Помоги проекту - поделись книгой:
Нина нагнулась и достала шахтерскую каску с укрепленным на ней фонариком. На твердой пластмассовой поверхности были пятна не засохшей еще глины. Как могла каска, которую Веня наверняка прихватил с собой, спускаясь в шахту, снова оказаться в избе?
Нет, это было слишком. Слишком много загадок и тайн для ее возраста и опыта.
Нина шла по темной улице, прислушиваясь к доносившимся со стороны шахты голосам. Нужно бы позвать кого-нибудь, чтобы помог разобраться… Но все взрослые и сильные люди заняты на спасательных работах. Она не имеет права отрывать их. Люди гибнут под землей! Люди.
Сотни вопросов возникали в разгоряченном мозгу девушки. Успеет ли летчик перехватить машину Ивана и передать приказ? Кто разбил мотор радиостанции? Каким образом в опустевшей избе оказалась шахтерская каска? Почему ей почудилось в окне лицо Лискова?
Инстинкт подсказывал девушке, что все эти вопросы непонятным образом связаны с аварией на шахте… Может быть, она была единственным человеком во всем поселке, который почувствовал эту роковую связь событий.
Нина посмотрела на громады гольцов, подпирающих беззвездное небо, и различила выделяющихся своей чернотой даже во тьме каменных идолов. Она вспомнила мрачные легенды, которые рассказывали в поселке: в зловещих фигурах якобы был воплощен дух стяжательства, корысти, способный вызывать в людях самые черные чувства, толкать их на жестокость и предательство. В давние времена, рассказывали, много случалось на этой земле трагедий. Золото манило сюда людей. Золото их убивало. Вот тогда и родились легенды о зловещих идолах.
Нина остановилась и погрозила каменным фигурам худым кулачком, бросая вызов странному и непонятному току событий, потрясших тихий поселок.
Что за чертовщина! Сверху донесся какой-то скрип и треск, похожий на хохот. Нине показалось, будто одна из темных громад, нависших над поселком, зашевелилась и гримаса усмешки исказила ее каменный лик. Мол, не так-то просто вам, людишки, справиться с алчностью и корыстью.
Скрип и треск не утихали. С трудом, всматриваясь в даль, Нина разглядела, как на побеленном склоне, сшибая кустарник, катятся камни. Голец осыпался…
Но даже это незначительное событие в ряду других приобретало какой-то загадочный и зловещий смысл.
Преодолевая страх, девушка прошла ближе к гольцу, на поляну, откуда был получше обзор. Ей показалось, будто на снежном полотне движутся между темными пятнами камней два силуэта. Они удалялись от поселка, забираясь все выше.
Два человека покинули охваченный тревогой поселок… Какая-то неосознанная, неясная еще догадка — будто осенний туман над рекой — витала в голове Нины. Она вернулась домой, надела свой короткий городской полушубок, подпоясалась старым солдатским ремнем, взяла малопульку, кусок черного хлеба и выщла в горы, вслед за двумя неизвестными.
Над головой, шлифуя «Черных идолов», свистел ветер. Казалось, это темные фигуры издают тонкий, насмешливый свист.
«Кто же, если не я? — спрашивала себя Нина, карабкаясь по камням. — Больше некому…»
Иван Сажа получает приказ
Иван ехал вдоль реки Малая Чуча по тряской, петляющей таежной дороге. Падали редкие снежинки. Сбросивший листву тальник сквозил и отливал лиловым.
Две цепи невысоких гор, оточивших речку, вели в туманную даль, где изредка показывались изломанные вершины трехтысячников. Где-то за белыми пиками скал блуждало робкое солнце.
Грузовик, отяжеленный тремя тоннами металла — насосом и дизельной электростанцией к нему, переваливался с боку на бок, как объевшийся гусь, скрипел и крякал. Шофер держал в одной руке ломоть хлеба, в другой руль и, завтракая на ходу, изредка разговаривал сам с собой.
Иван был до того громоздок, что сам себя стеснял в кабине. Всякий, кто поглядел бы на него со стороны, не видя лица, сказал бы: экий мужичище. Но пухлогубое лицо Ивана как бы извиняло агрессивную мощь фигуры.
