Музыканты и мстители. Собрание корейской традиционной литературы (XII-XIX вв.)

Одиноко у окна с шелковым навесом. Вышивание мое выпало из рук. Пенье иволги в цветах, что вокруг повсюду,                                         так прекрасно и легко, что не передать. Ах, весенний ветер я как же ненавижу! И безмолвно, бросив шить,                                                                            думаю о нем… Там, идущий вдалеке,                                                    тот студент откуда? Между ив проходит он                                                      в светло-голубом. Как же сделать, чтобы я                                                      ласточкой проворной Изгородь перелетела,                                                      миновав полог?

Студент Ли услышал эти стихи и не мог сдержаться от желания хотя бы раз продемонстрировать девушке свои способности к словесности. Но ворота этого дома были очень высоки, а сад и центральная часть усадьбы находились далеко за оградой. Поэтому он раздосадовался, но ему не оставалось ничего другого, кроме как с чувством глубокого отчаяния продолжить путь.

Когда студент Ли возвращался из академии и проходил мимо дома девушки, он сочинил трехстрофное стихотворение и записал его на полоске бумаги, которую привязал к черепице и перебросил через ограду.

Вот какие там были стихи:

Двенадцать вершин на священной горе Ушань                                  Туманом окутаны в несколько белых слоев. Их острые пики видны только лишь вполовину.                                 И свет фиолета с нефритом сияет на них. И сны беспокойны правителя Чу[55] – сны Ян-вана[56].                                           Один на подушке он грезит и долгие сны Становятся вдруг облаками и дождиком мягким,                         Спускаясь неспешно на светлую гору Янтай[57]. Когда Сыма Сянжу[58] великий                                                        Заманивал вдовицу Чжо[59], В душе его уже полнилась                                                        Огромных чувств вся глубина. Цветок на изгороди яркой                                                        Чарует красным с синевой. От ветра, что пронесся мимо,                                                        Куда упал он, закружась? Какая бы судьба ни ждала —                                                        Плоха она иль хороша. Все бесполезной болью станет,                                                        И день нам будет – словно год. И двадцать восемь слов как сваха                                                        Поднимутся в моих стихах. Когда же встретится мне фея                                                        Та, что взойдет на Синий мост?

Девушка Чхве приказала служанке по имени Хяна пойти и посмотреть, что там упало. Хана принесла предмет, и оказалось, что это стихи, написанные студентом Ли. Девица Чхве расправила полоску бумаги, несколько раз перечитала стихи и в душе обрадовалась.

Она написала несколько слов на этой же полоске бумаги и бросила ее за изгородь. Там было сказано: «Прошу вас, не сомневайтесь и обещайте прийти, как только наступят сумерки».

Студент Ли, как было условлено, дождался сумерек и направился к дому девицы Чхве. Ему бросилось в глаза, что ветка персикового дерева перегнулась через изгородь, и на ней что-то покачивается из стороны в сторону. Студент Ли подошел ближе и увидел: к ветке привязан канат от качелей с прикрепленным бамбуковым крестом.

Студент Ли схватился за канат и перебрался через стену. Как раз в это время над садом взошла луна, и земля покрылась тенями от цветов. Их чистый аромат был великолепен. Студент Ли подумал, что попал в мир небожителей, и почувствовал легкую радость в душе. С другой стороны, дело было очень секретным, и он так волновался, что, казалось, волосы на его голове встали дыбом.

Студент Ли начал огладываться по сторонам, внимательно смотря налево и направо. Девушка уже была среди цветущих кустов. Она, а точнее – сама девица Чхве и ее служанка Хяна, – заколов в волосы только что срезанные цветы, сидели на мягкой подстилке, разостланной в глухой части сада. Девушка увидела студента

Ли и тихо засмеялась. А затем, декламируя вполголоса, сочинила две строки стихотворения и первой запела:

На ветвях персика и сливы                                                            бутоны полны красоты. И на подушке у влюбленных                                                            прекрасен свет ночной луны.

Студент Ли продолжил стихотворение:

Но если все узнают новость,                                                          что здесь давно уже весна, Не станет ли все то убогим,                                                                      из-за бездушных бурь, ветров?

Девица Чхве изменилась в лице и произнесла:

– Я с самого начала хотела стать вашей женой, чтобы всю жизнь, занимаясь разными домашними делами, с веялкой и веником в руке, до самой смерти в радости прожить вместе. Отчего вы вдруг говорите такие странные слова? Хотя я лишь женщина, но спокойна в душе и ни о чем не беспокоюсь. Вы же, обладая смелым духом настоящего мужчины, произносите слабохарактерные речи! Если в будущем все, что происходит сейчас на женской половине дома, станет известно, и отец станет меня бранить, я возьму всю ответственность на себя. Хяна! Сходи в комнату, принеси вино и угощения!

Хяна ушла, чтобы исполнить указание. Вокруг было очень тихо и пустынно. Никаких признаков человеческой жизни. Студент Ли спросил:

– А что это за место?

Девушка Чхве ответила:

– Мы рядом с небольшим павильоном, который расположен в задней части усадьбы, у горного склона. Мои родители проявляют ко мне особую любовь, зная, что я – одинокая девушка, у которой нет возлюбленного. Поэтому специально для меня они построили этот павильон на берегу пруда с лотосами. Чтобы, когда приходит весна и начинают цвести прекрасные цветы, я могла бы вместе со служанкой приятно проводить время. Покои, где живут мои родители, очень далеко отсюда. Поэтому, если здесь громко смеяться и шуметь, они не смогут вот так, ни с того ни с сего, что-то услышать и узнать.

Девушка Чхве налила чарку изысканного вина и преподнесла студенту Ли. Затем, беззвучно шевеля губами, сочинила стихотворение в старинном стиле и прочла его:

У изогнувшейся ограды – у лотосового у пруда — На берегу, в цветах прелестных, влюбленных                                                                                                                шепот не слыхать. В тумане мягком, ароматном,                                                                                когда весенний дух как свет, Так хочется, придумав строфы,                                                              песнь Танца в белом[60] мне пропеть! Но вот луна уже склонилась. И тень цветов.                                                                                                А мы вдвоем у изголовья Потянем вместе ветвь куста —                                                    и дождь цветочный нас накроет. Проникнет аромат цветов в одежды наши —                                                                                                                               из-за ветра. И дочь Цзя Чуна[61] танцевала, поддавшись                                                                                                                 чарам той весны. Рубашкой шелковой случайно задела ветви диких роз, И попугай, в цветах дремавший,                                                                                    проснулся, громко зашумев.

Студент Ли тут же сочинил стихи в ответ:

В края небожителей верно ль пришел я?                                    Здесь персиков садик весь в полном цвету. И нет таких слов, чтобы мог описать я                                            Все чувства и мысли, что полнят меня. Красиво блестит золотая заколка,                                                                В прическе нефритовой на голове. И свежей весны дорогие одежды —                                                                            Зеленым узором расшиты они. И ветром восточным ко краю гонимый                                                Цвет лотоса мягко прибился к груди. О, ветер и дождь! Не качайте те ветви,                                               Что полны цветами блаженной весны. Одежд рукава, развеваясь по ветру,                                    Закроют как тень светлый образ тех фей. Под древом коричным танцует свой танец                                                                                                Волшебная дева Хэн-э[62]. И может ли следовать беспокойство                                                                До тех пор, пока еще все хорошо? Не нужно слова этой новенькой песни                                                                Давать попугаю, чтоб выучил он.

Как только закончилось пиршество, девушка Чхве сказала, обращаясь к студенту Ли:

– То, что сегодня произошло, – не просто малозначащая связь. Вы, мой возлюбленный, непременно должны последовать за мной и до конца проявить свои глубокие чувства.

Закончив говорить, девушка Чхве вошла в павильон через северные двери. Студент Ли пошел за ней и увидел внутри приставную лестницу. Он поднялся по ней и обнаружил наверху комнату. Находившиеся там книжные шкафы и письменные принадлежности были аккуратно расставлены и разложены, содержались в чистоте. На одной из стен висели две картины: «Река в тумане и ярусы горных пиков»[63] и «Бамбук и старое дерево»[64]. Обе знамениты. Их верхние части украшали стихи, написанные каллиграфически. Однако их автор был неизвестен.

