Помоги проекту - поделись книгой:
Скрежет моих зубов отчетливо слышен. Я иду в его сторону, распахиваю дверь и сажусь на переднее сиденье.
Петр реагирует, смотрит на меня прищурившись. Скользит взглядом по моим кое-как собранным в хвост волосам. Сжимает губы. Явно не нравится мой внешний вид, и я получаю его коронное:
– Что за вид?!
– У тебя не лучше. Успел уже порезвиться со своей девкой?!
– Ты что, пила?! Омерзительно!
Сразу же ударяет наотмашь словами.
– Ты мне изменил, – парирую, – как долго ты мне врешь, Петя? Как часто твои любовницы спят в постели, на которую я наших сыновей укладывала?!
Голос срывается на крик, эмоции выходят из-под контроля.
– Не устраивай драму, Нина.
В голосе мужа я не слышу ни толики раскаяния.
– Ты и так пожар в доме устроила! Свечи на ковер упали и подожглось все. Вся гостиная в копоти! Своими силами потушить не получилось. Пришлось вызывать пожарных.
Пока мой муж недовольно вещает, злорадная улыбка вспыхивает на моем лице. Я знаю, как трепетно Петр относится к антиквариату, которым украшена гостиная, а я ему устроила Армагеддон.
– Ты понимаешь, какой ущерб нанесла нашему дому?!
– А ты понимаешь, что произошло вчера, Петя?! – не выдерживаю и повышаю голос. – Ты притащил в наш дом любовницу, которая еще и беременна! Ты унизил меня! Оскорбил! Что для тебя дом?! Наш дом?! Наша семья?!
– Прекрати истерику, – качает головой, не нравится, что я голос повышаю, – тебе не идет.
Абсурдность замечания Петра меня буквально выбивает из равновесия.
– Не идет?! А что мне идет?! Быть примерной женой?! Ты понимаешь, что ты предал нашу семью?! Боже, Петя, я столько лечилась от бесплодия, выстрадала наших малышей, а ты… Как долго ты мне изменяешь?!
– Прекрати истерику! Мужчины полигамны, не слышала?!
Цедит слова, а я в лицо его смотрю, и будто чужой человек передо мной. Незнакомый.
Хотя… Может, просто шоры с глаз действительно слетели, и теперь я четко вижу, что из себя представляет Петр Станиславский.
– Ты противен мне! Я не вернусь к тебе! Строй семью со своей беременной любовницей, а нас с малышами оставь в покое! Я на развод подаю! Не прощу я тебя! Не прощу!
Срываюсь на крик. Ударяет кулаком по рулю.
– Хватит! Достала! Прекрати истерику!
Резко выбрасывает руку и ловит меня за локоть, то ли тащит на себя, но в следующую секунду наваливается, вдавливает меня в сиденье, а я упираюсь в грудь мужу. Отталкиваю.
Запах его одеколона и едкий отголосок дыма забиваются в ноздри и вызывают резкую тошноту.
Мне даже это прикосновение неприятно, а Петя все сильнее наваливается. Заглядывает в мои ошарашенные глаза, и я вижу, как на дне зрачков плещется ярость.
– Я притащился сюда ни свет ни заря, чтобы вразумить тебя, дуру! Чтобы дел не натворила. И вижу, что ты, любимая моя, попутала. Так я тебе сейчас на пальцах объясню, что будет.
Цедит слова, и у него губы кривятся.
– Отпусти меня, Петр. Просто отпусти и дай развод. Я не прощу твоего предательства, да и ребенок у тебя будет от здоровой, от той, которая не лечится годами…
Вижу, как вена на лбу мужа вздувается, Петр пугает не на шутку, когда цедит зло:
– Слушай сюда, Нина. Станиславские не разводятся. Максимум, что может случиться – я стану вдовцом.
Неприкрытая угроза. Не просто в словах. В действиях. Руку мне на горло опускает, не сильно сжимает, но ощутимо. Чувствую, что мужчина гораздо сильнее меня, и я просто теряю дар речи на доли секунд, но в итоге все же выдыхаю дрожащим голосом:
– Ты с ума сошел?
– Развода не будет, Нина, даже не надейся! Как, впрочем, и раздела имущества. Я не позволю прессе вкатать мое имя в дерьмо!
– Ты сам вогнал нас и наш брак туда! Ты мне противен, Петр! И не надо меня запугивать.
Станиславский меняется в лице и в глазах появляется стальной блеск. Я ожидаю, что он надавит сильнее, перекроет доступ воздуха, но мой муж удивляет, отпускает меня, отстраняется, и на его губах появляется ухмылка, а кислород он перекрывает мне иначе.
– Даже не начинал. Дорогая моя. Я тебе сейчас расскажу для начала, что будет, если ты будешь гнать поезд в сторону развода. Для начала. Твоя семья лишится этого милого домишки, – указывает пальцем в сторону нашего дома.
Дома, где я выросла, дома, который отец собственными руками строил. У меня кровь в жилах леденеет. Я смотрю на Станиславского и не понимаю, как могла жить с таким человеком и не замечать ту гниль, которая в нем.
– Ты не посмеешь… – выдыхаю едва слышно.
Приподнимает бровь, дает понять, что он посмеет. Еще как.
– У тебя нет никаких прав на дом моих родителей!
– Не совсем так, дорогая, ты не знаешь, но у твоего отца была идея организовать маленькое производство. Были нужны деньги. Нехилые денежки, и дорогой тесть решил брать кредит в одном банке…
Прикрываю дрожащими пальцами рот. Чувствую, как на меня надвигается поезд, который раздавит меня, не оставляя и шанса на спасение.
– Банк одного моего хорошего друга, который был чрезвычайно удивлен, что мой тесть берет деньги не у меня… а проект оказался лажовым… в залог кредита шел дом… смекаешь?
Опять ухмылка на лице мужа, которая искажает черты и внушает мне только омерзение.
– Так вот, радость моя, этот кредит я перекупил… твой драгоценный папочка не пришел ко мне с просьбой поддержать… но я великодушен и все это время сдерживал цепных псов, ведь бизнес не складывается, а кредит выплачивать нужно…
По мере того, как Петр вещает, у меня душа в пятки уходит, и сердце начинает биться через раз.
– У папы появились заказы… он говорил об этом…
– Я знаю абсолютно о всех заказах твоего отца, Нина, как они есть, так через секунду их не будет. Достаточно одного моего звонка.
Откидывается в кресле, а я… я все думаю, как могла жить с этим человеком, как не замечала эту тайную, скрытую личину стервятника…
– По щелчку пальцев твой отец лишится всего. Шанса на развитие собственного дела. Дома… и будет еще и должен. А у него шунтирование… Как думаешь, что будет?
Слеза катится по щеке. Отчаяние. Обида. Боль. Ненависть. Сколько чувств рождается в груди. Сколько…
– Ты не человек… Мои родители всегда были хлебосольны, принимали тебя в своем доме, ты для них как сын… как ты можешь так?! Ты с отцом моим за здравие и его долголетие пил еще несколько дней назад!
– Я тебе уже сказал. Не отпущу. Развода не будет, и ты не бросишь тень на мою репутацию, а если и этого тебе мало, то ты, дорогая моя, пройдешь обследование определенное, и тебя признают недееспособной, думаю, тебя изолируют в хорошей такой частной клинике, я позабочусь о твоем комфорте, а еще огорожу своих сыновей от психически нестабильной сумасшедшей. Факты на руках у меня есть. Ты нам дом чуть не спалила. Это ведь ненормальное поведение, дорогая…
Петр говорит, как паук плетет свою сеть, и я чувствую себя жалкой бабочкой, которая с каждым трепыханием только лишь запутывается сильнее, и ей не спастись…
Каждое его слово подобно ножу, который Петр проворачивает в открытой ране. У меня внутри дыра образуется. Откидываюсь на сиденье. По щекам только слезы, в душе раздрай.
Болит все тело. Сердце болит. И тошнить начинает. От одного взгляда на человека, с которым я постель делила, которого, как мне казалось, я любила…
А теперь вижу. Я не знаю Петра Станиславского от слова совсем. Я видела в нем благородство, достоинство, отношение…
А теперь вижу, что это все дутое, ненастоящее. Настоящий он сейчас. Именно в этот момент, когда угрожает засунуть меня в психушку, отнять детей, довести отца до инфаркта, который он не переживет…
Прикрываю веки. Мозг просто отказывается верить в то, что происходящее – это реальность…
Но вот она я, здесь и сейчас сижу в машине собственного мужа и мечтаю отмотать время вспять, не пойти на тот проклятый концерт и не играть соло на скрипке.
Мое последнее соло, реквием по моей мечте стать именитым музыкантом и добиться успеха в карьере, ведь в тот день ко мне подошел Петр.
Обескуражил юную девушку своим вниманием, взял в оборот и не оставил шанса на отказ…
Если бы… да кабы… Качаю головой, пытаясь прийти в себя после полученного удара. Вернее, добивания. Протягивает руку, накрывает мою мокрую щеку, а я от него дергаюсь, как от прокаженного, но хватка переходит к затылку, и мужская рука зарывается в мои волосы, причиняет боль.
А я терплю и смотрю в глаза человеку, которого мужем больше назвать не могу, и спрашиваю с отчаянием:
– Зачем я тебе, Петя? Почему выбрал именно меня?!
Улыбается многозначительно и отвечает, полный превосходства:
– Была еще одна причина, – отвечает лаконично, а затем его взгляд вспыхивает и зрачок расширяется.
– Какая причина?! Скрипачка понравилась?!
Внезапно прищуриваюсь. В памяти будто красным вспыхивает.
Петр из моих воспоминаний приходит домой, когда я занимаюсь, разыгрываю очередное произведение.
Муж пьян. От него несет перегаром, и я напрягаюсь, потому что никогда его таким не видела…
– Я не терплю эти треньканья на инструменте! Хочу покоя, Нина. Тишины в доме…
В тот день он впервые наорал на меня… а затем… затем моя скрипка сломалась в моих руках…
– Это ведь ты, Станиславский, это ты сломал мою скрипку…
Не отвечает, а я по глазам вижу, что права. Еще один удар. Еще один сильнейший апперкот, который выбивает из меня дух.
Ведь Петр не просто скрипку мою поломал, он жизнь мою сломал в угоду своим прихотям…
– Если бы я хотел звезду, Нина, я бы женился на какой-нибудь певичке, которая телесами светит, а я жену хочу. Нормальную. Чтобы домой приходил, чтобы ждала, еду готовила. Не повар и не ресторан, а жена…
– Ты… с самого начала был подонком! Из стольких женщин ты выбрал меня, но я не понимаю зачем?! Зачем?!
Кричу. Смотрит на меня как-то странно, не могу понять…
– Ты привлекаешь внимание, Нина. Манишь. На тебя смотрят с вожделением. А мне нужна была именно такая женщина рядом, чтобы на светских мероприятиях она блистала своим лоском, породистостью. Но. Разумеется, не только это. Было кое-что еще…
Улыбается многозначительно, а я вся подбираюсь и выдыхаю с нажимом.
– Что?!
– Я люблю выигрывать и щелкать по носу конкурентов, – говорит многозначительно, уверенный, что загнал меня в ловушку и прогнул, – хотел утереть кое-кому нос… забрать и присвоить ту, что вызвала нешуточный интерес у моего заклятого врага…
Глава 9
– Ничего не понимаю! – кричу с отчаянием, и Петр резко отпускает меня.
– Тебе и не нужно! Запомни, Нина, ты моя со всеми потрохами!
Резкий выпад и Станиславский обрушивается на меня своим тяжелым телом, пригвождает к сиденью, пытаюсь оттолкнуть, сопротивляюсь, но он сильно фиксирует мое тело, пытаюсь увернуться, но мужская пятерня впивается мне в волосы и обездвиживает.
– Петя! Нет! – вырывается рыданием, но мой муж не слышит, он целует мои губы, жестко сминает, а у меня слезы брызгают из глаз, и этот поцелуй, словно прикосновение холодной змеи. – Хватит! Я не хочу! Прекрати!
Рыдания рвутся из горла. Меня потряхивает, но муж не останавливается. Поцелуй. Вымораживающий, мокрый, гадкий. Вызывающий у меня рвотный позыв. Пытаюсь сопротивляться, молочу по плечам, пытаюсь оттолкнуть и мычу, когда вторая рука Петра опускается на мое бедро и пытается стянуть мои джинсы. Безрезультатно. Они узкие и застежка особая, сама повозилась, пока застегивала.
– Что за уродские штаны на тебе… – рычит мне в рот Петр, а я благодарю провидение за то, что не пришла к нему в своем платье, иначе…
Меня буквально выворачивает, тело начинает дрожать все сильнее, и в какой-то момент я с силой кусаю Станиславского и бью по щеке, и сразу же сама шиплю от боли, потому что хватка в волосах буквально искры из глаз выбивает.
Муж прикладывает меня о сиденье. Давая понять, что мои трепыхания против его грубой силы просто ничто.
Все перед глазами темнеет от боли, слез, горечи и обиды…
– От тебя выпивкой разит. Чтобы больше такого не учуял, – сам волосы свои поправляет.
Меня же трясет так, что будь в руках чашка с водой, я бы ее разболтала. Шок не уходит. Я смотрю в спокойное высокомерное лицо своего мужа и понимаю, что от насилия меня спасло только то, что он не захотел продолжения…
Поправляю на себе одежду, пытаюсь, вернее, а сама еще даже не осознаю все состояние своего ужаса…
Поделиться книгой: