Терновая цепь

Уилл шумно выдохнул.

– Мог бы и яснее выразиться. Что пробуждается? Кто?

– Существа, которые до сих пор спали? – предположил Магнус. – Насколько я понимаю, раньше Велиал хотел, чтобы вы видели его деяния. Сейчас ему нужно, чтобы вы оставались в неведении.

– Он хочет, чтобы я испугался, – вздохнул Джеймс. – Вот что ему нужно.

– Значит, не пугайся, – решительно воскликнул Уилл. – Как только найдем Люси, сразу же вернемся в Лондон. Теперь, когда мы осведомлены о положении дел, мы воспользуемся всеми средствами, какие имеются в нашем распоряжении, чтобы избавить тебя от этой назойливой твари и разобраться, в чем дело.

Джеймс попытался сделать вид, будто слова отца успокоили его. Он знал, что Уилл, в отличие от него самого, твердо верит, что из любого, даже самого отчаянного положения можно найти выход. Но, увы, Джеймс не мог представить себе жизнь, в которой он был бы свободен от Велиала. Он был уверен: эта связь будет существовать, пока жив его дед. А Джеймсу уже неоднократно напоминали, что Принц Ада не может умереть.

– Вы собираетесь пить свой портвейн? – обратился к нему Магнус. – Возможно, это успокоит нервы и поможет вам расслабиться.

Джеймс отрицательно покачал головой. Ему было противно даже смотреть на алкоголь, и он знал, что дело не только в нервах. Он думал о Мэтью. С того момента, когда он избавился от магического браслета, картины недавнего прошлого постепенно возвращались к нему; он вспоминал не только события, но и собственные мысли, эмоции, вещи, о которых успел забыть, на которых браслет не позволял ему останавливаться. Его чувства к Корделии… его желание снять браслет… но была еще и смутная тревога насчет пьянства Мэтью. Наверное, эта проклятая вещь убедила его, Джеймса, в том, что с Мэтью ничего особенного не происходит, запретила ему думать и заботиться о других людях. Ему следовало интересоваться только теми вещами, которые были «нужны» браслету. Постепенно Джеймс осознавал, что Мэтью в беде, что ему становится все хуже, но браслет сделал так, что эта мысль ускользала от него, и он не мог на ней сосредоточиться. Он вспомнил сцену на лондонском Сумеречном базаре, их разговор в переулке, заметенном снегом; вспомнил, как он рявкнул на друга: «Посмотри мне в глаза и скажи, что есть человек, которого ты любишь больше, чем эту бутылку».

Он знал, но ничего не сделал. Он позволил браслету руководить собой. Он подвел своего лучшего друга. Он подвел своего парабатая.

– Но поспать вам все же нужно, – продолжал тем временем Магнус. – И, желательно, без сновидений. Я надеялся, что вам помогут методы, принятые у простых людей, но…

Джеймс сглотнул ком в горле.

– Не думаю, что смогу это выпить.

– Тогда я дам вам кое-что другое, – твердо сказал Магнус. – Воду и некую жидкость, более действенную, нежели простое крепленое вино. Как насчет вас, Уилл?

– Не откажусь, – пробормотал Уилл, и Джеймсу показалось, что отец все еще погружен в какие-то свои мысли. – Отведаем колдовского зелья.

В ту ночь Джеймс спал как убитый. Возможно, отец и поднимался среди ночи, чтобы взглянуть на него, как будто он был еще ребенком, может быть, даже сидел на его кровати и напевал валлийскую песню, путая слова языка, на котором уже давно не говорил, но утром Джеймс ничего не помнил.

– Как видишь, – произнес Мэтью, обводя широким жестом бульвар Клиши, – перед тобой Ад.

Он был одет в тяжелое, подбитое мехом пальто с несколькими пелеринами, отчего жест выглядел еще более драматичным.

– Вы, – ответила Корделия, – очень коварный человек, Мэтью Фэйрчайлд. Очень коварный.

Однако она все же улыбнулась – отчасти потому, что Мэтью явно ждал такой реакции, и потому, что ей не терпелось осмотреть Монмартр и его достопримечательности.

Монмартр считался одним из самых скандальных районов в этом скандальном городе. Корделия увидела пользующееся дурной славой кабаре «Мулен Руж» с его знаменитой ветряной мельницей и полуголыми танцовщицами. Девушка думала, что они отправятся туда, но Мэтью, разумеется, не мог поступить так, как все. Вместо этого он привел ее в «Cabaret de l’Enfer» – то есть в «Ад», как и обещал. Над дверью была вырезана морда демона с черными выпученными глазами и обнаженными клыками; его пасть служила входом.

– Если ты не хочешь, мы туда не пойдем, – сказал Мэтью необычно серьезным тоном. Он прикоснулся рукой в перчатке к подбородку Корделии и поднял ее голову, чтобы взглянуть прямо в глаза. Она смотрела на него в некотором замешательстве. Он был без головного убора, и в полумраке его зеленые глаза казались почти черными.

– Я думал, это тебя развлечет, как Адский Альков. Кстати, по сравнению с этим заведением, Альков – просто детская.

Она молчала, чувствуя тепло его тела, которое было совсем близко, и вдыхая его аромат: от него пахло шерстяной тканью и одеколоном. В этот момент разодетые по последней моде мужчина и женщина выбрались из фиакра и направились прямо ко входу в «Ад». Оба смеялись.

Богатые парижане, подумала Корделия, развлекаются напропалую в квартале, где в мансардах живут бедные и голодные художники. Когда новые посетители подошли к двери, свет газовых фонарей у входа в заведение упал на их лица, и Корделия заметила, что у женщины смертельно бледное лицо и темно-красные губы.

Вампир. Конечно же, представителей Нижнего Мира привлекали места, оформленные в подобном стиле. Корделия понимала, к чему стремился Мэтью: он пытался пробудить в ней интерес к жизни, заставить ее почувствовать то же детское радостное возбуждение, которое она когда-то испытала в Адском Алькове. Помимо всего прочего, он привел ее в новое место, где не могло быть никаких тяжелых воспоминаний. В конце концов, почему бы и нет? Чего она боится, ведь ей больше нечего терять.

Корделия расправила плечи.

– Идем.

Крутая лестница вела из холла в подвал, похожий на пещеру. Его освещали бра с алыми стеклянными абажурами, которые придавали обстановке и лицам гостей красноватый оттенок. На оштукатуренных стенах были вырезаны разные лица, застывшие в крике; все они были искажены ужасом, отчаянием или мучительной болью. С потолка свисали золотые ленты, на которых были напечатаны цитаты из «Ада» Данте: от «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу»[9] до «Тот страждет высшей мукой, кто радостные помнит времена в несчастии»[10].

Пол был разрисован багровыми и золотыми завитушками – Корделия решила, что этот узор призван вызывать ассоциации с пламенем, в котором вечно горят проклятые. Кабаре представляло собой одно большое помещение с высоким потолком; бесчисленные круглые столики были освещены мягким светом ламп. Пол постепенно понижался, в дальнем конце находилась сцена. В основном за столами сидели существа Нижнего Мира, но Корделия заметила нескольких простых людей, одетых сообразно случаю. Перед ними на столиках стояли рюмки с абсентом. Без сомнения, они думали, что вампиры и оборотни – это такие же смертные, только в занятных маскарадных костюмах.

Представление еще не началось, в зале стоял гул голосов. Когда Мэтью и Корделия вошли, на несколько мгновений наступила тишина и посетители начали оборачиваться. Корделия задумалась о том, часто ли в этом заведении бывают Сумеречные охотники и являются ли они здесь желанными гостями.

А затем из угла раздался хор высоких тонких голосов, завопивших: «Месье Фэйрчайлд!» В странном, неверном свете ламп Корделия разглядела за столом группу каких-то… брауни[11]? Или это были феи? Во всяком случае, у них имелись разноцветные крылышки, ростом они были не больше фута, и всего их было около двадцати. Очевидно, эти существа знали Мэтью, и, что было еще удивительнее, все они обрадовались, увидев его. В центре стола, предназначенного для посетителей ростом с человека, стояла большая чаша для пунша, наполовину заполненная каким-то мерцающим напитком, и некоторые из этих маленьких существ плавали в ней, как в бассейне.

– Старые друзья? – улыбнулась девушка, которую эта картина позабавила.

– Однажды мы с Анной помогли им выбраться из затруднительной ситуации, – ответил Мэтью и весело помахал крылатым. – Это увлекательная история; была и дуэль, и гонка карет, и симпатичный принц из страны фэйри. По крайней мере, он сказал, что он принц, – добавил Мэтью. – У меня такое чувство, что их края населены сплошными принцами и принцессами – точно так же, как в книгах Люси, где действуют исключительно герцоги и герцогини инкогнито.

– Не вздумай утаить свою историю о прекрасном принце. – Корделия слегка толкнула его в бок. – Думаю, мне этот рассказ понравится.

Мэтью рассмеялся.

– Хорошо, будь по-твоему. Через минуту. Я должен поговорить с владельцем.

Он скрылся в толпе, но Корделия вскоре отыскала его: он разговаривал с каким-то фавном, украшенным гигантскими рогами; интересно, подумала она, как он проходит в дверь своего кабаре. Они довольно долгое время улыбались и кивали друг другу, после чего Мэтью вернулся, подал ей руку и повел к столику, стоявшему почти у самой сцены. Когда они сели, девушка заметила, что столики были освещены не свечами, как ей показалось сначала; свет исходил от фэйри, совсем крошечных, намного меньше тех, что приветствовали Мэтью.

Может быть, это блуждающие огоньки? В стеклянной чаше, скрестив ноги, сидело существо, одетое в коричневый костюм. Когда Сумеречные охотники уселись, оно окинуло их недовольным взглядом.

Мэтью постучал ногтем по стеклу.

– Не очень-то увлекательная работенка, верно? – с сочувствием произнес он.

Фэйри за стеклом пожал плечами и продемонстрировал миниатюрную книжечку. На носу у него поблескивали очки.

– Все мы должны чем-то зарабатывать на жизнь, – сказал он с сильным немецким акцентом и углубился в чтение.

Мэтью заказал две чашки кофе и проигнорировал неодобрительный взгляд официанта. Корделия подозревала, что основную выручку кабаре делают на продаже спиртного, но ей было безразлично, что о них подумают; она испытывала гордость за Мэтью, который успешно преодолевал искушение.

Тот откинулся на спинку стула.

– Итак, – начал он. – В прошлом году мы с Анной сидели в Abbaye de Thélème[12], это такой кафешантан, так сказать, на монастырскую тему, где девицы, танцующие канкан, одеты монахинями. Предполагаю, что это сильно шокирует простых – представь, что я открыл кабаре, в котором Железные Сестры и Безмолвные Братья выступают на сцене в чем мать родила.

Корделия рассмеялась и заметила сердитые взгляды фэйри, которые оккупировали столик с чашей. Мэтью продолжил свою занимательную историю, сопровождая рассказ жестами; по его словам, некий принц фэйри, которого преследовали наемные убийцы-демоны, спрятался под их с Анной столиком.

– Мы быстро вооружились, – рассказывал он. – При входе нам пришлось сдать клинки и прочее – таковы правила заведения, – так что пришлось импровизировать. Анна прикончила демона хлебным ножом. Я проломил второму череп вяленым окороком. Потом она, словно дискобол, швырнула во врага круг сыра. Еще один злодей выбыл из строя после того, как ему выплеснули в морду чашку дымящегося эспрессо.

Корделия скрестила руки на груди.

– Позволь, я угадаю, что было дальше. Принц фэйри привел Нижний Мир Франции в ярость, заказав хорошо прожаренный бифштекс.

Мэтью сделал вид, что не слышит.

– Одного из демонов покусали маленькие визгливые собачки, которых владелец каким-то необъяснимым образом сумел протащить в кабаре…

– Ты все выдумал.

Мэтью расхохотался.

– Как и во всех самых интересных историях, кое-что из этого – правда.

– Das ist Blödsinn[13], – буркнул ламповый фэйри. – Мне кажется, все это чушь от начала до конца.

Мэтью взял светильник и переставил его на соседний столик. Когда он вернулся, официант уже принес им кофе в маленьких оловянных чашечках. Мэтью наклонился к Корделии и негромко произнес:

– У тебя с собой нет стила? Или какого-нибудь оружия?

Корделия напряглась.

– Что происходит?

– Ничего, – пробормотал Мэтью, вертя чашечку. – Я вдруг подумал, что рассказал тебе историю об импровизированном оружии, в то время как ты…

– В то время как я могу взять в руки оружие – настоящее или импровизированное, – только если буду сражаться по ее приказу. – Корделия попыталась говорить беспечно, но тщетно; она не хотела произносить вслух имя Лилит, не хотела уступать ей, давать демонессе повод торжествовать при виде ее бессильного гнева. – Но я действительно скучаю по Кортане. Наверное, ты считаешь, что это странно и глупо – скучать по мечу?

– Нет, если у меча в некотором роде есть душа, индивидуальность – которая, разумеется, есть у Кортаны.

Корделия улыбнулась ему в знак благодарности за то, что он ее понимает. Однако Мэтью вряд ли обрадуется, узнав, что она отдала меч на хранение Алистеру. Ее брат и Мэтью по-прежнему недолюбливали друг друга. Поэтому лучше было промолчать; кроме того, она понятия не имела, где Алистер спрятал Кортану. Но девушка была избавлена от необходимости продолжать разговор: светильники в зале начали гаснуть, и яркие огни осветили пустую сцену.

Разговоры внезапно прекратились, в зале стало тихо, и Корделии эта тишина почему-то показалась зловещей. Раздался стук каблуков, и через несколько секунд на подмостки вышла женщина. Чародейка, догадалась Корделия: ее окружала эта невидимая аура, которую трудно было описать словами, аура контролируемого могущества. Черные с проседью волосы были собраны на затылке в пучок, но лицо было молодым. Женщина была облачена в широкие одежды из темно-синего бархата, расшитые символами планет и звезд.

Глаза чародейки были завязаны синим шелковым шарфом, но это, судя по всему, не мешало ей ориентироваться. Остановившись посередине сцены, она вытянула руки, раскрыла ладони, и Корделия ахнула. В центре каждой красовался ярко-зеленый человеческий глаз с длинными ресницами. Глаза обвели аудиторию пронизывающим взглядом.

– Оригинальный у этой чародейки знак, ты не находишь? – прошептал Мэтью.

– Она будет предсказывать судьбу? – поинтересовалась Корделия.

– Мадам Доротея – медиум, – объяснил Мэтью. – Она утверждает, что может говорить с умершими – конечно, так все спириты говорят, но она все-таки чародейка. Возможно, в ее словах что-то есть.

– Bon soir, mes amis[14], – заговорила колдунья. У этой хрупкой женщины оказался глубокий, сильный голос, напоминавший раскаты грома. Ее наверняка хорошо слышали даже в задних рядах. – Меня зовут мадам Доротея, но для вас я Харон, сын Ночи, который перевозит души через реку, отделяющую мир живых от страны мертвых. Подобно Харону, я одинаково уютно себя чувствую как в этом мире, так и в мире ином. Могущество, которое мне дает… – и она снова выставила вперед ладони, – вторая пара глаз, позволяет мне заглядывать в промежуточные миры и туда, куда нет пути смертным.

Она шагнула к краю сцены. Глаза на ладонях поморгали, начали вращаться, осматривая аудиторию.

– Здесь есть кто-то, – произнесла мадам Доротея. – Кто-то, недавно потерявший брата. Любимого родственника, который кричит, в надежде быть услышанным… своим братом, Жан-Пьером. – Она повысила голос. – Жан-Пьер, вы здесь?

Последовала напряженная пауза, и, наконец, какой-то оборотень средних лет поднялся из-за столика в дальней части зала.

– Да, меня зовут Жан-Пьер Арлан. – Он почти шептал, но в полной тишине все слышали его слова.

– И вы лишились брата? – воскликнула мадам Доротея.

– Он скончался два года назад.

– У меня есть для вас сообщение от него, – сказала мадам Доротея. – От Клода. Ведь его так звали, верно?

Все молчали. Корделия обнаружила, что ее ладони взмокли от напряжения. Неужели Доротея действительно может общаться с мертвыми? Люси ведь это проделывала – значит, это возможно; Корделия сама видела, как ее подруга говорит с призраками, и не могла понять, почему ее это так взволновало.

– Да, – осторожно произнес Арлан. Ему хочется верить чародейке, подумала Корделия, но он боится. – Что… что он говорит?

Мадам Доротея сжала руки в кулаки. Когда она снова растопырила пальцы, зеленые глаза быстро заморгали. Она заговорила низким, грубым голосом:

– Жан-Пьер. Ты должен их вернуть.

Оборотень был ошарашен.

– Что вернуть?

– Цыплят! – сказала мадам Доротея. – Ты должен их вернуть!

– Я… я верну их, – пробормотал Жан-Пьер, все еще не придя в себя. – Обязательно, Клод…

– Ты должен их всех вернуть! – выкрикнула мадам Доротея. Жан-Пьер в панике огляделся и бросился к выходу.

– Может, он их съел, – прошептал Мэтью. Корделия хотела улыбнуться, но странная тревога не покидала ее. Она взглянула на Доротею, которая снова выставила вперед ладони. Глаза сердито уставились на зрителей.

– Я думал, мы будем задавать вопросы! – крикнул кто-то из угла.

– Сначала я передаю сообщения! – прогрохотала мадам Доротея своим настоящим голосом. – Мертвые чувствуют лазейку. Они спешат сказать то, что считают необходимым. Мы обязаны позволить им высказаться. – Глаза у нее на ладонях закрылись, потом снова распахнулись. – Здесь есть кто-то, – произнесла она. – Женщина, потерявшая отца. – Взгляд зеленых глаз пошарил по залу и остановился на Корделии. – Une chasseuse des ombres.

Сумеречный охотник.

Корделия похолодела, услышав перешептывания гостей: большинство из них не заметили, что среди них сидят Сумеречные охотники. Она бросила быстрый взгляд на Мэтью – неужели он заранее знал об этом? Но ей показалось, что он изумлен не меньше ее. Он протянул к ней руку, коснулся ее кисти кончиками пальцев.

– Мы можем сейчас уйти…

– Нет, – прошептала Корделия. – Нет… я хочу остаться.

Подняв голову, она обнаружила, что мадам Доротея смотрит прямо на нее. Светильники, расположенные у сцены, освещали ее фигуру, и на стену падала огромная черная тень. Когда чародейка подняла руки, рукава ее платья взметнулись, словно темные крылья.

– Корделия, ваш отец здесь, – просто сказала мадам Доротея, и ее голос был сейчас совсем тихим, как будто она обращалась к одной Корделии и не хотела, чтобы ее слышали остальные. – Вы будете его слушать?

Девушка вцепилась в край стола и кивнула, зная, что к ней прикованы взгляды всех посетителей. Она понимала, что дает им возможность увидеть свои чувства, свое горе. Но не могла остановиться.

Мадам Доротея заговорила глубоким голосом, на этот раз не грубым и не хриплым. К тому же она говорила по-английски, совершенно без акцента.

– Лейли, – произнесла она, и Корделия замерла. Это был он. Это не мог быть никто другой; кому еще в этом городе могло быть известно имя, которым ее звали в семье? – Мне так жаль, Лейли.

– Отец, – прошептала она. Взглянув на Мэтью, она поняла, что он ошеломлен происходящим.

– Мне многое нужно тебе сказать, – продолжал Элиас. – Но прежде всего я должен тебя предупредить. Они не будут ждать. И самое опасное оружие лежит рядом.