В стихах первой картины были записаны такие строки:

Неизвестною рукою мощными мазками кисти Горы так изобразили, что среди реки они. Фанкуньшань[65] стоит громадой                                                                                 в тридцать тысяч саженей. В дымке облаков она – вполовину лишь видна. То, что дальше, – очень мелко и расплывчато видно. То, что ближе на картине, – это пик.                                                                    Тугим узлом зелено возвышен он. И зеленою волною в бесконечности река. Видится закат далекий… Мысли о родной земле. Как смотрю картину эту —                                                                        очень грустно, грустно мне. Будто в дождь и в бурю лодка                                                                          по реке Сянцзян[66] плывет…

В стихах второй картины были такие строки:

В дремучем и глухом лесу как будто шорохи слышны. Здесь древо старое стоит и полно тайных чувств. А корни влажные его оделись буйно в мох. Кривые ветви старика бьет ветер, бьет и гром. А в самом сердце у ствола – огромное дупло. Как может рассказать оно о странностях своих? Как говорят, Вэй Янь[67], Юйкэ[68] —                                                                                               по смерти духом стали. Как много тех, кто может знать,                                                                                где Тайна Неба есть? И неподвижно у окна перед картиной этой Смотрю, сколь много глубины на кончике кистей.

На другой стене висели четыре свитка, на которых были написаны стихи, воспевающие пейзажи четырех времен года. Кто сочинил эти стихи, тоже неизвестно. Но каллиграфический почерк был очень красивый и изящный. Он подражал квадратному стилю китайского каллиграфа Чжао Мэнфу[69].

Стихи на первом свитке гласили:

За занавесью комнатной арома благовоний, А за окном в саду цвет персика как дождь. Вот колокол уже пробил. Звонит о пятой страже.                                                                                                                                 Проснулась я. А у пруда, где лотосы цветут,                                                                      кричит о чем-то цапля в белом. Весной у ласточек птенцы день ото дня растут. Закрою плотно я покоев женских двери. Замру в усталости. Застынет движенье                                                                                                             золотой иглы. А бабочки к цветкам летят, у каждой – пара есть. О чем-то спорят и летят по саду они в тень, Туда, к цветам опавшим. И с дрожью холод проберется в зелень юбки. Весенний ветер без причин не дует вдруг. И как же разобраться в этом странном чувстве? В цветах везде танцуют мандаринки-утки. Весенний свет у госпожи Хуансы,[70] То красный, то зеленый на окне. Сад полон аромата от цветов,                                                                          но дух весенний в тягость. Тихонько приоткрою полог и смотрю: увядшие цветы.

На втором свитке были такие стихи:

Пшеничный колос начал колоситься,                                          и ласточек птенцы на крыше уж видны. Гранаты в садике, что в южной его части,                                                                        цветут повсюду, освежая взор. Под голубым окошком женский образ.                                                  И слышен звук от ножниц при шитье. Чтоб юбку сшить, она все нарезает                                                                                          кусочки фиолетовой зари. Цветут теперь уж зимние жасмины,                                                                 и дождь вдогонку мелко моросит. В тени акаций белых иволги поют                                                          и ласточки-жемчужинки в полете. Опять уж близко время увяданья,                                                     когда годичный цикл совсем пройдет. Цвет винограда дикого опавший,                                                      и пробивается лишь молодой бамбук. Сорву-ка я еще зеленый персик,                                                           и брошу им, чтоб в иволгу попасть. А у террасы южной дует ветер,                                                                                и солнечные тени не спешат. От лотосов густые ароматы.                                                                                И полон пруд водою до краев. На глубине, где волны темно-сини,                                                               то там, то тут бакланы на воде. А за бамбуковой моей лежанкой,                                                              там, за циновкой – волны ячменя. На ширме, где река Сянцзян,                                                                                повсюду стаи белых облаков. От лени не проснуться мне,                               и сплю весь день я, проспав уж середину дня. А на окне горит закатный свет,                                                                   заря вот-вот на западе зардеет.

На третьем свитке были записаны такие стихи:

Когда осенний ветер дует, и иней холодом идет, Прекрасен свет луны. И зеленеет осенних вод волна. То там, то тут вдруг вскрикнет гусь                                                                                                                и, плача, полетит. Опять мне слышно! В золотой колодец                                                                  падет ведь лист павлонии одной. В то время, как там, под кроватью,                                                                             треск насекомых все сильней, Тут, на кровати, плачет дева,                                                                        в слезах вся яшмовых она: «Ушел мой милый в поле брани за много-много                                                                                                                               тысяч верст». Однако и сегодня ночью в «Воротах яшмы»[71]                                                                                                                                    лунный свет. Хотела сшить я новую одежду,                                     но слишком холоден на ножницах металл. Тихонько позвала служанку,                                                                                   чтоб та утюжек поднесла. Но не заметила того я, что не горячий уж утюг. Заслушалась игрой на цитре. И чешется на голове. Увял уж лотос в маленьком пруду,                                                                          и пожелтели листья у банана. И первый иней бел на черепице,                                                                        где утки мандаринские в узоре. Тревоги старые и новые обиды: не просто                                                                                             с ними будет совладать. К тому же в комнате для новобрачных —                                                                                   лишь стрекотание сверчка.

На четвертом свитке были такие стихи:

От сливовой ветки на крае окна повисла                                                                                                                 огромная тень. Свет лунный так ярок. Он тут, у ворот,                                                        где западный ветер так скор. Гляжу безучастно, погас ли огонь,                                                                   в жаровне единственно светлой. Потом позову только служку свою,                                                                      чтобы воду для чая несла. И листья в лесу от ночного мороза белеют, И вихрь гонит снег в галереи у длинных домов. И ночь бесконечна, и сон об утехах влюбленных, Стремится он к месту, где были бои, но стал лед. Свет красного солнца заполнил все окна и теплый,                                                                                                                    как будто весной. Глаза, еще полные сна, и полно в них тревоги. Молоденькой сливы цветок, весь в болезни-горячке,                                                                                                     покажет лишь щечку, В смущении спрятав лицо. И лишь вышиваю                                                                        безмолвно в любви мандаринок. А ветер, что иней несет – он скребет по деревьям,                                                                                                                                                где север. И ворон кричит под луной. Он за душу берет. Светильник стоит предо мною. И плачу о милом. Нить выпала. Шить не могу. И игла не идет.

В боковой части мансарды находилась еще одна маленькая комната. В ней, за пологом, аккуратно и со вкусом была разложена мягкая подстилка, одеяло, подушки. Перед пологом зажжен мускус, а в лампе горело масло орхидеи. Свет лампы был настолько ярким, что, казалось, в комнате светло как днем.

Студент Ли и девушка Чхве стали наслаждаться высшими радостями любви. Так они провели в павильоне несколько дней.

Как-то раз студент Ли сказал девушке Чхве:

– В древности мудрецы говорили: «Если родители живы, а ты уходишь из дома, обязательно нужно сообщать им, куда идешь». Прошло три дня с тех пор, как я не совершал утреннего и вечернего приветствия родителям. Наверняка они волнуются и ждут меня, прислонившись ко входной двери. Дети не должны поступать так.

Девушка Чхве очень расстроилась и кивнула головой в знак согласия. Она повелела, чтобы студент Ли перебрался через изгородь и отправился домой. После этого не было ни одной ночи, чтобы студент Ли не приходил к девушке Чхве.

Однажды вечером отец студента Ли спросил:

– Когда ты уходил из дома по утрам и возвращался на закате, я знал, что ты это делал для того, чтобы обучиться речениям о гуманности и справедливости, которые оставили нам мудрецы древности. Но в последнее время ты уходишь по вечерам и возвращаешься утром. Что это значит? Наверняка ты занимаешься легкомысленными делами, перебираясь через чужую изгородь и, что называется, «ломаешь ароматное дерево». Если все выйдет наружу, другие будут упрекать меня за то, что я не сумел в должной строгости воспитать сына. К тому же, если окажется, что ты, негодник, встречаешься с девушкой из знатной семьи, из-за твоих безрассудных поступков наверняка будет запятнана честь этой семьи, тем самым ты причинишь ей глубокий моральный вред. Да-а, это совсем не пустяковое дело. Отправляйся-ка ты вместе с нашими старыми слугами на юго-восток, в Ённам, и следи там за работами в поле. И не возвращайся сюда!

На следующий день студента Ли, будто в ссылку, отправили в местность Ульчжу[72].

А девушка Чхве каждый вечер ждала студента Ли в саду. Прошло несколько месяцев, но студент Ли не приходил. Девушка Чхве подумала, что он заболел, и отправила свою служанку Хяна, чтобы та втайне все разузнала. Жители соседнего дома сказали:

– Юноша Ли провинился перед отцом и был отправлен на юго-восток Кореи, в Ённам. С тех пор минуло несколько месяцев.

Узнав об этом, девушка Чхве заболела, слегла и больше не поднималась. Она не могла взять в рот не только еду, но даже воду. Ее речь стала бессвязной, кожа высохла и потускнела.

Родители девушки Чхве были очень удивлены и пытались узнать о причинах болезни, но она молчала, накрепко закрыв рот. Тогда родители осмотрели ее шкатулку для бумаг и нашли там стихи студента Ли, которые тот сочинил в ответ на стихи дочери. Содрогнувшись от испуга, они воскликнули:

– Мы чуть не потеряли нашу дочь!

Затем спросили у дочери:

– Кто такой студент Ли?

Так как дело приняло такой оборот, девушка Чхве больше не могла ничего скрывать. Тихим голосом, с трудом извлекая из горла звуки, дочь призналась во всем родителям:

– Отец! Мама! Вы вырастили меня, и ваше благодеяние настолько велико, что я не могу ничего утаивать. Я размышляла в одиночестве и поняла, что чувство любви, которое возникает между мужчиной и женщиной, будучи естеством человеческой натуры, является крайне важным. Поэтому в классической «Книге песен», в главе «К югу от Чжоу», говорится, что нельзя упускать хорошего времени для свадьбы до того, как опадут плоды сливы. В Чжоуской «Книге перемен» есть предостережение, что «глупо совершать безрассудства, основываясь лишь на том, что чувствуется в икрах». Тело мое тонкое и нежное, подобно иве. Нужно было, как говорится в стихах, воспевающих опадающий тутовник, выйти замуж до того, как завянут листья шелковицы. Я же не думала остерегаться того, что, поздно выйдя замуж, могу оказаться брошенной. И, замочив одежду росой, что у дороги[73], я не смогла сохранить целомудрие. Поэтому другие теперь насмехаются надо мной. Опять, подобно тому, как лиана живет, опираясь на ствол другого дерева, я уже совершила проступок, подобный тому, что совершила Чан-эр[74]. Проступок мой превосходит все пределы и наложил позор на всю нашу семью. Но после того, как юноша-шутник украл аромат девушки из семьи Цзя[75], чувство глубокой обиды, подобное тому, что появилось у девушки Ли Цин к студенту Цяо[76], имеет тысячи проявлений. Я со своим слабым и хрупким телом пыталась пережить свое тяжелое и печальное одиночество, но чувства мои становились с каждым днем лишь глубже, а болезнь с каждым днем все более тяжелой. Теперь я почти на грани смерти и, кажется, скоро обращусь в злой дух, приносящий беды.

Если вы, мои родители, выслушаете и примите мое желание, я смогу сохранить остаток жизни. Если вы откажете в моей нижайшей просьбе, за этим последует только смерть. Пусть даже мне предстоит скитаться вместе со студентом Ли там, внизу, в мире мертвых за Желтой рекой, я клянусь, что не выйду замуж больше ни в какую другую семью.

Выслушав дочь, родители поняли, что она хотела им сказать, и больше не спрашивали о причинах болезни. С одной стороны, они проявляли всяческую осторожность, с другой – утешали и старались облегчить ее душевное состояние. Затем, направив сваху, они испросили мнение семьи студента Ли насчет свадьбы, которую хотели провести, как полагается, в соответствии со всеми правилами свадебного ритуала.

Отец студента Ли, спросив прежде о том, насколько хороша родословная и положение семьи девушки Чхве, ответил:

– Хотя мой недостойный сын по возрасту еще юн и говорят, увлекся девушкой, он хорошо осведомлен в науках и по внешности не хуже других. Однако я хотел бы, чтобы прежде он, рано или поздно, стал первым на государственном экзамене на должность, став подобным голове дракона, чтобы когда-нибудь «услышать голос феникса»[77], прославляющий его имя. И я не хочу торопиться с выбором брачной пары.

Сваха возвратилась и рассказала все как есть. Тогда семья Чхве отправила сваху в дом семьи Ли еще раз, велев сказать следующее:

– Все мои прежние друзья хвалят вашего сына, говоря, что у него выдающиеся таланты, которые отличают его от других. И хотя пока их не замечают, до каких пор он может «оставаться вещью в лотосовом пруду»[78]?

Нам кажется, лучше поскорее определить счастливый день свадьбы, чтобы две семьи соединили свою добрую волю.

Итак, сваха отправилась еще раз и передала эти слова отцу студента Ли. Он ответил:

– Я тоже с раннего возраста рос с книгами в руках, внимательно изучал классические сочинения. Однако и состарившись не смог добиться успеха. Поэтому все мои старые слуги разбежались, от родственников помощи тоже мало, жизнь моя трудна, а хозяйство лишь утомляет. Однако почему процветающей семье со столь высоким авторитетом запал в душу один человек из семьи бедных ученых, и она хочет именно его видеть своим зятем? Это наверняка оттого, что люди, которые любят скандалы, чрезмерно перехвалив мой род, обманули вас.

Сваха опять передала эти слова семье Чхве. Тогда отец девушки ответил:

– Все, что связано с церемонией подготовки к свадьбе и нарядами, я возьму на себя. Вам же было бы неплохо определить время для свадебного торжества «с цветочными свечами», чтобы его день был счастливым.

Сваха еще раз вернулась и передала эти слова.

Раз уж все так обернулось, в семье студента Ли решили посмотреть на дело иначе. Отправили гонца за сыном, чтобы тот вернулся домой, а затем спросили его мнения. Студент Ли очень обрадовался и, не в силах сдержать свои чувства, написал такие стихи:

Зеркала медного две половинки,                                        Приходит время – и вместе они. Ворон с сорокой на Млечном пути,                                        Помогут в счастливый день свадьбы. И лунный старец, теперь он готов                                        Связать вместе красную нить. И в ветре восточном той грустной кукушки                                        Не надобно голос бранить.

Когда девушка Чхве услышала эту новость, ей стало полегче, и она тоже сочинила стихотворение:

Дурная судьба обернулась хорошей судьбою. И клятвы слова наконец-то сбылись. Когда же придет время ехать в повозке с оленем? Опершись, я встану, заколку с цветами                                                                                                     на место вернуть.

Затем наконец приняли решение о свадьбе, выбрав счастливый день, и оборванная красная нить любви вновь стала связанной. После завершения свадебного ритуала и совместного вкушения блюд супруги стали жить вместе, во взаимной любви и уважении, соблюдая этикет, подобный этикету принятия гостя. И хотя их можно было сравнить с образцовыми супругами китайской древности – Лунь Хун и Мэн Гуа[79], Бао Сюань и Хуань Сяоцзюнем[80], все же вряд ли кто-либо из персонажей прошлого был лучше девушки Чхве и студента Ли в верности и чувстве долга.

На следующий год студент Ли занял первое место на экзамене на государственную должность и стал известным высокопоставленным сановником. Слава о нем широко распространилась, дойдя до двора государя.

На десятом году правления корёского государя Конмин-вана[81], когда китайские повстанческие войска «красноголовых» заняли столичный город Кэсон, государь поспешил укрыться от них в местности Покчу[82]. Враги сжигали дома, убивали людей и домашних животных, а потом съедали их. Простые люди – супруги, родственники – не могли защитить друг друга, бежали, куда могли, и прятались. Положение было таким, что каждый думал только о собственной жизни.

Ученый Ли вместе с семьей спрятался в глухой местности у отвесной скалы. Но один разбойник, вооруженный ножом, напал на их след. Сам ученый Ли бросился бежать и еле сумел избежать гибели, а его супруга попала в руки разбойника. Разбойник хотел было, угрожая, совершить над ней насилие, но женщина стала громко браниться:

– Ах ты, черт проклятый! Ну, убей и съешь меня!

Лучше умереть и стать добычей волков и шакалов, чем разделить ложе со свиньей и собакой вроде тебя!

Разбойник разозлился и убил женщину, сняв ее мясо с костей.

Ученый Ли спрятался в поле, густо заросшем высокой травой, и чудом смог сохранить жизнь. Спустя продолжительное время, когда до него дошла весть о том, что разбойники изгнаны, он отправился в старый дом, где жили его родители. Но дом оказался сожжен дотла, там больше ничего не было. Тогда ученый Ли решил пойти в дом жены. Но и от него остались лишь пустые комнаты в пристройке для слуг, а внутри пищали мыши да кричали птицы.

Ученый Ли, не в силах сдержать печали, отправился в маленький павильон, поднялся в верхнюю комнату и долго вздыхал, утирая слезы. Незаметно стемнело, а он продолжал одиноко сидеть с безучастным выражением на лице. Он долго думал о том, как радостно проводил здесь время в прошлом, и все это казалось одним долгим сном.

Когда наступила вторая стража, было около полуночи, и на небе смутно показалась луна. Ее свет отражался на крышах домов и в полях. Это было особое время. Вдруг в проходе послышался звук далеких шагов.

Постепенно он приближался. И когда стал слышен отчетливо, оказалось, что это женщина Чхве.

Ученый Ли точно знал, что она погибла. Но он очень любил свою жену, поэтому не усомнился в ее существовании и не счел ее появление странным. Он сразу спросил ее:

– Где тебе удалось спрятаться и выжить?

Женщина крепко сжала руку ученого Ли, долго и горько плакала, затем по порядку рассказала обо всем, что с ней случилось:

– Искони я – дочь из хорошей семьи. С детства следовала поучениям родителей, прилагала усилия к постижению разных видов вышивки, изучила путь «Книги песен», «Книги книг», понятия гуманности и долга. Но так я постигла лишь правила поведения на женской половине дома. Откуда мне было знать, что следует выучиться умениям, которые необходимы за пределами дома? Однако, как только вы, возлюбленный, один раз подглядели поверх изгороди, за которой распустились красные цветы персика, я сразу, естественным образом, предложила вам жемчужину, добытую из глубин синего моря. Одна улыбка перед цветком – и зародилась благодать на всю жизнь.

Мое благорасположение к вам было намного больше, чем то, что возникает после частых встреч за пологом и продолжается в счастливой жизни до самой смерти.

Мне грустно и стыдно оттого, что приходится говорить это. Как вынести всю эту грусть и стыд?!

В будущем я хотела жить вместе с вами сто лет до старости, «возвратившись в поля и сады». Но разве можно только мечтать? Как говорят, «внезапно подкошенное, тело скатывается в канаву»[83]. Поэтому, в конце концов, я не отдала свое тело разбойнику, подобному волкам и шакалам, а выбрала судьбу быть растерзанной на части в грязи. Так случилось только по воле Неба. Человек по своему усмотрению не в состоянии решиться на такое. Однако после того, как мы расстались в глухой долине, мне было очень больно в душе от того, что я стала подобна одиноко летящей птице, потерявшей свою пару. И хотя мне было печально из-за того, что я лишилась дома, что умерли мои родители, и что моей усталой душе нет места, где приткнуться, я считала большим счастьем, что мое слабое тело избежало бесчестья, потому что верность и честь – то, что действительно важно, а земная жизнь – то, что легко. И кто пожалеет мою душу, разбитую на части и подобную остывшей золе? Хотя мои сгнившие кишки, разорванные на мелкие кусочки, собраны вместе, кости мои выброшены в поле, а печень и желчный пузырь валяются на земле, покрыты слоем пыли и грязи. Я хорошо помню радость прошлых дней, но нынче мне грустно и тяжело.

Теперь в одинокую долину вернулось время весны вместе с грустной игрой на флейте и воздухом, несущим тепло. Поэтому, подобно тому, как душа Цянь-нюй[84] вернулась на этот свет, я намереваюсь еще раз прийти в этот мир. Уже дано твердое обещание встретиться на горе Панлай[85] через двенадцать лет, а из пещеры

Цзюйку[86] исходит тонкий аромат «трех миров» – прошлого, настоящего и будущего. Именно в такое время, оживив чувства, когда нужно долго находиться в разлуке[87], я обещаю, что никогда не откажусь от клятвы, принесенной прежде. Если и вы не забудете этот обет, я намереваюсь в счастье прожить с вами жизнь до самого конца. Готов ли мой возлюбленный поступить так?

Ученый Ли, обрадованный и в то же время тронутый рассказом, сказал:

– Это то, чего я страстно желаю.

И двое, сев лицом друг другу, с чувством поведали обо всем, что у них было на душе. Зашел разговор и о том, что все их богатство разграбили разбойники. На это женщина сказала:

– Мы ничего не потеряли. Я закопала драгоценности в такой-то долине у такой-то горы.

Ученый Ли спросил:

– А знаешь ли ты, где находятся останки родителей двух наших семей?

Женщина сказала: