепить позиции в Совете Лордов.

– Не думаю, что Великий Магистр послушается племянника. Скорее наоборот…

– Что ты болтаешь! – господин начал выходить из себя. Его утомили уговоры маршала. К тому же, в этом деле он не особо ему доверял. У дома де Брезе давние притязания на владение замком Орс. Недаром на гербе изображено две башни, тогда как ныне лорд Ноа владел только городом Вильдере́. Замок оказался потерян в ходе войны за независимость от Тамора. Тогда отец лорда Вистана вероломно захватил феод, пока отец Ноа, находился в войске короля Георга V Освободителя.

Мужчина почесал подстриженную бородку. Ноа всегда так делал, когда волновался, но так легко сдаваться не планировал.

– Дело сейчас не в моем отношении к лорду де Надорс. Вы наказывали не разжигать войны, а я дал клятву подчиняться сюзерену, – он немного склонил голову. – Сами посудите, милорд, какая выгода Вистану выдавать единственную дочь за барона Ветэро́? Его род не отличается особой знатностью, а сокровищницы не ломятся от избытка золота. Он не занимает каких-либо придворных должностей и вообще не особенно умен.

– Разве молодых людей не может охватить чувство привязанности и влечения? Устроить жизнь дочери – это долг любящего отца, – лишившись Ну́веля и расположения Архиепископа, лорд Уолес размяк, словно хлебная корка, попавшая в воду.

– Даже если так, то зачем проводить свадьбу в захолустном замке Ветэро, когда богатый и помпезный Резисто́нс для этого более подходящее место. И почему не приглашены властители других регионов?

– Ты ведь сам сказал, что закрома барона Ро́лда не ломятся от монет. Думаю, что лорд Вистан не желает ставить будущего зятя в щекотливое положение. В том числе, необходимо учитывать знатность рода. Дом Ветэро значительно ниже дома де Надорс. Отец невесты, вполне справедливо, не желает афишировать таким браком.

– Я уверен, что они что-то замышляют, милорд, – не унимался Ноа.

– Хватит! – Уолес прикрикнул и резко двинул рукой. Из кубка выплеснулось вино, окропив каменный пол. – Ты ослеплен собственными переживаниями, – уже снисходительнее продолжил старик. – Твоя забота –обеспечить безопасность моей семьи, вот и займись этим.

Маршал поморщился. Он поклонился и молча вышел. Слуги тут же обступили лорда Уолеса, преподнеся господину дорожный костюм из качественного сукна, полученного из мягкой шерсти тонкорунных овец. Старый де Кран, после отбытия Гильдарта в Эль-Эменталь, по любому поводу надевал самые дорогие одежды, будто ждал, что каждый новый день может оказаться последним.

Вассалы шептались, что властитель Лоэринга потерял былую хватку. Предательство любимого сына, отлучение от Великой Церкви и потеря десятка торговых судов, потопленных ашахитским пиратом Хаттабом Рыжим, могли кого угодно выбить из колеи. Впрочем, о личной заинтересованности лорда де Брезе, старик оказался не так уж неправ.

Не смотря на обиду и желание вернуть утерянные земли, Ноа опасался лишиться и того, что осталось. Лояльность барона Ветэро, присягавшего напрямую дому де Кран, в случае брака с дочерью лорда де Надорс, ставилась под вопрос. Из-за этого союза город Вильдере оказывался зажатым между двух огней. Заговорщики, в случае войны, могли с легкостью разорить феод и даже взять город до прихода войска лорда Уолеса. Если тот вообще соблаговолит созвать знамена.

– Старый упрямец непреклонен? – здоровенный мужчина с черными волосами, свисавшими до плеч, держал по уздцы крепкого коня каурой масти с белыми бабками. Он приветствовал маршала, зашедшего в конюшни. Все лошади уже находились во дворе замка, потому мужчины оказались наедине.

– Поедешь без сюрко? – лорд Ноа разглядывал намасленную кольчугу собеседника.

– Да. Не люблю гербы, – здоровяк скривил лицо. Он происходил из бедного рода рыцарей, присягавших на верность дому де Брезе. Маршал, оценив воинские и физические качества, приблизил рыцаря к себе. – Может тебе лучше отправиться в Вильдере?

– Отправлю туда Эву.

– Зря ты позволяешь ей баловаться с луком. Девчонке пора плодить ублюдков, а не играться в солдата, – усмехнулся Горст. – Хотя и тебе не помешало бы заделать наследника.

– Моя дочь даст фору любому юнцу, – лорд улыбнулся. Сир Горст, по прозвищу Лесистый Холм, позволял себе вольности в разговоре с господином, когда они оставались вдвоем. – Ты же знаешь, что Мишель больше не может родить. Я смирился.

– Не пойму зачем нужна жена, которая не рожает наследников.

– Может тебе самому стоит остепениться? Уже больше тридцати зим нет собственного очага.

– На что мне очаг, милорд? – Холм, не смотря на мощное тело, легко забрался в седло. – Мое дело – война. И она на десяток лет опаздывает. Поторопить ее что ли…

– Обожди! Наш властитель слабнет, думаю, что скоро вспыхнет ни одна деревня. Не даром де Надорс решил снюхаться с Ветэро.

– Тогда не оказаться бы на стороне проигравших, – Горст снова усмехнулся и отвел взгляд. – Проверю людей да отправлю парочку конных вперед по дороге, – Холм ударил в бока жеребца и направил его к выходу. Там пришлось пригнуться, припав к лошадиной шее, чтобы не задеть лбом верхнюю границу проема.

Иногда в голову лорда Ноа закрадывались мысли, что вассал, к тому же безземельный, слишком многое себе позволяет, но каждый раз де Брезе вспоминал, что связывает их не просто клятва в верности, а настоящая дружба. Сир Горст Лесистый Холм никогда не подводил, и даже более того – спас единственную дочь господина.

Тогда, во время лесной охоты, четырнадцатилетняя девушка отбилась от группы и заплутала. Она спешилась у реки, чтобы напиться воды, но оказалась на территории бурого медведя, который не ел несколько недель и не собирался упускать счастливый случай. Кобыла, почуявшая опасность, вырвалась и скрылась в чаще. Эва осталась одна. Если бы сир Горст не подоспел и не сразился с хищником, лорд Ноа мог бы вполне оказаться бездетным. За этот подвиг, при котором здоровяк получил множественные глубокие порезы, господин наградил рыцаря рослым берене́йским скакуном каурой масти. Хотя за спасение дочери сюзерена Холм ожидал более существенной награды – земельного надела, но дареному коню в зубы не смотрят.

Рыцари собирались у ворот замка. На ветру реяли знамена приглашенных на свадьбу аристократов. В начале процессии, как и полагалось, расположился знаменосец сюзерена. На древке копья плясала желтая материя с золотистыми кисточками на конце. Дубовый щит с перекрещенными булавами. Следом знамя лорда де Брезе – две башни с черным перекрестием на алом фоне. Потом шли вассалы пониже статусом.

Барон Сезар де Тоси, впервые оказавшийся в Порте-Грэртон в качестве главы дома, с гордостью любовался на пять красных яблок, расположенных поверх синего фона с черным орнаментом. Его земли славились яблочными садами, плоды которых подавали на стол самому Императору Тамора. Он, сидя на гнедом, подставлял узкое, еще совсем мальчишеское лицо, под свежий морской ветерок, дующий из порта. Жидкие усики шевелились, издалека походя на кучку мелких мошек.

Знаменосец барона Сен-Ри, владельца поселения Кюрен, прислонил знамя к деревянной ограде конюшен и нагло щупал дворовую девицу. Господин всыпал оруженосцу подзатыльник, и тот под дружный хохот свидетелей спешно занял место в строю и поднял древко к небу. Его герб делился на четыре квадрата: два белых и два зеленых с золотыми полукольцами. В середине находились красные щиты с рисунком черного трилистника.

Барон Маре́, властитель лесного поселения Амони́, ехать на свадьбу отказался, сославшись на состояние здоровья. Оно действительно оставляло желать лучшего. Старику Корвину исполнилось восемьдесят восемь зим, он оглох и плохо ходил, потому никто не усомнился в его немощи. Пожалуй, только Дерден мог бы, так как приходился барону Маре дальним родственником и по опыту знал, что старик хитер как лис и осторожен как суслик.

Процессия больше часа ожидала сюзерена. Люди роптали, кони фыркали, но лорд де Кран не торопился. Он направился в покои жены, которая заканчивала принимать горячую ванну из молока с пышными лепестками алых роз. Уолес шикнул на служанок и те покорно выбежали за двери.

Покои леди Зинат ярко освещало солнце. После свадьбы она потребовала, чтобы оконные проемы ее спальни расширили. Девушка, прибывшая из Ошиосса, любила солнце и жаловалась на холодные стены замка. Тогда каменщики сделали окна в человеческий рост. Лорд старался к ним не подходить, опасаясь случайно выпасть, а вот Зинат постоянно требовала распахивать настежь рамы.

Медная ванна, начищенная до блеска, находилась у окна на небольшом постаменте. Входящий сразу цеплялся за нее глазами. Слева стояла большая кровать с красными перинами и кристально белым, воздушным балдахином. Узорчатые ковры, покрывавшие стены, скрыли весь серый, неприветливый и грубый камень. На против кровати висела картина с силуэтом города Кару́т в лучах заходящего солнца. Его Уолес заказал из Ошиосса, стремясь отблагодарить супругу за рождение сына. Четыре резных шкафа с одеждой, буфет с фруктами и сладостями, отдельный шкаф для драгоценностей, а также легкий круглый столик, за которым госпожа читала и пила чай – обстановка достойная королевы Эриндана. Лорд де Кран ничего не жалел для любимой жены, и она этим успешно пользовалась.

Заметив мужа, Зинат самодовольно улыбнулась. Несмотря на то, что женщине исполнилось сорок четыре зимы, она по-прежнему притягивала восхищенные мужские взгляды. Даже молоденькие пажи, те что посмелее и наглее, засматривались на госпожу, пока она делала вид, что не замечает липких взглядов. Жгучие черные волосы так и не взялись сединой, а миловидное лицо пылало жизнью, лишь морщинки в уголках глаз указывали на зрелый возраст. Зинат не кормила детей молоком, предоставив это дело кормилицам, потому грудь продолжала соблазнять, будто носила ее молоденькая девица.

Лорд де Кран замер у дверей глядя, как леди поднялась на ноги, продемонстрировав мужу точеную фигуру. Струйки молока стекали по ее телу, огибая каждую соблазнительную выпуклость.

– Может подашь мне полотенце? – она провела пальцами по смуглым бедрам.

Уолес спохватился и поспешил к небольшому столику, стоящему у ванны. На нем служанки свернули в рулон большое полотенце. Женщина легко могла бы дотянуться до него сама.

– Ты как всегда прекрасна! – лорд с вожделением обернул жену в ткань из мягкой шерсти и тщательно обтер ее тело, особенно сосредоточившись на самых притягательных местах.

– Есть новости? – она озабоченно взглянула в глаза мужчине.

– Да! Великий Магистр сообщил, что Гильдарт отбыл в какой-то Анвил. Судя по тону письма, сир Берингар настроен весьма доброжелательно.

– Причем тут этот! – Зинат с отвращением дернулась в сторону и села за круглый столик. – Меня не интересует твой наследник. Что с моим сыном?!

– Ты знаешь, что его будут судить и казнят, – Уолес опустил взгляд и отвернулся.

– Как ты смеешь так спокойно говорить об этом?! – со стола полетели пустые кубки. Женщина вскочила на ноги. Ее грудь бешено вздымалась от учащенного дыхания.

– Что я могу? – едва слышно произнес лорд и машинально попятился в сторону, приближаясь к распахнутому окну. – Он предал клятву. Признаться, громкий церковный суд нам вреден…

– К чему ты клонишь? – голос леди помрачнел. Она почувствовала, как задрожала правая кисть. Зинат прижала ее левой рукой.

– Думаю, что Великий Магистр поручил Гильдарту убить Нувеля, – с трудом выдавил из себя лорд.

Жена не проронила ни слова. Она медленно подошла к мужу. Он стоял к ней спиной, всего в двух шагах от окна.

– И тебе это убийство пойдет на пользу. Тогда не будет лишней шумихи и род де Кран снова примут в лоно вашей, трижды проклятой, Церкви. Тогда твое недоразумение, – так Зинат звала Гильдарта, когда хотела, как можно сильнее задеть мужа, – сможет стать лордом.

Руки жены легли на плечи мужчины. Она впилась в них, словно ястреб схватил беспомощную добычу. Оставалось только навалиться вперед, немного подтолкнуть. Мать в отчаянии готова на любые поступки. И Зинат не исключение. Кто знает, как повлияла бы преждевременная смерть лорда де Кран на судьбу Лоэринга, но этого не случилось. Послышались жалобные всхлипывания. Уолес плакал, закрыв лицо руками.

Зинат с отвращением отошла от него. Она подняла кубок и наполнила до краев вином. Впервые женщина видела, как суровый престарелый лорд всхлипывал, утирая слезы. Тот самый момент, когда ей требовалось твердое плечо и решительная воля, но вместо этого получила лишь жалкие мужские слезы.

Есть моменты, когда такое искреннее проявление эмоций даже притягивает женщин, вызывает у них уверенность в том, что выбранный человек настоящий, без фальши. Но, когда эти слезы вызваны жалостью к себе, когда они заменяют собой решительные действия, перекладывают груз ответственности, тогда ничего кроме презрения не может родиться в ранимой женской душе.

– Убирайся, – с полным безразличием произнесла жена. – Катись на свадьбу или куда ты там собирался. Я решу все сама.

Уолес виновато, будто нашкодивший пес, посмотрел на Зинат, но она больше не глядела на него. Лорд вышел вон, осторожно прикрыв за собой двери.

Де Кран окончательно сломался. Если бы Гильдарт увидел отца в таком состоянии, то ни за что не поверил бы собственным глазам. От прежней уверенности, властности и ясности ума не осталось и следа. Он по-прежнему любил Нувеля, но сохранение наследия предков имело первостепенную важность. Смыть позор с дома де Кран необходимо любой ценой. Но та цена, которую платил Уолес оказалась чрезмерна высока. Разумом он желал удачи Гильдарту, но сердце его пылало, а душа рвалась на части, моля богов о том, чтобы Нувель убил проклятого сына леди Катрин и, пускай на чужбине, но жил, наслаждаясь каждым солнечным днем. Больше всего терзала мысль о малодушии, которое он проявил тридцать три года назад, испугавшись позора. Тогда ему казалось, что это проявление великого, бескрайнего милосердия, за которое воздастся, но сейчас корил себя и презирал.

Впрочем, родная кровь еще оставалась. Милая, пятнадцатилетняя Мари. Безмятежное и нежное создание. Ее лорд Уолес решил взять с собой на свадьбу барона Ветэро, не самого крупного и уважаемого вассала, но лорд надеялся, что на праздник приедут знатные люди, в том числе из Миари́та – земель, лежащих к западу от реки Кули, а также региона Терроя́ль – сердца Королевства Эриндан. «Устроить жизнь дочери – это долг любящего отца» – повторял себе де Кран. А потому, не сообщив жене, приказал Мари спешно собираться и следовать в карету.

Подвесной мост медленно опускался. Цепи, удерживающие массивную дубовую плиту, натужно гремели. Одновременно поднималась решетка из стальных четырехгранных прутьев, а последний оплот обороны – обитые с наружной стороны металлом двустворчатые ворота, давно открыли в ожидании лорда.

Кони резво устремились на простор. Утомленные ожиданием люди весело переговаривались, обсуждая предстоящие празднования и дорогу. Знамена развивались на ветру. Бренчали стальные доспехи и оружие рыцарей, которое оруженосцы начистили до блеска, но не забыли и о себе, натерев кольчуги и шлема маслом.

Две пары серых лошадей тянули четырех колёсный экипаж сюзерена. Как и полагалось у аристократов, карету лорда де Кран украшала позолота и родовые регалии, включая преобладающий желтый цвет. Она оказалась достаточно просторной. Двое человек могли комфортно путешествовать, полулежа на бархатных подушках. Уолес закрыл коричневые шторки и не показывался.

Жители Порта-Грэртон высыпали навстречу процессии. Женщины с корзинами, с детьми и без оных, радостно приветствовали благородных рыцарей. Отцы усаживали сыновей на плечи, показывая пальцами на гербы и баронов. Когда кто-то из воинов махал рукой, толпа тут же отзывалась радостными криками. Каждый из стоящих мечтал хотя бы на денек оказаться на боевом скакуне, погостить в замке, надеть на себя шелка и побывать на пиру, но это так и оставалось несбыточной мечтой. В сущности, жители городов хоть и являлись свободными людьми, но не имели возможности вырваться в высшее общество. Даже в процветающем Порте-Грэртон, где горожане жили в целом не так уж плохо, простолюдин ни за что не стал бы рыцарем, хоть и безземельным.

Рядом с замком правителя располагались особняки знати, которая в основной массе, предпочитала жить в столице региона, а не в собственных феодах. Также мелькали дома зажиточных горожан и торговцев. Тут же располагалась резиденция гильдии Раскоса, отделение гильдии Хранителей и представительство ордена Рыцарей Меча, которые запустили руку во все крупные поселения. Двух, трех, а иногда и четырехэтажные каменные строения поражали смердов красотой и роскошеством. Как правило, дома богатеев окружали высокие заборы, а также немногочисленная, но хорошо вооруженная стража.

Улицы, по имперской традиции, все еще мостили камнем и белым дорожным кирпичом, но только лишь на площадях и торговых улицах, где купцы средней руки держали лавки, являвшиеся частью их собственного дома, а также погреба или склады. Торговлю в таких лавочках обычно вели родственники дельца или наемные работники. Ремесленники также жили в подобных домах, где изготовленная продукция продавалась, не выходя на улицу.

Бедняки ютились в и́нсулах, оставшихся со времен Тамора. Арендные дома, сделанные в несколько этажей, и, как правило, из некачественных материалов, вмещали десятки семей, проживающих в душных и тесных комнатушках. Обычно инсула строилась в форме квадрата, с небольшим двориком в середине, где можно приготовить пищу или укрыться от солнца. Улицы в таких районах не покрывались ничем. Дорога часто раскисала после дождя, и грязь чвакала под ногами, засасывая и без того неудобные башмаки, привязанные к ступням шнурками.

Имелся и храм, принадлежащий Святой Церкви Светлой Девы. Священники активно проповедовали в бедняцких кварталах. Проповеди находили там немалый отклик. Люди, видящие в мирской жизни только лишения, тяжелый труд и нищенское прозябание, надеялись хотя бы после смерти приобрести воздаяние за перенесенные тяготы. Жрецы также призывали к смирению с царившими вокруг порядками и твердо осуждали любое вольнодумство, поощряя паству терпеть лишения, которые установлены не людской, а божественной волей.

В портовом районе процветали все стороны греха. Конечно, бордель присутствовал и в квартале богачей, но тут распутные женщины оказывались куда доступнее. Многочисленные трактиры и другие питейные заведения, где устраивали кулачные бои и даже бои животных, от петухов до собак. Особые ценители могли перекинуться в кости на недельную зарплату или занять денег у подозрительного ростовщика.

Приобрести в собственность участок земли в городе невозможно. Вся земля принадлежала феодалу. А вот взять ее в аренду мог любой. После построить на ней арендный или доходный дом и неплохо поживать, отчисляя процент лорду де Кран.

Арбалетчики, одетые в кольчуги и накидки с гербом дома господина, завистливо провожали процессию взглядом, стоя на круглых башнях городской крепостной стены. Начищенные шапе́ли блестели на солнце, еще долго подавая блики удаляющимся от города аристократам. Солдатам нравились причудливые шлема, похожие на шляпы, потому шапели так и прозвали. Цилиндро-каноническая форма хорошо защищала от ударов клинкового оружия, а приклепанные к ней широкие и слегка опущенные к низу поля, дополнительно могли защитить и плечи.

Дорога до замка Ветэро занимала около семи дней без учета остановок, но лорд де Кран захотел остановиться в замке Пуле. Барон Сезар де Тоси светился от гордости. Он выделил сюзерену собственные покои, а для его дочери бывшую комнату матери. Прислуга валилась с ног, обустраивая баронов и рыцарей. Повара с трудом успевали готовить новые и новые блюда. Сезар по такому случаю распорядился открыть погреба и подавать только лучшее. Молодой барон надеялся получить особое расположение сюзерена, учитывая то, что его дядя, сир Жак де Тоси, служил у того камергером.

К вечеру во дворе замка установили столы, и небольшой пир, в честь прибытия сюзерена в Пуле, начался со стычки маршала и лорда де Кран. Рыцари, поглощавшие жаренных голубей, молча переглядывались, пока Уолес отчитывал Ноа в стороне. В конце концов, де Брезе удалился. Сюзерен же подошел к столу и подозвал слугу.

– Где Мари? – грубо спросил он у престарелого мужичка в желтой тунике, подпоясанной ремнем.

– В покоях, милорд, – склонившись отвечал слуга. – Юная госпожа желает отдыхать.

– Тут я решаю, кто и что желает! А ну веди сюда мою дочь, не то получишь плетьми!

Уолес раздраженно отхлебнул вина из серебряного кубка.

– Милорд, вы чем-то опечалены? – интересовался Сезар, сидевший по правую руку от господина.

– Думаю, что мне потребуется новый маршал. Я доверяю вашему дяде, – медленно продолжал Уолес, заглянув в глаза собеседнику. – Могу ли я доверять еще и вам?

Волнительная дрожь пробежала по телу молодого барона. Он с трудом сдержал чувство ликования.

– К-к-конечно, милорд. Дом де Тоси к вашим услугам!

– Мне не нужны услуги, барон. Мне нужна преданность и верное служение.

– Клянусь! – Сезар поднялся. Все головы тут же повернулись в его сторону. Разговоры прекратились. Уолес поднял руку.

– Славные рыцари, скоро мы погуляем на свадьбе барона Ветэро. Потому отдыхайте, но чувствуйте меру. Выдвигаемся утром, – лорд попрощался и поманив за собой барона де Тоси, направился в отведенные покои.

Лорд Ноа застал дочь у казарм стражи. Она, одетая в мужской дорожный костюм, упражнялась в стрельбе из лука. Голова соломенной мишени оказалась истыкана стрелами, словно ежик. Ее светлые густые волосы, заплетенные в косу, прятались под капюшоном, который, в свою очередь, оттенял лицо. Проходящие вряд ли бы смогли отличить девушку от юноши, но только не отец.

– Где же я так ошибся, что моей дочери стрельба интереснее шелкового платья? – усмехался Ноа.

– Когда решил поучить меня фехтованию, – девушка натянула тетиву и выпустила очередную стрелу.

– Хм, возможно. Но в детстве ты казалась вихрем, ничто не могло тебя удержать, – лорд смотрел, как Эва уверенно достает из колчана на поясе стрелу за стрелой. – Да, сейчас мало что изменилось.

– Хочешь позвать меня на пирушку? – она, наконец, остановилась и повесила лук за спину.

– Нет. Утром я дам тебе десяток всадников, и ты отправишься в Вильдере, к матери.