Помоги проекту - поделись книгой:
Роман Титов
Предвестник
— Расслабьтесь. Больно не будет.
— Знаете, врачи всегда так говорят.
Рик не сдержал улыбки. Он понимал, что улыбаться в таком деле сродни кощунству, но сдержать себя не мог. Слишком уж лукаво смотрели на него эти мутноватые водянистые глазки. И слишком многое пытались утаить.
— Я не врач, — сказал Рик в итоге негромко.
Его визави усмехнулся в пышные седые усы:
— И это, замечу, не утешает. — Взгляд старика как бы мимоходом скользнул по мягким кожаным ремням, прижимавшим тонкие и бледные, в синей росписи вен запястья к подлокотникам допросного кресла и снова вернулся к нависавшему над ним оперативнику. — Мне все это, чтоб вы понимали, не впервой. Даже в нашем захолустье графитовые глаза не то чтобы большая редкость.
Рик чуть отступил. Сама идея того, что должно было вот-вот произойти, казалась излишней. Доктор Зиновьев, несмотря на все попытки внушить окружающим идею собственного безумия, на поверку оказался совершенно здоров. Да, с собственными студентами он поступил крайне жестоко, но сам факт надругательства еще не делает человека сумасшедшим. Иные социопаты порой не видят разницы между убийством назойливой мухи и членовредительством над троицей молодых и подающих надежды биологов.
Впрочем, против протокола не попрешь.
— Тем лучше, — вздохнул Рик. Его так и подмывало отвернуться, но в тесной каморке, нежданно-негаданно превратившейся в допросную, смотреть больше было абсолютно не на что. Скорбные стены без окон и единственное кресло, намертво привинченное к полу в центре треугольника падавшего с потолка света — вот и все, что составляло обстановку. — Значит, обойдется без сюрпризов.
Зиновьев опять усмехнулся. Кустистые брови, крепко переплетшиеся с длинной и давно нечесаной челкой, таинственно заиграли. Два темных круга у глаз, объединенные тонкой переносицей, теперь напоминали не о крайней степени усталости и недосыпе, но, скорей, о дурной шутке с нарисованными очками.
— Сколько вам лет, молодой человек? — поинтересовался доктор. — Судя по татуировкам, вы точно не из стажеров. Уже оперативник?
— Я старше, чем может показаться.
— А все-таки? Едва ли больше тридцати. Вы моложавы, это факт. И симпатичны, как мне думается. Уверен, Тамара нашла бы вас весьма и весьма привлекательным: впалые щеки, полные губы, брови вразлет. Бритая голова немного портит картину, но не критично. И эта марсианская бледность… Вы ведь не из чистых землян, верно? Скажу прямо, вы не похожи на тех ищеек, что обыкновенно приставляют к персонам моего уровня.
Рик и рад был бы посмеяться над самомнением Зиновьева, да профессиональная этика удержала. Кроме того, нельзя было позволять доктору закрыться, иначе правдивых воспоминаний из него потом клещами не вытянешь.
— Можете не беспокоиться, доктор. Мое происхождение никоим образом не влияет на мой опыт и навыки.
Доктор, будто почуяв некую фальшь, склонил голову на бок и хитро сощурился.
— Но это все-таки не то, чем вы бы хотели заниматься всю оставшуюся жизнь, не так ли?
Удивительное дело, но что-то в словах и мимике Зиновьева как будто что-то всколыхнуло в душе Рика. Прежде ему никогда не приходило в голову откровенничать с подозреваемыми. Что уж, он и в этом случае не собирался выворачиваться наизнанку перед убийцей. Однако ему показалось, что некое потаенное чувство, запрятанное глубоко под наслоениями нужд и обязательств, выползло наружу. И прятаться больше не собиралось.
— Боюсь, мой телепатический талант не оставил мне выбора.
— Вы так считаете? — Знатные усы доктора приподнялись, обнажив тонкие бледные губы. — Ну, мы это еще поглядим.
Рик не сдержался и хохотнул.
— Как скажете, доктор, — сказал он со смехом. — А теперь, если не возражаете, давайте все-таки приступим.
Не дожидаясь реакции, Рик сделал то, ради чего прибыл на Европу. Он подался вперед и, больше не обращая внимания на бормотание старика, с головой окунулся в водоворот мыслей последнего.
В одно мгновение стылое окружение и мерзопакостная ухмылка ученого-убийцы испарились, и все вокруг заволокло туманом неопределенности. Хотя, неопределенностью это назвал бы, разве что, дилетант. Рик дилетантом не был. К двадцати семи годам он накопил приличный опыт по части погружения в мысли подозреваемых и с той же уверенностью, с какой старики разгоняют чересчур заигравшуюся детвору, развеял призрачную мглу и пустился по сумрачным переходам памяти Зиновьева…
Рик стремительно несся вперед, точно гончая, принюхиваясь, прислушиваясь, приглядываясь. Он уже знал о Зиновьеве больше, чем требовалось. Почетный землянин, именитый биолог, специалист по изучению внеземной жизни, старый доктор и его немногочисленная, но, судя по отзывам, вполне толковая команда, уже более года изучал подводную фауну четвертого спутника Юпитера. Немного самодур, но без наполеоновских замашек, Зиновьев никогда прежде не проявлял вспышек кровожадности. Тощий, словно мумия, и с вечно с всклокоченной гривой, он напоминал зубную щетку, которую можно переломить на раз-два. Какое уж тут убийство троих рослых и пышущих здоровьем студентов? О, нет. По всему выходило, что Зиновьева что-то подтолкнуло к тому, чтобы поочередно разделаться с каждым из своих помощников, а затем превратить их в жуткое подобие инсталляции, предназначенной, как он затем выразился, для того, чтобы предотвратить бегство.
Словосочетание врезалось в память, но Рик не стал на нем зацикливаться, вернувшись к делу. Кое-какие из дверей, попадавшиеся на пути, оставались неприступными, тем не менее это не обескураживало. Рик знал, стоит ему почуять лакомый кусочек — малейший проблеск, намек, связанный с делом убитой аспирантки и двух студентов-лаборантов, никакая дверь уже препятствием не станет.
Вдруг, словно почуяв проявленное упрямство, лабиринт мглистых коридоров и сумрачных дверей изменил положение — перестроился в мгновение ока, точно ловкий конструктор, прибавив тени и напрочь перепутав все входы и выходы.
Подобная выходка слегка обескуражила, но концентрации утратить не вынудила. Зиновьев рвется поиграть? Что ж, Рик не станет противиться. Ему и прежде попадались ментальные ловкачи — любители организовывать свое сознание так, чтобы вторженцу сложнее было ориентироваться. Такие уникумы горазды выдумывать ловушки для чужого разума, однако и сами при этом теряют существенную долю здравомыслия. Может, именно это и послужило триггером доктора?
— И снова здравствуйте, господин Пантелеев!
Рик обернулся.
Зиновьев — или точнее его проекция, аватар сознания, концентрированное эго, — стоял напротив. И премило улыбался.
— Доктор, — кивнул Рик, без особого, впрочем, радушия. — Решили снизойти до помощи?
— Помощи? О, нет, друг мой! Это было бы не по правилам, верно? Я лишь хочу убедиться, что вы не свернете, куда не следует. Однако помогать вам исследовать чертоги моего разума я вовсе не намерен. Я не идиот.
— Стало быть, скрывать все-таки есть что.
— Молодой человек, — брюзгливо отозвался Зиновьев, — всякому есть, что скрывать! Так уж повелось, что мы привыкли стыдиться тех мелочей, что прячем от окружающих. Предположу, что сам я далеко не великий скромник и все же даже мне было бы неприятно, если б вы засунули нос в воспоминания, которые, к примеру, касались бы моей частной жизни.
Рик постарался не слишком открыто демонстрировать раздражение. Последнее, что должно волновать убийцу, которого вполне возможно ожидает полное переформатирование, это сохранение инкогнито в интимной сфере. Он терпеливо пояснил:
— Насчет этого можете не беспокоиться. Трогать ваши личные воспоминания я не намерен. По сути, вся процедура — лишь формальность. Я должен подтвердить факт вашей вины и ничего более.
Разумеется, это не убедило доктора. Или он очень хорошо подыграл.
— Я вовсе не стыжусь того, что сотворил, — сказал он, — и с радостью раскрою все свои мотивы. Тамара их, к сожалению, не поняла. А жаль, честное слово. Она была безумно талантливой девочкой. Нечета паре дебилов, что выделили мне в качестве лаборантов… Что ж, идемте. Я покажу все, что вам следует видеть.
Ответа Зиновьев дожидаться не стал. Развернулся и, сложив руки за спиной, засеменил вверх по туманному коридору, пока не остановился перед одной из совершенно одинаковых на вид дверей — тяжелых, неприступных и сотканных будто бы из кошмаров.
— Думаю, вам следует заглянуть сюда. — Он легонько подтолкнул створку и та покорно приоткрылась. — Только предупреждаю, не пытайтесь осмыслить происходящее. Просто смотрите. Иначе так ничего и не поймете.
Рик не собирался доверять сговорчивости Зиновьева, но и проигнорировать полностью тоже не мог. Добрая воля в подобных делах подчас играет куда большее значение, нежели добывание сведений силой. Потому, избавившись от сомнений, он переступил порог.
Долгих вступлений удалось избежать, и перед ментальным взором сразу предстала картина. Что это было? Грот? Пещера? Темный свод, жадно нависавший над водяной кромкой, а по отлогому берегу, обнимавшему это тайное озеро ледяным полумесяцем, бродило несколько сутулых фигур. Рику пришлось немало напрячься, чтобы узнать в фигурах закованных в громоздкие скафандры сотрудников лаборатории Зиновьева. Их отличительный знак сиял оранжевой трехпалой ладонью в перевернутом треугольнике на белоснежном фоне спины — знак марсианской корпорации «Олимп». Поблизости стояли раскрытыми контейнеры с оборудованием и прочими штучками, необходимыми в экспедиции далеко за пределами искусственной и куда более гостеприимной среды научного комплекса. Пара буровых машин притаилась в стороне, скромно дожидаясь, когда в них снова возникнет нужда. Лишь троица автоматических погрузчиков деловито сновала туда-сюда, под истерические вопли Зиновьева переставляя научный скарб.
— Тамарочка, вы, кажется, обещали, что эти штуки будут полезны! — Доктор тыкал пальцем в погрузчики, от досады едва не подпрыгивая на месте. — Прикажите, чтоб убирались! Немедленно! Они изгадят здесь все своими лапищами! Только взгляните на эти пятна! Они загрязняют лед!
Одна из фигур в совершенно неотличимом от остальных скафандре, неуклюже развернулась. По внутренне связи, которую Рик воспринимал через призму воспоминаний Зиновьева, разлился слегка угрюмый, но вполне девичий голос:
— Простите, Федор Константинович, но вы сами хотели разгрузиться побыстрее. К тому же, это всего лишь лед. Не вижу причин для паники.
— Знаете, дорогуша, — отозвался Зиновьев, явно уязвленный замечанием помощницы, — вам все же не достает тонкости. Для истинного ученого это существенный недостаток.
Тамара в ответ выдала ругательство, которое, к слову, даже не позаботилась скрыть помехами. Зиновьев что-то кудахтнул, но больше, к немалому удовлетворению Рика, цепляться к аспирантке не стал.
— Эй, вы! — крикнул доктор двоим, что топтались поодаль. — Сейчас же уведите отсюда этих механических монстров! Чтоб через пять минут и духу их тут не было! Ни одного проклятого автомата! На этот раз сами попотеем!
Пара безликих и практически бессловесных, но по материалам дела проходивших, как лаборанты Ушаков и Дементьев, опрометью бросились исполнять пожелание доктора — выводить роботов-погрузчиков из пещеры.
Сам Зиновьев, будто повинуясь мысленному пожеланию Рика, не стал больше зацикливаться на лаборантах и их деле, целиком и полностью сосредоточившись на изучении берега.
— Что это? — спросил он, склоняясь ниже и пытаясь перчаткой разгрести осколки льда, потревоженного машинами.
Рик, как бы пребывая за плечом доктора, посмотрел тоже.
Там, куда падал свет расставленных по периметру фонарей, ледяные отложения играли по-особому, переливаясь так, что создавалось впечатление, будто под тонким полупрозрачным слоем застывшей воды что-то текуче движется. Рик понятия не имел, на что смотрит, а мозг отказывался интерпретировать увиденное в отрыве от общей картины. Сильно смахивало на оптическую иллюзию.
Послышался тяжелый вздох аспирантки.
— То, на что вы не потрудились обратить внимания, пока заботились о чистоте и целостности покрова.
Зиновьев не стал зацикливаться на пренебрежительном тоне помощницы, энергично счищая ледяной слой с гладкой и практически такой же белесой поверхности чего-то очень и очень большого.
— Надо же! Какая прелесть! Как искусно переливается этот рисунок! Потрясающе! Тамарочка, будьте любезны, вызовите сюда бригаду копателей. Достанем эту блестящую штучку!
— Но доктор, я только что…
Настроение Зиновьева изменилось будто по щелчку. Он гаркнул:
— Немедленно!
В следующий миг Рик испытал короткий приступ боли, как после удара в переносицу, после чего утратил фокус, а когда вновь пришел в себя, то понял, что попал уже в другое воспоминание. Теперь пещера казалась больше. И намного. Скромный грот, где до этого рассеяно бродили ученые, превратился в место грандиозных раскопок. Воду откачали. Бур-машин не наблюдалось, зато их сменили десятки похожих на облитых металлом пауков роботов-копателей. Механические твари деловито сновали по отвесным стенам раскопа, аккуратно, но уверенно счищая остатки ледяной корки с предмета, похожего на застывшее щупальце гигантского кальмара. И под «гигантским» здесь следует понимать исполина размером с великого сфинкса в Гизе. Одно только это щупальце толщиной представлялось в человеческий рост. Что уж говорить об остальном «теле».
Рик, даже если б и захотел, не смог бы выдавить и слова. Ему пришлось как следует напрячься, чтоб догадаться, что представшее перед ним чудовище на деле не имеет ничего общего с творением европианской природы. Световые блики, падавшие на бесцветную и казавшуюся маслянистой поверхность, словно бы стекали с нее, боясь касаться, но вместе с тем вполне прозрачно намекали на искусственное происхождение находки, пролежавшей подо льдом…
— Тысячу лет! — выкрикнул Зиновьев, с восторгом, так и рвущимся за пределы скафандра. Он стоял на самом краю раскопа и широко распростер руки, как будто намеревался объять необъятное. — Вы представляете, Тамара? Эта махина пролежала здесь тысячу лет! Плюс-минус. А до сих пор выглядит как новенькая! Можете вообразить нечто подобное в отношении человеческих технологий?
Аспирантка, без которой и тут не обошлось, что-то неразборчиво пробубнила. Очередное проклятье, должно быть. Хотя и не пыталась скрыть потрясения.
— Не уверена, что нам стоит торопиться, доктор. Мы вообще-то даже не по этому профилю. Наша задача — изучать океан Европы, а не… — она с очевидной неприязнью ткнула пальцем в находку, — вот это! Нам бы закрыть зону на карантин и вызвать сюда настоящих археологов.
Зиновьев раздраженно притопнул. Скепсис помощницы его, судя по всему, немало угнетал.
— Ой, да будет вам! Только гляньте, что мы нашли! Это же открытие десятилетия! Да что там, века! Вспоминайте историю! А ну! Еще со времен первых искусственных спутников, запущенных на орбиту Земли, люди надеялись отыскать следы иных цивилизаций, путешествовавших когда-то среди необъятных космических просторов. С той поры минуло трижды по сто лет, но надежда не угасла. Люди заселили Марс и Пояс астероидов! Освоили Венеру и Меркурий. Даже в глубины Юпитера умудрились залезть! Однако ни единого намека на чужаков извне не нашли. До сей поры. А теперь представьте, что будет, когда мы непросто растрезвоним всей Системе о находке, а представим непосредственное доказательство — вытащим из ледяной тюрьмы инопланетный звездолет!
— Ну, до этого, я бы сказала, еще далеко. Уйдет немало времени, прежде чем мы счистим весь лед и проделаем достаточно большую каверну, чтобы доставить находку на поверхность.
— Ух, это да! Сил придется потратить немало! Но только вообразите, чем это в итоге аукнется! Новые технологии! Колоссальный скачок науки вперед! Возможно, мечты о колонизации соседних звездных систем уже не будут просто мечтами! Дома все ахнут! А мы с вами… даже эта дегенеративная парочка… станем живыми легендами!
— Только не говорите, что собираетесь переправлять
Зиновьев фыркнул.
— Разумеется. Откопаем птичку и нобелевка, можно считать, в кармане.
За сим дело не стало. Едва первое потрясение, обуявшее Рика, схлынуло, его перебросило в другое видение — в тот же раскоп, но уже с полностью освобожденной ото льда находкой под возведенным защитным куполом, за прозрачными сегментами которого сияло звездами черное европианское небо.
— Даже представить не могу, как эта красавица сюда попала, — восхищенно пропел один из лаборантов, любуясь чудом инженерной мысли, совершенно непохожей на человеческую. Без единого заметного шва, огромное веретенообразное творение с множеством разнокалиберных щупальцевидных отростков, плавно загибавшихся в стороны, и в самом деле поражало. Свет, прежде как будто избегавший касаться гладкого корпуса, теперь изменил поведение и будто лип к поверхности чужеродного корабля, выделяя его на общем полутемном фоне искрящимся пятном. — Так и хочется прикоснуться…
— Не вздумай! — тут же оборвал его напарник. Оба были без скафандров, лишь в легких и не стеснявших движений комбинезонах. Ушаков и Дементьев — не без труда вспомнил Рик их фамилии, — напоминали типичных бездельников, лишь по нелепой случайности оказавшихся в группе серьезных ученых.
— А что такого? Старый хрен все равно не узнает. Пошли!
Но «старый хрен» знал. Иначе Рику попросту не удалось бы стать свидетелем этой сцены. Заняв выгодную для наблюдения позицию в тени одного из заряжавшихся копателей, Зиновьев смотрел, как двое разгильдяев, наплевав на вполне четкий запрет, приближались к безжизненному космолету. Эмоциональный окрас, которым доктор неосознанно наполнял собственное воспоминание, подсказал Рику, чего следует ждать.
Беда явилась без предупреждения, но по всем законам жанра.
Стоило беспечному лаборанту дотронуться до кончика щупальца голой рукой, его моментально прошило чем-то, отдаленно похожим на электрический разряд, а затем отбросило к ногам напарника. Тихое «Ох!» пронеслось над раскопом и, еще до того, как труп тяжело грохнулся о ледовую корку, унеслось вверх неясным призраком. Корабль же остался таким, каким и был.
Второй лаборант, все это время нерешительно топтавшийся за спиной напарника, потрясенно попятился. Он не бросился к упавшему приятелю, не попытался проверить, все ли с ним в порядке, только невнятно закудахтал, а затем, резко развернувшись на пятках, бросился прочь.
Зиновьев, которого случившееся потрясло не меньше прочих свидетелей, вышел из укрытия ровно в тот момент, когда бежавший студент почти достиг лифта, ведшего к лаборатории за пределами раскопа. Он не стал его окликать или как-то иначе препятствовать бегству. Лишь через наручный передатчик дал команду ближайшему роботу, позволив одной металлической конечности копателя вцепиться в шею бедняги, а второй без усилия раздавить ему череп.
— Прости, дружок, — проговорил доктор, счищая с себя остатки чужих мозгов, — но наши планы придется поменять. Никто не должен узнать, что здесь случилось.
Очередное видение свалилось на Рика, не дав ему и духу перевести, и снова поставило перед инопланетным кораблем, чей корпус теперь как будто мягко светился изнутри. Что спровоцировало такую перемену, не поддавалось объяснению, а Рик был слишком искушен в интерпретации воспоминаний, чтобы гадать. Он знал, что рано или поздно правда откроется. Нужно лишь немного терпения и чуть больше сведений о том, что случилось.
— Федор Константинович, вы не видели наших оболтусов? Нигде не могу найти эту парочку.
Зиновьев отреагировал на обращение с несвойственной ему медлительностью. Все это время он неотрывно смотрел на звездолет, а появление аспирантки как будто разрушило чары. Скорчив недовольную мину, доктор оглянулся через плечо:
— К чему вам эти бездельники, Тамарочка? Все равно от них никакого проку. Только под ногами путаются. Лучше постойте со мной немного. Не могу представить, что за ум стоит за подобной технологией! Они опередили нас как минимум на миллион лет! А то и больше.
Тамара, без скафандра оказавшаяся весьма миловидной темнокожей девушкой лет двадцати пяти, тряхнула пышной зеленоватой гривой.
— Вы здесь уже с час. Не надоело?
— От такого зрелища очень трудно устать! — выдохнул Зиновьев и снова повернулся к инопланетному космолету. — Если как следует приглядеться, можно увидеть, что цвет обшивки местами становится то ярче, то темнее. Только присмотритесь!
— Не очень хочется. На меня, если честно, эта штука только жуть и нагоняет.
— Вот как? — Зиновьев выглядел не на шутку удивленным. — И чем же?
Тамара, поравнявшись с доктором, все же рискнула бросить в сторону корабля короткий взгляд.
— Не знаю. С тех пор, как мы его откопали, мне все время снится всякая дрянь.
— О, правда? — Удивление доктора сменилось крайней степенью заинтересованности. — А чуть поподробней можете?
Если его помощнице просьба и показалось странной, виду она не подала. Лишь, коротко вздохнув, сказала:
— Я каждый раз вижу собственную смерть. И всякий раз она случается по-разному.
— По-разному? Это как?
Поделиться книгой: