Кивает на мои слова, откидывается на спинку стула и впивается в меня взглядом. А я эти гляделки не могу долго выносить, опускаю глаза.
Вадим же вскидывает подбородок, смотрит на меня, прищурившись, и от теплоты в его глазах ничего не остается. Взгляд становится ледяным. Опасным. И лицо у Царева вновь ничего не выражает. Хищный мужчина, хваткий.
– Не приглашала, – повторяет мои слова, – обычно я беру сам то, что хочу.
Эти слова звучат как-то по-особому.
– Обычно – это не ко мне, – отвечаю с бравадой, сама не знаю, почему злю Царева. Запуталась я, и то, что между нами искрит, я ощущаю. К щекам приливает кровь. С Вадимом я становлюсь вызывающей какой-то, словно хочется потаскать тигра за усы, провоцировать, зная, что хищник никогда не выпустит когти и не навредит.
Откуда я это знаю? Без понятия. Возможно, реакция Вадима на мой синяк его выдала с головой. Для меня только болезненная какая-то вспышка негодования в его глазах показала, что он себе такого никогда не позволял.
– Верная. Надежная. Отверженная. До безумия красивая… – вдруг отвечает Вадим и на его губах вновь зажигается озорная улыбка, вновь смотрит на меня и кивает своим мыслям. – Станиславскому крупно подфартило с тобой, Нина. Везучий он подонок.
Качаю головой и откидываю длинный локон за спину.
– Давай закончим на этом, Вадим, – отвечаю миролюбиво, – ты говоришь о моем муже…
Замолкает. Опять смотрит на меня, а у меня пульс учащается, тяга какая-то странная между нами. Никогда в жизни такого не испытывала, чтобы взглянуть на человека, и чтобы вот так вот штормило, а главное, я чувствую, что это притяжение взаимное.
Опускаю взгляд на свои руки, на ободок кольца на безымянном, который сейчас кажется лезвием, впивающимся в кожу, царапающим и ранящим до крови.
Странное ощущение, непонятное, болезненное…
Вдруг кажется, что этот ободок мне на руку надели насильно, что неправильно это…
Ядовитые чувства зажигаются в груди и отрезвляют.
– Я жена Петра. Что бы между нами ни было, мы разберемся. На этом все, господин Царев.
– Хорошо, Нина, я тебя понял.
Улыбается мне краешком губ, и во взгляд вновь тепло возвращается, такого оттенка орехового я никогда и ни у кого не видела.
Жду, что Вадим поднимется, наконец, оставит меня, но мужчина тянется к внутреннему карману пиджака, а я замечаю его особенность. Он часы носит на правой руке, лаконичный платиновый ободок на массивном запястье привлекает внимание к силе этой руки.
Через мгновение в его руках оказывается черная визитка, которую он кладет на стол, на автомате отслеживаю это его движение, и в голове отпечатывается, что на глянцевом квадрате нет никаких инициалов.
Только выбитые золотом цифры. Поднимаю удивленный взгляд на Царева, а он подается вперед, слишком близко…
Я опять улавливаю холодную свежесть его одеколона с терпкими нотками. В последнее время мое обострившееся обоняние сходит с ума, и я интуитивно делаю глубокий вдох, заполняя легкие его запахом.
– Это мой личный номер, Нина. Для очень узкого круга людей. Этот номер доступен всегда, и на звонки отвечаю я. В любой час для и ночи.
– Я не, – качаю отрицательно головой, хочу отказаться, но мужские пальцы накрывают мою ладонь, и меня буквально от одного прикосновения в жар бросает.
Словно вспышка огненная от кончиков ногтей простреливает.
Вадим вкладывает в мою руку визитку, затем поднимается во весь свой исполинский рост.
– Если однажды тебе понадобится помощь, Нина…
Делает паузу, взглядом указывает на стол, на который я выронила визитку из ослабевших пальцев.
– Позвони мне.
Не прощаясь, разворачивается и идет между столиками, а я ему вслед смотрю, и сердце в груди сжимается.
Не знаю, почему хочется встать и пойти вслед за этим мужчиной. Тянет магнитом. Именно так. Никогда не думала, что это выражение может так реально отображать суть.
Только я усилием воли заставляю себя сидеть на месте.
Царев – конкурент моего мужа. А я жена Станиславского. Как бы там ни было. Я разберусь с Петей сама, без помощи его врагов, а то, что с Вадимом они в контрах, более чем понятно.
Даже не конкуренты. Между этими мужчинами чувствуется явная ненависть. Какая-то глубинная. В таких схватках дерутся насмерть.
Звон колокольчика заставляет вздрогнуть, а я перевожу взгляд на вошедшую в кафешку сестру, которая смотрит по сторонам и идет мимо столиков, на мгновение они с Вадимом равняются и проходят рядом, а я смотрю на лицо своей сестры, которое выражает полный восторг.
Крис оборачивается вслед Вадиму, смотрит так, что у меня сердце в груди сжимается. Надеюсь, я на Царева так же не глазела.
Наконец, Кристина приходит в себя и осматривается по сторонам, на автомате поднимаю руку, чтобы она меня заметила, и сестра, кивнув, мчит в мою сторону.