Дорога вдруг оторвалась от реки, уткнулась в гольцы, вильнула несколько раз, словно колеблясь перед неизвестностью, и затем круто полезла вверх. Грузовик карабкался на перевал с болезненным ревом.
— Ну, давай, давай, — подбадривал его Иван, наклоняясь вперед и душевным усилием подталкивая старую машину. — Давай, отче-старче.
Наконец они выбрались на седловину, соединяющую гольцы. Облака бродили над самой головой, лениво сея снежинки, а внизу расстилалась голубая, непонятная и близкая Ивану горная земля. Воздух здесь был свеж и родниково чист.
Шофер присел на подножку, чтобы немного отдохнуть. Он был счастлив. Вот уж целый месяц, приехав из города к родным местам, Иван переживал праздник возвращения. Он любил горы и свою работу. В этой работе был большой, волнующий смысл. Всюду шофера ждали люди. Горы теснили их, нередко обижали — так было в поселке, отрезанном лавиной и терпевшем голод, — но появление Ивана восстанавливало мир и покой.
Сегодняшний рейс был самой обычной работой. Иван вез мощный запасной насос на новый прииск под названием Дражный. Трое суток он находился в пути и успел устать.
Иван смотрел на расстилавшуюся внизу тайгу и вглядывался в нее. Перед ним словно была любимая книга, к которой он вернулся после долгого перерыва. Он видел тайное и неприметное движение жизни в осенних лесах. Вот по озеру, оставляя два длинных, усами расходящихся следа, проплыла ондатра. Бултыхнулась черная утка, турпан. Огненным росчерком мелькнула белка… Есть белка в тайге. Хорошо.
Но вдруг над гольцами, в облаках, зародился какой-то странный гул. Иван наклонил голову, чутким шоферским ухом различил в гуле густую дробь выхлопа.
Самолет!
Вот он пробил облака, голубым комочком скользнул в широкую долину Малой Чучи и повис над ней, замедлив полет, как птица, высматривающая одной ей известную цель.
«Откуда мог взяться самолет? — подумал водитель. — Здесь нет никаких трасс. Что он там высматривает, над рекой? Может, геологи заплутали?»
Иван решил впредь быть повнимательнее. Он тронул свой ЗИЛ и откинулся на сиденье. Дорога шла вниз. Гольцы, медленно поворачиваясь, следили за муравьиным бегом машины.
Грузовик спустился к реке, разбил утренние забереги и, отфыркиваясь, вылез на кручу. Здесь к старой, ободранной лиственнице была прибита доска. На ней химическим карандашом кто-то вывел «пос. Шалый Ключ» и нарисовал стрелку.
Если бы его не ждали в Дражном, Иван с радостью повернул бы руль и двинул свой грузовик туда, куда указывала стрелка. Потому что там, в поселке, жила Нина.
Эх, сибирские расстояния! «Живем в одном районе». А район — пятьсот километров от края до края. Пятьсот километров тайги и гор.
…Сидела на скамейке девушка и ревела, закрывшись книгой. Это было в большом городе, где люди торопливы и деловиты.
Иван два раза прошел мимо скамейки; стараясь оставаться незамеченным, что было нелегко при его росте.
«Отчего ревет? — думал Иван, медведем ворочаясь в толпе. — Может, хулиганы обидели? Мачеха побила? Может, обокрали, а на дорогу денег нет? Мало ли».
Присел на скамейку, не зная, с чего начать. Девушка подняла мокрое лицо — смуглое, самолюбивое, каре-зеленые глаза двумя темными щелками, двумя провалами в пугающую неизвестность. Он ожидал увидеть зареванную дурнушку и оторопел слегка, поежился. Брякнул:
— Ну, чего ревешь-то?
Девушка поджала губы и вытерла глаза. Щелочки глаз вдруг открылись и поглотили весь мир. Иван даже испугался ее неожиданной красоты.
«Ты пришел как друг, я понимаю», — сказали глаза девушки. А вслух она сказала сухо и резко:
— Я провалилась на экзаменах. Не приняли. Надо уезжать.
— Вот уж не повод, — сказал Иван.
Она удивилась искренности его тона. Это не были пустые слова.
— Вот уж не повод! Сдашь еще! — он посмотрел на упрямые складочки в уголках ее рта. — Безусловно. Вот я не реву. А я бросаю институт и еду домой, в Чурым.