– Вот это мужик… Нина, ты его видела?! – швыряет свою сумку и кладет телефон на стол, – О, боже… Нинка… прямо ходячий секс.
Кристина почти кричит, делясь со мной своими бурными эмоциями, а у меня румянец на щеках вспыхивает.
– Да ладно, Крис, прекрати, мужчина и мужчина, – отвечаю, призывая сестру понизить голос, мне становится совсем не по себе от понимания, что Вадим может вдруг все это услышать.
– Да не шикай ты на меня! Я под впечатлением! Вон сердце как бьется, – тянет руку к груди и распахивает пиджак, демонстрируя мне майку с мультяшкой, которую лупят по голой попе.
– Ты в универ в этой майке ходила?! – спрашиваю, пытаясь сестру сбить с темы восторженной оценки Царева.
– А… та не… я пиджак не снимала, Нинок, все пучком.
Говорит, а сама вновь оборачивается в ту сторону, куда Вадим ушел.
– Слышь, систер, тут где дамская комната, мне срочно нужно в ту сторону! – предприимчивая пигалица опять сворачивает шею в сторону Вадима, который, к счастью, исчез за поворотом.
Отчего-то в сердце вспыхивает странное негодование, поэтому пытаюсь хоть как-то повлиять на Кристину, сменить тему, спросить о грядущей сессии.
– Да, нормалек, я же дизайнер. У меня к этому дар, систер. Творческая мы семья. От меня преподы фанатеют.
– Не будь столь самонадеянной, Крис. Гордыня – это грех, – мягко улыбаюсь, пытаюсь достучаться до своей зажигалочки, – старание и труд - и тебя ждет замечательное будущее, но ты всегда должна работать над собой и не считать, что твой талант вызывает несомненное преклонение, особенно в дизайне интерьера. То, что будет “вау” для тебя, может не понравиться заказчику… Трудись, малышка, и все получится.
Подмигиваю Кристине, а она вдруг губу выпячивает, как в детстве, когда решала со мной поцапаться.
– Ага-ага, да-да. А чего же ты, трудяшка такая, инструмент свой забросила?! Тебе чуть ли не прочили место первой скрипки в Венской филармонии, а ты хоба и все. Завязала. А я знаю почему. Встретила своего принца и на все и забила. Зачем пахать, если вот оно все у твоих ног! А мне пялиться на брутальных мужиков нельзя. Трудиться надо!
Улыбка спадает с моего лица. Младшая сестра бьет по самому больному. Музыка была смыслом и судьбой… Я так думала, так считала, верила, а сейчас…
Опускаю глаза, и Крис спохватывается.
– Нинка, прости! Прости меня, дуру! Я… У меня язык без костей. Не обращай внимания, я просто… да дура я! Ну все, не куксись. Лады?
Сленг сестры вызывает лишь улыбку. Кажется, я старею. Обороты ее речи мне конкретно режут слух.
– Готовы сделать заказ? – возникает рядом симпатичный парень – официант, не сильно старше самой Крис, и моя егоза начинает во всю строить глазки, пока делает заказ, наконец, устремляет вопросительный взгляд на меня. – А ты что будешь?
Пожимаю плечами. Не голодна. Со вчерашнего дня ни крошки во рту не было. Понимаю, что так нельзя, что теперь мне нужно питаться не столько из-за собственного здоровья, сколько из-за моих малышей.
– То же самое, – отвечаю коротко.
Официант подмигивает Крис и уходит, а моя торпеда все никак не сходит со своей цели. Вертится юлой, смотрит по сторонам в поисках Царева.
И вдруг все та же делегация мужчин появляется, в которой Вадим. У меня сердце удар пропускает, потому что конкурент моего мужа вновь бросает короткий взгляд-выстрел в мою сторону.
Мимолетно мазнув, идет дальше.
– Вот это мужик. Блин, с таким рядом пройдешь – трусы потеряешь, сползут по инерции… – тараторит сестра, пока я смотрю в удаляющуюся спину Царева, затем вновь смотрю на стол, где передо мной все еще одиноко лежит визитка… и отчего-то рука не поднимается смять этот клочок дорогой бумаги, выбросить.
Золотая вязь. Никаких инициалов, никакой информации. Только номер телефона. Набор цифр…
Пока Крис занята и не обращает на меня особого внимания, я все-таки забираю визитку и на автомате прячу во внутренний кармашек своей сумочки…
***
И вновь телефонная трель заставляет вздрогнуть. Кошусь на телефон, который валяется на соседнем сиденье, как на ядовитую змею.
Не хочу я слышать голос Пети. Меня трясет. Сильно. Наконец, телефон замолкает, но лишь на мгновение. В следующую секунду падает уведомление о входящем сообщении.
Делаю глубокий вдох. Тяну носом воздух и все-таки забираю гаджет в руки и, разблокировав экран, читаю:
Хорошо. Не отвечай сейчас. Позвоню утром, Нина, и советую ответить. Это в твоих же интересах!
Тянет расхохотаться. Даже сейчас Петя в своем амплуа. Он дозволяет мне не отвечать. Надо же. Мерзавец!
Бросаю телефон обратно на сиденье и кричу так, как если бы Петр был рядом:
– Пошел ты, Станиславский! Пошел ты!
Вытираю слезы с глаз, тру щеки. Бросаю взгляд на часы и понимаю, что хочу к своим крошкам, к своим малышам. Обнять их, зарыться в их волосики и вдохнуть самый сладкий аромат в мире, дающий мне покой и умиротворение.
Вновь завожу машину. Двигатель рычит, а дождь усиливается, и единственное, о чем я думаю – это не попасть в аварию.
Я нужна своим мальчикам.
Выруливаю на трассу и спустя время, наконец, паркуюсь у дома родителей. Связка ключей от родительского дома всегда со мной. Вглядываюсь в окна. Свет не зажжен. Спят все уже. Время позднее.
Забираю сумочку, цепляю телефон, выхожу из машины и замираю под ледяными каплями, которые бьют наотмашь, а перед глазами мой муж и его любовница, в нашем доме, а еще ее признание…
– У нас будет малыш…
Ножом по сердцу.
Мы с Петей имели свои проблемы, отдалились в последнее время. Нет. Раскол, возможно, произошел раньше. В тот самый день, когда он позволил себе дергать беременную меня за руку.
Я дала ему еще один шанс, но не забыла этого. Больше с Петром у нас ссор не было, я занялась подготовкой к родам, устроила ремонт, ушла полностью в приятные хлопоты и заполнила ожиданием своих долгожданных малышей пустоту в душе.
Одежда прилипает к телу. Ледяные капли заползают под воротник, поэтому я себя подгоняю. Открываю дверь своим ключом и прохожу в родной дом, скидываю туфли на каблуках.
Не хочу никого тревожить, никого из своих видеть не хочу. Крадусь по дому в свою старую комнату, когда-то мы делили ее с Крис, потом я съехала, училась в консерватории, но стоит войти, как вижу, что ничто не изменилось.
Тот же шкаф, те же обои, которые в свое время разрисовала младшая сестра, проявляя первый интерес к дизайну.
Скидываю с себя вещи и иду в душ.
Стою под струями, которые обжигают, и смываю с себя воспоминания. Во всяком случае, пытаюсь.
Наконец, обматываю волосы полотенцем, заворачиваюсь в халат и заглядываю в родительскую спальню. К своим малышам. Малютки сладко посапывают в люльках, которые расположены по обе стороны от родительской кровати. Получается так, что Кирюша спит в кроватке рядом с мамой, а Валера радом с папой.
Бабуля и дедуля делят уход за малышами поровну. Обращаю взгляд на родителей. Мои малыши уже не просыпаются ночью. Видимо, пожалели свою вечно недосыпающую мамочку и с недавних пор они спят до самого утра.
Просыпаются, правда, около шести, просят молочка и опять засыпают. В первый раз, когда мне удалось выспаться, я вскочила с кровати с колотящимся сердцем и думала, что проспала, что мои мальчишки плакали, а я не слышала…
Потом пришло понимание, что детки научились спасть всю ночь, и я ходила улыбчивая и счастливая.
Рассказала об этом Петру и он, наконец, возвратился в нашу спальню…
– Я не могу ночью просыпаться. Я веду крупный бизнес. Так что, Нина. Пока будешь спать одна…
Вспоминаю слова мужа, когда он оставил меня одну с крошками. Тогда мама помогла. Она приехала и осталась у меня почти на два месяца, но дом оставлять и хозяйство на большее время она не могла, да и я не позволила бы…
А Петр так и не вернулся в нашу спальню после отъезда мамы. Я зашивалась. Сейчас все иначе вижу, а тогда… тогда оправданий было много.
Только вот перед глазами еще одно доказательство. Мои родители. Папа и мама, которые ухаживают за внуками поровну. Делят между собой обязанности и всегда так было в нашей семье…
Сердце колет от созерцания этой умилительной картины, прикрываю дверь, чтобы никого не разбудить
Тихо иду по коридору, как слышу странные звуки на лестнице. Она у нас скрипит, деревяные половицы откликаются на шаги, и мне вдруг кажется, что там кто-то есть, будто кто-то крадется…
Бросаю взгляд на трюмо, которое стоит у нас в коридоре, за ним ракетки хранятся. Для тенниса. Рука сама тянется к вещи, которую можно использовать как оружие.
Глупо, конечно, но я цепляюсь за ручку и наперевес со своей школьной ракеткой иду к лестницам, к скрипящим половицам, в ночи различаю крадущуюся фигурку. Мелковатую для воришки или преступника.
Выдыхаю и шлепаю по выключателю, пространство озаряет светом, и фигура замирает в комичной позе.
– Куда намылилась?!
Спрашиваю воинственно и откладываю свое оружие, упираю взгляд в сестру, одетую весьма и весьма провокационно, между прочим. Ультракороткое мини, макияж. Длинные волосы распущены и достигают упругой аккуратной попы, обтянутой юбкой. Ярко. Броско. Вызывающе. Но чертовски привлекательно.