— Постой, ты из Чурыма? — спросила девушка. — Так ведь я тоже. Но почему ты бросаешь институт? — сказала она озабоченно. Они обменялись ролями, чувство землячества заставило ее взять покровительственный тон.
Иван рассказал о своих заботах позднее, когда они, молчаливо и просто признав необходимость дружеского союза, бродили по городскому парку и смотрели на Ангару, на сопки, которые напоминали им родные горы.
В институт Ивана привел случай: на спортивной площадке его заприметил тренер «Буревестника». В демобилизованном ефрейторе тренер угадал будущего боксера-тяжеловеса. Иван не собирался оставаться в городе, но тренер сумел его уговорить. Он даже родне шофера написал: вот, мол, какие перспективы открылись перед парнем. Диплом, квартира, хорошая зарплата и чемпионское звание.
Родня поднажала. Иван поколебался и согласился. Тренер помог распахнуть неуступчивые институтские врата.
Учился Иван старательно, но боксерские успехи сопровождали его только до первых настоящих боев. Он не обладал спортивной злостью и вел себя на ринге с благодушием, которое допустимо лишь за вечерним самоваром. Кулак, силу которого ученый тренер оценивал в четыреста килограммов, был безобиден, как подушка.
Парень тосковал по машине и горам. Кто же должен оставаться в Чурыме, Маракане, во всех знакомых и незнакомых поселках и деревнях, размышлял Иван, если все отправятся выбиваться «в люди» и осядут в удобной городской жизни, как тополиный пух на воде? Кто же будет тогда водить машины, срезать маральи панты, собирать живицу с лиственниц и доить коров?
«Я шофер, — повторял Иван. — Я шофер, и мое место — та м…»
Он подал заявление и был отчислен из института.
— Что ж, мы уедем в Чурым и там будем встречаться, — сказала Нина, впервые выслушав сбивчивый рассказ своего нового друга.
Встретиться им пришлось лишь два раза, когда шоферу удалось получить путевку в Шалый Ключ. Машины редко ходили в старательский поселок.
Иван опасался, что их робкая, едва успевшая зародиться любовь погаснет, придавленная расстояниями и тайгой.
…Указатель с чернильной надписью «Шалый Ключ» остался позади. Иван, взбудораженный воспоминаниями, не думая, вертел баранку. Дизельный двигатель в кузове подпрыгивал на выбоинах и обиженно кряхтел, расшатывая доски.
— Нет, я приеду к ней еще раз и все скажу, — решил Иван. Указатель со стрелкой все еще стоял перед его глазами. — Обязательно приеду!
Дорога вышла в широкую долину, пропитанную, как губка, влагой. Рыжая трава колыхалась под ветром, открывая окна свинцовой затхлой воды. Горы здесь расступились, чтобы сомкнуться в скрытой мглой дали. Грузовик запрыгал на кочках.
И тут шофер снова увидел голубой «ЯК». Он летел над болотистой долиной — одинокая осенняя птица. Порывы ветра сносили его, но самолет, покачивая крыльями, возвращался на прежний курс.
Летчик, наклонив машину, высматривал что-то. Иван выключил мотор и встал на подножку.
Вот самолет клюнул носом и стал резко снижаться.
«Может, бензин кончился?» — подумал Иван и отчаянно замахал рукой.
— Кочки здесь, кочки! — закричал он летчику.
«Як» прошел в пятнадцати метрах от земли, так что парень почувствовал удар воздуха, отброшенного винтом. В фонаре кабины возникло и исчезло молодое лицо. Самолет описал размашистый круг и снова пошел на автомобиль. Шум мотора уменьшился, стали видны лопасти пропеллера — летчик планировал.
Какой-то округлый и длинный предмет, похожий на школьный пенал, выпал из самолета и полетел, кувыркаясь, к грузовику. Он шлепнулся в воду метрах в пяти от дороги.
Иван, по колено проваливаясь в топь, подбежал к месту падения. Нащупал в тёмной луже вымпел, отвинтил крышку. Листок скользнул в ладонь.
«Немедленно в поселок Шалый Ключ! — прочитал шофер. — На шахте авария, засыпаны старатели. Срочно насос! Приказ директора автобазы. Надо успеть!»
Летчик, поднявшись немного, продолжал наблюдать за ним. Иван махнул ему белым листком и залез в кабину. Хоть это было и трудно на стиснутой болотом дороге, он сразу же развернул свой ЗИЛ, чтобы летчик убедился: приказ понят правильно.
Самолет, покачивая плоскостями, еще раз прошел над машиной, заглушая грохотом своего двигателя рев грузовика. Через минуту он исчез в облаке.
Машина тяжело скакала по кочковатой дороге. Скорее, скорее! Сейчас каждая минута ценою в человеческую жизнь. А до Шалого Ключа далеко. Очень далеко. И голова гудит от усталости. Тяжелая, как ртуть, кровь стучит в висках.
Он ехал в поселок, о котором мечтал только что, но мысли о Нине отступили куда-то далеко.
Нужен насос. И никто, кроме него, Ивана, не в состоянии помочь старателям. Случайно он оказался ближе всех к поселку и мог доставить насос на место аварии гораздо раньше, чем другие. Сотни людей, наверно, уже знали о несчастье и переживали его. Но помочь гибнущим шахтерам мог только один человек, Иван Сажа, шофер районной автобазы.
Только бы не подвел мотор. И тормоза. И масляный насос… Снова приблизились гольцы. Водитель переключил скорость и уверенно взобрался на первый подъем Чутким шоферским ухом он выслушивал дребезжащую, ревущую и стонущую машину, а глаза впитывали дорогу.
Он думал о тех препятствиях, которые придется преодолевать на пути в поселок. Дорога была аховой. Даже видавшие виды чурымские водители поверили: «Кто в Шалый Ключ не ездил, тот еще не шофер».
Но Иван ничего не знал о главной опасности, которая подстерегала его на пути.
Еще до того как самолет сбросил вымпел с приказом, из Шалого Ключа навстречу машине вышли двое. Вышли, чтобы ее остановить.
Приезд Ивана в поселок был равносилен для них смертному приговору. Они были готовы на все.
«Большой фарт» Вени Лискова
С приезжим «охотником» Эмиком Веня Лисков, он же Веня Тихий, прыщеватый узколицый молодой человек, познакомился в чурымском ресторане «Восток», где подавали фирменное рагу и водянистое пиво. В дневном безлюдном зале Веня скучал над пустой кружкой, наблюдая, как исчезает со стекла пена.
Несколько лет назад Тихий покинул поселок Шалый Ключ в поисках легкой наживы. Его не устраивала горняцкая жизнь. Чудовищный факт — чтобы приобрести, нужно заработать — угнетал Лискова. Он считал, что ловкий, пронырливый человек может обойтись без каждодневного труда.
Лисков браконьерствовал на Каспии, спекулировал на целине и в конце концов примкнул к шайке грабителей, орудовавших на железных дорогах. Там он заслужил кличку Тихий за показное смирение и слепую готовность подчиняться главарю.
Милиция вскоре накрыла шайку, но Тихому удалось скрыться. Он вынужден был, заметая следы, на время оставить уголовное ремесло и возвратился в родные места налегке, злобный и завистливый. Весь мир, по мнению Лискова, был виновен в его неудачах.
Вот уже полчаса, сидя в ресторане, Веня следил за самоуверенным, средних лет человеком, который, безусловно, относился к хитрым и ловким мира сего.
Плечистый и высушенный южным, нездешним солнцем, посетитель сидел за уставленным закусками столом и недоверчиво рассматривал коньяк на свет. На нем были кожаная куртка и светлые, расклешенные слегка брюки из немнущейся ткани.
Время от времени посетитель поглядывал на Веню. Наконец он сделал приглашающий жест. Тихий легко, как танцор, сорвался со стула, не выпуская из руки чемодан.
Человек в упор посмотрел на Веню. У него было тяжелое длинное лицо со светлыми, лишенными выражения глазами.
В какую-то долю секунды Лисков почувствовал себя словно бы выброшенным на прилавок комиссионного магазина: невидимый оценщик мял его, щупал и тут же определял степень годности и проценты.
В жестком лице таилась непонятная угроза. Но тут незнакомец улыбнулся. Это была такая безжизненно-ласковая, такая алебастровая улыбка, что Лисков похолодел.
Поделиться книгой: